– А имени этого профессора не помнишь?
– Чего помнить? Я его знаю. Хотел сделать с ним интервью, как раз после той публикации, но Бородин отказался. Его зовут Александр Ильич.
– Молодой?
Слуцкий усмехнулся:
– Для ученого – юноша. Ему под шестьдесят.
– Спасибо, дорогой. Когда ответ дашь? Я команду для пиара готовлю, возглавишь – сам помощников наберешь…
Слуцкий поднялся:
– Не обижайтесь, Гурам Давидович, в вашей пиар-компании я участвовать не буду.
– Почему, дорогой…
– Я уже сказал.
– За свою репутацию боишься? Сколько она стоит?
– Она бесценна.
Гурам проводил журналиста до дверей, где его приняли телохранители, и по другой лестнице спустился на первый этаж. Офис своей службы безопасности бизнесмен держал в левом крыле дворца. Три комнаты для сотрудников, одна под арсенал с оружием. Комнаты имели отдельный выход и собственную парковку, не с парадной стороны, а позади здания. Начальник службы, Гиви Бандария, при появлении шефа поднялся. Злобия отеческим жестом обнял Гиви за плечи, усадил обратно.
– Сиди, дорогой. – И сам уселся напротив. Гиви заметил, что босс чем-то недоволен. Обычно, пообедав сациви, тот лоснился от удовольствия. А сейчас был хмур, и в глаза собеседника не смотрел.
– Есть проблемы, батоно?
– Меня сейчас один журналист обидел.
– Чем, батоно?
– Я его маму имел… Репутация ему моя не нравится!
– Нейтрализовать?
– Не надо, он меня еще в жопу поцелует… – Гурам был старше и владел огромным состоянием, но к своему работнику высокомерия не выказывал. И тому были причины. Гурам Злобия и Гиви Бандария – оба мегрелы. У Злобия огромное состояние, а Бандария – брат известнейшего уголовного авторитета. Правда, сам Гиви брата немного стыдился, ни в чем ему не подражал, избегал блатных словечек, никогда не ругался матом и вместо слова "мочить", употреблял глагол "нейтрализовать". Но характер имел железный и хозяина не подводил. Помимо этого их сближали дальние родственные связи.
Услыхав, что Гурам не жаждет крови обидчика-журналиста, Гиви сделал вывод – хозяин пришел не за этим:
– Слушаю тебя, батоно?
– Гиви, конечно, все это может быть фуфло, но меня заинтересовало.
– Заинтересовало, обсудим.
– Понимаешь, Гиви, пару дней назад у меня обедал Кирилл Паскунов.
– Помню, батоно. Это брат Владимира.
– Он самый. Понимаешь, дорогой, по его словам, один генетик придумал интересную феньку. Он лезет в мозг человека, что-то там крутит, и потом этот человек становится честным.
– Шутка?
– Может быть – да. Может быть – нет. Журналист назвал фамилию профессора Бородина. Будто пару лет назад этот профессор о чем-то таком писал. Но речь шла о крысах. Что, если он за это время научился на людях. Как ты думаешь?
– Не знаю, что и сказать, батоно.
– А ты проверь. Последи за этим ученым. Закинь ему прослушку, поработай недельку, вдруг, правда.
– Как скажете, батоно.
– Представляешь, сколько бабок можно сохранить, пропусти я своих работников через такую феньку.
– А если правда, что делать? Похитить?
– Гиви, сначала узнай. Потом перетрем.
– Хорошо, батоно Гурам. Пошлю Нодара с ребятами. Где этот мудрец пасется?
– В Москве. В Институте Экспериментальной Генетики.
– Заметано. Выясню, доложу.
– Что с Ахмедовым?
– Получил два метра земли в бессрочное пользование.
– Пуля?
– Обижаете, батоно Гурам. Вы же просили "без стрельбы". Обыкновенный несчастный случай. Даже в прессе ни слова.
– Это правильно. Удобрения хорошо, а лишний шум – плохо.
– Ребята отзвонились с дороги. Ваша супруга сорок минут назад вышла из цирка и едет домой. Скоро будут.
Гурам поднялся и, похлопав Гиви по плечу, направился к парадному входу встречать наследника. Мысль о сыне успокоила миллионера и вернула ему хорошее расположение духа.
* * *
Владимир Антонович Паскунов старался изображать внимание, но заставить себя слушать президента не получалось. Не то чтобы он совсем не слышал, о чем идет речь, но так, вполовину уха. Конкретно олимпийская стройка его не заботила. А президент говорил именно о ней. Да и совещание проводилось в Сочи по той же причине. Скандал с расхищением огромных средств постоянно муссировался СМИ, и глава государства разносил ответственных за это чиновников. Докладчик старался избегать резких слов вроде "вор", "взяточник" или "бандит". Ограничивался привычным "озверели". Присутствие журналистов не позволяло главе государства использовать доходчивые русские термины, что лишало выступление необходимой моменту остроты. Но Владимир Антонович скучал по другой причине. Данная проблема, мягко говоря, не являлась для него сенсацией. Любой крупный проект в России тут же становился вожделенным лакомством приближенных к Кремлю казнокрадов. Не избежал этой участи и Сочи. Воровать начинали при закупке участков у населения и продолжали до сдачи объекта. Смета по ходу строительства поднималась, как на дрожжах, а выделенные бюджетом средства съеживались, как шагрениева кожа. Обвиненные президентом чиновники оправдывались рыночными реалиями, обещали разобраться и тупили взор. Тоскливость процесса заключалась в осведомленности всех собравшихся в зале сторон как причинами возникновения проблемы, так и итогами данного совещания. Сам руководитель страны не спустился с небес: имел в начале карьерного пути контакт с отечественным бизнесом и прекрасно знал все существующие методы ограбления государства.
Владимир Антонович тоже давно разобрался в существующем порядке вещей и мучился зевотой, которую приходилось скрывать. Но неожиданно оживился. Помощник президента Григорий Андреевич Ляпунов подошел к шефу с запиской. Раньше Владимир Антонович Ляпунова не видел и считал, что его в Сочи нет. Помощник курировал образование и науку. Сенатор с ним поддерживал хоть и шапочное, но продолжительное знакомство. Именно с Ляпуновым имело смысл поднять тему учебников. После встречи с братом Владимир Антонович умножил тираж издателя Духарикова на пять рублей своего интереса. Сумма не ахти, но пятиминутная беседа его не утомит и еще даст повод поддержать полезное знакомство. В начале перерыва помощник подался в буфет. Сенатор поспешил следом и подсел к его столику. Минералка, гренки и икра входили в протокол и оплаты не требовали.
– А ты что тут делаешь? – Удивился помощник президента, уплетая бутерброд с икрой.
– Представляю свой подкомитет. Сочи входит в число гуманитарных проектов…
– Пока тут проблемы совсем иного порядка.
– Воруют? – Сочувственно поинтересовался сенатор, разливая воду в бокалы: – Тебе с газом?
– Без. Не то слово. Скорее, грабят. Жулик на жулике – уже не знаешь, с кем работать…
– Могу помочь.
– Ты?
– Не я. Один ученый генетик нашел в мозгу человека ген, отвечающий за честность, и научился его активизировать… Хочешь продвинуть проект?
– Сбрендил? Оглянись по сторонам. Кто из них пойдет на такое? А здесь сегодня цвет нашего царства-государства. Как теперь принято говорить – элита. Лучше не смеши. Есть что-нибудь на бабки?
Владимир Антонович оглянулся. Два субъекта за соседним столиком внимательно прислушивались к разговору помощника президента с сенатором. Их специфические лица выражали полнейшее равнодушие, но сенатора не проведешь. Однако Владимира Антоновича это не остановило. Он понимал: встречи с людьми типа Ляпунова в неформальной обстановке – подарок судьбы. А к подаркам надо относиться бережно.
– Григорий, тут ко мне обратился издатель Духариков. Он хорошее дело затеял – учебники для средней школы. Нужен госзаказ…
Ляпунов посмотрел сенатору в глаза и тихо спросил:
– Тираж?
– Десять миллионов…
– По десятке отстегнет, считай, договорились.
– Не знаю, потянет ли?
– Почему не потянет?
– Не будет же он себе в убыток печатать?
– Ты что? Вчера родился? Пусть маржу в себестоимость забьет. Платит-то бюджет.
– Хорошо, договорились.
Ляпунов достал из кармана небольшой блокнотик:
– Надо записать. Как его фамилия?
– Духариков.
– Духариков. Учебники. – Вот, теперь порядок. А то столько дел – все в голове не удержишь. Ты ему скажи, пускай готовит письмо на имя министра образования, но передашь его мне.
– Понял. – Владимир Антонович отследил, как блокнот исчез в кейсе чиновника:
– Ты с допотопным блокнотом. А где новомодные фейсбуки или как их там?
– Компьютеры имеют особенность зависать или терять память. С книжкой надежнее. Ну все, побежал. А то хватится, а меня нет… – И Ляпунов быстрым шагом устремился к двери.
Сенатор проводил помощника президента задумчивым взглядом, допил минералку и повернулся к окну. Синева моря напомнила о курортных утехах. Подумалось о пляже, загорелых женских телах, и еще раз нависла вся тяжесть державной ноши.
Так называемые простые люди в шортах, плавках и купальниках предаются неге под пальмами, а он и его коллеги вынуждены париться в галстуках и решать многотрудные дела отечества. Все это было грустно и несправедливо. И Владимир Антонович тяжело вздохнул.
* * *
Арсений приехал на работу и с порога потребовал крепкого кофе. Секретарша тут же отметила бледность патрона и некоторую томность в его взгляде. О причине его утомленности Ирина догадывалась. Вчера, во время обеденного перерыва, к ней зашла подруга Таня, весьма привлекательная девушка. Банкир тут же положил на нее глаз и велел познакомить. Ира познакомила, а потом Татьяна ей призналась – Арсений пригласил ее поужинать в Доме Кино. Последствия этого свидания вполне объясняли бледность босса, а томный взгляд свидетельствовал о том, что рестораном оно не закончилось.
– Арсений Александрович, вы помните, в девять тридцать у вас встреча с американским бизнесменом?
– Помню, поэтому и приехал, – ответил банкир и указал на настольный календарь. В нем он отметил время визита и имя визитера.
До появления Тома Белькофа оставалось пятнадцать минут. Арсений успел выпить чашку кофе и обрести форму. Американец сносно говорил по-русски. Его предки-эмигранты попали в Америку после войны. Дед с бабушкой познакомились в лагере военнопленных, который освободили американцы. Владимир Белкин, так тогда звучала фамилия предка бизнесмена, чудом избежал репатриации на родину. Чем сохранил жизнь себе и перспективу рождения будущему внуку. Среди солдат из стран антигитлеровской коалиции только русских военнопленных возвращали домой с клеймом предателя и судили. В других странах своих солдат, переживших плен, считали национальными героями. Белкину повезло, он попал в американский сектор. Тех, кто оказался у англичан, Черчилль вернул Сталину на съедение, и сотни тысяч несчастных погибли. Все это Том Белькоф рассказал Арсению при их первой встрече во время экономического форума в Питере. У двух преуспевающих молодых мужчин возникла мгновенная симпатия, какая иногда перерастает в крепкую дружбу, а иногда остается мимолетным воспоминанием. Арсений запомнил американца, но продолжения отношений не ждал. А вчера Белькоф неожиданно позвонил и попросил о встрече. Бородин понимал – утром из него боец неважный, но Том днем улетал из Москвы, и банкир согласился.
Посетитель опоздал на десять минут. Что, учитывая московские пробки в это время суток, можно считать исключительной пунктуальностью.
Мужчины пожали друг другу руки, и Бородин повел американца в кабинет для приема ВИП-персон. Тот самый, где обещал отцу помочь с уголовниками для опытов.
Заметив на столике крекеры, коньяк и виски, Том взмолился:
– Пить не буду, – и стукнул себя ладонью по горлу: – Вот где мне ваша пьянка остановилась.
– Другой бы спорил… – Улыбнулся банкир, вполне разделяя отвращение посетителя к алкоголю. Он и сам вчера употребил лишнего.
– Спасибо, – американец широко улыбнулся, и Арсений понял – улыбнулся искренне.
– Ты сказал, днем улетаешь? Домой или куда-нибудь поближе?
– Лечу в Японию, а оттуда делаю возвращение в Москву. Но это будет иметь зависимость от нашего разговора. У меня к тебе предложение.
– Внимательно слушаю.
– Хочу инвестировать в Россию средства. Ваш президент кажется теперь надолго и обещает инвесторам хороший климат. Мне это интересно. Я готов вложить деньги в перспективные разработки ваших ученых. Но я не простой американский парень. Я есть жмот. Мне нужно с один доллар получить полтора. А это значит, я смогу использовать ваши достижения по всему миру. В том числе и Америка. Ты меня понимаешь?
– Понимаю, но что ты хочешь от меня?
– Ты мне понравился.
– Спасибо.
– Это не эмоции. Я навел справки. У тебя крепкий банк. Я хочу вести дела через него. Мои деньги, твой банк и наши общие идеи. Теперь понял?
– По поводу банка, да. По поводу идей, не совсем.
– Ты есть русский, ведешь свой бизнес в России, и ты сын ученого. Тебе виднее, во что вкладывать средства.
Арсений колебался, выложить Тому о работе отца, или воздержаться. Но поразмыслив, решил – вреда не будет. Рассказал, как в проект отца уже вкладывает деньги. Мистер Белькоф поначалу слушал рассеяно. Родственная поддержка казалась ему чем-то слишком личным. Но, по ходу информации, глаза американца загорелись. А когда он услышал о бандитах, переродившихся в джентльменов, вскочил с дивана и потащил Арсения за собой:
– Пошли, я хочу их видеть!
– Тебе не надоели пробки? Я вызову мужиков сюда. Они сядут в метро и через полчаса будут в банке.
– Сами?! Без охраны?
– Естественно. Я же сказал, они стали вполне добропорядочными гражданами. Я снимаю для них квартиру, оплачиваю их расходы и даже подумываю взять их к себе на работу.
– Колоссально! – Завопил Том, все больше загораясь желанием приобщиться к открытию.
Арсений позвонил Лыкарину и пригласил троицу в банк. Американец не мог успокоиться. От волнения его русская речь все больше выдавала в нем иностранца:
– Послушай, этот проект может нас делать золотыми. Если я буду предлагать конгрессу программу по работе с преступниками, нам выделят колоссальные деньги. Я тебе обещаю. Для Америки это есть серьезная проблема.
Бородин усмехнулся:
– Для России тоже.
– Для России это не есть проблема, а есть жизнь. Мой друг пытался делать здесь бизнес. Пустой номер. Его компаньону контролировали выстрел в голову. Его деньги воровал начальник налоговая служба. В России воры сама власть. Милиция, суд, министры – все воруют. Проект твоего отца тут не имеет пользы. Послушай меня, это годится только для цивилизованных человек.
Арсений бы не возражал, будь Том жителем России. Но выслушивать подобное от иноземца, даже русского происхождения, ему претило.
– Коль у нас все так ужасно, зачем ты намереваешься инвестировать сюда свои деньги?
– Арсений, не надо думать обид. У вас очень талантливые человеки. Ты не можешь делать представление, как русские ученые продвинули западный прогресс. Какую горячую область не возьмешь в глаз, везде русские. Вы есть молодцы. Поэтому я и даю предложение – голова русская, территория США.
Секретарша доложила о прибытии бывших уголовников. Арсений поднялся, встретил друзей на пороге, представил Тому каждого. Пожимая руки джентльменам, мистер Белькоф не без опаски косился на их татуировки.
Арсений попросил Лыкарина назвать статью, по которой его и друзей осудили, и рассказать каждого о совершенном преступлении. Лыкарин предпочел отвечать за себя. Арсений не возражал:
– Хорошо, Федор, начнем с вас.
– Отбывал по статье сто шестьдесят второй пункт четыре "В". Срок девять лет. Отбыл три года семь месяцев.
– Можете уточнить за что?
– За разбой, ясное дело.
– И что вы совершили?
– Налет на воронежское отделение сбербанка, с нанесением тяжких увечий.
– И кому вы их нанесли?
– Охранникам.
– Каким образом?
– Пальнули в них пару раз.
– Убили?
– Нет, не получилось, иначе бы по сто пятой пошли.
– Это ваш первый срок?
– Четвертый.
– И все за разбой?
– Примерно. Статья одна, пункты разные.
Закончив с Лыкариным, Бородин перешел было к Водиняпину, но американец его остановил:
– Хватит, Арсений, я уже взял в голову. Вижу, это есть очень достойные джентльмены с богатым биографием. Могу я сам сделать им вопрос?
– Пожалуйста. – Улыбнулся банкир.
Американец обратился к Водиняпину:
– Как я понял, вы сейчас живете свою жизнь на всем готовом?
Тот охотно с этим согласился:
– Живем в хоромах, как у Христа за пазухой.
– Скажите, чем собираетесь иметь заработок, когда окажетесь на свободе без опеки вашего покровителя. Опять делаете грабеж?
Водиняпин на мгновенье замялся:
– В том-то и беда, что не сможем. Мы теперь чужого не берем. Профессор над нами что-то учинил. Смотрим на чужие бабки – хоть рубли, хоть доллары, аж с души воротит. Так что пока не знаю. Работать хотим. Это если нас не замочат.
Американец сделал большие глаза:
– Вы имели в виду "не убьют"?
– Да. Должок у нас есть неотданный.
Арсений поспешил успокоить:
– Сегодня получите кредит и можете отдать ваш долг.
Все трое бывших уголовников облегченно вздохнули. Бородин вызвал секретаршу и распорядился проводить джентльменов в отдел физических лиц. Те уважительно за руку простились с банкиром, его посетителем, и с достоинством удалились.
Мистер Белькоф некоторое время сидел молча. Знакомство с бывшими рецидивистами его потрясло. Наконец, обрел дар речи.
– Я готов давать свое участие. У тебя есть ролик?
– Какой ролик? – Не понял Арсений.
– Кино. Как шли опыты, как им делали этот активаций. Схемы мозга. Как говорят у вас – рекламный клип.
– Пока нет, но можно подготовить. Съемки отец вел постоянно.
– Это будет колоссально! Через десять дней я делаю возвращение. Постарайся успеть.
– Хорошо, Том. Но я тебя предупреждаю, если руководство страны поможет с финансированием, твое участие не понадобится.
– Арсений, пойми, твой отец доказал, преступление есть болезнь. Диагноз – нарушение генетического кода. Делай мне доверие. Я живу за океан, но твою страну знаю лучше, чем ты. России это не надо. Это надо для цивилизованного мира. Того мира, где человек делится на вора и честного гражданина. В России так не делят. Прости, но это есть факт.
– Все меняется.
– Оптимист – есть хорошо. Наивность – есть болезнь ума. Ты оптимист, но немножко с болезнью ума. Это я говорю, потому что ты мне нравишься.
– Я понял.
Мистер Белькоф посмотрел на часы и протянул Арсению руку.
– Мы с тобой будем иметь много золота и много слава. И твой папа с нами.