Сопроводив американца до проходной банка, Арсений поднялся в приемную и спросил секретаршу о своем дальнейшем графике.
– Арсений Александрович, в двенадцать вы хотели собрать менеджеров среднего звена. В два часа дня у вас обед в клубе предпринимателей. Больше у меня на сегодня записей нет.
– Хорошо, зови сотрудников. – Распорядился банкир и позвонил отцу. К телефону подошла Мария Николаевна.
– Арсик, папа еще спит. Разбудить?
– Не надо, мама. Пускай отдыхает.
– Сказать, чтоб перезвонил?
– Не надо, мама, у меня совещание.
– А что надо?
– Надо, чтоб сидел дома и до моего звонка никуда не уходил.
Проследовав в кабинет, Арсений взял фломастер и записал на странице календаря: "Кино для цивилизованного мира".
* * *
"…дом престарелых… пять стариков смогли самостоятельно… жертв могло быть и больше …по факту возбуждено. Ваши зубы… рекомендация стоматологов номер один в мире". Мария Николаевна уменьшила звук телевизора и, стараясь не шуметь, заглянула в спальню. Александр Ильич похрапывал, разметав одеяло и распластав руки. Она немного постояла на пороге и так же тихо прикрыла за собой дверь. Супруг обычно поднимался рано, и в это время уже давно трудился в лаборатории. Но вчера допоздна засиделся с гостями и улегся около трех ночи. Мария Николаевна уже дважды заглядывала в спальню, но муж пока глаз не открывал.
Вчера их посетила чета Шаньковых. Артур Михайлович и Елена Сергеевна – отец и мать лаборанта – волновались за свое чадо. Виктор последнее время редко бывал дома и выглядел утомленным. Парень окончил первый курс института, но в каникулы не отдыхал, а круглые сутки работал.
Шаньковы и Бородины дружили со студенческих лет, но последние годы виделись редко. И не они одни. Некогда хлебосольная и степенная Москва превратилась в огромную суетливую биржу, где каждый торопится добыть акции на собственное счастье, не оставляя на друзей ни сил, ни времени. Даже молодежь, которой общение куда нужнее по многим естественным причинам, собираться по домам перестала. Кто побогаче, посещает ночные клубы и модные тусовки, кто победнее, едва добравшись до дома, валится в койку. При капитализме денег зря не платят, а если молодой человек еще умудряется совмещать службу с учебой, ему уж точно не до гулянок. Коль молодым не всегда хватает сил для общения, что говорить о старшем поколении? Отсутствие деловых интересов разлучает старинных приятелей на долгие годы, особенно, если они переехали в дальние районы и обросли семьями.
То же произошло и с родителями Шанькова. Не работай их сын лаборантом у профессора, скорее всего и вчерашнему визиту не бывать. Последний раз они встретились случайно в театре пять лет назад. Мария Николаевна в полнеющей пожилой даме едва признала подругу юности. Артур изменился меньше. Профессорша давно заметила – мужчины чаще сохраняли черты молодости. Вспоминая вчерашние посиделки, она с грустью думала о себе. Если Лена превращалась в старуху, тот же процесс происходил и с ней. Чего греха таить – увы, и она не становится краше. Опять вспомнила о Сурковой. Та молода, красива, а любит ее старика. Мария Николаевна, втайне от мужа, навестила Катерину в больнице. Уж она ей там высказала все от души. Обругала соплячкой, неблагодарной тварью, и еще много нашла эпитетов. Недаром окончила филологический факультет… "В твоем возрасте и с твоей внешностью на тот свет стремятся только идиотки", – она рассчитала верно. Резонные доводы и уговоры вызовут у неудавшейся самоубийцы лишь дополнительную жалость к себе, а ругань – ярость протеста. И оказалась права. Когда женщины прощались, Катерина поклялась больше не "дурить". Да и глаза у нее стали другие, без затаенной тоски – нормальные человеческие глаза.
"…один террорист убит, трое сотрудников МВД попали в реанимацию …вздутие живота… восстанавливает обмен… вернем вам деньги" – диктора заглушил громкий звонок в дверь.
"Наверное, Клава", – решила она и отправилась в прихожую. На случай разбоя в доме дежурила консьержка, а перед дверью Арсений установил камеру наблюдения. Монитор в прихожей заменял жильцам дверной глазок. Мария Николаевна посмотрела на экран и увидела не домработницу, а молодого мужчину в синей спецовке. Незваный визитер беззвучно шевелил губами. Она включила микрофон и спросила, что ему надо.
– Простите, я настройщик из телевизионного ателье. Мы меняли тарелку на крыше вашего дома, необходимо проверить сигнал. Можно, я войду?
– Входите, – она открыла дверь: – Только, пожалуйста, потише. Муж спит.
– Я не потревожу.
Настройщик снял ботинки и в носках прокрался за хозяйкой к телевизору. Достав из чемоданчика непонятные для нее приборы, проследил путь кабеля по всей квартире, включая кабинеты сына и мужа, вернулся в столовую, пощелкал каналами, вынул из кармана мобильный и куда-то позвонил. Затем что-то проверил на задней стенке телевизора и убрал приборы обратно в чемоданчик:
– Все в порядке.
Мария Николаевна проводила его в прихожую. Молодой человек обулся, еще раз шепотом произнес слова благодарности и пешком побежал вниз. Она услышала, как он позвонил в квартиру нижнего этажа. "Бедолага! За день по лестницам набегаешься, останешься без ног", – пожалела она телевизионного мастера и забыла о его существовании.
Вскоре Александр Ильич поднялся. Она заглянула к нему в ванную и передала о звонке сына.
– Арсик просил тебя не уходить, пока с тобой не свяжется.
– Ладно, я ему сейчас позвоню.
– Не нужно, мальчик на совещании. Он сам тебе перезвонит.
– Перезвонит, и хорошо. – Ответил супруг, скобля себя допотопной безопасной бритвой.
– Ты бы хоть с ним по-мужски поговорил.
– О чем?
– Мальчику надо жениться. Случайные связи до добра не доведут. Сколько можно таскаться?
– А как ты думаешь?
– Саша, откуда я знаю. Но нормальные дети в его возрасте уже своих детей в школу водят.
– И чем они нормальные? Мой Фоня тоже женат, но ничего нормального я в этом не вижу. Недавно чуть жену не загрыз…
– Саша, при чем тут твои обезьяны?!
– При том… С моей точки зрения, нормальный мужик к сорока годам обязан что-то создать или открыть. А плодить детей обезьяны могут ничуть не хуже.
– Не всем же становиться учеными.
– Маша, туалетная комната не лучшее место для философских споров. Может, ты дашь мне добриться?
– Прости.
Мария Николаевна удалилась, но ненадолго. Через минуту вернулась с телефоном:
– Арсик звонит…
Александр Ильич наскоро вытер лицо и взял трубку.
– Да, сынок.
– Папа, у меня сегодня в два часа встреча в городе. Я через полчаса заеду, нам надо поговорить, на это у меня есть сорок минут. Потом я тебя отвезу на работу. Жди меня в брюках, носках и рубашке.
– Договорились, дружок.
– И бумажник приготовь, чтобы не искать часами.
– Арс, не доставай, я все понял…
Арсений, как всегда точен, явился ровно через полчаса и сразу потянул отца в кабинет:
– Папа, я утром говорил с одним американским бизнесменом. Он серьезно заинтересовался твоей работой. Вполне допускаю его финансовое участие. Но просит он не текст, а фильм. Ты же снимал опыты?
– Снимал, той самой камерой, что ты нам подарил.
– Отлично. Из всего отснятого надо смонтировать кино минут на пять – десять.
Александр Ильич посмотрел на сына с недоумением. Про кино он все понял. Не понял, почему американец.
– Арс, я совсем не хочу дарить свое открытие янки. Активизация гена "h" необходима нашей стране. Мы же с тобой не раз обсуждали…
– Да, папа, патриотизм – это похвально. Получим финансирование от Кремля, слава Богу. А если нет? Я уже не так мало вложился. Только сегодня твоим господам-уголовникам, чтобы их не угрохали, выдал кредит в пятнадцать тысяч долларов.
– А зачем им такие деньги?
– Понимаешь, они тоже дали взятку тюремному начальству и должны вернуть. Так сказать, воровская честь. Я же тебе говорил, вся страна живет по воровским понятиям, а они и подавно. Пришлось выдать. Ты же не хочешь потерять подопытных?
– Не дай Бог!
– Я тоже так подумал. А сколько еще понадобится на взятки судьям и чиновникам для их досрочного освобождения, не знает никто.
– Спасибо, сынок, я ценю твою помощь. Но янки?
– Ты же сам говорил – наука не имеет национальности.
– Наука, дружок, не имеет – имеют ученые. И мне далеко не безразлично, кто воспользуется плодами моего труда. Надеюсь, тебе тоже.
– Папа, чего спорить? Фильм во всех случаях пригодится. Вы своими силами сможете его смонтировать?
– Думаю, эта работа по плечу Вадиму Дружникову. Он с камерой на "ты" и коротенькие фильмы уже монтировал.
– Вот и прекрасно. Твои аспиранты должны мне восемьдесят тысяч рублей. Скажи им, сделают фильм – мы в расчете.
– Хорошо, Арс. Только сперва надо их найти.
– Найдутся.
Отец и сын из дома вышли вместе. Мария Николаевна перекрестила близких и побежала на балкон. Она видела, как ее мужчины уселись в машину и выехали в арку двора. Заметила она и второй серебристый лимузин, покативший следом, но не придала этому значения.
* * *
Искать аспирантов профессору не пришлось. Поднявшись в лабораторию, он застал всю команду в сборе. Мало этого, в своем кабинете обнаружил письменный стол под белой скатертью, а на нем бутылку вина и закуски.
Тарутян, Дружников, Суркова и Шаньков стояли возле стола почетным караулом и изо всех сил старались сохранять строгость лица. Но заметив растерянность патрона, не сдержались и прыснули. Александр Ильич за ними. Смеялись долго и немного истерично, но лучшего способа снять стресс в сложившихся обстоятельствах сам академик Павлов бы не придумал. Шаньков, благодаря событиям последних дней, заработал небывалый авторитет, и по праву им пользовался. Поборов приступ веселья, юноша взял инициативу на себя:
– Господа ученые, позвольте считать торжественный сбор команды открытым, Доверяю Коле Тарутяну откупорить бутылку.
– Я г-г-г-готов. – И Николай потянулся к штопору, но профессор его остановил:
– Нет, господа, пирушку мы отложим. Первым делом, именно потому, что мы ученые, необходимо проверить, как восстановился у ребят ген. В связи с этим прошу Катю и Виктора готовить приборы, а вам, господа аспиранты, проследовать в операционную.
Лица молодых помощников мгновенно обрели серьезность, и кабинет опустел.
Первым обследование прошел Дружников. Суркова тут же обнаружила ген "h", о чем радостно сообщила патрону. Ген находился в том месте мозга, где ему и полагалось, и обрел прежние размеры. Это известие коллеги встретили громкими аплодисментами. Следующим проверке подвергся Николай Тарутян. Его "h" так же полностью восстановился, но профессор продолжал изучать мозг аспиранта и неожиданно попросил Тарутяна усыпить.
– Зачем, Александр Ильич? У м-м-меня же все в п-п-порядке?
– Не все, дружок. Но ты не волнуйся. Я вреда тебе не причиню.
Николай послушно подставился под маску, и через несколько минут задремал. Александр Ильич приказал Дружникову запустить лазерную установку, а сам пошел готовить себя к "операции". Оставшись одни, чтобы не выдавать своего недоумения, помощники старались друг на друга не смотреть. Профессор вернулся в марлевой повязке и белых перчатках:
– Приступим. – Тарутяна подкатили в зону действия установки. – Катя, иглу.
В операционной Александр Ильич становился диктатором, и приказы его исполнялись беспрекословно. И хотя это был первый случай в лаборатории, когда помощники не понимали, чем занят их патрон, ослушаться им и в голову не приходило. Они замерли и молчали. Тихий зуд приборов наступившую тишину делал еще пронзительнее. Мозг Николая пульсировал на экране монитора, и едва заметный луч лазера проникал в него все глубже. Вот он остановился, задрожал и стал ярче. В этот момент губы аспиранта дрогнули. Еще мгновенье, и луч начал тускнеть и постепенно погас совсем. Через полчаса все было закончено, а еще через пятнадцать минут Тарутян проснулся.
– Как ты себя чувствуешь, Коля? – Спросил профессор, сбрасывая повязку и перчатки в урну.
– Вроде, все нормально, Александр Ильич.
– Прекрасно. Теперь я готов вернуться к столу. Кстати, я сегодня не завтракал и, затратив на коллегу изрядную толику энергии, нагулял зверский голод. И еще я бы хотел снять наше застолье на камеру. Тащите ее в кабинет.
Несмотря на шутливый тон руководителя лаборатории, помощники вернулись к столу озадаченные. Александр Ильич приказал запустить съемку в автоматическом режиме, занял свое кресло и широким жестом пригласил всех к столу.
– Мне бы хотелось, друзья, чтобы бутылку откупорил Вадим, а Николай произнес первый тост.
Дружников с поручением справился и разлил вино по бокалам.
– Веселее, друзья. Мы не на поминках, – улыбнулся профессор и, повернувшись к Николаю, напомнил: – Первый тост за тобой.
– Александр Ильич, я право не знаю, что и сказать. Мы собирались отметить нашу встречу после этого и не нахожу слов. Мы с Вадимом готовы помогать Вам и дальше. Теперь мы понимаем, что невольно сделались такими же подопытными эксперимента, как Федор Лыкарин и его сокамерники. Но все хорошо, что хорошо кончается. Должен вам признаться – легкие деньги приносят только пустые радости. Мы с Вадимом это хорошо поняли. И еще мы поняли – люди, что живут ради подобных радостей, по сути заслуживают не зависти, а сострадания. Вот и все, что я хотел сказать…
– Браво, Коля. – Профессор лукаво оглядел соратников: – Дамы и господа, вы ничего не заметили?
– Александр Ильич, вы о чем? – Насторожилась Суркова. Она чувствовала некий подвох в вопросе патрона, но не могла сообразить, в чем он заключается.
– Ладно, друзья мои, тост произнесен, давайте выпьем и закусим.
Выпили все, но с видимым аппетитом с закусками расправлялся только Бородин. И растерянность молодых коллег его только забавляла.
– Что же, друзья… Раз вы такие ненаблюдательные, направлю ваше внимание. Вы заметили, во время тоста Николай ни разу не заикнулся?
– Блин, вы его вылечили!? – Первым догадался Дружников.
– Коля, ты столько наговорил и, действительно, ни разу… – Суркова смотрела то на профессора, то на аспиранта и не могла поверить. Ее кумир за пятнадцать минут превратил заику в нормального человека. Это было грандиозно. За столом поднялся невероятный гвалт. Все наперебой требовали от Николая подтверждения. Тарутян тоже кричал и поражался отсутствию своего дефекта. Позволив помощникам выпустить пар, профессор постучал вилкой по тарелке, призывая к тишине.
– Друзья мои, это и для меня почти чудо. Когда мы производили манипуляции с генами наших подопытных рецидивистов, я обратил внимание на ген, отвечающий за речь в мозгу Николая. Он мне показался немного меньше, чем у Вадима. Но в спешке я не сконцентрировался. Помните, в какой нервозной обстановке мы действовали? И потом все время вспоминал об этом наблюдении. Постепенно мною овладела мысль, что ген речи тоже можно активизировать. Это стало навязчивой идеей. И я рискнул.
Тарутян со слезами на глазах поднялся из-за стола, подошел к профессору и неожиданно опустился перед ним на колени.
– Александр Ильич, я до конца жизни этого не забуду.
Профессор покраснел как девушка, поднял Николая за воротник и истошно крикнул:
– Никогда не смей становиться на колени перед мужчиной! – А как только смущенный аспирант вернулся на место, добавил уже совсем другим тоном: – Дружок, не вводи меня в краску. Наука должна помогать людям. Все здесь сидящие достойны восхищения. Мы с вами на пороге новой эры. Я уверен, государство оценит возможности генетики в преобразовании человека. Скоро мы сможем превратить родину в страну честных людей. А заодно избавлять заик от дефекта речи. Но это всего лишь побочный продукт нашего открытия. Таких продуктов еще будет много. Человеческий мозг – это белая книга. И мы в ней прочли всего несколько строк.
После этого короткого инцидента и слов профессора все ощутили облегчение. Казалось, будто и попытка Сурковой лишить себя жизни, и грабеж, совершенный молодыми учеными, остались в странном, тягостном сне. Страница перевернута и забыта. Теперь они проснулись и готовы шагать вместе по этой трудной, но удивительной дороге, которая зовется наукой. И каждый из них в эту минуту подумал: "Я счастлив!"