* * *
Владимир Антонович Паскунов вернулся из Сочи утром и решил провести день дома. Поездка его утомила. Особых надежд урвать что-нибудь для себя во время олимпийской разборки он не питал. Но когда на одном пятачке собирается столько влиятельных чиновников из окружения президента, сенатор был вправе рассчитывать на большее. Однако не вышло. Глава государства гневался и держал подданных в постоянном напряжении. Каждый из них опасался вернуться в Москву разжалованным и обсуждать планы на перспективу остерегался. Но как говорится, с паршивой овцы и шерсти клок… В данном случае, клок шерсти олицетворял собой десятимиллионный тираж учебников для подрастающего поколения россиян и сулил Владимиру Антоновичу реальную выгоду. А поскольку день прилета сенатор решил посвятить отдыху, он не мешкая позвонил брату.
Городская квартира Паскунова занимала немалую часть семнадцатого этажа и выходила окнами на Гребной канал. Со времен правления первого президента России район Крылатское превратился в оазис для преуспевающих государственных мужей и народных избранников. Удальцам из глубинки выдавались квартиры на время думского призыва. Но ушлые депутаты находили способ закрепиться в столице, и казенное жилье, чаще всего, оставляли себе в вечное пользование. Владимир Антонович в их число не входил. В Москву он переехал еще при Горбачеве, и мог теперь почитать себя коренным жителем стольного города.
Лето семья сенатора проводила в загородном особняке, а Паскунова, если он оставался в Москве, обслуживали две домработницы. Их, как и весь штат, обслуживающий сенатора, оплачивала казна.
Кирилл Антонович прибыл через сорок минут после звонка брата и застал его за легким завтраком. Владимир Антонович усадил родственника за стол и поведал о своем разговоре с помощником президента. Услыхав, что тот запросил десятку с книги, Кирилл Антонович матерно выругался, хотя матерился крайне редко.
– Чего ты волну гонишь? – Беззлобно пристыдил Владимир Антонович: – Он же предложил свою маржу вложить в себестоимость.
– Все равно много. Ты и то пятерку просил.
– Кирюш, не первый день живешь на свете. Чем ближе к телу, тем выше процент. Не я это придумал. Мужика тоже надо понять – живет как на вулкане, могут ночью вызвать, могут заставить заснуть в Москве, а проснуться в Хабаровске. Ему хлебушек нелегко дается, вот и заботится о будущем. Без кресла ему и на паперти не подадут.
– Хорошо, я передам Духарикову, пусть сам голову ломает.
– А чего ему ломать? Ему надо писать письмо на имя министра образования. А дальше все как по маслу.
– Себестоимость не так трудно посчитать. Как он перед налоговиками выкрутится?
– И они с него свое получат. В нашей стране надо жить и другим давать. Это Духариков лучше тебя знает. Если ему даже один рублик останется, с такого тиража и это подарок. Без госзаказа он своими сраными учебниками даже задницу не подотрет. Учебники и Академия печатает, и само Министерство образования, и много кто еще, куда грамотнее его.
– Хорошо, Володя, я не против. Скажи, а по поводу Бородина с ним пообщался?
– Даже слушать не пожелал. Говорит, кому это нужно…
– Странно…
– Чего тебе странно? Я уверен, даже прикажи им президент пройти эту процедуру, они бы сто раз извернулись и не пошли. Тоже мне радость – честный чиновник! Без порток останешься.
– Нам не все равно, пойдут они или нет? Нам важно финансирование получить и свое отстегнуть.
– Это и ежу ясно. Повторяю для несмышленых – это никому не нужно.
– Вот и ошибаешься. Я Гураму только намекнул, знаешь, как у него глазки загорелись!?
– А бандиту зачем ген честности? Или совесть проснулась?
– Он не для себя. На него несколько тысяч гавриков вкалывает. Страдает от их воровства…
– А вот это интересно. Может, ему профессора впендюрить?
– Я сразу об этом подумал. Но ты еще попробуй. Не один Ляпунов к президенту вхож.
– Подумаю.
– Гурам просил отлоббировать повышение пошлин на минеральные удобрения. Сулит миллионы.
– А зачем ему это? У него же игорный бизнес.
– Игорный бизнес в городах запретили.
– Не смеши, он его в нелегалку переведет и загребет еще больше. Эти ребята с законами работать умеют. Вместо игорных автоматов залы для лотерей открывают. В общем, без дела не сидят.
– Этого я не знаю. Я, Володя, лишних вопросов никогда не задаю. А Гураму тем более. Сам признался – скупает компании, связанные с удобрениями, и готов платить.
– Большая канитель. Но подумать можно. Что он хочет конкретно?
– Запрета импорта или увеличения пошлин. А еще лучше и того, и другого.
– Хорошо, помозгую. Ты почему ничего не ешь?
– Завтракал.
– Минеральные удобрения, говоришь… Помнишь месяца полтора назад пошел отстрел мужиков, связанных с этим бизнесом. Его рук дело?
– Скорее всего. Он на весь прошлый месяц в Африку уезжал, две львиные шкуры приволок.
– Молодец, в львов почему не пострелять? И шкуры привезешь, и алиби добудешь. Хваткий грузин, но все равно бандитов не люблю. Это они от тупости. Головой не могут и палят. Поверь, Кирюш, моему слову – век туземцев в России кончается. Приходят умные русские ребята. Воруют, но с головой. У тебя все?
– Пока все.
– Ну, тогда езжай. Я посплю немного. От этих подковерных поездок устаешь больше, чем от работы.
Братья обнялись, и Кирилл Антонович дал брату возможность отойти ко сну. Полицейский, охранявший парадное, проводил его до машины. Стоянка тоже охранялась, но охранник знал брата сенатора в лицо и тут же поднял шлагбаум. Кирилл Антонович выехал на Рублевское шоссе, позвонил из машины Духарикову и назначил издателю встречу. Пусть его пара рублей за книжку с наваром высокого чиновника и собственного брата в сравнение не шли, но, как говорится, с миру по нитке… Кирилл Антонович работы не боялся. И хоть его брат не президент, а всего сенатор – доступ и к его телу свою таксу имел.
* * *
Гиви Бандария выслушал отчет своего заместителя Нодара и его ребят с окаменевшим лицом. Глава службы безопасности бизнесмена Злобия умел не выдавать своих чувств, будь то ярость или удовлетворение, и в присутствии подчиненных никогда не улыбался. Может быть, именно этим он внушал им ужас и уважение. Исполнитель, совершив ту или иную работу, никогда не знал, чем закончится его доклад – премией, мордобоем или смертью. Сотрудники Гиви передавали друг другу, как легенду, случай с одним нерадивым работником. Тот, вместо того чтобы проследить за клиентом, выпил лишнего и соблазнился предложением продажной девушки. Гиви выслушал его вранье, ни слова не говоря, достал пистолет и отстрелил работнику ухо.
Но Нодару подобное не грозило – его молодчики сработали чисто и наказания не боялись. Мало того, что в квартире профессора Бородина они умудрились установить три микрофона, так в тот же день сумели и записать интересующий босса разговор. И это еще не все – им удалось проследить за сыном профессора, который оказался ни больше ни меньше, как владельцем банка "Пробуждение".
Отпустив сотрудников, Гиви внимательно прослушал запись и составил полный отчет о проделанной работе. Гурам Давидович предпочитал лично выслушать начальника своей службы безопасности, но требовал и аналитической справки по интересующему вопросу. Такие бумаги он долго не хранил. Перечитывал по нескольку раз, а потом сжигал в камине. Но запоминал навсегда.
Закончив со справкой, Гиви позвонил хозяину и доложил о готовности к встрече.
– Дорогой, у меня сейчас люди, освобожусь, сам к тебе зайду, – ответил бизнесмен и отключил трубку.
Гиви понял – сегодня раньше ночи домой не попадет. Хозяин редко уточнял время своего появления. Во-первых, считал это ниже своего достоинства, во-вторых, не всегда сам знал, когда освободится. Гурам Давидович не вел четкого графика работы. В иные дни к нему люди тянулись нескончаемым потоком. С одними вел переговоры, другие уже ждали в приемной. Случалось и иначе – бизнесмен целый день слонялся по дому, бесновался с сыном или валялся у телевизора. Сегодня он вел прием. И когда он закончится, не ведал никто.
Гиви позвонил жене и предупредил о задержке. Красивый рослый кавказец нравился женщинам. Но на удивление знавших его земляков, жене не изменял. Свою Нино Гиви любил нежно и бережно. Их отношения длились уже двенадцать лет, но со стороны они выглядели молодоженами. При этом счастливым Гиви себя не считал. Нино не могла иметь детей, а он мечтал о сыне. Молодая супруга страдала бы больше, хоть чем-то выдай муж свою горечь. Но Гиви умел скрывать чувства не только от подчиненных, но и от любимой женщины. Насколько он мог быть жестоким с другими, настолько тактичным и ласковым с ней.
Голос жены еще звучал в его сердце, когда в коридоре раздался жуткий треск и грохот. Гиви поморщился. Сын хозяина, шестилетний Реваз носился по коридорам дворца на своем квадроцикле. Делать замечаний ребенку в доме никто не имел права. Наказывать сына разрешалось лишь самому Гураму Давидовичу, но бизнесмен обожал мальчишку и позволял ему почти все. Однако на этот раз голос родителя звучал строго, и грохот смолк. Гиви понял: хозяин идет по коридору. Это вовсе не означало, что он проследует в офис службы безопасности. Но Гиви на всякий случай вышел в коридор и оказался приятно удивлен – Гурам Давидович, судя по одежде, официальный прием закончил и направлялся именно к нему. Расстегнутая бархатная куртка открывала поросший рыжеватой шерстью живот хозяина, а легкие шелковые брюки спускались чуть ниже колен. Без парадного костюма владелец огромного состояния скорее напоминал духанщика с базаров Зугдиди, нежели всесильного магната. Скорее всего, Гурам Давидович и начинал карьеру, принимая у крестьян лавровый лист или торгуя подержанными велосипедами. Но сейчас он шел навстречу своему главному телохранителю, ощущая всю значительность собственной персоны.
– Чем порадуешь, дорогой?
– Я нашел ученого, батоно.
Бизнесмен проследовал в кабинет и уселся в кресло:
– Нашел, это хорошо. Но тот ли это ученый?
– Обижаешь, батоно. – Гиви подал хозяину наушники и "мышкой" запустил запись: – Сам послушай.
В наушниках зазвучал мужской голос:
"Арс, я совсем не хочу дарить свое открытие янки. Активизация гена необходима нашей стране. Мы же с тобой не раз обсуждали".
– Что это, дорогой? – Спросил Гурам, пытаясь вникнуть в смысл услышанного.
Гиви остановил запись:
– Это профессор Бородин говорит со своим сыном, Арсением. Арсений Александрович Бородин фактический владелец банка "Пробуждение". Крутить дальше? Сейчас будет интересно.
– Не томи, дорогой. Включай скорее.
Гиви снова запустил диск. Теперь говорил сын:
"Да, папа – патриотизм, это похвально. Получим финансирование от Кремля, слава Богу. А если нет? Я уже не так мало вложился. Только сегодня твоим господам-уголовникам, чтобы их не угрохали, выдал кредит в пятнадцать тысяч долларов.
– А зачем им такие деньги?
– Понимаешь, они тоже дали взятку тюремному начальству и должны вернуть. Так сказать, воровская честь. Я же тебе говорил, вся страна живет по воровским понятиям, а они и подавно. Пришлось выдать. Ты же не хочешь потерять подопытных?
– Не дай Бог!
– Я тоже так подумал. А сколько еще понадобится на взятки судьям и чиновникам для их досрочного освобождения, не знает никто".
Гурам Давидович жестом попросил Гиви остановиться. Сняв наушники, некоторое время сидел молча. Потом задумчиво посмотрел на своего телохранителя, но Гиви понял – взгляд хозяина скользит мимо. Бизнесмен думал. Потом приказал:
– Еще раз крути, и больше не останавливай. С начала и до конца.
Гиви снова запустил диск. Лицо хозяина выразило сосредоточенное внимание. Но два раза он все же просил прервать запись и повторить некоторые места. Прослушав все до конца, распорядился:
– Прикажи, дорогой, чтоб нам сюда принесли вина.
Не прошло и трех минут, как лакей вкатил тележку с вином, вытянул пробку и наполнил бокалы.
– Иди, дорогой, – отпустил его хозяин. Тот мгновенно исчез. Гурам Давидович медленно поднял бокал: – Ты знаешь, дорогой, за что я хочу пить это прекрасное вино?
– Догадываюсь, батоно. За здоровье этого ученого…
– Ученого? Да я его маму имел. Я хочу пить за его открытие и за то, что оно нам принесет. Эта штука может оказаться покруче минеральных какашек. Ты понимаешь мою мысль?
– Да, батоно.
– Американец не дурак. Но Штаты далеко, а мы здесь. Ты слышал, этот старик не любит янки?! Я помогу ему потрудиться на благо родины и моего бизнеса. Давай покрутим шариками, как к нему лучше подъехать?
– Сначала, как всегда, бабки…
– А если откажется, грохнуть? Нет, мой дорогой, здесь на гоп-стоп не пройдет. Ученый нужен живым, здоровым и со страстным желанием горбатиться на меня.
– Я бы действовал через сына. Арсений банкир – с ним всегда договоришься. Важна цена вопроса.
– За ценой, как в песне Булата, не постоим. Они считают Гурама бандитом. Я их маму имел, бандит финансирует мировое открытие – "честные фраера"! Звучит?! Они у меня отсосут! Мы с тобой еще в Осло поедим, Нобелевскую премию получать. Что скажешь, дорогой?
– Я с тобой, батоно, хоть к черту на рога. Но я бы зашел с банкира…
– О сыне базар особый. Но сначала ты мне выложи всю картинку в натуре – шестерки, сотрудники, помощники, руководство института. Профессор не в космосе сидит, как космонавт в скафандре. Надо просеять все его окружение – и досье на каждого с зарплатой, особыми пристрастиями, пороками и мечтами. И не забудь про зеков, на которых его сынок бабки тратит. Эти ребята меня сильно интересуют. Но помощники по науке не меньше. Я их маму имел, знаешь, сколько платят в этих институтах? Да они за сто грюнов нас в зад целовать будут. Понял, дорогой?
– Как скажешь, батоно. Твое дело думать, мое дело работать.
– Ой, Гиви, не надо мне лапшу вешать. У тебя голова светлая. Будем вдвоем извилины напрягать. Но времени в обрез, а то уплывет наша Нобелевская за океан. Да и что это за америкос, выясни. С конкурентами нам церемониться не резон. Не захочет в сторону по-хорошему – пошлем на Орлингтонский холм под звездно-полосатым полотенцем. На дорогой гроб, мамой клянусь, денег не пожалею.
– Верю, батоно.
– Справку подготовил?
– Как всегда.
– Давай. Почитаю на ночь.
Гиви запустил принтер, распечатал отчет по профессору Бородину и протянул хозяину. Гурам спрятал листки в карман куртки и прислушался. За стенами офиса вновь нарастал грохот двигателя. Гиви грустно улыбнулся:
– Завидую, я тебе, батоно – наследника растишь.
Гурам расплылся до ушей:
– Не слушается поганец, гоняет по коврам. Пойду, прижучу. Но сначала давай допьем. Нехорошо в бокалах такое вино оставлять. В Саперави солнце нашей Кахетии. – Гурам Давидович поднял бокал и чокнулся с телохранителем: – За фраеров с честным геном, и за тебя. Сегодня ты, брат, хорошо сделал свою работу.
– Спасибо, батоно.
Мужчины выпили под грохот и дрожание стен. Хозяин влил себе в рот последние капли Саперави и отправился воспитывать сына. Вскоре грохот стал медленно удаляться. Гиви сделал вывод – Реваз усадил папу в свой квадрацикл, и они теперь по коврам дворца раскатывают вместе. Дождавшись, когда шум стихнет, позвонил жене.
– Нино, это опять я. Могу тебя обрадовать, одной ногой уже в машине – готовь ужин.
– Ой, как хорошо. А то я настроилась весь вечер просидеть одна.
Любящий супруг запер кабинет и вышел к стоянке. В парке Гурама Давидовича Злобия пели соловьи. Гиви посмотрел на небо, усыпанное звездами, и полной грудью вдохнул свежий вечерний воздух. Еще один трудовой день телохранителя закончился успешно. Во всяком случае, тело, которое ему доверено охранять, сегодня его работой осталось довольно.