- Я понимаю… - серьезно отреагировал Саттон. - Думаю, что уяснил еще тогда, когда они меня поймали в холле. Не будучи способным выразить это словами…
- Дело обстоит так, сэр, - спокойно объяснил Херкимер. - Человеческая раса создала нас. Вот что нас гложет. Они сделали нас точно с такими целями, с какими фермер выращивает свой скот. Они делают нас для какой-то цели и для нее же и употребляют. Они могут быть добры к нам, но за этой добротой стоит жалость. Они не могут разрешить нам самим использовать свои способности. У нас нет врожденного притязания на основные права человека. Мы…
Он сделал паузу, яркий свет в его глазах потух, лицо разгладилось.
- Я вам надоедаю, сэр? - спросил он. Саттон резко заговорил:
- В этом я твой друг, Херкимер. Не забывай этого ни на мгновение. Я твой друг и доказал это заранее, не подписав петицию Лиги.
Ашер стоял, уставившись на андроида.
"Дерзкий и скрытный, - подумал он. - И это мы их такими сделали. Вместе с печатью на лбу, на них лежит печать рабства".
- Можешь быть спокоен, - заверил он Херкимера, - я вас не жалею.
- Благодарю вас, сэр, - ответил Херкимер, - от всех нас благодарю. Саттон повернулся к двери.
- Бентон промахнулся, - сказал он, - я не мог не убить его. Херкимер кивнул.
- Но дело не только в этом, сэр. В первый раз я услышал, что человека можно убить пулей в руку.
- В руку?
- Совершенно верно, сэр. Пуля попала ему в руку, и больше его нигде не задело.
- Он был мертв, не так ли?
- О, да, - подтвердил Херкимер. - Мертв.
13
Адамс нажал на клапан зажигалки и подождал, пока пламя выровняется. Он не отрывал жесткого взгляда от Саттона, но чувствовал себя неуверенно, ощущая слабость и раздражительность одновременно, хотя и пытался это скрыть.
"Этот неотрывный взгляд, - подумал Саттон, - его старый трюк. Он свирепо смотрит на тебя, с каменным как у сфинкса лицом, и, если ты не привык к нему и ко всем его штучкам, он может заставить тебя поверить, что он - Господь Всемогущий. Да только этот свирепый взгляд не всегда теперь хорошо у него получается, не то что раньше. В нем чувствуется напряжение, которого не было двадцать лет назад. Была только твердость. Гранит. А сейчас гранит начинает выветриваться.
Он хочет что-то сказать. Что-то, отчего ему не по себе".
Адамс провел зажигалкой по набитой чашечке трубки взад и вперед, не спеша обдумывая свои слова, заставляя Саттона ждать.
- Вы, конечно, знаете, - начал Саттон медленно, - что я не могу быть с вами откровенным.
Пламя зажигалки исчезло, и Адамс выпрямился в своем кресле.
- А? - спросил он. Саттон поздравил себя, что поймал его.
–. Сейчас вы, конечно, уже знаете, что я привел домой корабль, который не может летать. Вы информированы, что у меня не было скафандра, что иллюминаторы разбиты, а корпус изрешечен пробоинами, у меня не было воды и пищи. А 61 Лебедя в одиннадцати световых годах.
Адамс кивнул, не меняя выражения лица:
- Да, мы все это знаем.
- То, как я вернулся и что со мной случилось, не имеет ничего общего с моим рапортом, и я не собираюсь вам об этом рассказывать.
- Тогда почему вы вообще упоминаете об этом? - громко спросил Адамс.
- Просто, чтобы мы друг друга поняли, - объяснил Саттон, - чтобы вам не пришлось задавать кучу вопросов, на которые не будет ответа. Это сэкономит вам много времени.
Адамс откинулся в кресле и удовлетворенно попыхивал своей трубкой.
- Тебя выслали добыть информацию, Аш, - напомнил он Саттону. - Любую информацию. Что угодно, что позволит нам понять, проникнуть в феномен 61 Лебедя. Ты представлял Землю. Земля все это оплатила, и ты, конечно, должен кое-что Земле.
- Я должен кое-что и 61 Лебедя, - возразил Саттон. - Я обязан 61 Лебедя своей жизнью. Мой корабль разбился, и я был убит.
Адамс кивнул.
- Да. Как раз это Кларк и сказал. Что ты был убит.
- Кто это Кларк?
- Кларк - инженер-космоконструктор, - ответил ему Адамс. - Он спит и во сне видит корабли и чертежи. Он исследовал твой корабль и высчитал кривую координат силы. И сообщил, что, если бы ты был внутри корабля, когда он упал, у тебя не было ни одного шанса уцелеть.
Адамс уставился в потолок, затем повторил, словно издеваясь:
- Кларк сказал, что, если бы ты был в корабле, когда он ударился, то превратился бы в желе.
- Просто потрясающе, - сухо отреагировал Саттон, - что человек может сделать с цифрами.
Адамс снова открыл рот, просто для того, чтобы уколоть его:
- Андерсен думает, что ты не человек.
- Полагаю, что Андерсен смог установить это, посмотрев на корабль. Адамс кивнул.
- Ни пищи, ни воздуха. Любой мог прийти к такому заключению. Саттон покачал головой:
- Андерсен не прав. Если бы я не был человеком, вы бы никогда меня не увидели. Я бы никогда не вернулся. Но я тосковал по Земле, а вы ждали рапорта.
- Однако ты не торопился, - возразил ему Адамс.
- Я должен был быть уверен. Должен был знать точно, понимаете? Уверен, что способен вернуться сказать вам, опасна ли та планета с 61 Лебедя или нет.
- Ну и что?
- Она не опасна.
Адамс ждал, а Саттон молча сидел. Наконец Адамс спросил:
- И это все?
- Это все, - подтвердил Саттон.
Адамс постучал мундштуком трубки по зубам.
- Мне смерть как не хотелось посылать другого человека для проверки. Особенно после того, как я сообщил всем, что ты привезешь всю нужную информацию.
- Это ничего не даст, - уверенно проговорил Саттон, - никто не смог бы пробраться.
- Ты смог.
- Да, я был первым. А потому что я был первым, я был и последним. Адамс через стол неприветливо улыбнулся ему.
- Тебя увлекли эти люди, Аш?
- Они не люди.
- Ну… тогда существа.
- Они даже не существа. Трудно вам точно сказать, что они такое. Вы посмеялись бы надо мной, если бы я сказал, что, по моему мнению, это такое.
- Постарайся как можешь поточнее, - проворчал Адамс.
- Симбиотические абстракции. Точнее я не могу передать их облик.
- Ты хочешь сказать, что они на самом деле не существуют?
- О нет! Вполне существуют. Они же есть, их можно чувствовать, вы о них знаете, так же как я знаю о вас или вы - обо мне.
- И у них есть разум?
- Да, - подтвердил Саттон. - Они разумны.
- И никто не сможет пробраться снова? Саттон покачал головой.
- Почему вы не вычеркните 61 Лебедя из своих списков-поисков. Сделайте вид, что ее там нет. От 61 Лебедя нет никакой опасности. Лебедяне никогда не потревожат человека, а человек никогда не попадет туда. Впредь бесполезно и стараться.
- У них не машинная цивилизация?
- Нет, - ответил Саттон, - не машинная. Адамс сменил тему:
- Ну-ка, посмотрим, сколько тебе лет, Ашер?
- Шестьдесят один, - ответил Саттон.
- Гм, - проворчал Адамс, - совсем еще ребенок, только начинаешь. Его трубка погасла, и он ковырял ее пальцем, не выказывая неудовольствия.
- Что ты планируешь делать дальше? - поинтересовался он.
- У меня нет планов.
- Ты хочешь остаться на службе?
- Это будет зависеть от того, как вы к этому отнесетесь, - ответил Саттон. - Я предполагаю, конечно, что буду вам не нужен.
- Мы должны заплатить тебе за двадцать лет, - уточнил Адамс почти ласково. - Деньги тебя ждут. Можешь взять их, когда выйдешь отсюда. Почему бы тебе не взять их сейчас? Можешь еще потребовать три или четыре года отпуска.
Саттон ничего не ответил.
- Приходи еще, - пригласил Адамс, - мы поговорим по-другому.
- Я не изменю своего решения.
- А никто тебя и не просит. Саттон медленно поднялся.
- Мне жаль, - сказал Адамс, - что ты мне не доверяешь.
- Я летел, чтобы сделать дело, - решительно заявил Саттон, - я его сделал. Я обо всем сообщил.
- Да, это так, - подтвердил Адамс.
- Полагаю, вы не потеряете со мной связь? В глазах у Адамса мелькнул мрачный огонек:
- Всенепременно, Аш. Я не потеряю с тобой связь.
14
Саттон спокойно сидел в своем кресле, так, как сидел сорок лет назад. Будто ничего не произошло.
Потому что он снова вернулся на сорок лет назад. Даже черные чашки были те же самые. Через открытые окна в кабинете доктора Рэйвена слышались молодые голоса и топот ног студентов, шлепающих по тротуару. В кронах вязов разговаривал ветер, и этот звук был ему тоже знаком. Где-то вдалеке звенел церковный колокол, а прямо через дорогу слышался девичий смех.
Доктор Рэйвен подал ему чашку кофе.
- Думаю, что я прав. - И глаза доктора блеснули. - Три куска и без сливок.
- Да, это точно, - подтвердил Саттон, изумленный тем, что доктор мог помнить. "Но помнить, - сказал он себе, - это легко. Я, кажется, смогу все вспомнить. Как если бы куски старых привычных мыслей начищались и полировались в моем мозгу все эти чуждые годы, ожидая этой встречи, как прибор заботливо хранимого серебра ожидает на полке, когда придет время употребить его снова".
- Я помню мелочи, - усмехнулся доктор Рэйвен, - чепуховые, бессмысленные мелочи, как, например, количество кусков сахара и что сказал человек шестьдесят лет назад, но я, бывает, путаюсь в важном… в том, что, считается, должен помнить человек.
Беломраморный камин был ярко начищен до самого сводчатого потолка, и щит с гербом университета на его полированной поверхности был таким же блестящим, как и в последний день, когда Саттон его видел.
- Я думаю, - обратился к доктору Саттон, - что вы удивитесь, почему я пришел.
- Ничуть, - возразил доктор Рэйвен. - Все мои мальчики возвращаются повидать меня, и я рад их видеть. Это заставляет меня гордиться.
- Я и сам удивляюсь, - улыбнулся Саттон, - и мне кажется, я знаю почему, но это трудно объяснить.
- Тогда давай спокойнее, - проворчал доктор Рэйвен, - помнишь, так, как мы привыкли. Мы сидели и обсуждали вопрос, и, наконец вникнув в него, мы находили суть.
Саттон коротко рассмеялся.
- Да, я помню, доктор. Тонкости теологии. Существенные различия в сравнительной религии. Скажите мне вот что. Вы провели за этим всю свою жизнь, вы знаете о религиях земных и других более, чем любой человек на Земле. Были вы способны хранить одну веру? Вы когда-нибудь испытывали искушение уклониться от учения вашей расы?
Доктор Рэйвен поставил чашку.
- Я мог бы заранее предположить, что ты озадачишь меня. Ты делал это все время. У тебя сверхъестественная способность поставить именно тот вопрос, на который человеку трудно ответить.
- Я больше не буду вас озадачивать, - заверил его Саттон. - По-моему, вы нашли какие-то хорошие, можно сказать, даже лучшие черты в глухих религиях.
- Ты нашел новую религию?
- Нет, - ответил Саттон, - не религию.
Церковный колокол все звонил, а девушка, которая смеялась, ушла. Шаги на тротуаре были уже далеко.
- У вас не было когда-нибудь чувства, - спросил Саттон, - как будто вы сидите и слушаете то, что, как вы знали, вам не дано было услышать?
Доктор Рэйвен покачал головой:
- Нет, не уверен, что я когда-нибудь это чувствовал.
- Если бы вы услышали, что бы вы сказали?
- Я думаю, - сказал доктор Рэйвен, - что я был бы так же озадачен этим, как ты сейчас.
- Мы жили одной верой, по крайней мере, восемь тысяч лет, а может, и больше. Наверняка, больше. Потому что то, что заставляло неандертальца красить берцовые кости в красное и ставить черепа к востоку лицом, должно было быть верой, слабым проблеском чего-то вроде веры.
- Вера, - мягко произнес доктор Рэйвен, - это могучая вещь.
- Да, могучая, - согласился Саттон, - но даже в ее силе - признание нашей слабости. Наше собственное признание того, что мы должны иметь посох, чтобы опереться, выражение надежды и убеждения в существовании какой-то высшей власти, которая укажет нам путь и даст руководство.
- Ты не ожесточился, Аш, тем, что нашел?
Где-то громко тикали часы во внезапно воцарившейся тишине.
- Доктор, - внезапно спросил Саттон, - что вы знаете о судьбе?
- Странно слушать, как ты говоришь о судьбе. Ты всегда был человеком, не склонным поклоняться судьбе.
- Я имею в виду документальную судьбу, - пояснил Саттон. - Не абстракцию, а фактически существующую вещь, действительную веру в судьбу. Что говорят записи?
- Всегда были, есть и будут люди, которые верили в судьбу, - сказал доктор Рэйвен. - Некоторые из них, по-видимому, с оговоркой. Но в основном они не называли это судьбой, а считали это счастьем или предчувствием, или вдохновением, или чем-нибудь еще. Существовали историки, которые писали об очевидной судьбе, но это было не более чем слова. Просто сомнительные выверты. Конечно, были и фанатики, и те, кто верил в судьбу, но практиковал фанатизм.
- Но свидетельства нет, - возразил Саттон, - нет фактического доказательства вещи, называемой судьбой. Подлинной силы, живущей, жизненной субстанции. Что-то, до чего можно дотронуться.
Доктор Рэйвен покачал головой.
- Нет, насколько я знаю, Аш. Судьба, в конце концов, всего лишь только слово. Это не то, что можно наколоть на булавку, вера-то тоже могла быть не более чем слова. Но миллионы людей за тысячи лет сделали ее подлинной силой, вещью, которую можно определить в себе. Вещью, которой можно жить.
- Не предчувствие и счастье, - запротестовал Саттон, - это же просто случайности.
- Они могли быть проблесками судьбы, - объяснил доктор Рэйвен, - едва видимыми вспышками. Предвестниками широкого потока режима случайностей. Узнать, конечно, нельзя. Человек может быть невосприимчивым ко множеству факторов до тех пор, пока у него нет фактов. Поворотные пункты в истории зависят от предвидений. Вдохновенная вера в собственные способности меняла течение событий больше, чем это можно представить.
Он поднялся, подошел к книжному шкафу, постоял с откинутой назад головой.
- Где-то, - сказал он, - если смогу ее найти, здесь есть книжка. Он поискал, но не нашел.
- Неважно. Я наткнусь на нее попозже, если ты будешь еще в ней заинтересован. Там рассказано о старом африканском племени со странной верой. Они верили, что душа, или сознание, или "эго" (по-латыни), или как бы вы ни называли ее, у каждого человека имеет партнера, двойника на какой-то отдаленной планете. Если я правильно помню, они даже знали ее и могли указать на вечернем небе.
Он отвернулся от шкафа и пристально посмотрел на Саттона.
- Это может быть судьба, ты знаешь, это может быть даже очень хорошо.
Он пересек комнату и встал перед холодным камином: руки сцеплены за спиной, серебряная голова отклонена в сторону.
- Почему ты так интересуешься судьбой? - спросил он.
- Потому что я нашел ее, - ответил Саттон.
15
Лицо на экране оказалось в маске, и Адамс с холодным гневом произнес:
- Я не принимаю вызовов в маске.
- А этот вы примете, - возразил голос из-под маски. - Я тот человек, с которым вы говорили в патио. Помните?
- Вызвали меня из будущего, я полагаю? - поинтересовался Адамс.
- Нет, я еще в вашем времени и наблюдаю за вами.
- За Саттоном тоже наблюдали? Голова в маске кивнула, а затем спросила:
- Вы его видели. Что вы думаете?
- Он что-то скрывает, - ответил Адамс, - и он не совсем человек.
- Вы собираетесь его убрать?
- Нет, - сказал Адамс, - я этого не думаю. Он знает что-то, что должен знать я, что должны знать мы. И убийством мы этого от него не добьемся.
- Тому, что он знает, - резко возразил голос из-под маски, - лучше умереть с человеком, который знает это.
- Возможно, - предположил Адамс, - мы могли бы прийти к соглашению и взаимопониманию, если бы вы сказали мне, что все это такое.
- Я не могу сказать этого вам, Адамс. Хотел бы, но не имею права раскрывать будущего.
- А до тех пор, пока вы этого не сделаете, - огрызнулся Адамс, - я не позволю вам менять прошлое.
А сам при этом думал:
"Этот человек под маской испуган. Он мог убить Саттона, когда хотел, но сам боится это сделать. Саттон должен быть убит человеком его собственного времени… и здесь, на Земле, потому что время может не стерпеть насилия в будущем".
- Между прочим, - услышал он голос человека из будущего.
- Да? - откликнулся Адамс.
- Я собираюсь спросить вас, как дела на Альдебаране XII? Адамс окаменел в своем кресле. В нем бушевал гнев.
- Если бы не Саттон, - сказал человек в маске, - происшествия на Альдебаране XII не случилось бы.
- Но Саттон тогда еще даже не вернулся, - снова огрызнулся Адамс. - Он еще не появлялся…
Его голос затих, потому что он кое-что вспомнил. Имя на титульном листе… "Ашер Саттон".
- Слушайте, - взмолился Адамс, - ради всего святого! Скажите мне, если у вас есть что мне сказать.
- Вы хотите убедить меня, что не догадываетесь, что это может быть?
Адамс покачал головой.
- Это война, - произнес голос.
- Но там нет никакой войны.
- Не в ваше время, а в другое.
- Но как…
- Помните Майкельсона?
- Человека, который на секунду ушел во время?
Голова в маске кивнула, и экран опустел. Адамс сидел, чувствуя, как холодок бежит по его телу.
Зуммер опять замурлыкал, и он механически передвинул рычажок. На экране был Нельсон.
- Саттон только что вышел из университета, - доложил Нельсон. - Он провел час с доктором Горацио Рэйвеном. Доктор Рэйвен, если вы помните, профессор сравнительной религии.
- О, - сказал Адамс. - Так вот что это такое.
Он постучал пальцем по столу, будучи раздраженным и испуганным одновременно.
"Было бы позором убрать такого человека, как Саттон, - подумал он, - но это, вероятно, лучший выход. Да, это могло быть к лучшему".
16
"Кларк сказал, что он умирал, а Кларк инженер. Кларк составил таблицу, и в таблице этой присутствует смерть. Математика подсказала, что определенные деформации и давления превращают человеческое тело в желе. И Андерсен утверждает, что Саттон не человек. А откуда Андерсену это знать?"
Дорога впереди изгибалась серебряной полосой, сияя в лунном свете, звуки и запахи ночи царили на всей земле. Острый чистый запах омытой зелени, таинственный запах воды. Ручей бежал по болоту, расположенному правее, и Саттон из-за руля мельком увидел на повороте сверкнувшие отблески волнующейся воды, освещенной луной. Квакание лягушек создавало пелену феерического звука, которая льнула к холмам, а светлячки-фонарики сигналили из темноты.
"И откуда Андерсену знать? Откуда, - вновь спросил себя Саттон, - если он меня не обследовал? Если он не был тем, кто старался проникнуть в мой мозг после того, как меня вырубили, когда я вошел в комнату.
Адамс открыл свои карты, а он никогда этого не сделал бы, если бы не хотел, чтобы это видели. Если только у него в руках не было козырного туза. Он хотел, чтобы я знал, - сказал себе Саттон. - Он не мог сознаться, что мое поведение уже записано у него на лентах и пленках, что это он оснастил мою комнату снаряжением.