Во время двух предыдущих проверок пятеро находили здесь самоселов - мужчин, женщин и детей с дикими глазами, пришедших из дальних мест уже после отплытия флотов. Эти несчастные ютились в покинутых хижинах, уповая на чудо, и бесцельно слонялись по берегу. Им посчастливилось: для них нашлось место на немногих спасательных судах, еще заходивших на остров. Гектор молился, чтобы не пришлось больше никому говорить, что теперь отъезд невозможен. Рыдания, которые неизбежно последовали бы за таким известием, и теперь стояли у него в ушах - он наслушался их во время проводов.
Мысли его, как всегда, устремились к Талтее и детям. Закрывая глаза, он так и видел ее, беременную, с большим животом, держащую за плечо их сына...
- Мертвец, - сообщила Канта из развалин сарая, где раньше солили рыбу.
Джармон и Анаис, перебравшись через кучу ржавого железа, присоединились к ней. Канта, скрестив руки, смотрела на труп. Мертвый старик лежал, скорчившись, под поломанным столом. Над ним вились мухи.
- Когда мы тут проезжали пару недель назад, его еще не было, верно ведь, Гектор? - сказал Анаис.
Гектор кивнул и достал огниво. Когда остальные вышли, он высек огонь и поджег то, что осталось от кровли.
- Кто бы ты ни был, я поручаю твое тело ветру, а твою душу - заботам Единого Бога, - произнес он нараспев. Он уже не раз говорил эти слова за последние недели, как Дающий Имя, но обходился без имен.
Кизийка Канта, дитя упомянутого ветра, осторожно раздула огонь. Тот вспыхнул и разгорелся.
Сарай наполнился дымом, и пятеро продолжили свой обход. В пустой деревне никого больше не оказалось. Они снова сели на коней и поехали на юг, не оглядываясь на столб дыма и пламени.
Мощеные улицы Истона, большого портового города к югу от рыбачьей деревни, сделали их путешествие более звучным: копыта лошадей громко цокали по булыжнику, рождая эхо в переулках, выходящих на площадь.
Стоическое выражение на лицах всадников сменилось унынием, неизменно охватывавшим их при посещениях главного города западных земель. С каждым возвращением сверкающий алмаз побережья, город, построенный когда-то королем-провидцем, тускнел и разрушался все больше, превращаясь в приют крыс и привидений.
Пятеро спешились у сухого фонтана на площади. Их сапоги глухо стукнули о булыжник.
- Проклятие, - вымолвил Севирим, глядя на мозаичный бассейн, над которым раньше высилась статуя короля-основателя, сидевшего верхом на гиппогрифе. Теперь ее разбили, и крылья волшебного скакуна мраморной россыпью валялись на дне фонтана. Отбитая голова короля лежала на улице, глядя глазами без зрачков в затянутое дымкой небо.
Джармон, всю жизнь служивший потомкам этого короля, подошел к постаменту и смахнул пыль с надписи:
Империя, построенная рабами, рушится еще при жизни деспота;
Город, построенный свободными, стоит тысячу лет,
- И половины не простоял, ваше величество, - тихо заметил старый солдат, ведя мозолистым пальцем по строчкам.
- Зачем? - ни к кому не обращаясь, спросил Севирим. - Какая надобность? Им что, больше беспокоиться не о чем, раз они тратят время вот на это? Им еще мало разрушений? Скоты.
- Успокойся, - сказал Гектор. - Это всего лишь статуя. Идеалы остаются.
Севирим ответил горьким смехом и повел свою лошадь прочь от фонтана.
- Вам, жителям запада, должно быть тяжело повторять этот неизменный маршрут, - сказал Анаис, когда Канта и Джармон тоже ушли с площади и занялись прочесыванием назначенных каждому улиц. - Нам, жившим на востоке за Великой рекой, хотя бы не приходится смотреть, как медленно приходит в упадок наша родина.
Гектор, не отвечая, подозвал чалую, и они с Анаисом последовали за другими в пустой город.
Он шел мимо закрытых лавок, где любил останавливаться ребенком. Битое стекло и щебень усеивали мостовую перед витриной кондитерской -- здесь выставлялись когда-то пирожные, столь восхитительные, что горожане приписывали им волшебные свойства. Гектор остановился и теперь, припоминая замки из цукатов и крема, шоколадных крылатых коней, драконов в клубничной чешуе, - но увидел перед собой только пустое помещение, где на пол сквозь дырявую крышу ложились полосы света, пропахшее дегтем, лампадным маслом и разрухой.
Он не знал, сколько простоял так, вглядываясь в прошлое, и голос Анаиса вырвал его из грез, как набатный колокол.
- В резиденции прелата никого - только бродячие собаки да пропасть ворон.
- Пропасть ворон, говоришь?
- И здоровущие такие! Одна из них определенно была раньше женой прелата.
- Сходство бесспорно, но ее там никак быть не может, - улыбнулся Гектор. - Да поможет Единый Бог моему отцу - она отплыла на его корабле.
- Бедный Маквит, - покачал головой Анаис. - Будто у него без нее мало горя.
Гектор, отказавшись от попыток вспомнить былое великолепие кондитерской, кивнул.
- Отца перед отъездом больше всего мучила горькая ирония всего этого. В юности он сражался на Сереннской войне, спасая остров от огня Подземных Палат, препятствуя демонам, порожденным этим огнем, разрушить Серендаир. Теперь ф’доры побеждены, и последние из них навеки заперты в Подземных Палатах, но острову все-таки суждено погибнуть от огня - небесного огня, сошедшего в море.
- Знаешь, я сомневаюсь, что ирония мучила Маквита больше всего. - Анаис пнул ногой разбитую вывеску.
- Ты в конюшню заходил?
- Да.
- Живые еще остались?
- Все, как ни удивительно, живы, бедные твари. Исхудали только, кожа да кости. Канта им скармливает остатки сена.
Гектор тяжело вздохнул.
- Придется нам немного изменить свой привычный маршрут. Выведем их из города в поле. Это милосерднее, чем оставлять их в стойлах и кормить, только когда мы бываем здесь. На воле они сами найдут траву и воду.
- Согласен. От задержки вреда не будет - людей все равно не осталось и охранять некого.
Гектор оглянулся на главную улицу, ведущую на север, к воротам Закрытого Города.
- Не все люди уехали, - возразил он тихо. - Только те, кто мог это сделать.
Анаис, проследив за его взглядом, вздохнул.
Ветер с моря летел по улицам Истона, швыряя песок в глаза. Двое людей вспомнили те дни, когда флотилии уже ушли, но спасательные корабли из других стран еще порой заходили в порт. Молодой, недавно коронованный король Гвиллиам, возглавивший кампанию по спасению своих подданных от грядущего катаклизма, отплыл на последнем корабле последнего флота, полагая, что все серенны, желавшие покинуть остров, уже уехали.
Он совсем забыл про Закрытый Город.
Удивляться этому особенно не приходилось. Упомянутый квартал, хотя и входил в его королевство, представлял собой отдельный, замкнутый мирок. Раньше это была исправительная тюрьма для мелких воришек, после Город развился в пестрое общество с собственными законами, понятными только тем, кто жил за его воротами.
При всей его кажущейся закрытости, под его стенами пролегали многочисленные подземные ходы, уподобляя его бобровой хатке или крысиному гнезду. Еще до Сереннской войны, которая закончилась двести лет назад, он делился на два Кольца - Внешнее и Внутреннее. Во Внешнем располагался знаменитый рынок, который охотно посещали все истонцы, проходя за ворота.
Доступ туда открывался раз в неделю, в базарный день, по сигналу большого медного колокола. В воротах всем пришельцам извне давали бирку, и ее следовало сохранить, чтобы выйти обратно, когда колокол вечером возвестит о закрытии. На рынке продавались духи, уносящие за грань реального, полотно и шелк удивительных расцветок, драгоценности, зелья, бальзамы и прочие товары со всех концов света. Одно лишь их разнообразие позволяло догадаться, как дырявы толстые стены Закрытого Города.
Внутренее Кольцо было еще более загадочным местом, куда имели доступ лишь постоянные жители самого Города. В его темных переулках, где стояли дома без окон, вершились иные дела, которые добропорядочным истонцам могли привидеться разве что в страшном сне.
Когда Гектор и его товарищи впервые поняли, что о Закрытом Городе никто не подумал, они попытались обеспечить его жителям отплытие на первом же пришедшем в Истон корабле. Гектор сам отправился в Город, чьи массивные ворота больше не охранялись снаружи. Он распахнул их и предложил испуганным людям по ту сторону спасение. Спящее Дитя пробуждается, сказал он. Скоро оно восстанет и унесет остров Серендаир с собой в море, как предсказал король.
Тогда в Закрытом Городе народу было полным-полно. Люди смотрели на него как на безумного, отворачивались и расходились по своим делам, точно его здесь и не было.
На следующий день, когда Гектор снова вернулся уговаривать их, он нашел ворота закрытыми. К ним была приколота записка, где вежливо, с благодарностью отклоняли его предложение и желали ему всего наилучшего.
Мысль о тысячах живых душ там, за воротами, преследовала Гектора много недель, пока они впятером отправляли с острова других запоздавших, что приходили из-за Великой реки. Он часто приходил туда и стоял под стеной, думая, как бы убедить власти Закрытого Города пощадить свой народ.
Потом беспокоиться стало не о чем. Корабли перестали приходить: море над усыпальницей Спящего Дитяти становилось все горячее, вода закипала в трюмах, и корпуса лопались по швам. Гектор больше не находил в себе сил думать о тех, кто по-прежнему жил за этими стенами и кому было суждено остаться на острове до последнего часа - как и тем, кто гак и не пришел из-за Великой реки.
Как ему самому и четырем его спутникам.
Поздно беспокоиться.
Гектор моргнул от яркого солнца и заслонился рукой.
- Идем, - сказал ему Анаис, блестя серебристыми глазами, и кивнул в сторону гавани.
Гектор чмокнул губами, подзывая лошадь, и пошел за ним.
В гавани горели костры, пепел смешивался с паром, идущим от моря. Канта, Джармон и Севирим, наверно, нашли другие тела или падаль - иначе они не стали бы расходовать драгоценное топливо.
Это зрелище уже не поражало Гектора. После ухода последнего корабля они встречали много таких костров вдоль длинной петли, которую закладывали с юга на север, западнее Великой реки. На восточные земли они решились заехать один только раз - там существовали свои мелкие королевства, чьи правители постановили остаться. Либо они не верили в видение короля Гвиллиама, либо предпочитали умереть у себя на родине. После отбытия Третьего Флота все, кто еще желал уехать, приходили с востока на запад, и Гектор считал своим долгом поддержание порядка именно здесь, на западной территории. С началом голода и болезней бунты и мародерство пошли на убыль, и вдоль западного берега острова пылали очистительные погребальные костры. Они же служили хорошими маяками, посылая сигналы бедствия кораблям в море.
Дым клубился, колеблемый непостоянным морским ветром, и Гектор видел у костров черные тени своих друзей - они сгребали золу и подбрасывали плавник в огонь.
Тень, принадлежавшая, кажется, Анаису, поманила Гектора к себе.
Сквозь едкий, щипавший глаза туман он прошел до конца пристани, где стоял друг его детских лет. Море тихо плескалось, укрытое непроницаемой пеленой. Этот ритуал они совершали уже много раз после ухода Второго Флота. Вот так же, плрчом к плечу, стояли они в тот страшный день, когда поручили своих жен и детей заботам Маквита. Совместное молчаливое бдение возвращало их в ту область Времени, когда жизнь еще имела для них смысл.
- Они мне больше не снятся, - сказал Анаис, глядя в туман. Ветер заглушал его голос.
- Правда?
- Да. А тебе?
Гектор вдохнул запахи соли и пепла, думая о Талтее, сыне и еще не рожденном ребенке.
- Снятся. Каждую ночь. - Он опустил глаза, глядя на волны, плещущие у свай. - Только они, ничего больше. - Он терпел свои дни только потому, что снова надеялся увидеть эти сны ночью.
Анаис задумчиво кивнул.
- Когда я просыпаюсь, то припоминаю их лица, но по ночам мне снится Дерево Мира.
Гектор, сморгнув, повернулся к другу лицом:
- Сагия?
Анаис снова кивнул:
- И Зачарованный лес, где я родился.
Гектору стало холодно в полдневную жару при упоминании о Саши. Для лиринов, народа Анаиса, иначе называвшихся детьми неба, это великое дерево было священным. Сагия обозначала одно из пяти мест рождения Времени. Здесь некогда возникла стихия Эфира, дающая жизнь всему острову.
- Что же ты видишь в этих снах, Анаис?
Тот наклонил голову, словно стараясь лучше вспомнить свои видения.
- Я стою у подножия Дерева, глядя на его массивный ствол и нижние ветви, что простираются над кронами всех деревьев в лесу. Его кора мерцает серебром. Вокруг Дерева стоит длинная очередь всех лиринских племен. Лириндарки, лесные жители; лиринведы, кочевники, живущие и в лесу и в поле; горожане лиринпаны. Все они ждут. Мой народ, ли-рингласы, Певцы Неба, стоят в самом конце и машут цветочными гирляндами.
Один за другим лирины взбираются на нижние ветви, затем поднимаются выше и строят себе пристанища - гнезда, за неимением лучшего слова. Лирингласы украшают ствол Дерева своими гирляндами. - Анаис закрыл глаза, вспоминая. - Они поют. Лирины пришли к Сагии, чтобы встретить свой конец на Ее ветвях.
Голос Севирима разбил тишину гавани.
- Гектор, корабль! Корабль входит в порт!
Двое друзей, изумленные, вперили взгляды в туман.
Вскоре корабль действительно показался. Обезветривая паруса, он шел к стоянке на южном конце главного мола. Гектор побежал назад к остальным, Анаис за ним.
- Дурачье, - проворчал Джармон, следя за судном, которое снова скрылось в тумане. - Заблудились, должно быть. Нет на свете капитана, не знающего, как опасны эти места.
- Они не заблудились, - возразила Канта. - В движении судна видна уверенность.
- Эй! - Северим побежал к причалу, размахивая руками в вихре черного пепла. - Эй, на борту!
Ответило ему только пение ветра.
С полчаса они простояли в густом тумане, и наконец Анаис увидел слабый огонек - он двигался к ним над волнами, покачиваясь вверх-вниз.
- Шлюпку спустили, - сказал он. - Это фонарь у нее на носу.
- Шхуна, двух- или трехмачтовая, - определил Джармон. - А может, бригантина - не могу разглядеть. Большущая. Они, видно, бросили якорь прямехонько за волнорезом. Оно и понятно. Я бы тоже не сунулся в гавань, когда такой туман, да еще маяки не горят.
- Севирим, возьми головню и помаши им, - велел Гектор, выходя на конец мола. Сквозь дым и туман он видел только этот слабый свет лодочного фонаря.
- С ума посходили, - сокрушался Джармон. Севирим влез с головней на воздвигнутую ими стенку из мешков с песком. - С тех пор, как заходил последний, прошло больше двух полных лун - с чего же этот приперся? Не видят они, что ли, сколько тут пара? Он, поди, до самого неба встает - в открытом море должно быть видно.
- Может, у них глаза, как у Севирима, - ответил Анаис. - Скоро узнаем.
Они подождали еще немного и, не сговариваясь, присоединились к Гектору.
Фонарь приблизился. Солнце, пронизывая пар, рассеивало его свет.
- Хоа! - прокричал чей-то грубый голос сквозь плеск волн у пирса.
Другие многочисленные голоса поддержали его:
- Хоа! Есть тут кто? Хоа!
В тумане замелькали огни, идущие клином. Из пара показалась шлюпка с рулевым и четырьмя гребцами, за Ней еще пять.
- Хоа! - повторил человек, стоящий на носу первой лодки. - Я ищу сэра Гектора Монодьера. Это кто-то из вас?
- Это я. - Гектор, держась за тумбу, наклонился, чтобы лучше разглядеть человека в шлюпке. - Что привело вас сюда?
Тот щитком приставил руку к глазам.
- Я Петарис Флинт, капитан "Оседлавшего бурю". Хожу под флагом Маринкаэра. Я привез вам новости. Бросьте канат!
Джармон и Анаис помогли шлюпке причалить. Севирим тем временем указывал путь остальным. Гектор протянул капитану руку и только теперь заметил, какой худой и слабой сделалась его кисть.
Капитан оказался крепышом с выпуклой грудью, седой бородой и черными, глубокими, как море, глазами. Он посмотрел на более высокого Гектора, обвел взглядом четырех других и вздохнул.
- Кто мог бы вообразить, что большой маяк Истона погаснет еще при моей жизни? Я бы скорей усомнился в восходе солнца, чем в этом маяке. Увы, увы. - Он дал матросам в шлюпке знак сушить весла. - Мы пришли забрать Последний груз, сэр Гектор. Если у вас еще есть опоздавшие, другого случая у них уж точно не будет. Море за Северными островами нагрелось так, что трюмные воды закипают в десяти лигах от Балатрона. Не знаю еще, что с нами-то будет. Снимемся на закате с приливом и пойдем на юго-запад, сколько ветра хватит, до самых Ледовых полей, а потом уж свернем обратно на север. Тот, кто окажется на борту до заката, сможет уплыть с нами, остальные останутся здесь - без всяких исключений.
- Да простит меня Единый Бог, если я покажусь неблагодарным, но зачем вы все-таки пришли? - недоверчиво спросил Г ектор. - Вот уже два месяца, как все корабли обходят эти места, а наши собственные флотилии ушли еще на три месяца раньше: Третий Флот отчалил ранней весной. Спасать больше некого - все, кто хотел уехать, уже уехали.
- Я пришел по приказу короля Маринкаэра, - нахмурился капитан, - а его попросил об этом Стефастион, один из баронов Маносса.
- Маносса? - Гектор взглянул на Джармона и Анаиса. Те пожали плечами. Маносс - далекая страна на восточном берегу Северного континента. Беженцев, отказавшихся уплыть с островными флотилиями, увозили в другие края, поближе.
- Да, - подтвердил Флинт. - И новости мои тоже из Маносса. Флот вашего отца высадился там.
- В Маноссе? - встревожился Гектор. - Но почему? Что случилось? Они направлялись совсем не туда.
- Они, как я понял, попали в большой шторм у Нулевого меридиана. Многие корабли погибли. Часть уцелевших пристала к Гематрии, Острову Морских Магов, хотя это и запретное место. Остатки флотилии ваш отец привел в Маносс - потому, наверное, что их сильно потрепало и они все равно не добрались бы до Змеиных Земель на востоке, куда первоначально лежал их путь. Там они и останутся, так мне сказали.
- А что Первый Флот? И Третий?
- Про них ничего не слыхать. Боюсь, что и не услышим, коли они шли в Змеиные Земли. Тот край не без причины стоит особняком от всего прочего мира, - беспокойно оглядываясь, сказал капитан.
- Есть у вас известия о моей семье? - спросил Г ектор.
- Мне говорили, что ваша жена и сын живы-здоровы. И дочка тоже - мне велено вам передать, что роды прошли благополучно.
- Не знаете ли, как ее назвали?
- Ваша жена сказала, что вы сами должны знать.
- Как дела у моего отца? Что с его кораблем?
Флинт отвел глаза.
- Он жив, и корабль его цел, как мне сказано.
Гектор и Анаис облегченно переглянулись. Семья Анаиса плыла на том же корабле. Было, однако, ясно, что капитан что-то скрывает.
- Расскажите мне все, о чем бы вы ни умалчивали, - попросил Гектор. - Мой отец болен?