- Если стать на самом высоком месте нашей деревни, то через пролив, где покоится Спящее Дитя, можно увидеть северные острова - в ясную погоду по крайней мере. - Он говорил запинаясь, и Гектор кивнул, желая его ободрить. - Теперь звезда, пробуждаясь, отбирает силу у моря, и оно стало закипать, обнажая берег. Полоса прилива Сухой Бухты отодвинулась далеко в море и открыла нечто, принадлежащее другому Веку.
- Что же это? - спросил Анаис.
Старик посмотрел на него, сглотнул и снова остановил взгляд на Гекторе.
- Похоже, что это древний рудник, сэр Гектор - быть может, там добывали серебро. В Первом Веке, в День Богов, еще до падения звезды на землю, древние строили рудники всякого рода и черпали оттуда богатство, как мы теперь достаем рыбу из моря. Огромность этой впадины не опишешь никакими словами. Вода, когда схлынула, обнажила только самый ее край, и край этот тянется, сколько глаз видит.
- Я так и не понял, какое отношение это имеет ко мне или к королевскому скипетру, - пожал плечами Гектор.
Бранн говорил теперь медленно, выбирая слова и переводя взгляд на всех поочередно.
- Говорят, что в Первом Веке немалая доля земли, лежащей теперь на дне моря, была сушей. Когда звезда Мелита, известная теперь как Спящее Дитя, упала на Серендаир, она унесла с собой больше половины острова, сэр Гектор. Северные острова Балатрон, Бриала и Кверель были тогда вершинами гор, и множество пахотных земель ушло в море после тогдашнего потопа. Серендаир много столетий назывался Половинной Землей - вот сколько отнял у него океан.
В те дни, еще до первого наводнения, открывшийся ныне рудник был, должно быть, запечатан правившим тогда королем. Он мог представлять опасность из-за одной своей величины, но закрыть его могли и по другим причинам: в брошенных рудниках струятся кислотные реки и загораются пожары, которые одно лишь время способно погасить. Они изобилуют провалами и глубокими шурфами. Столь огромный рудник был, наверное, крайне опасным местом, вот древние его и закрыли, навсегда, как им думалось, опечатав вход. - Старик, охрипший от напряжения, подался ближе, чтобы Гектор наверняка услышал его. - Мне кажется, мы нашли этот вход, сэр Гектор.
- И ты думаешь, что королевский скипетр способен его отпереть?
- Да. - В темных глазах Бранна вспыхнуло волнение. - В руках короля - или того, кто его заменяет. Единственный из символов королевской власти, оставшийся здесь, может стать ключом. Двери рудника выходят на усыпальницу Дитяти, и закрытыми их держит скорее приказ короля, нежели железные затворы. Возможно, вы, как регент, сумеете отпереть их. Если они откроются до Пробуждения, то эта громадная пещера на краю моря, возможно - заметьте, я говорю "возможно", - послужит естественным стоком. Быть может, мы избежим худшего, если море хлынет не на остров, а в эту большую дыру. - Бранн умолк, не сводя глаз с гвардейцев, которые отошли посовещаться.
- Смешно, - пробормотал Джармон. - Эта дыра в земле не больше способна сдержать потоп, чем чайная чашка.
- Кто знает? - возразил Анаис. - Рыбак прав. В тот первый раз Серендаир спасли естественные дамбы - горы, рифы и низменности. Море затопило часть, но не весь остров.
- Ты прямо как Севирим, - фыркнул Джармон. - Видать, это мешки с песком так подействовали на твои мозги. И на твои тоже, Гектор, - бросил он погруженному в раздумья командиру. - Это же полная чушь.
- А что, если нет, Джармон? - сказал Гектор. - Что, если в эти последние дни Единый Бог послал нам спасение? Разве так трудно поверить, что его милосердие способно спасти нас?
- Ты сомневаешься в видении короля? - воинственно спросил Джармон.
- Сам король сомневался в нем. Будь он более уверен, что катастрофа, увиденная им в день его коронации, полностью уничтожит остров, он ни за что не уехал бы - и не оставил бы здесь меня как хранителя своих прав. - Гектор взглянул на Канту, подозрительно сузившую глаза. - Разве не так, Канта? Я стою в тени короля, я его родственник и его регент, призванный удержать его власть над этой землей. Если остров переживет Пробуждение благодаря тому, что я совершу от имени Гвиллиама, его род сохранит все права на престол, и он сможет занять трон без всякой борьбы.
- Это так, - кратко ответила Канта.
- И если сам король не исключал, что полного уничтожения можно избежать, так ли уж неразумно для нас предположить то же самое?
Анаис тронул Гектора за локоть и спросил на языке лирингласов:
- А может быть, ты склонен на это надеяться из-за тех, кто не поспел на "Оседлавшего бурю"?
Гектор помолчал и ответил прямо:
- Я уже и сам не знаю, что мною движет. Не знаю даже, как поступил бы в таких обстоятельствах мой отец, а это всегда было для меня пробным камнем. Мои мысли смешались, как голоса ветров, которые Канта слышала ночью. В них очень мало ясности, Анаис. Могу только сказать, что в этой новой возможности мне видится обещание - возможно, потому, что здесь хоть что-то зависит от нас. Провести последние дни в гостинице за едой и выпивкой - дело хорошее, только это не по мне. Попытаться никогда не мешает. Уж лучше я умру, пытаясь сделать что-то, пускай бесполезное, чем упущу случай спасти, что только возможно.
Трое других задумчиво помолчали, и наконец Анаис сказал:
- Даже в своей растерянности ты остаешься нашим вождем, которому мы дали клятву. Если ты хочешь попытаться, мы с тобой. Ведь так? - Он глянул на Канту и Джармона.
- Так, - сказал Джармон, а Канта чуть заметно кивнула.
Гектор подумал еще немного и сказал старику:
- Я сделаю то, о чем ты просишь. Но хочу сразу внести ясность: я не выпущу скипетр из рук.
Лицо старика выразило великое облегчение.
- Иного мы и не желаем. И знайте, сэр рыцарь: добьетесь вы успеха или нет, мы будем вечно вам благодарны за все, что вы сделаете для нас.
И даже Канта, подозрительная по натуре, услышала правду в словах старика.
Солнце уже полностью вышло на небо, когда они всемером отправились на восток, навстречу разгорающемуся дню. По земле стлался туман, и казалось, что они едут по золотой дороге прямо в облака.
Мальчик, так и не сказавший, как его зовут, сидел в седле перед Гектором, наслаждаясь свежим ветерком и красотой ранней осени. Его, дитя городских улиц, завораживали луговые цветы, прихваченные первыми заморозками, поля, струящиеся волнами, как зеленое море, и только начинавшие одеваться в разноцветный убор деревья.
Замок Элизиан стоял на юго-востоке, за Великой рекой, пересекающей остров с севера на юг. С высокого утеса он глядел на южное побережье острова в десяти милях от него. В ясные дни с самых высоких его башен виден был океан, тихо набегающий на подветренный берег - разительное отличие от свирепых валов, громящих остров на севере, откуда приехал Бранн.
В лиге от реки Гектор и Анаис недоуменно переглянулись. Здесь, на юге, она всегда громко шумела, раздувшись от северного прилива и вод притоков, больших и малых. Ее грозная песнь слышалась на многие мили, но теперь до путников не донеслось ни единого звука, кроме тревожного чириканья птиц да воя ветра.
- Река стояла низко, когда мы переправлялись в последний раз, - сказал Анаис, - но такой тихой я ее не припомню. - Женщина позади него накренилась, и он пристроил ее руку так, чтобы она крепче охватывала его за пояс.
- Она теперь почти совсем высохла, - вставил Брани. - Кое-где на дне только лужи остались. Я ехал к вам по восточному берегу моря, и колесо каменной мельницы в Гавани Надежды стояло без движения.
- Морская вода уходит в могилу звезды, увлекаемая ее жаром, - сказал Гектор, показывая мальчику парящего в небе ястреба.
- Линия северного берега отступила больше чем на милю, сэр Гектор, - подтвердил рыбак. - Иначе вход в рудник никогда бы не обнаружился.
Как только он произнес это, под землей прокатился рокот.
Гвардейцы пришпорили коней. Спящее Дитя давало о себе знать таким образом еще до исхода островитян - трясло землю, точно потягивалось во сне. Эти сотрясения постоянно усиливались.
До реки они доехали молча. Перед ними вырос мост у Присова Брода, самый большой на острове. Он чернел на утреннем солнце, которое поднялось уже высоко.
- Ты взял хлеб для троллей, Гектор? - шутливо спросил Анаис. Согласно давней традиции все путники бросали в реку хлеб или сухари для сказочных стражей, живущих под старым мостом.
- Нет, - слегка улыбнулся Гектор - Нам теперь надо беречь каждую крошку. Что толку пережить стихийное бедствие, если потом с голоду помирать придется?
- Тролли так и так уплыли со Вторым Флотом, - добавил Джармон, немного воспрявший духом от поездки на свежем воздухе.
- Вот почему жена прелата оказалась на корабле твоего отца, - вздохнул Анаис.
- Причислить жену прелата к троллям значит нанести им тяжкое оскорбление, - не уступил Джармон.
Копыта лошадей застучали по доскам настила над почти пересохшей рекой. По каменистому дну (раньше глубина реки под мостом превышала человеческий рост) упорно струились ручейки притоков, доказывая, что река не совсем еще умерла.
Солнце достигло зенита, когда вдали показались башни Элизианского замка. Солдаты, как всегда, невольно придержали коней, чтобы полюбоваться величественным зрелищем. Белый мрамор на синем осеннем небе сверкал по-прежнему, указывая путь, как маяк.
И Гектор, и его мать родились в этом дворце. Задержавшись на мгновение, он пустил лошадь быстрой рысью, к восторгу своего маленького седока.
Меланхолия не заставила себя ждать. Они ехали через бесконечные, теперь сильно поредевшие яблоневые сады. Деревья к западу от Истона, вплоть до Зачарованного леса, где родился Анаис, беспощадно вырубались на постройку кораблей. Яблони, непригодные для этой цели, постигла такая же участь - они шли на сундуки, бочки и даже на топливо для кузниц, где спешно ковали оснастку, наконечники для стрел и многое другое. Немногие оставшиеся в садах деревья принесли скудный урожай, но собрать его все же стоило.
Еще тяжелее оказалась дорога через Каменный лес, некогда подходивший к самому подножью утеса, где стоял замок. Земля, из которой произрастали древние деревья, считалась Живым Камнем, первичным элементом, сохранившимся от самого Преждевременья, когда мир был нов. Семена лесных деревьев, по преданию, бросили в живую землю, и из них выросли громадные кедры и дубы, наделенные волшебной силой. Эти великаны, чья кора отливала зелеными, пурпурными, алыми и золотыми красками, сами казались подобием Живого Камня - они не валились от ветра, не горели в огне, не поддавались гнили. Они стояли вечно, никогда не меняясь, и древние соки, струясь по ним, складывались в бесконечную мистическую симфонию веков. Анаис и Гектор провели в этом лесу свое детство, и им больно было видеть, что от прежних гигантов остались только огромные пни. Из их древесины построили корабельные корпуса и мачты, не боящиеся гнили, огня и океанских бурь.
"На этих кораблях наши семьи обрели спасение, - говорил себе Гектор, проезжая по вырубке. - Спасение".
На другом краю Каменного леса стали видны крепостные стены замка, к которым вели триста ступеней. Гектор, придержав лошадь, оглянулся и увидел испуг на лице старого рыбака.
- Не отчаивайся, Бранн. Теперь, когда подъемников больше нет, такое восхождение немногим под силу. Оставайся здесь. Мы с Анаисом, Джармоном и Кантой скоро вернемся.
Двое солдат - старый и молодой - вздохнули, но промолчали.
За все годы, прожитые в замке, Гектор не уставал восхищаться его устройством. Вот и теперь, поднимаясь по высеченным в скале ступеням, через ведущие к замку сады и террасы, он высматривал скрытые там укрепления. Когда-то в этих расположенных кольцами бастионах размещались десять тысяч солдат. То, что они оставались скрытыми от посторонних глаз, было заслугой короля Вандемира. Он воздвиг этот замок, как монумент мирному времени, помня при этом, что война всегда где-то не за горами.
Король верхом на гиппогрифе, чья разбитая статуя валялась теперь в сухом фонтане на площади Истона. Дед Гектора.
- Ты знала его, Канта? - спросил Гектор, поднимаясь по гранитным дорожкам мимо засохших клумб и фигурно подстриженных деревьев. - Короля Вандемира?
- Да. - Она смотрела вверх, на боковой вход в замок, никем теперь не охраняемый. Одна створка слегка приоткрылась, свидетельствуя о полной заброшенности этого места. В прежнее время здесь несли караул не меньше двух десятков солдат.
Четверо зашагали по гулким чертогам, глядя прямо перед собой, чтобы не видеть пустоты прекрасных некогда залов. Их шаги звучали глухо в сумрачных коридорах.
Гектор мог бы найти здесь дорогу с закрытыми глазами. Только поспешность, на которой настаивал старый рыбак, и проснувшаяся надежда мешали ему остановиться и посмотреть на знакомые с детства переходы, комнаты и ниши. Многие гобелены так и остались на стенах, произведения искусства по-прежнему украшали дворец - мародеры, дочиста разграбившие всю округу, ничего здесь не тронули. Элизиан все еще считался священным, хотя на его троне больше не было короля.
Свернув в коридор, ведущий к тронному залу, Гектор понял, почему это так.
Король в каком-то смысле остался на троне. Гвиллиам назвал его, Гектора, своего кровного родича, тенью короля - стало быть, король покинул остров не окончательно.
- Мне повезло здесь вырасти, - сказал Гектор, минуя детскую, где играла его мать со своими братьями и сестрами, пока их родители исполняли свои королевские обязанности. - Столько закоулков, столько мест, где можно спрятаться. Чтобы меня отыскать, созывали всю дворцовую стражу. Я устроил себе гнездо под драпировкой в Зале Истории и часто там засыпал. Это было очень весело, пока мой собственный сын не начал вытворять то же самое. До сих не понимаю - где так умудрились запрятаться этот мальчишка с его матерью, что мы их не нашли?
- В городском некрополе, - сказала вдруг Канта, устремив взгляд на огромные черные двери тронного зала. - В одной из гробниц.
- Почему ты так думаешь?
- От них пахло смертью. - Канта взялась за массивное дверное кольцо из меди. - Теперь тоже пахнет, но по-другому.
В громадном темном зале стоял трон из белого мрамора с сине-золотой росписью. Еще недавно на нем восседал последний король Серендаира, еще не вступивший в брак. Гектор взошел на помост по застланным ковром ступеням и занял королевское место. На стене перед собой он увидел девиз Вандемира, неизбежно притягивающий взгляд каждого короля, занимавшего этот трон:
Тяжек долг того, кому служат все, ибо он служит всем
Гектор прочел его и протянул руку к правому подлокотнику.
- Траан дер, синга ивер монокран фри, - тихо произнес он на языке древних серенное, Перворожденных, детей Эфира - первых жителей этого острова. - Явись именем короля.
Мраморный подлокотник раскрылся, и на уровень трона поднялась механическая рука, сжимающая королевский скипетр Серендаира.
Этот символ власти представлял собой палицу темного дерева длиной с бедро взрослого человека, покрытую позолотой и рунами. Под слоем золота еще просматривались зеленые, пурпурные, алые и золотистые штрихи - цвета деревьев Каменного леса, откуда, возможно, и взяли этот жезл. Алмаз величиной с детский кулачок на его конце тускло светился в сумраке зала.
Гектор вынул его из механических пальцев.
В темных глазах Канты появился блеск, которого Гектор раньше не видел. Он вопросительно посмотрел на нее и удивился, когда она заговорила - обычно Канта ревниво оберегала свои мысли.
- Если бы престол перешел к старшему сыну Вандемира, а не к младшему, мы давно бы уже увидели тебя на этом троне, Гектор.
Он встал, спустился и зашагал к выходу.
- Выходит, мне предназначено закончить свои дни именно так. Будь я королем, я не уехал бы. Зато ты, Канта, и Джармон, и Анаис, и Севирим - вы все отправились бы вместе с остальными, чтобы охранять их в новом для них мире и продолжать жить. По этой, и только по этой причине я сожалею, что престол не достался мне.
Кизийка ничего не ответила, и из дворца они вышли молча. У самой крепостной стены Гектор тронул ее за руку.
- Скажи мне одну вещь, Канта. Время церемоний прошло, пустой учтивостью мы ничего не достигнем. Когда ты говорила, что король кизов выбрал тебя как представительницу вашего народа, я сразу подумал, что ты сама вызвалась. Ты - старый и самый близкий друг моего отца. Это ради него ты решила остаться со мной, верно?
Канта недовольно сощурилась.
- Маквит никогда не попросил бы меня об этом. Никого не попросил бы.
- Я знаю, - улыбнулся Гектор, - но ведь ему не пришлось просить.
Канта нахмурилась и призналась:
- Нет. Не пришлось. Я и верно осталась ради него - чтобы быть рядом с его сыном, когда его самого здесь нет. - Она смотрела на зеленые поля, позолоченные клонящимся к западу солнцем. - Такой конец не хуже любого другого.
- Спасибо, - сказал Гектор. - За то, что осталась, и за то, что сказала.
Она только кивнула в ответ.
- Я попрошу тебя еще об одном, - сказал он, когда они стали спускаться по лестнице. - Взяв женщину и ребенка с собой на север, мы будем двигаться медленнее, и это уменьшит надежду на их выживание. Элизиан - наивысшая точка южной половины острова. Если море пощадит хоть что-то, это будет он. Побудь с ними, Канта, и позаботься о них, особенно о мальчике. Мы оставим тебе провизию, а в садах можно будет брать яблоки. Если нам удастся сдержать море, а у тебя кончатся припасы, можешь вернуться в гостиницу. - Канта кивнула, и Гектор остановил ее, придержав за локоть. - Но если придет волна, поднимитесь как можно выше. Советую тебе держаться поближе к башне провидцев. - Он указал на самый высокий из шпилей замка, где жил когда-то Грааль, провидец и королевский советник.
Канта снова ответила кивком.
Джармон уже держал лошадей наготове. Мужчины сели верхом, и тут мальчик завопил, извиваясь в крепких руках Канты:
- Не-ет! Вожми меня с собой! - Он смотрел на Гектора. - Хоцу с тобой!
Его крик прозвучал в голове Гектора, как эхо. Точно так же кричал Айдан в тот день, когда он посадил свою семью на корабль.
"Хоцу с тобой, папа! Хоцу с тобой!"
У него сжалось горло. Он вспомнил, как расплакалась Талтея, такая сильная и храбрая, услышав мольбу своего сына. Он нагнулся, погладил мальчика по голове и кивком простился с Кантой. Ребенок, когда Гектор оглянулся, все еще бился в ее руках и сдался только, когда всадники почти совсем скрылись из виду.
Совсем как Айдан.
Теперь они ехали вдоль реки на север, где когда-то мулы тянули баржи, нагруженные товарами из дальних стран и с северных островов. Эти караваны вели торг у каждой переправы и каждой деревни, а заканчивали путь в Саутпорте, огромном городе в устье реки.
Камни на обочине дороги содрогались. Чем дальше на север, тем чаще и сильнее становились подземные толчки, а небо почти полностью затянулось туманом, сквозь который изредка виднелись клочки синевы.
Всадники хранили молчание. С каждым прожитым ими днем туман сгущался все больше и глушил сперва шутки, а потом и всякие разговоры.