Была и ещё одна причина, почему они решили удирать по дороге. Несколько раз, ночью, Дульси и Джи пробовали уйти от плантации в первую попавшуюся сторону, и всякий раз за порослью болотного кустарника попадали в Нечто, где не было ни света, ни пространства, где они с каждым шагом как бы деревенели, умирали по частям, и где, на них, особенно на Дульси, нападала такая головная боль, что они немедленно возвращались. Джи предположила, что это какое-то силовое поле, ограда, стена загона для человеческого скота, потому, мол, их практически не охраняют. Дульси с сутью предположения согласилась, но добавила, что это, скорее, не силовое, а какое-то поле, влияющее на психику. Как бы там ни было, но стена тюрьмы, даже сплетённая из нежнейших цветов, остаётся стеной тюрьмы.
Они шли уже часа четыре или пять, однако вокруг ничего не менялось. Всё тот же мрак, едва тронутый звёздным светом, всё те же кусты на обочинах дороги, всё та же грязь под босыми ногами – холодная, липкая, бесконечная, как весь этот бред.
Слева показался большой валун.
– Присядем, – предложила Дульси. – Что-то я опять начинаю сдавать.
Запрокинув голову, она долго вглядывалась в незнакомые созвездия. Похоже на небо Земли... А вдруг это в самом деле Земля? И, может, её Ки-ихот и Магг где-то рядом, в крайнем случае – на другом континенте? Почему бы не попробовать ещё раз? Ведь мысль внепространственна; она, помнится, несколько раз выходила в детстве на связь с отцом за сотни световых лет.
Дульси сосредоточилась, вызвала в сознании образ Магга. "Где же ты, неверный слуга, отзовись! Я прошу и приказываю: отзовись!"
И подсознание, и вся вселенная безмолствовали.
Дульси, любопытства ради, попробовала вызвать своего благородного рыцаря. Конечно, его посвящение в Первые Претенденты – не более, чем ритуал, древняя традиция. Магг сказал, что этот голубоглазый парнишка спас ей жизнь, и она просто обязана была произнести соответствующую фразу. Но признайся, Дульси, что ты её впервые в жизни произнесла охотно, без внутреннего сопротивления, даже с радостью. Конечно, она ещё не влюблена по-настоящему, да и рыцарь, если она ему не понравилась, вовсе не обязан жениться на внеземной принцессе (тут Её Высочество почувствовало вдруг укол досады), но если между ними проскочила хоть искра взаимного влечения, его мозг может откликнуться. "Где ты, мой Ки-ихот?! – позвала принцесса. – Мне плохо, я опять попала в беду! Помоги мне, прекрасный мальчишка! Отзовись хотя бы!"
Подсознание и вся вселенная по-прежнему безмолвствовали. А вот головная боль зашевелилась в затылке, будто, личинка эмнуса, зарывающаяся глубже в грязь.
– Ваше Высочество, – вдруг тревожно прошептала Джи. – Посмотрите, впереди что-то светится.
Они осторожно пошли на этот странный свет, который по мере приближения оформился в прямоугольник. И чем ближе они подходили, тем холоднее становилось у девушек на душе, тем непонятнее, а потому и страшнее казалось происходящее. У обочины дороги в темноте ночи, прямо в воздухе, в чёрном ничто висело... окно. За ним виднелся традиционный для Норманы уголок отдыха: цветущие бело-розовые огромные шары фелисы, газон, бассейн, несколько причудливых пространственных клумб... За окном была не картинка, а настоящая жизнь, потому что ветер занёс одну из клумб в бассейн, и она сейчас медленно пересекала его, будто разноцветный нарядный парусник.
– Это Нормана, – прошептала Джи. – Но там, Ваше Высочество, уже весна! Пойдёмте туда, госпожа! Скорее! Откроем окно или разобьём...
– Я чувствую подвох, – Дульси протянула вперёд руку, стала осторожно приближаться к заветному окну. Оно вдруг дрогнуло, отступило, будто фата-моргана, снова остановилось. У принцессы появилось знакомое ощущение: там дальше Нечто и боль, предел дозволенного, стена. Она ступила ещё шаг, и окно заструилось, заколебалось, превращаясь в бесформенный клуб света, мигнуло напоследок и погасло.
– Что это было? – Джи насторожённо оглядывалась, словно ожидая, что из тьмы вдруг покажутся надсмотрщики во главе с мерзким Гермой.
– Не знаю. Я ничего не знаю, Джи! Даже названия этой планеты, – устало ответила подруге Дульси. – Может статься, что это такая дыра, где у меня нет даже замка. Но точно знаю одно: я никогда не была и не буду рабыней!
Они снова двинулись в путь.
Часа через два небо стало светлеть, а звёзды таять. Так же быстро таяли силы, хотя девушки и подкрепились на ходу. Кусты вокруг дороги стали гуще и выше, напоминая местность, где располагались их барак и плантация.
Дорога сделала очередной поворот, они машинально его повторили и... оказались на плацу возле своего барака, где уже начиналось утреннее построение.
– Я сейчас сойду с ума, – сказала Дульси, чувствуя, что она не в силах двинуться с места. – Эта дорога никуда не ведёт! Мы всю ночь ходили по кругу... Ты что-нибудь понимаешь, Джи?!
Поигрывая плёткой, к ним подошёл Герма.
– Где вы этой ночью шлялись, потаскухи?! – рыкнул он. – Я приходил в барак после отбоя со своим универсальным инструментом для лечения женских болезней, вас не было на месте. Не вздумайте прятаться от меня, грязные рабыни, – Герма этого не любит. Сегодня после захода солнца соберёте каждая урожай ещё под тридцатью камнями. А если подобное повторится, я пропишу вам по пять ударов плетью каждое утро! Здесь, на плацу.
Герма ушёл, чавкая сапогами по глубокой грязи. Послышалась команда завтракать.
ГЛАВА 2
В это же время в комнату, где спал Максим, деликатно постучав перед этим, заглянул Тофик.
– Мой господин, – Джинна-недоучку, как и Максима, переодели в пурпурную тогу, и он в этом дорогом и непривычном одеянии чувствовал себя явно не в своей тарелке.
– Не смею тебя тревожить, но уже вечер. Ты проспал весь день, и Магг говорит, что он очень голоден и трезв. Он хочет нас потчевать.
– Хорошая мысль, – согласился Максим. – Передай хозяину, что я минут через двадцать спущусь.
Он прикрыл глаза. Нельзя, невозможно вот так сразу вскочить из этой фантастически удобной, благоухающей незнакомыми цветами постели. Подождут. Тем более, что Магг с Тофиком хоть немного подрыхли в замке принцессы, а он всю эту ночь просидел в кресле холла с автоматом на коленях, поглядывая то на входные двери, то на сожжённую кабину нуль-транспортировки.
Когда он вчера объявил, что Королевский обед в его честь состоится при любых обстоятельствах, и поднял тост за несравненную Дульси, Магг с ловкостью обезьяны подскочил к нему и буквально вырвал бокал из рук.
– Постойте! – вскричал он. – Я уверен, что эта бутылка "Бордо" разбита не случайно. Вино вполне может быть отравленным. Никто не пейте это проклятое вино!
Магг собрал и унёс наполненные бокалы и откупоренные бутылки, а вернулся к столу с пятью новыми бутылками.
– Это из моих личных запасов, – заявил бывший двойник вождя мирового марксизма. – Можно пить спокойно – они хранились в сейфе. Максим повторил тост и добавил:
– Я уверен, что принцесса Дульси жива и здорова. Но если этот негодяй Мудлак хоть чем-нибудь обидел Её Высочество, я клянусь сурово наказать преступника.
– Да, – сказал Магг. – Но для этого нам нужно попасть на Норману, а это, увы, невозможно.
– Неужели нет никакого выхода? – спросил Максим.
Магг "вздрогнул", блаженно расслабился.
– Мой господин, – начал он, выбирая закуски. – Если принцесса не пришлёт за нами корабль, шансы наши мизерны. На Земле, конечно, бывают жители Норманы – вы называете космические корабли, на которых они прилетают, неопознанными летающими объектами, – но это в основном контрики и стражи. От них особой помощи ждать не приходится.
– А подробнее можно? – заинтересовался Максим.
– Ну, контрики – это контрабандисты, – пояснил Магг. Он ловко отрезал громадную ножку индюшки, чуть поразмыслил и подал её хозяину, а себе тут же отхватил вторую. – Среди них много просто пацанов. Основной товар – ваши аудио– и видеокассеты, лазерные компакт-диски. Ещё есть любители, которые записывают ваши мыслеобразы, особенно эротические.
– Им что – нравятся наши музыка и фильмы? – удивился Тофик, который почти ничего не ел и не пил.
– Да, – подтвердил бывший двойник вождя мирового марксизма. – Земляне более эмоциональны, чем мы. Ваши чувства ярче, а видение мира образнее. Поэтому наша молодёжь балдеет от ваших боевиков и фантастических фильмов, особенно американских, от ваших видеоклипов, не говоря уже о рэпе, рэг-тайме, слоу роке и хард роке, биг бенде и прочем. Половина моих жён и дочерей, например, без ума от вашей рок-оперы "Юнона и Авось". Я и сам её дважды смотрел.
– А стражи, надо понимать, нечто вроде полиции? – предположил Максим.
– Совершенно верно. Но нам с ними, несмотря на знак королевской Власти, связываться вовсе ни к чему. Если Мудлак коварством или хитростью умыкнул Её Высочество, то неизвестно какие инструкции он мог оставить своим людям и тем же стражам.
– Ну, насчёт "своих людей" всё ясно, – хмуро заметил Максим. – Мы пока живы благодаря исключительно чуду и Тофику.
– Что касается контриков, то встретиться с ними – дело случая, – вздрогнул Магг. – Есть, конечно, места, где они бывают чаще. На том же Ай-Петри, например, останавливаются. Но не будем же мы год или два рыскать по яйле, чтобы заловить кого-нибудь из наших пацанов с его "тарелкой".
– Весёлая перспектива, – хмыкнул Максим и налил себе полный бокал "Бордо". Он задумчиво крутил в руках янтарный медальон – знак королевской Власти. Не отпускает его эта странная девчонка Дульси! По идее, конечно, можно на всё плюнуть, вернуться в Джанкой и рвануть в Москву. Нет, Москва не проходит... Если люди Мудлака занялись им всерьёз, а это очевидно, то за пару "зелёненьких" они давно выведали у Машеньки его домашний адрес и уже поджидают в квартире. Остаётся вариант Простоквашино, но... Ну, не может он сейчас так просто слинять! Дульси недаром оставила ему этот знак, и Мудлак, этот рыжий мерзкий старикашка, недаром уничтожил в замке кабину нуль-транспортировки и связь, и каким-то образом умыкнул принцессу. От него, Максима, явно хотят избавиться. Любой ценой! То ли силой, то ли хитростью Мудлак решил завладеть принцессой. Если он, Максим, сейчас отступится, то он предаст не только Её Высочество, но и, прежде всего, себя. Да и Тофик... Как быть с этим пацаном, недоучкой – джинном, которого он уже приручил и взял под своё покровительство? Увы: путей к отступлению нет!
После обеда, перешедшего в затяжной ужин, Максим перезарядил свой "узи", облюбовал в холле удобное кресло, а Маггу и Тофику приказал отдыхать.
– Утро вечера мудренее, – сказал он. – Утром проведём большой хурал, мозговую атаку и так далее, а сейчас – спите. Я подежурю на всякий пожарный случай, а если скопычусь, – разбужу кого-нибудь из вас.
Ночью он то дремал, то бодрствовал. Когда сон отступал, приходили воспоминания – в основном из детства. Днепропетровск... Его друганы по садику и школе – Женя, Алёша Выходец, Стасик... Их детские и недетские проказы, подвиги и тайны... Правильно отец в какой-то из своих книг написал о том, что сущность жизни не в больших событиях, которые мы так или иначе ищем на земле, а в маленьких радостях и безмятежности духа. Мол, живой душе нужен, конечно, весь мир, но она умеет довольствоваться и крохой... Большие события в его жизни, кажется, только начинаются, безмятежностью духа сейчас и не пахнет, а вот маленькие, но дорогие сердцу радости были, они всегда с ним, в его памяти, и с годами ничуть не становятся тусклее или дешевле.
Под утро в холл вышел Магг с двумя рюмками и бутылкой шотландского виски в руках.
– Не спится, – пожаловался он. – Мы столько пережили за последние дни, столько раз были на краю гибели, а этот подлец так ловко и просто избавился от нас. Просто зла не хватает. Теперь я, чувствую, не скоро увижу своих жён и детей.
– Женщин и на Земле на твой век хватит, – утешил его Максим.
Они молча "вздрогнули". Магг сел в свободное кресло, достал свои чётки. Максим закурил.
– А что за религия у вас на Нормане? – поинтересовался Максим.
– Ничего особенного. Очень древняя и в отличие от вашей всегда составляла одно целое с познанием, наукой. У нас тоже есть "Библия", правда, несколько иная, чем у вас. Новый завет, например, составляет несколько томов – у нас было двенадцать канонизированных мессий. А вот вместо "Ветхого" у нас "Грядущий завет". Словом, главное отличие нашей религии в том, что учёные и теологи Норманы за тысячелетия так и не нашли в нашей вселенной Бога. Нет его и не было! Но он обязательно будет, грядёт! И в этом сходятся воззрения учёных, которые считают, что матери присуща не только энтропия, но и стремление к упорядочению и осознанию самое себя посредством разума и духа, и утверждения наших мессий, то есть, пророков. Создатель придёт к нам из другой вселенной, а с ним – очищение и благодать.
– Любопытно! – Максима в самом деле заинтересовал такой неожиданный поворот вероучения. – Значит, ваше "Бытие" начинается приблизительно так: "В начале сотворит Бог небо и землю. Земля же будет безвидна и пуста и тьма над бездной, и Дух Божий будет носиться над водою. И скажет Бог: да будет свет. И станет свет. И увидит Бог свет, что он хорош, и отделит Бог свет от тьмы. И назовёт Бог свет днём, а тьму ночью. И будет вечер, и будет утро: день один".
– Всё так, – подтвердил Магг. – Но слова несколько другие.
– Одного не понимаю: если Бога, как вы утверждаете, пока нет, откуда мессии, посредники между Создателем и людьми, да ещё столько?
– Наши мессии не отягощены Богосыновством, как ваш Иисус Христос. Они обычные люди, которые сумели при жизни возвысить свой дух до такой степени, что он стал проникать в спиритосферу вселенной, её монады, где запечатлено не только настоящее, прошлое, но и будущее. Об этом, кстати, догадывался ваш Лейбниц. Наши мессии – прежде всего пророки, как и ваш Иисус Христос. История его Богосыновства не более чем красивая сказка. А так как ваш разум в эпоху зарождения христианства не мог воспринять идею грядущего Бога, то эта история логически необходимый мостик, связующее звено между якобы извечно существовавшим Богом и искоркой разума людьми. Впрочем, у нас есть и неканоническая версия о том, что ваш Христос, учитывая те чудеса, которые он творил, его воскресение и вознесение на небо, вполне мог быть сыном одного из наших ранних миссионеров.
– Мудрено, – заметил Максим. – Хотя и не лишено смысла... А что это у тебя в руках – чётки?
– Да нет, – Магг засмеялся. – Вот уж что далеко от веры, так это Творящая Сила. Хотя, конечно, в ней сокрыт величайший божественный промысел, и она способна творить истинные чудеса.
– Я тебя разжалую, генерал-майор. Ты можешь говорить по-человечески?! Что ещё за Творящая Сила?
– Ну, это же элементарно, Ки-ихот! Это у нас личное богатство, состояние, эквивалент ваших драгоценных камней и металлов. Это моё Семя, Активные Сперматозоиды, Живчики!
Теперь пришла очередь смеяться Максиму. Он так расхохотался, что вынужден был отхлебнуть прямо из бутылки, чтобы перебить смех.
– Нет, у меня точно поедет от вас крыша! Это с каких же пор сперма стала таким дефицитом?! И почему ты её называешь Творящей Силой? Детородная – ещё куда ни шло.
Магг, казалось, обиделся.
– Хорошее Семя – достоинство мужчины. Только избранные высокородные и некоторые рыцари могут похвастаться, что они взрастили за свою жизнь несколько тысяч настоящих Живчиков. Семя зреет в мужчине как жемчуг, потому мы и дорожим им. Кроме того, не так давно наши учёные открыли, что оплодотворение женской яйцеклетки – лишь одно из проявлений Творящей Силы Семени. При помощи простого преобразователя она может создавать любые материальные объекты, мгновенно прорастать через пространственно-временной континуум, может даже оживить человека. Но для этого, конечно, нужно много Семени.
Удивлению Максима не было предела.
– И ты носишь своих... живчиков в этих бусах?
– Это не бусы, а контейнеры, которые идеально приспособлены для хранения Активных Сперматозоидов. Самый большой из них, белый – преобразователь.
Максим вспомнил слова Мудлака, произнесённые им на берегу штормового моря: "Я потратил последнее Семя".
– Получается, что Мудлак перенёсся к нам на пляж при помощи этой штуковины? Помнишь, он говорил принцессе...
Магг засмеялся.
– Не верь ни единому слову этого проходимца, благородный Ки-ихот. Он скорее удавится, чем потратит лишний Живчик. Если они у него есть вообще.
– Постой, – перебил его Максим. – Неужели ты, воспользовавшись преобразователем, мог перенести нашу машину через ущелье без помощи Тофика?
– Элементарно.
– И ты, подлый жлоб, всё время молчал об этом?! Даже пальцем не шевельнул... Ведь мы могли все погибнуть. Глаза Магга полыхнули недобрым огнём.
– Знаешь, Ки-ихот! Я твой слуга и слуга Её Высочества. Но я прежде всего высокородный Мужчина! И никто под звёздами, ни ты, ни принцесса, ни даже сам Король не вправе распоряжаться моей Творящей Силой!
– Да бог с тобой! Я не хотел тебя обидеть. – Максима одолевала какая-то смутная мысль. Если Семя может мгновенно прорастать через пространственно-временной континуум, значит ли это?..
– Послушай, старина, – спросил он у Магга. – А не может ли твой преобразователь... перенести тебя, например, на Норману?
– Исключено. На преодоление одного светового года нужно не менее тысячи живчиков. Умножь это количество на пятьсот... Исключено, благородный Ки-ихот.
– У тебя, случайно, нет ещё такой штуковины? – поинтересовался Максим. Запасной или лишней?
– Сколько угодно, – пожал плечами Магг. – Я собирался перед отправкой на Норману подарить тебе хранилище Творящей Силы и научить им пользоваться. Однако этот подлый Мудлак разрушил все наши планы.
– Неси, – перебил его Максим. – Скорее неси мне эту штуковину!
Пока удивлённый горячностью хозяина бывший двойник вождя мирового марксизма возился с замками своего сейфа, Максим пытался вспомнить урок биологии, на котором им рассказывали в школе об этом. Сколько же у человека этих самых живчиков? Что много, это он помнит. Но сколько конкретно? И хватит ли их...
– А как пользоваться твоим хранилищем – нетерпеливо спросил он у Магга, получив из его рук новенькие "чётки". – Как его... зарядить?
– Ты чувствуешь, что у тебя созрело Семя? – уважительно поинтересовался Магг.
– Пять, десять, сто созрело! Говори быстрее!
– В нормальных условиях существует специальная методика. Ну, а в полевых, в дороге... – Магг улыбнулся.
– Способ элементарный, детский даже. Вот этот колпачок-приёмник.
– Отвернись! – скомандовал Максим.
– Там есть счётчик, на преобразователе, – сказал Магг.
– Посмотри сам, – Максим протянул бывшему двойнику вождя мирового марксизма свои заряженные "чётки".
Магг взглянул на белый "камень" преобразователя, отступил в смятении:
– Этого не может быть!
– Что с тобой? На тебе лица нет, – удивился Максим.