Но все равно выходило глупо. Потому, после того, как я поставил пару свечей на письменный стол в комнате, закрыл дверь в темную спальню, я выглянул на кухню и сообщил Карчевскому, что ложусь спать. Что могу дать ему матрац и подушку, а также покрывало от дивана. На что Олег, вполне обычно, будто я и не обижался на него, поднял глаза от книги на меня, улыбнулся, покачал головой и сказал, что все равно не заснет. Бессонница. Я, неожиданно для себя, улыбнулся в ответ, сказал, что оставлю все названное на полу в комнате. Пожелал спокойной ночи. Взял из комнаты свечи и принес Олегу на кухню, добавив к уже имеющимся трем. Потом, с легкой душой, пошел на диван. Разделся и лег. Некоторое время разглядывал тени на потолке, которые падали из освещенной кухни. И незаметно провалился в сон без сновидений.
Меня куда-то влекло не сильным, но упорным течением. Я не ощущал своего тела, не чувствовал массы и положения. Я превратился в висящий в черном вакууме взгляд, который скользит из стороны в сторону, но ничего не видит. Я стал глубоководной рыбой, которая медленно дрейфует в абсолютной темноте, окруженная лишь звенящей пустотой.
Сознание лениво удивлялось происходящему, вяло сопротивлялось. Но у меня не было ни рук, но ног, я не мог грести, чтобы задавать направление.
Но меня это не очень расстроило. Я просто поддался мягкому течению, позволил ему двигать меня, медленно разворачивая по кругу. Не было мыслей, не было эмоций, не было ощущений. Тепло, уютно, спокойно.
Из темноты, куда меня влекло, стало проступать нечто. Бледное пятнышко, растущее и приближающееся. Пятнышко раздвигало границы темноты, выплавлялось, вылезало из ткани вакуума. Обретало форму, черты.
Человеческая фигура. Худая человеческая фигура. Мужчина с закрытыми глазами.
Это он звал меня. Манил к себе. Тянул, будто паук муху.
Острое лицо со впалыми щеками, серебристая щетина, глубоко посаженные глаза, тонкая нить рта. Сначала словно нарисованное карандашом, теперь лицо обретало объем и фактуру, наливалась цветом и тенями.
Фигура становилось все больше и больше. Она заполнила весь обзор, руки поднимались навстречу мне. Я захотел нырнуть в его объятия, устремился вперед.
Человек открыл глаза. Сверкающие звезды в зрачках вспыхнули, он подался вперед, ко мне. Но вдруг остановился, глядя мне прямо в лицо. Нахмурился, отшатнулся. Лицо приобрело вид недовольный и разочарованный, губы сжались еще плотнее. Он начал отворачиваться от меня, уходить.
Я рванулся к нему, чувствуя, что упускаю что-то важное, личное.
- Проснись! - гудящий голос заполнил вакуум. Задрожало, посыпалось осколками. Лишь фигура уходила медленно проч.
- Да проснись же! - гаркнуло мне в ухо, и я был грубо вырван из уютной бездны. Я вскрикнул, покачиваясь на ногах, ухватился за что-то холодной над головой.
Я стоял на подоконнике окна спальни в одних трусах. Ноги были ватные, меня бросало вперед-назад. Если бы я не ухватился за гардину…
- Очнулся?! - заорали сбоку, и я дернулся, полетел назад.
Меня поймали сильные руки, пахнуло дешевым табаком. В прыгающем свете стоявшей на полу свечи я разглядел не на шутку обеспокоенного Карчевского.
- Ты какого хрена делаешь? - накинулся он, заметив, что я пришел в себя. - Лунатик, твою мать!
Он помог мне подняться. Я оперся на подоконник, бросил взгляд в окно.
За грязным стеклом с обрывками некогда приклеенной газеты уходил от дома худой мужчина, окутанный потухающим свечением. Я попытался сказать про него Олегу, но из пересохшего горла раздался лишь неразборчивый хрип.
- Идем, вставай, - геолог подставил плечо, помог подняться. Вместе мы вернулись в комнату. Карчевский усадил меня на смятую постель, сходил за свечой, вернулся, плотно закрыв за собой дверь спальни.
Я только что осознал, что чуть не прыгнул в объятия этого незнакомца. Я чуть не выпрыгнул из окна!
- Ты видел? - нервно спросил я Карчевского.
- Видел чего? - без интереса откликнулся Олег. - Сиди, я воды принесу.
Он широким шагом скрылся на кухне.
- Ты видел человека за окном? - крикнул я ему вслед.
- Тебе приснилось, - геолог появился вместе с ответом, принес стакан с водой, всунул мне в руки. - Пей.
- Я серьезно, Олег! - не унимался я, - Он звал меня к себе! Я чуть из окна не прыгнул!
Карчевский сел рядом на диван, помотал головой.
- Никого я не видел. Но тебе верю. Нынче все может быть.
И тут мы оба насторожились. Над головой что-то скрипнуло, протопали быстрые шажки.
- Соседи, - пояснил я.
Карчевский нехорошо посмотрел на меня.
- Какие соседи, Игорь? В этом доме кроме тебя никто не живет уже месяц.
- Но как же…?
- Я поднимался, проверял. Квартиры пусты. Там даже мебели нет.
И в этот миг в подъезде хлопнула дверь.
Карчевский поднялся, повернул голову в сторону прихожей. Я тоже вслушивался, холодея.
На верхних этажах кто-то методично, с равными паузами стучал в двери. А каждую по два стука. Тук-тук. Пауза. Тук-тук.
- Я схожу, посмотрю, - решил Олег, шагнул было к двери.
- Стой! - я вцепился в рукав анорака, потащил на себя. - Стой, не ходи!
Олег недовольно посмотрел на мою руку, аккуратно снял ее.
- Там не люди, ты же знаешь, - я почти умолял его. Я не мог себе и представить, чтобы открыть дверь и впустить внутрь то, что там могло быть. - Не выходи в подъезд.
Тук-тук. Тук-тук.
Звук опустился на этаж ниже. Словно кто-то простукивал квартиры, прислушиваясь в темноте. Я представил себе некое существо, которое переходило от двери к двери, требовательно стучало и пригибалось, ухом ловя каждый шорох из квартир. Зачем? Кто это мог быть?
Олег все еще стоял в нерешительности.
- Не ходи, - повторил я настойчиво. В свете пламени свечей блеснули глаза геолога, он ухмыльнулся в бороду.
- Не ссы, лягуха. Прорвемся, - он шагнул в прихожую.
Я чертыхнулся, метнулся к углу, схватил свое импровизированное копье. Выскочил за Олегом.
Карчевский стоял возле входной двери, плохо различимый в тусклом свете из комнаты, прислушивался. Когда я появился, он жестом приказал мне замереть. Что я и сделал, покрываясь мурашками.
Невидимый гость стучал в двери на этаж выше. Я, затаив дыхание, представлял себе его местоположение.
Тук-тук. Тук-тук. По два раза в одну квартиру. Тишина. Еще раз - тук-тук, тук-тук. Тишина. Вновь стуки, но звук уже другой, мягче. Будто стучат в кнопку на обивке двери.
Шагов я не слышал. Не скрипели перила, не хрустел песок и опавшая штукатурка на ступенях.
Тишина затянулась. И вдруг - тук-тук - удары в квартиру напротив!
Карчевский бросил быстрый взгляд на меня, приставил палец к губам. Я лишь кивнул, судорожно сжимая нелепое копье, вмиг ставшее маленьким и бесполезным.
Стуки прекратились. Сейчас должны постучать в соседнюю дверь.
Тук-тук. Тук-тук.
Так и есть! Лоб покрылся испариной, в горле застрял комок.
Не накручивай себя! Не смей накручивать! Ты не один, все будет хорошо! Все точно будет хорошо.
Очередная серия стуков завершилась. Сейчас, вот, сейчас. Ну же!
Тук-тук!
Стук раздался оглушительно, даже Карчевский немного отпрянул от двери. Как не был я готов, но сердце все равно подпрыгнуло в груди, я чуть не вскрикнул.
Тишина, лишь собственное сдавленное дыхание звучит нервно и рвано.
Тук-тук!
Олег посмотрел на меня, ободряюще кивнул.
Тишина. Секунда за секундой, кажущиеся вечностью…
Кажется, я заорал, когда дверь стала ходить ходуном! На дверь обрушился град ударов, они, казалось, приходились сразу по всей ее площади! Захрустело дерево, с косяка полетела пыль.
Кто-то, многорукий и сильный, рвался в квартиру!
Карчевский навалился всем телом на дверь, вцепившись в ручку. Его сотрясало вместе с дверью, но геолог лишь злобно сопел.
Грохот в квартире стоял неимоверный. Он разливался по всему дому, отдавался эхом в пустом подъезде, заставлял вибрировать оконные стекла!
Кто-то с той стороны двери очень хотел попасть внутрь.
- Помоги же! - рявкнул бородач, упираясь ногами в пол.
Я отбросил копье, подбежал к двери, привалился плечом.
Удары в дверь прекратились так же неожиданно, как и начались. Эхо еще разносило звук по округе, надсадно сопел Олег, но кроме этого больше не было слышно ничего.
Я встретился взглядом с Карчевским. Я впервые увидел в его глазах непонимание и нечто, что я посчитал страхом. Но из-за темноты и торчавшей в стороны бороды я не мог наверняка назвать степень испуга геолога, но мне хотелось думать, что он испытывает то же, что и я.
- Оно ушло, - сказал он мне свистящим шепотом. Я пожал плечами. Я не хотел принимать решения.
- Точно ушло, - добавил Олег уже увереннее и осторожно отлепился от двери, шагнул в сторону.
Ничего не произошло.
- Может, забаррикадируемся чем-нибудь? - спросил я.
- Это можно, - Карчевский почесал затылок. - Мда, есть, над чем подумать.
Мы принесли из комнаты письменный стол, подперли им входную дверь. После чего Карчевский пошел задумчиво курить на кухню, а я на всякий случай присовокупил к столу еще и стул, уперев его ножками в пол, а спинкой в ручку двери.
Постоял на кухне с Карчевским, посмотрел на свое отражение в черном стекле. Успокоился немного, решил все же поспать, потому как навалилась тяжелая усталость, видимо, от пережитого. Глаза слипались, реакция стала как у пьяного.
Уже, когда я почти заснул, сквозь полуприкрытые веки увидел заходящего в комнату Олега.
- Завтра уходим отсюда, - проговорил он. - Соберешь вещи, и двинем к диспетчерской. Нечего тебе тут больше одному куковать.
Я хотел ему ответить, что и так собирался сделать это, но сон одолел меня. Второй раз за одну ночь я уснул. Теперь уже до утра.
16
Сквозь высокие облака бледно светило осеннее солнце, временами и вовсе скрываясь из виду. В такие минуты налетал порыв ветра, сырой и холодный, забирался за шиворот и нырял в рукава.
Я поправил поднятый ворот пальто, повернулся и пошел к стоящему посреди улицы Карчевкому.
Мы вышли из квартиры Краснова утром. Не знаю, спал ли Олег вовсе, но меня он разбудил около девяти, как только на улице окончательно рассвело. Недолгие сборы, легкий завтрак остатками продуктов. Обжигаясь чаем, я смотрел, как Карчевский ходит от входной двери к окнам, прислушивается, присматривается.
Перед самым выходом я остановился на пороге. Я уходил и знал, что больше сюда не вернусь никогда. Я хотел как-то проститься с подарком старого друга, запечатлеть в памяти. Но взгляд мой упал на открытую дверь спальни, в памяти всплыли события ночи и я поспешил покинуть странную квартиру. Квартиру, которая стала для меня причиной всего случившегося.
Дверь квартиры снаружи Карчевский изучил самым тщательным образом. Но не нашел ни следов, ни царапин. Словно дверь сама собой прогибалась и сотрясалась.
Уходя, квартиру я все же запер. Конечно, я понимал, что сейчас мародеры вряд ли смогут добраться до вещей Дениса, но я не смог оставить все нараспашку. Я чувствовал, что должен выполнить этот ритуал, как своеобразное погребение, опускание крышки гроба. Чтобы проститься навсегда, чтобы поставить точку.
Мы вышли утром и вот уже четыре часа пытаемся добраться до диспетчерской.
- Не понимаю алгоритма, - сказал Олег и закурил.
Мы стояли в маленьком проулке, оканчивающемся тупиком. По обеим сторонам дороги высится серый забор, грязный, с нецензурными граффити. В жухлой траве валяются старые покрышки, в конце улицы, у стены тупика, ржавеет брошенный экскаваторный ковш.
Копье я все же взял. Мне с ним было спокойнее. Я также предлагал геологу связаться бельевой веревкой, чтобы если что. Что если что я объяснить не смог. Карчевский криво ухмыльнулся и сказал, что улицы и дома прыгают с места на место как блохи на сковороде, но уж бельевая веревка конечно же сможет удержать нас вместе. Я не стал спорить, согласившись в бессмысленности данной идеи.
И пока нас все еще не раскидало по разным частям города.
Первый час пути я чувствовал себя разведчиком на чужой территории. Помня, что случилось с человеком на аллее, мы по мере возможностей обходили все темные места. Останавливались, если слышали что-то подозрительно.
Спустя время чувство опасности притупилось.
Город был безлюден и тих. Где-то на грани слуха гудели Колодцы, чей голос разливался сейчас над всем Славинском. Голос этот не перекрывали ни шумы машин, ни музыка из окон, ни разговоры прохожих. Лишь серое небо, мрачный пейзаж и далекий гул проносящихся под землей тонн воды.
Сейчас город казался мне иным, чем в первую нашу встречу. И первое слово, которым бы я теперь охарактеризовал его, было бы слово "холодный". Холодный по цвету, по виду, по ощущениям. Неуютный. Мертвый.
Только тогда, когда город пуст, приходит понимание его уродливости и чужеродности в сравнении с природой. Вокруг лишь мрачные тона. Серость и чернота. А если где и попадались яркие пятна, то они выглядели болезненно и неестественно.
И город знал это. Пустой город стал похож на бездомную собаку, обросшую, грязную, больную. Дороги с лужами и скользкой грязью, обшарпанные стены, отбитые кирпичные кладки, кривые заборы, покосившиеся фонари.
Все это было и раньше. Но без людей это стало особенно бросаться в глаза. Без людей город стал таким, каким являлся на самом деле.
Да еще к тому же и безумным.
Город не пускал нас к намеченной цели, кидая из одной части города в другую. Мы вышли из дома на улицу Солнечную, но когда пересекли границу тротуара и проезжей части, то оказались на склоне, ведущему к Колодцам. Не дойдя до Колодцев переместились на стоянку во дворе какого-то общежития. Потом - на проспект Труда. Потом - к ДК Горняков. Потом еще в пару незнакомых мне мест.
Эти перемещения не сопровождались эффектами. Просто вот мы идет по улице Солнечной, а вот уже - по траве городского парка. Сначала это ошеломляло, пугало, потом вызывало интерес, желание экспериментировать. А потом стало утомлять.
Карчевский, который держал в голове план города, старался найти закономерность наших прыжков. Но пока терпел неудачу. Отчего злился и каждое наше перемещение приветствовал отборной бранью.
Еще одним вопросом, занимающим меня, был вопрос о самом факте такого изменения местности. Это мы перемещаемся или город перемещается относительно нас? Выходило, что местность скачет даже тогда, когда мы стоим на месте, с абсолютно разными интервалами от пяти минут до получаса. И каким-то чудом мы каждый раз оказываемся на открытом воздухе, а не в стенах домов или на деревьях.
Будто бы город что-то искал, перекладывая себя с место на место. А мы были лишь досадной помехой.
Город был безлюден, но не пуст. Много странного встретилось нам по дороге.
К моему облегчению опасных теней видно не было. То ли нас пока не нашли в этой чехарде, то ли они появлялись ближе к вечеру. Но и без теней город жил странной и пугающей жизнью.
В одном из дворов, мимо ржавого гаража, женщина несла тяжелые сумки домой. Полупрозрачная, она появлялась у одного угла железной коробки и пропадала у другого, чтобы появиться вновь и проделать опять свой короткий путь.
Мы не стали подходить.
В одном месте, прямо из асфальта, торчали подошвы рабочих ботинок. Я хотел было потыкать в них копьем, но Олег оттащил меня, и мы прошли мимо.
На неизвестной мне улице, возле бакалейного магазина, бестелесные голоса, произносили что-то неразборчивое с невероятной скоростью. Так быстро, что резало уши. Мы поспешили уйти, хотя Карчевский еще долго шевелил губами, пытаясь уловить смысл.
Я не верил себе. Впервые в жизни я ставил под сомнение свои органы чувств. После встречи с исчезающей женщиной, когда мы уже прошли некоторое время, я поймал себя на мысли о нереальности происходящего. Еще минуту назад я видел полупрозрачный призрак своими глазами, а теперь я сам для себя отрицал это. Потому что призраков не бывает. И получалось, что глаза говорили одно, а разум - другое.
И от этого парадокса у меня разболелась голова.
Когда ломаются старательно возведенные башни устоявшегося бытия, то это всегда больно.
Карчевский же никак не комментировал происходящее вокруг. Он избрал политику созерцания, не давал и мне лезть, куда не следует. Мы не стали пробовать кидаться камнями в окна, за которыми двигались призрачные тени, мы не стали ловить катающийся по кругу детский мяч. Мы смотрели, слушали и проходили мимо. Потому что Олег четко сказал еще в начале пути: "Это уже не наше. Не надо трогать". И мы не трогали. Потому что совсем не хотелось знать, что будет если. Потому что при всем желании поэкспериментировать я боялся последствий. И старался вести себя разумно.
До тех пор, пока мы не набрели на дом шофера Ильи.
- Смотри-ка, опять на Солнечную попали, - Олег остановился у торца дома, уперев руки в бока. - Хреново, если нас по кругу повело.
- А я знаю этот дом, - отозвался я, подходя ближе к геологу. - Я тут в гостях был у…
Стекло в окне второго этажа разлетелось вдребезги, острыми осколками брызнуло наружу. Вылетевший за мгновение до этого красный корпус телефонного аппарата с хрустом влетел в разросшиеся кусты акации, повис трубкой на ветвях.
Из окна донесся грохот переворачиваемой мебели, мелькнула тень. Багровые отблески отразились от хищно ощерившихся осколков стекла, торчащих длинными клыками из рамы, в проеме появился мужчина в тельняшке и с горящей табуретной ножкой в руке. Илья, шофер!
- Илья! - заорал я. - Илья! Это я, Игорь!
Илья недоуменно посмотрел из стороны в сторону, потом наконец выглянул наружу. Увидел меня, лицо его преобразилось, он открыл было рот, чтобы что-то сказать. Но позади него что-то показалось, что-то черное, и он резко развернулся, размахивая факелом. Скрылся из вида, лишь мелькнула тельняшка. Звон посуды, гортанные крики Ильи.
Мы с Карчевским переглянулись.
- Там что-то происходит! - возбужденно прокричал я ему.
- Не слепой, - Олег мотнул головой. - Он один живет?
- Один. Олег! Надо что-то делать!
Грохот, крики. В темноте квартиры огненной дугой мазнул длинный след факела Ильи, сорвалась с гардины занавеска.
- Олег! - я метался от дома к геологу. - Ну! Чего же ты стоишь? Я же не могу принимать решения, я ни разу не попадал в такие ситуации!
Олег бросил на меня недовольный взгляд, сплюнул под ноги. Нехотя скомандовал:
- За мной.
И побежал к дому. Я припустил за ним, сжимая копье.
Протопали по битым стеклам. Карчевский притормозил возле двери подъезда, распахнул ее мощным рывком. Бросил настороженный взгляд внутрь, бросился внутрь. Я еле поспевал за ним.
Влетели на площадку второго этажа. Не сбавляя скорости, геолог всем своим немаленьким телом врубился в хлипкую деревянную дверь, с грохотом сорвал ее с петель.
- Илья! - заорал я, слыша отзвук эха в пустом доме.
Замешкались в узкой прихожей, спотыкаясь об обувь, ввалились в коридор. В квартире стояла вонь жженого дерева и лака, под потолком вихрился сизый дым.