– Думаешь, я шутки шучу? – нахмурился Василий. – Он мужик серьезный, не то, что некоторые. До тебя очередь дойдет, сам все узнаешь. Николаич, дай папироску.
– Ну и ладно, – Шибанов сплюнул травинку. – Ты у меня тоже чего-нибудь попроси…
Катя отсутствовала минут пятнадцать. Вернулась бледная и как будто бы чем-то испуганная, но говорить, что происходило в классе, тоже наотрез отказалась.
– Саша, теперь ты иди, – сказала она, садясь на траву. – А Лев после тебя…
– Можете меня даже не спрашивать, о чем мы с этим Жеромом разговаривали, – буркнул Шибанов. – Все равно не скажу.
Капитан пробыл в классе дольше всех – около получаса. Для Гумилева время тянулось мучительно медленно. Он пытался представить себе, в чем может заключаться экзамен, и почему Жером запрещает курсантам о нем рассказывать, но так ничего и не придумал. Проще всего было предположить, что экзамен как-то связан с загадочными способностями Кати и Теркина. Но имелись ли такие способности у Шибанова, Лев не знал, а в отсутствии их у себя был совершенно уверен. О чем же тогда будет его спрашивать Жером? Опять о туркестанской находке? И что там так долго делает капитан?
Наконец, Шибанов вышел из класса и расслабленной походкой направился к дубу. Подойдя, бросил неприязненный взгляд в сторону Теркина.
– Ну, старшина, ты и жук…
Что ответил ему Василий, Гумилев уже не услышал. Он шел к казарме, пытаясь унять непонятно откуда взявшуюся дрожь в коленках. Странно – Берии не боялся, а теперь вот трясется, как осиновый лист…
Жером стоял спиной к двери у зашторенного окна. На столе были разбросаны бумаги с символами – треугольник, ступенчатая пирамида, две пересекающихся сферы, восьмиконечная звезда. Несколько листов были придавлены граненым хрустальным шаром, вроде тех, какие используют маги и предсказатели будущего.
– Проходите, Лев Николаевич, – приветливо сказал Жером, поворачиваясь к Гумилеву. – Не обращайте внимания на этот реквизит, к вам он никакого отношения не имеет. Что, не терпится узнать, в чем будет состоять экзамен?
Льву показалось, что майор госбезопасности ему подмигнул.
– Не терпится, – сказал он хриплым голосом.
– В сущности, никакого экзамена не будет. Так, поговорим кое о чем. Ваши товарищи, наверное, уже предупредили вас, что все, о чем мы будем с вами беседовать, не должно выйти за пределы этой комнаты?
– Так точно.
– Ну и замечательно. Смотрите, Лев Николаевич, здесь у меня есть фотоснимки из разных уголков Европы и Азии. Приглядитесь, может быть, какой-нибудь пейзаж покажется вам знакомым?
Жером щелкнул замками большого портфеля из желто-коричневой кожи. Извлек оттуда пачку фотографий и разложил поверх бумаг с символами.
На нескольких фотографиях были запечатлены виды гор – со снежными вершинами или покрытых лесом. Гумилев повертел в руках карточку с живописным ущельем, по которому струился быстрый поток – что-то она ему напоминала – но так ничего и не вспомнив, отложил ее в сторону.
Другие фотографии были явно сделаны в Тибете – сливавшиеся со скалами крепостные стены и квадратные башни невозможно было перепутать ни с чем. В Тибете Лев не бывал никогда, хотя много раз видел изображения тибетских монастырей, поэтому без колебаний убрал эти карточки из стопки.
Осталось всего несколько фотографий – на трех изображена пустыня, на четвертой и пятой – горное озеро немыслимой красоты. Озеро сразу показалось Льву знакомым.
– Это ведь Рица? – спросил он у Жерома.
– Да. Известное изображение, даже на обертке конфет есть. Вы там бывали?
– Нет, к сожалению. На Кавказ так и не довелось съездить. А вот эти пейзажи напоминают Туркестан, но что-то определенное сказать трудно – пустыня везде пустыня…
Жером сложил отвергнутые Гумилевым фотографии в стопку.
– Тем не менее, вы правы, это Восточный Туркестан. А то ущелье, с горной рекой – оно тоже показалось вам знакомым?
Лев пожал плечами.
– Сначала вроде бы да. Но это непохоже ни на Саяны, ни на Памир. Может быть, Крым?
– Нет, не Крым. Ладно, будем считать, с фотографиями мы разобрались. Теперь взгляните сюда.
Жером развернул перед Гумилевым старую, потертую на сгибах карту. Явно еще дореволюционную – названия населенных пунктов писались с "ятями", в нижнем левом углу был фиолетовый оттиск "Имперскiй Генеральный Штабъ".
– Та карта, которую вы нашли в Черной Башне в Туркестане, имела какие-либо общие детали с этой?
Гумилев вздрогнул и выпрямился на стуле.
– Почему вы назвали ее Черной Башней?
– А как же еще мне ее называть? Лев Николаевич, вам повезло – вы побывали в одной из Семи Башен Сатаны, и вернулись оттуда живым.
Гумилев никак не предполагал услышать такое из уст майора госбезопасности. Некоторое время он тупо разглядывал карту, потом сказал:
– Я ничего не знаю ни о каких башнях Сатаны. Это был памятник зороастрийской культуры, в тех краях они встречаются…
– Рядом с башней имелся выход на поверхность подземного газа? – спросил Жером. – Что-то вроде неугасимого пламени?
– Да. Я уже рассказывал об этом следователю…
– Кстати, о следователе. Вы помните его фамилию?
– Помню, разумеется. Это было не так давно. Фамилия следователя была Бархударян, по имени-отчеству он мне не представлялся.
– С вами работал только один следователь?
Жером говорил мягко, но Лев чувствовал, что этот человек умеет допрашивать не хуже следователей в "Крестах". Просто он умнее и тоньше, да и задачи перед ним поставлены другие – Бархударяну и компании важно было выбить показания и поскорее засадить человека за решетку.
– Нет, был еще один… но как его звали, я не знаю. Он присутствовал на двух или трех допросах.
– Можете его описать?
– Среднего роста, рыжеволосый, в очках. Все время грыз кончик карандаша. Мне он показался похожим на еврея.
– А чем этот второй интересовался больше всего, не помните?
Гумилев невесело усмехнулся и постучал согнутым пальцем по карте.
– Вот как раз тем, чем вы сейчас. Очень его интересовал мертвый англичанин. Ну, и еще шифр на его карте.
Жером одобрительно посмотрел на него.
– Замечательно, что вы помните все эти детали, Лев Николаевич. Про карандаш особенно интересно.
– Шутите, товарищ майор?
– Товарищ Жером, – мягко поправил его черноволосый. – Нисколько. Такие детальки… они как крючки, зацепившись за которые, можно размотать целый клубок воспоминаний. Давайте вернемся к карте. Она была зашифрована, так?
– Да. Все пояснения давались цифрами. Например, так – 48 15 16 23 42. Или 1888. Или, редко – 66/14. Буквы встречались очень редко, причем всякий раз это были последние буквы латинского алфавита – x, y, z.
– Похоже на обозначения осей в какой-то системе координат, не так ли?
Лев решил пойти ва-банк.
– Вы что-то знаете об этой карте, товарищ Жером?
Черноволосый покачал головой.
– Ровным счетом ничего. И очень рассчитываю узнать с вашей помощью. А вот о мертвом англичанине кое-какие догадки у меня имеются.
Он извлек из портфеля толстый альбом в переплете из черного бархата. Положил на стол перед Гумилевым, но открывать не спешил.
– Это, Лев Николаевич, журнал тайного общества "Золотая Заря", основанного в Лондоне в 1888 году. Сейчас это общество уже не существует, но когда-то считалось одним из самых могущественных в Европе, куда там масонам… В 1902 году член "Золотой Зари", некий полковник Диксон, был направлен в Афганистан с топографической миссией – он должен был разграничить зоны русского и английского влияния, а также нанести на карты нейтральную территорию в центре страны. Эта миссия была им выполнена, и в 1907 г. Англия и Российская империя заключили соглашение, положившее конец так называемой Большой Игре за Центральную Азию. Но Диксон в Великобританию не вернулся, хотя там его ждало повышение по службе – он испросил отпуск по болезни и остался на Востоке. В 1912 году, как можно судить по записям в этом журнале, он отправил последнее сообщение своим "братьям" по обществу "Золотой Зари", и после этого следы его затерялись.
– Вы думаете, я нашел труп этого Диксона?
– Во всяком случае, он кажется самым подходящим кандидатом. Посмотрите, вот фотография полковника, сделанная за несколько лет до его исчезновения.
Жером раскрыл заранее заложенную шелковой ленточкой страницу альбома. Оттиск с пожелтевшего йодистого снимка изображал худого, облаченного в пыльную колониальную форму мужчину с бородкой и пышными усами. Понять, похож ли он был на найденный Гумилевым на вершине башни истлевший труп, было решительно невозможно.
Так Лев и сказал Жерому.
– А не сохранилось ли у него усов? – спросил тот. – Жаркий и сухой климат тех мест должен был законсервировать волосяной покров.
Гумилев кивнул.
– Да, я знаю. Иногда мы находили в Туркестане старые черепа с остатками бород. Но про англичанина ничего точно сказать не могу. К тому же это была ночь, хотя горящий газ давал достаточно света.
– И все-таки мне кажется, что вы нашли именно полковника Диксона. Хотя бы потому, что общество "Золотая Заря" чрезвычайно интересовалось Черными Башнями, или Семью Башнями Сатаны, как их еще называют. Ну и еще потому, что способ шифрования, который вы описали – цифрами, меняющими свое значение в зависимости от осей координат – это, можно сказать, фирменный трюк членов общества. Вот, полюбопытствуйте.
Он перевернул еще несколько страниц, не выпуская альбом из рук. Целый разворот альбома занимали какие-то непонятные чертежи, свивающиеся в кольца спирали и странные, составленные из входящих один в другой цилиндров, сооружения. Подписи под чертежами были выполнены уже знакомым Гумилеву шифром.
– Да, очень похоже, – сказал Лев. – А что это общество искало в Черных Башнях?
– Вероятно, фигурки, подобные вашему Попугаю, – Жером закрыл журнал и отодвинул его на край стола. – Они очень давно интересуют оккультистов и мистиков. А последнее время и куда более серьезных людей.
Он поднялся и снова подошел к окну. Гумилеву показалось, что Жерому хочется отодвинуть край шторы и быстро взглянуть на улицу, но он этого не сделал. "Это у него такая привычка, – подумал Лев. – Постоянно проверять, не следят ли за ним".
– Вы уже наверняка заметили, Лев Николаевич, – сказал Жером, не оборачиваясь, – что в команде "Синица" вы занимаете особое положение. У ваших товарищей есть некоторые необычные способности, у вас – нет. Зато вы единственный, кто видел и держал в руках предмет, который эти способности дает.
– Одну способность, – поправил Гумилев. – Всего лишь знание языков.
– Это неважно. Предметов много, и способности они дают разные. Кстати, вы никаких изменений в своей внешности не замечали, когда пользовались Попугаем?
– Вы и об этом знаете? – удивился Лев. – Следователю я об этом не рассказывал…
Жером повернулся к нему.
– Про то, что глаза обладателя предмета меняют цвет, я узнал не от Бархударяна. Как и о том, что у тех, кто владеет предметами не по праву, глаза остаются такими же, как и были – впрочем, и новых способностей не появляется. Вернемся, однако, к вам. Когда ваши глаза приобрели прежний цвет?
– Я не обращал внимания. В тюрьме, знаете, как-то не очень часто приходилось смотреться в зеркало.
– Но другие-то должны были заметить! Неужели никто ничего не вам не говорил?
– Нет. Вероятно, все случилось достаточно быстро.
– И способность говорить и понимать иностранные языки вы потеряли мгновенно?
Лев невесело засмеялся.
– Да нет же! Эта способность была у меня только когда я держал Попугая в руке. Ну, или когда он висел у меня на шее, на шнурке и соприкасался с кожей. Стоило засунуть его в карман, я переставал что-нибудь понимать.
Жером выглядел очень довольным.
– Постарайтесь вспомнить что-нибудь еще о предмете, Лев Николаевич, – попросил он. – Это крайне важно. А пока будете припоминать, взгляните еще раз на карту. Вот эту, да. Смотрите – полковник Диксон работал где-то в этих краях. Касре – Ширин – Исфахан – Йезд. Это была граница русской сферы влияния. И мы знаем, что у него была при себе карта с зашифрованными топонимами. Давайте поиграем. Наложим ту воображаемую карту на эту, и посмотрим, совпадут ли какие-нибудь детали.
– Боюсь, не получится. Я не так хорошо помню ту карту…
– Но карандаш, который грыз рыжий следователь, помните? Значит, и карту сможете восстановить в памяти. Наш мозг способен еще и не на такие трюки, надо только его правильно стимулировать. Ну так что, попробуем?
– Попробуем, – без особого энтузиазма отозвался Лев. – Я уже говорил товарищу наркому внутренних дел, что на карте, возможно, было изображено Закавказье…
На упоминание Берии товарищ Жером никак не отреагировал – значит, был в курсе всех бесед, которые проводились с Гумилевым.
– То есть вот эта часть карты, – Жером очертил пальцем овал. – Правильно?
– Разные масштабы, – покачал головой Лев. – Та карта была очень подробной, может быть, один к десяти. Мне показалось, что я узнал южное побережье Каспия и часть Большого Кавказского Хребта.
– А озеро Рица на этой карте было изображено?
Гумилев задумался.
– Возможно. Честно говоря, не помню. Восточную часть карты почему-то помню лучше… если, конечно, это вообще был восток.
Он запнулся и уставился на карту Генштаба.
– А если расположение частей света на карте не соответствовало общепринятому? – будто прочитав его мысли, спросил Жером. – Может быть, все эти иксы, игреки и зеты как раз и дают ключ к тому, где на ней восток, запад, север и юг?
– Тогда то, о чем вы просите, бессмысленно, – уверенно сказал Лев. – То, что я принимал за южный берег Каспия, вполне может оказаться восточным берегом Черного моря, и тогда Рица, конечно, будет отображена на карте. Но не имея перед собой самой карты, мы никогда этого не узнаем.
– Есть замечательная английская поговорка – "Никогда не говорите "никогда", – улыбнулся Жером. – Итак, мы выяснили, что вы знаете довольно много, хотя сами и не отдаете себе в этом отчет.
– Много – о чем?
– О предметах. Карта, которую вы нашли, скорее всего, содержала в себе информацию о тайниках, где эти предметы были спрятаны. Во всяком случае, это вряд ли была карта Черных Башен – иначе пришлось бы допустить, что они скучились на сравнительно небольшом куске земной поверхности, а это не так. Понятно, что информация эта необычайно важная и ценная, поэтому карта и была зашифрована. И большая удача, что один из этих предметов все-таки был обнаружен полковником Диксоном и в конечном счете попал к вам в руки, пусть и ненадолго.
– Знаете, – сказал Гумилев, – у меня все время такое впечатление, что вы со мной специально разговариваете загадками. Вроде бы что-то объясняете, а на поверку выходит, что загадок становится еще больше. Может быть, все-таки расскажете, в чем тут дело, зачем нас собрали вместе и почему капитан Шибанов сказал, что я должен остановить войну?
Черные, похожие на маслины, глаза Жерома весело заблестели – этот человек, похоже, умел улыбаться одними глазами.
– Конечно, Лев Николаевич. Пришла пора все объяснить.
Глава седьмая
Курильщик
Ленинград, июль 1942 года
- Если мы задержимся здесь еще на несколько дней, то пожалеем, что отдали этому старому хрычу столько бульонных кубиков, – сказал Хаген.
Рольф хрюкнул. Он скоблил свою щеку опасной бритвой, глядя в тяжелое, вставленное в золоченую раму зеркало. Зеркало уцелело чудом – вся остальная мебель в особняке была зверски раскурочена. Все, что годилось на растопку, унесли, видимо, еще зимой.
Коммандос устроились на ночлег в двухэтажном доме, стоявшем в глубине небольшого сада. Дом выглядел совершенно заброшенным – при бомбежках ему досталось, крыша была проломлена, флигель превращен в руины. Окна были выбиты взрывной волной, но на втором этаже нашлась большая комната, или, скорее, зал, с чудом сохранившимися шторами.
Там и заночевали. У входной двери и на лестнице устроили растяжки, которые звоном должны были предупредить о вторжении непрошенных гостей. Из окон хорошо просматривался весь сад, незамеченным к особняку подобраться было сложно.
Ночь прошла тихо. В городе таких нежилых домов наверняка была не одна сотня, и вряд ли НКВД проверял их все. Да и вообще вряд ли проверял.
Вечером Рольф наведался к Свешникову, но тот ничего еще не узнал – оказалось, что накануне у него умер сосед, и он весь день провел, занимаясь похоронами. Рольф вернулся в особняк крайне раздосадованный.
На следующее утро коммандос, не разжигая огня, позавтракали остатками сала и сваренными вкрутую яйцами. Сильно истощившиеся за последние два дня запасы и вдохновили Хагена на его шутку.
– Не переживай, Хаген, – сказал Рольф. – Мне показалось, с утра я слышал мяуканье.
– Надеюсь, так долго мы здесь не задержимся, – Бруно осторожно подошел к окну и выглянул в щель между шторами. – Хотя старик мог бы и поторопиться. Боюсь, Рольф, мы идем по ложному следу. Нам надо найти того "крота", о котором говорил шеф, Раухера.
– Как ты его здесь найдешь? – усмехнулся командир группы "Кугель". – Выйдешь на Невский проспект с шарманкой и запоешь "Ах, майн либер Августин"? Всех немцев интернировали из города давным-давно.
– Он жил здесь под русским именем, – возразил Бруно. – И если он его не сменил, то мы могли бы найти его через того же Свешникова.
Рольф задумался. Скорцени сообщил им кличку агента – Раухер – и имя, под которым он жил в Ленинграде в тридцать шестом году – Николай Леонидович Морозов. Когда-то, восемь лет назад, связь с Раухером осуществлялась через ленинградскую филармонию. Связнику следовало прилепить к сиденью одного из кресел последнего ряда записку, в которой говорилось, где и во сколько влюбленный кавалер ждет свою даму сердца. Простейшая система условных знаков меняла места свидания так, чтобы контрразведчики не смогли бы ни о чем догадаться: если в записке говорилось, например, "у Исаакия в шесть", а в правом верхнем углу было нарисовано сердце, это означало – "у Таврического дворца в семь", а если в левом нижнем, то – "у входа в Летний сад в восемь", и так далее. Когда Скорцени рассказал им об этой системе связи, Рольф, который терпеть не мог классическую музыку, мимолетно пожалел "крота" – тому приходилось едва ли не ежедневно посещать филармонию. Но теперь слова Бруно подтолкнули его мысль в другом направлении.
– Даже если он и сменил имя, – усмехнулся Рольф, – я, кажется, знаю, как его найти.
Он аккуратно вытер голубоватое лезвие опасной бритвы и убрал ее в кожаный футляр. И футляр, и бритва были сделаны в Золингене, но коммандос хорошо знали, что многие советские солдаты предпочитали трофейные бритвы советским.