На одноэтажном деревянном доме висела покосившаяся табличка: "ул. Водопьянова". Центральная улица Диксона. С крыши свисали длинные сосульки, напоминанием о недавней оттепели. К сожалению, я ее не застал. Металлический столб оборванной линии электропередач лежал посреди улицы. От него тянулись бесполезные провода, заползали на детскую горку. Напротив двухэтажное каменное здание встречало гостей поселка почти небесной, праздничной, но изрядно облупившейся глазурью - "Детский сад". Полуразрушенная пятиэтажка поодаль, с пустыми глазницами окон, наводила на грустные мысли о том, что ничто в этом мире не вечно.
Здесь я достал из рюкзака план поселка, сверился с ним и повернул налево. Гидрографическая станция находилась на самом берегу залива.
Я прошел мимо здания поселкового клуба, на фасаде которого сохранился выцветший советский герб. И вышел на берег у старого причала, занесенного снегом. Здесь стоял, пришвартованный навеки, ржавый лоцбот "Нарзой". Вдалеке можно было увидеть морской порт - затонувшую баржу, лежащую на боку, брошенный старый ледокол, каланчи подъемных кранов. Они грозили в любой момент рухнуть, но у местных властей не было денег на демонтаж. В наше время, когда нефть иссякла, ни у кого в России ни на что нет денег.
Гидрографическая база представляла собой двухэтажное здание с небольшой хозяйственной пристройкой. В двадцатых годах станция перебралась в новый корпус, но оказалось, что его выстроили из рук вон плохо - через пару лет часть постройки обрушилась. Никакого землетрясения на Диксоне, разумеется, не было - просто отдельные местные чиновники сэкономили и неплохо нажились на строительстве. Некоторое время гидрографы ютились во времянках. Затем было принято решение переехать назад - в реконструированное старое здание. Все это мне поведал разговорчивый пилот, пока мы летели от Норильска. Мне повезло - в институте на плане поселка отметили крестиком давно погибшую базу…
Я обернулся еще раз на мертвый поселок и толкнул дверь станции. В замерзшее лицо пахнуло теплом и запахом свежей рыбы.
В углу холла с занесенным над головой поварским топориком стоял бородатый человек. Перед ним на табурете лежал мороженый омуль. Секач рухнул вниз и одним ударом отсек безучастную ко всему на свете мертвую рыбью голову. Тут бородач заметил меня, и лицо у него заметно вытянулось - мое появление стало для геолога неожиданностью.
- Я из института… Курганов Виталий. - Хотелось сразу расставить все точки над "е". - Вы не выходите на связь с Москвой…
- Шатров… Антон. - Геолог быстро пришел в себя, обогнул широкий стол, двигаясь медленно, словно сомневаясь, переложил топорик в левую руку и протянул правую для рукопожатия. - А я думал, про нас все забыли…
Я заколебался - не хотелось пожимать заляпанную рыбой, нечистую ладонь, но и общение с недопонимания начинать не хотелось. Я стянул перчатку, пожал руку добровольного затворника. Несмотря на густую бороду, я его узнал. Встречались пару раз на научных конференциях. Внешность у Шатрова была непримечательная: бесцветные волосы, водянистые глаза, средний рост. Правда, он был коренаст и широк в плечах, а крепкие ладони выдавали в нем любителя работать руками. Я бы, пожалуй, не вспомнил его, если бы не доклад - тогда он сказал со сцены несколько слов о минералогии нефтяных слоев. Назвал преступлением то, что отдельные ученые в столь сложное для страны время умудряются "заниматься камешками" - вместо того, чтобы посвятить свой ум и время более важным вопросам.
Я стянул вторую перчатку, снял куртку.
- У вас рука испачкана, - заметил Шатров уныло.
Я и забыл, что опускал ладонь в нефтяную лужу.
Надо же, так по-идиотски вляпаться.
- Это краска, - соврал я. - Вертолет только что покрасили.
Вышло глупо.
- Понятно, - пробормотал геолог таким убитым голосом, словно я только что сообщил ему самые дурные вести в его жизни. - У нас там растворитель есть в умывальнике. Если хотите…
- Да, конечно. А у вас тепло.
- Газовый генератор в подвале. У нас тут все, что нужно, для жизни. Вы надолго? - Его слова прозвучали негостеприимно в отношении человека, который только что прилетел. Совсем как в анекдоте про тещу: "Вы что же, мама, даже чаю не попьете?"
- Я на пару дней. Если покажете, где можно остановиться, я бы был вам признателен. Мне бы бросить вещи, отогреться немного.
- Разумеется. - Мое присутствие явно тяготило Шатрова, как и моя ложь. - Пойдемте, я провожу. Пока будете устраиваться, строганину доделаю…
* * *
- Мне говорили, в группе вас было двое, - сказал я, вернувшись на импровизированный "камбуз". Так я окрестил кухню и по совместительству холл старого здания. Станция напоминала ледокол, плывущий по северным морям в неизвестном направлении.
- Да, Сермягин… - Геолог говорил с явной неохотой, как преступник на допросе. - Спит. В своей комнате. Заперся и спит. Недавно лег. Пришел с рыбалки, пока я тут… с приборами налаживался. Теперь часов шесть-семь проспит, не меньше…
- А что гидрографы?
- Гидрограф, - поправил Шатров. - Он здесь один оставался… когда мы прибыли. Семен Орловский. Вообще-то, мы его Семен Васильевич звали. Старику уже под семьдесят.
- Что значит "звали". Он умер?
- Да нет, живой. - Он вдруг улыбнулся. - А знаете, я даже рад, что вы приехали. Может, на ты? По-мужски. По-северному.
- Давай, - согласился я. Мне стало легче от того, что диалог налаживался. Ну, если по-мужски, по-северному, следовало разузнать у Шатрова все в подробностях, расспросить его, как он дошел до жизни такой, почему ничего не сообщил в институт о первом за несколько десятков лет новом месторождении? Что у него, вообще, в голове творится, раз нормальный мужик, ученый, пошел на измену Родине? И ради чего, спрашивается? Ради денег?..
Я и расспросил. Начал разговор издали и привел к нужной точке - прямиком к нефти. Мне хотелось, чтобы Шатров солгал, глядя мне прямо в глаза. Пусть скажет, что нет на Диксоне полезных ископаемых и никогда не было…
- Всюду нефть, нефть, нефть. Только и слышишь о ее синтезе. - Он вдруг сделался очень раздраженным. - А мне надоело. Понимаешь, Виталий, все надоело. Что там хорошего, на большой земле? Что я забыл на материке?
Я пожал плечами. Убеждать кого-то, что жить среди людей лучше, чем в заснеженной пустыне, - занятие бесперспективное. Каждому свое. Для одного сторожка в лесу - рай земной. А другому подавай шумный город.
- А жена… - напомнил я.
- А что жена?! - буркнул геолог.
- Дети есть?
- Двое. Им без меня только лучше будет. Чему я их научу? Что скажу? Что мы все с тобой просрали? Ученые… Меня же никто не слушал, когда я на каждом ученом совете говорил - надо перестраивать производство, надо менять индустрию, опоздаем, к такой-то матери. Но нет, как качали нефть, так и продолжали качать, строили новые нефтеперегонные заводы, топливные склады. И все предприятия наши российские, главное, под нефтянку были заточены. И вот ее не стало. И где мы теперь? В глубокой жопе. Заводы стоят. Производства нет. Китайцы заселяют Дальний Восток. Да что там говорить, уже заселили. И что мы можем с этим сделать? У нас же все танки и самолеты на горючем топливе. С десяток газовых броневых машин выпустили в две тысячи пятнадцатом, и где они все теперь? Пустое все, говорить тошно, - Шатров махнул рукой. - Может, лучше хлопнем по рюмашке, за встречу, а?.. А то здесь и выпить не с кем… - Он осекся.
- А что Сермягин, не пьет?
- Не пьет, - почему-то обрадовался геолог. - Совсем не пьет.
- Тогда ладно, - согласился я, рассудив, что под водку разговор пойдет еще более доверительный. - Наливай. Только я все равно попробую тебя уговорить вернуться.
- Да уговаривай сколько влезет. - В бороде геолога шевельнулась лукавая улыбка. Он полез в стенной шкаф, извлек пузатую бутыль самогона и водрузил на стол. - Вот.
- Откуда такое богатство?
- Вертушка привозит, вместе с консервами. Пилот, мать его за ногу, дерет втридорога. Но без самогона на базе совсем тоска. И потом, пройдешься по морозцу, сам бог велел немного выпить - для согрева не только души, но и тела…
* * *
- Вы нефть-то, вообще, здесь искали? - спросил я, когда было съедено по банке тушенки, и третья доза самогона разлита по стаканам.
- А как же… - удивился Шатров. - Все как полагается. Оборудовали лабораторию - взяли пробы воды, грунта. Даже подорвали кое-что… Нет здесь нефти, нет, и никогда не было. Собственно, кто бы сомневался. Нефти вообще нигде больше в мире нет. И глупо ее искать.
- Значит, нет. - Я побарабанил пальцами по крышке стола, выпил залпом пахучий напиток и отодвинул стакан. - Пожалуй, хватит… Значит, так, Антон, мне надо знать, что здесь происходит. И если вы не собираетесь возвращаться, ты должен, по крайней мере, доложить, как обстоит дело. А я, в свою очередь, все, что ты мне расскажешь, перескажу в институте.
- Если бы ты только знал… как обстоит дело, - пробормотал он. От самогона геолог сразу захмелел. Меня такой дозой было не взять.
- Я хочу поговорить с Сермягиным, - твердо сказал я.
Шатров изменился в лице.
- Вот, значит, как… А мне ты уже не доверяешь?..
- На меня возложены институтом определенные обязательства. А я человек ответственный, сказал, что сделаю, значит, должен сделать.
- Хорошо. - Геолог поднялся одним рывком. Его "хорошо" прозвучало как угроза. - Идем…
Через пару минут он стучал в дверь одной из комнат второго этажа.
- Леша, ты как?
- Чего тебе? - неприветливо отозвался Сермягин.
- Извини, что разбудил. Тут такое дело. Из института приехал человек.
- Как?..
- Я говорю, человек из института приехал, потеряли нас совсем. Вот его и прислали.
Последовала долгая пауза. Сермягин переваривал свежую информацию.
- Уходите, - крикнул он наконец, - я болен.
- Болен? - удивился я, обернулся к Шатрову за разъяснениями. Тот пожал плечами. - У вас больные ходят на ночную рыбалку?..
- Да ладно тебе… Про рыбалку - это я так, сболтнул. Заболел он, правда. А на рыбалку я сам ходил.
- Значит, сболтнул, понятно… Бывает. А что Орловский, тоже болен?
- Угадал. Но ему намного хуже. Он даже не разговаривает. - Мне почудились в тоне Шатрова издевательские нотки.
- То есть на станции только ты здоров?
- Ну да. Пока здоров, как видишь.
- А чем они больны? Может быть, им нужны какие-нибудь лекарства с материка?
- Нет, - быстро ответил Шатров, - ничего им не нужно, никакие лекарства им не помогут.
Я нахмурился. И заявил:
- Хочу увидеть гидрографа. Немедленно.
Геолог замялся.
- Тебе не понравится то, что ты увидишь.
- И все же…
- А ты упертый. Ну хорошо, идем, - он поманил меня за собой. И мы направились к лестнице. - Я поместил его в герметичный бокс, - рассказывал Шатров. - Иначе поступить было нельзя.
- Думаешь, он заразный?
- Теперь это уже неважно.
Загадки мне порядком надоели, но, прежде чем что-либо предпринять, я решил дождаться встречи с гидрографом Орловским.
- Здесь он, - сказал Шатров, когда мы спустились на первый этаж и остановились у двери с выведенной на ней черной краской надписью "Бокс". - Не передумал?
- Нет.
- Валяй, - разрешил геолог и толкнул дверь.
В нос мне шибанул едкий запах с характерным букетом. Я и опомниться не успел, как понял, что стою едва ли не по колено в буроватой жиже. Она выплескивалась через порог, как вода из переполненной ванны.
- Боже мой, - пробормотал я.
На койке, весь залитый нефтью, похожий на смоляное чучелко из сказки, лежал неестественно тощий человек. Его грудина то и дело спазматически вздрагивала, а изо рта вырывался хрип. Если бы не лихорадочное дыхание, я решил бы, что Орловский мертв. Какой маньяк с ним сотворил такое?!
Я попятился от Шатрова, захотелось бежать сломя голову. Но куда?!
- Не надо меня бояться, - сказал он мягко. - Я тут ни при чем…
- Тогда кто? Кто это сделал с ним?!
- Вряд ли ты поймешь.
- Что я должен понимать?! - выкрикнул я, пребывая на грани.
- Иди сюда, - геолог надвинулся на меня, но я отпрыгнул назад. - Да иди же, - ему удалось схватить меня за рукав и почти насильно оттащить от комнаты. Он резко захлопнул дверь с надписью "Бокс". - Значит, так, - перешел на командный тон Шатров. - Я дам тебе ватные брюки и краги, наденешь их.
- Зачем?
- Зачем? Ты же хочешь получить ответы на все вопросы. Для этого тебе нужно увидеть… Тем более что теперь ты тоже к этому причастен.
- Увидеть - что?
- Так сразу не объяснишь, - ответил он уклончиво. - Это надо видеть.
- Хорошо, только возьму с собой кое-что.
Шатров помялся.
- Черт с тобой, бери. Я пойду с тобой…
* * *
Я порылся в рюкзаке, сунул за пояс охотничий нож, на плечо повесил карабин. Шатров смотрел на мои приготовления, не скрывая скепсиса. Поинтересовался:
- С медведями собираешься воевать? Напрасно. Они мою станцию по дуге обходят. Боятся человека.
Я отметил местоимение "мою" и сказал:
- Мне один встретился, там, на дороге…
- Здоровый такой? Под тонну весом? Это Вовка. Мирный зверь. Я его рыбой подкармливаю. Он на людей не нападает.
- Белые медведи не приручаются, - возразил я. - Даже если выросли рядом с человеком.
- Это ты кому-нибудь другому расскажи, - обиделся Шатров. - Другие, может, и не приручаются. А этот очень даже приручился. Я все боюсь, он в ловушку мою попадет. Поэтому и ставлю ее только тогда, когда чужого зверя в поселок приносит.
- Пилот говорил, вы как-то одного медведя подстрелили?
Шатров хмыкнул.
- Одного? Бери выше. Их подстрелишь, пожалуй. Тут слоновий калибр требуется. Я действую по старинке, уже десятка три медведей взял.
- Как же ты их берешь? - воспользовался я его охотничьей терминологией.
- А на китовый ус. Режешь острую полоску уса, сворачиваешь в спираль, жирком заливаешь - и в лунку. Медведь наживку заглотит, жир у него в желудке начинает таять, ус распрямляется и рвет ему внутренности. Остается только тушу найти по следам и разделать.
- Но это же варварство, - возмутился я.
- Варварство?! - рассердился геолог. - А кто их поголовье регулирует в России? Расплодились так, что человеку места нет. Я поначалу по поселку спокойно пройти боялся. Казалось, из-за любого угла вот-вот зверюга выскочит. А теперь вот хожу спокойно, как настоящий хозяин здешних мест. У медведей только печень есть нельзя - можно отравиться, а мясо вполне съедобное. Жир опять же. Если им намазаться, совсем не холодно. Рыбачить ночью хорошо.
- Далеко идти? - поинтересовался я.
- Да нет, тут километр, не больше.
- Тогда иди впереди, показывай дорогу. - И про себя добавил с ненавистью: - "Хозяин". - Меня разозлил вовсе не хозяйский подход Шатрова к здешним местам, а собственный страх. Я боялся этого коренастого бородатого человека, скрывавшего какую-то страшную тайну. После того, что я увидел в "Боксе", ему придется придумать по-настоящему хорошее объяснение случившемуся.
Он мое настроение почувствовал - посмотрел на меня исподлобья, нехорошо посмотрел. Я сделал вид, что не заметил этого взгляда. Все равно ни за что не пойду впереди. Не хватало еще оставлять за спиной непредсказуемого типа, помешавшегося на нефти.
Шатров пожал плечами - впереди так впереди.
Мы вышли из здания станции и двинулись на юг. Ветер стих, и метель улеглась. Вокруг царило безмолвие и тишина, какая бывает только на Крайнем Севере. Сияние сделалось менее отчетливым. Теперь оно не заливало все вокруг режущим глаза ярким светом, а нежно серебрило снежные барханы. На холоде разговаривать трудно, поэтому всю дорогу мы молчали. Меня не покидало тревожное чувство и подозрение, что Шатров задумал что-то недоброе.
- Почти пришли, - он поднял руку, указывая направление.
- Кладбище? - удивился я.
- Оно самое.
Среди простых могил выделялся высокий черно-зеленый монумент, выполненный из цельной диабазовой глыбы. На нем было высечено имя, год рождения и год смерти владельца - две тысячи пятидесятый, и никаких памятных надписей, которые так любят делать родственники толстосумов.
Дневник завершался тем же годом, вспомнил я.
- Бизнесмен местный, - поведал Шатров, заметив мой интерес, - думал, приедет сюда, заживет. Одним из последних умер. Завещал напоследок каменотесу себе такую вот могилку оборудовать. А по мне, не все ли равно после смерти.
- Промтовары продавал, продукты, одежду, - пробормотал я.
- Не знаю я, что он там продавал, но сделал для острова немало. Если бы не он, все бы раньше отсюда разбежались.
- Что значит "одним из последних"?! - спохватился я. - А другие разве не уехали?
Геолог покачал головой.
- Все здесь лежат. Мы последних застали. Правда, многим уже совсем плохо было.
- Эпидемия?
- Что-то вроде того…
- Послушай, Антон, прекрати говорить загадками. Ты можешь, наконец, сказать прямо - что здесь происходит?
- Сейчас сам увидишь.