Везунчик 2. Дельфин в стеарине - Романецкий Николай Михайлович 10 стр.


Так, посмотрим на трудовую деятельность мегеры. Первое место работы после окончания курсов -- пивная компания "Балтика", референт... Знаменитое пиво России... Я вспомнил рекламный клип, в котором Германн в исполнении Владимира Комаева выкрикивает: "Тройка, семерка, туз!" -- и ему подают три бутылки "Балтики" -- N 3, N 7 и N 11... Да, неплохое начало карьеры... Я имею в виду Десятникову, а не Германна... Потом вдруг, после шести лет работы, девочка переходит в "Бешанзерсофт", снова на должность референта. Наверное, как раз познакомилась где-то в Зернянским, он и перетащил ее к себе. Но устроить на более серьезную должность не сумел. Или побоялся -- супружница Анита глаза пригрозила выцарапать. А потом ушла любовь, и вылетела Вера за ворота, как старые туфли в мусорный контейнер. Так-то вот, возраст к тридцати, а карьера из-за любовника посыпалась... Есть повод к мести, есть мотив. Надо проверить существование возможности... Ну и куда же Верочка вылетела? Ага, торговая сеть "Комкон-2", универсам "Гаванский", менеджер... Вся торговля у нас теперь -- менеджер на менеджере сидит и менеджером погоняет... А вот и рабочий телефон.

Я согнал с триконки Поля и набрал номер. Когда передо мной появилась обильно накрашенная блондинка лет тридцати с физиономией, весьма смахивающей на сивкину-буркину, включил видеорежим.

-- Универсам "Гаванский"... Здравствуйте!

-- Добрый день! Вы -- Вера Десятникова?

-- Одну минутку!.. -- Блондинка улыбнулась. -- Сейчас я вас соединю.

По дисплею побежали рекламные строчки, объясняющие, что "Гаванский" -- лучший супермаркет на Васильевском и что я обратился к лучшим людям василеостровской торговли.

А я мысленно стукнул себя по лбу: надо было посмотреть на фото, прежде чем хвататься за связь. Детектив хренов!..

Рекламу сменила новая блондинка. У этой краски было в меру, да и мордашка была совсем не лошадиная.

-- Слушаю!

-- Вы Вера Десятникова?

-- Да.

-- Здравствуйте! -- Я был сама строгость: почему-то мне показалось, что так я скорее добьюсь от нее согласия на разговор.

-- Здравствуйте! Слушаю вас!

-- Прошу прощения, но нам надо встретиться.

Она удивленно распахнула глаза, потом усмехнулась:

-- Вообще-то я не встречаюсь с незнакомыми мужчинами.

-- Это будет деловая встреча.

-- Что вы говорите? -- Теперь она фыркнула почти так же, как вчера Марьяна. -- А я думала, вы -- мальчик по вызову. -- Она мягко улыбнулась, показывая, что пошутила. -- Что же это за дело, ради которого мне надо с вами встречаться.

-- Дело касается... -- Я подумал, что не стоит называть имена: возможно, у них внутри открытые каналы связи, и нас видит как минимум давешняя сивка-бурка. -- Дело касается одного... э-э-э... человека, благодаря которому вы оказались на нынешнем месте работы.

Она задумалась, соображая. И вдруг вздрогнула. Зажмурилась, мотнула головой. Кивнула:

-- Хорошо. Давайте встретимся.

-- Вы сможете бросить ваш универсам хотя бы на четверть часа?

-- Смогу, -- с трудом выговорила она.

-- Тогда на ближайшей к главному входу скамейке, слева, если смотреть от универсама. Через двадцать минут.

Я прекрасно знал все скамейки возле "Гаванского", поскольку часто возил туда Катю -- затовариваться на неделю.

-- Ладно, -- чуть слышно сказала Десятникова, и было хорошо видно, как она изо всех сил старается проглотить комок в горле.

16

К "Гаванскому" я прибыл на пять минут раньше оговоренного времени. Занял не ближайшую скамейку, а четвертую на другой стороне аллеи -- вроде тут я, а вроде меня и нет. Хотелось посмотреть на Десятникову в тот момент, когда она обнаружит, что "кавалера" на оговоренном месте не оказалось. Что она при этом почувствует? Облегчение или совсем наоборот?

Над входом в универсам висел рекламный баннер "Хоть пол-Питера пройдешь, больше скидок не найдешь". Я мысленно похихикал -- слоган был двусмысленным, и это, наверное, видели все, кроме автора текста. А может, так у него было и задумано -- корявое тоже запоминается.

На скамейке лежал оставленный кем-то номер вчерашнего "Вечернего Петербурга". Я сел поудобнее, закурил и развернул газету, изображая из себя чтеца и время от времени поглядывая в сторону универсама.

На подстриженном газоне за скамейками расположилась компания полураздетых, загорелых парней и девушек. Поодаль стояли составленные в пирамиду электростриммеры. Молодые люди, как выразился бы наш губернатор, являли собой процесс реализации социальной программы "Город -- молодежи, молодежь -- городу". Стрижка газонов, уборка мусора, подрезка деревьев... Неброский, но очень необходимый труд. Ну и возможность заработать, само собой...

В романах прошлого века, посвященных далекому и недальнему будущему, эти работы поручались непременно автоматам. Был некий особый шик среди писателей -- обрисовать, как робот-трудяга выползает из служебного помещения, чтобы подобрать брошенную героем обертку от мороженного и, жужжа и мигая неоновыми лампочками, превратить ее в нечто полезное. В пуговицу, к примеру... Тогда еще не было липучек и магнитных застежек. О том, что неквалифицированную молодежь потребуется обеспечивать работой, никто тогда не думал -- впереди ждало Светлое Будущее, где всяк станет заниматься исключительно творческим трудом. Но когда пришло оно, это будущее -- и вовсе не светлое, -- выяснилось, что творческим трудом способен заниматься далеко не всякий (и не говорите, что творческим может быть любой труд; да может, однако так происходит только в случае, если за дело берется человек, одаренный господом). Пуще того, даже готовящимся к творческому делу студентам во время третьего семестра надо чем-то занять руки, иначе возрастает уличное хулиганство -- удаль молодецкая ищет выхода. Вот и придумали с некоторых пор соответствующую программу, обеспечили финансирование, и слава богу...

Мои размышления прервало появление Десятниковой. Она выскочила из дверей универсама и застыла, обнаружив ближайшую слева скамейку пустой. Огляделась вокруг, растерянно опустила плечи.

Да, в сравнении с Анитой она была как Василиса Прекрасная рядом с Бабой Ягой -- высокая, с хорошей фигурой, и ноги у нее росли почти из-под мышек. К таким ногам в самый раз мини-юбка, и она сама прекрасно знала это, поскольку в придачу к белой блузке носила именно этот предмет женской одежды.. Да уж, теперь-то я понимал Василия Зернянского, будь он хоть Кощей Бессмертный, хоть царь Горох, хоть Иван-крестьянский сын.

Между тем, Десятникова продолжала растерянно оглядываться. Девочка явно не интересовалась детективной литературой, иначе бы ее внимание непременно привлек читающий газету придурок. Впрочем, как раз на скамейках и можно встретить таких. Либо с газетами, либо с книгами, седовласых и седобородых...

Поскольку моя затея явно не удалась -- не было на лице Десятниковой ничего, кроме растерянности, -- я сложил газету, встал и помахал рукой.

Он заметила меня не сразу, потом некоторое время вглядывалась и наконец сошла со ступенек.

Я двинулся ей навстречу, и в результате мы встретились как раз возле ближайшей скамейки.

-- Тут было занято, -- соврал я.

Она не обратила на мои слова никакого внимания.

-- Зачем вы хотели встретиться со мной? Что-то с Васей?

Она так и сказала -- с Васей...

-- Вы новости не смотрите?

-- Смотрю, -- явно соврала она. И добавила: -- Правда, не каждый день. Что с ним?

-- Он умер.

На сей раз она не вздрогнула, но это еще ни о чем не говорило -- она определенно чувствовала, что я пришел с недоброй вестью, и была уже готова к любому исходу.

-- Когда?

-- Да уже около двух недель прошло.

Она рухнула на скамейку, стиснула руки, наклонилась, уставившись в землю. Я сел рядом и был наготове до тех пор, пока она не справилась с собой. Наконец она подняла голову:

-- Извините... Вы из милиции?

Я не стал врать:

-- Нет, частный детектив.

-- Частный детектив? С какой стати?

-- Органы посчитали, что это был несчастный случай либо самоубийство.

-- Самоубийство? -- Десятникова нервно рассмеялась. -- Вася и самоубийство -- вещи несовместимые. Я бы никогда не поверила... Подождите, раз вы -- частный детектив, то вас кто-то нанял. Кто?

-- Пока я не могу назвать имени своего клиента.

Она фыркнула:

-- А я и так знаю! Эта стерва, его женушка. Так?

Ну что я мог ей ответить. Не согласиться?.. Да она бы не поверила! Поэтому я просто пожал плечами.

А Десятникова стремительно заводилась. Вот уже прекрасные глаза принялись метать молнии, ушки покраснели, а губки стали тонкими.

-- Так вот что я вам скажу... -- Она тряхнула кудрями. -- Как вас зовут?

-- Макс, -- сказал я, изо всех сил стараясь не смотреть на ее ноги.

-- Так вот что я вам скажу, Макс... Эта стерва его и убила. Я просто уверена в этом.

-- А кроме уверенности, у вас что-нибудь имеется?

Она выпрямилась:

-- Вы думаете, я вру? А если я вам скажу, что она ему угрожала публичным скандалом, если он меня не бросит. Он же собирался баллотироваться в депутаты Законодательного Собрания в марте следующего года, ему скандалы были нужны, как... как... -- Она так и не подобрала сравнения и брякнула невпопад: -- Как мертвому припарки. -- Щеки ее залил румянец. -- А-а-а, вот в чем дело... Эта стерва специально вас наняла, чтобы отвести подозрение от себя.

-- Не понимаю... Зачем Аните Зернянской убивать мужа? Ведь он с вами расстался, насколько мне известно.

Я будто подстрелил лебедя.

Только что она взлетала, грациозно махая белыми крылами и вытянув шею, стремилась в небо, навстречу... да не знаю я -- чему навстречу. И вот уже, лишившись власти над крыльями, теряя перья и кувыркаясь, лебедь падала вниз, чтобы грянуться о землю куском истерзанного мяса...

-- Не понимаете? -- сказала она. -- Да, конечно, ничего вы не понимаете.

Она ошибалась. Все я понимал. Вернее, я понимал главное. Ее бросили, и она до сих пор не могла в это поверить. Потому что поверить значило согласиться с тем, что тебя разлюбили, а ей, по-прежнему влюбленной в этого мудака, согласиться было -- как ребенку лишиться самой главной на сегодня игрушки.

Красивые женщины бывают двух сортов. Одни, обаятельные стервочки, очень умно скрывающие свою стервозность и ведущие атаку с одной целью -- подмять под себя, привязать к своей юбке и сосать, сосать, сосать мужицкую кровушку. Другие -- совсем иные, бросающиеся в любовь, как в омут, желающие отдаваться до конца, любить до беспамятства, до забвения собственной личности, все ради него, ради него, ради него... Но если вырвать такую из беспамятства, отнять предмет обожания, вернуть ей самоё себя, она может показать такие зубки, что мало не покажется. И, похоже, Вера Десятникова относится именно ко второму типу.

-- А вот интересно, -- сказал я. -- У вас самой-то алиби есть?

Я был готов к тому, что она меня ударит. И она сделала движение, похожее на замах, но... шарик тут же сдулся.

Она встала, высокомерно вздернула голову и смерила меня с ног до головы.

Боже, какое это было изящное высокомерие!

Потом она огладила на бедрах юбку.

Боже, какое это было изящное оглаживание!

-- Тьфу на вас! -- сказала она. И пошла к дверям своего универсама.

17

Я провожал ее глазами, пока она не скрылась, потом перебрался со скамейки в "забаву", опустил боковое стекло и закурил.

Все-таки еще одна подозреваемая на горизонтах образовалась. А что, ничем не хуже других. Все признаки имеются. Ревность просто на виду, месть может быть в душе, остается выяснить, была ли возможность. А возможность найдется, потому что у одиноких женщин не бывает алиби. Если только случайно... Да, возможность наверняка найдется. Как и еще у десятка человек. Например, выстрелить из гранатомета в движущуюся по шоссе машину.

Я вспомнил старый фильм с Арни Шварценеггером. "Коммандо", называется. Как лихо там шоколадная дамочка ворочала на худеньком плечике эту четырехтрубную дуру... Я представил себе, как Вера Десятникова лежит с гранатометом в придорожных кустах. Все по правилам, длинные ноги в сторону, чтобы реактивная струя не опалила колготочки и туфельки на высоком каблуке. А еще раньше то же самое проделывает Полина Шантолосова. Этакий бабий противотанковый расчет, прости, господи! Группа по уничтожению миллионеров... А кроме этих дамочек, в группу могут входить еще десяток человек. Ну и дельце мне поручили, япона мама! Куда ни плюнь, подозреваемый!

В жизни обычно так не бывает. В жизни все проще. Пришил Ванька Пупкин сожительницу Маньку, так десять соседей вам взахлеб расскажут, что парочка эта по сто раз в день ругалась, и он сто раз ей обещал шею свернуть, да и еще бы триста раз пообещал, кабы не пришел с работы ужратый в дрыбаган да не застукал Маньку выходящей от Петьки с третьего этажа, а у Петьки у того, всему дому известно, давно форменный нестояк от пьянства, и он только пощупать способен, да и Ванька бы о том вспомнил, кабы не по литру на рыло в тот вечер пришлось, и вообще давай-ка и мы по стакашку дернем...

Много подозреваемых обычно бывает только в детективных романах, там правила игры такие, специально авторы наводят тень на плетень, раскидывая камни по кустам. Но там и собирают эти камушки романные детективы -- умные, наблюдательные, решительные...

Эй, сказал я себе, да ты же сам наполовину романный детектив, Арчи Гудвин недоделанный. Так что хватит сопли распускать, прояви ум, наблюдательность и решительность!

И поскольку предмета для проявления наблюдательности и решительности решительно не наблюдалось, я в очередной раз взялся за ум.

Итак, что же мы все-таки имеем? Возможность двух подряд несчастных случаев, как я еще вчера решил, отбрасываем, поскольку тогда и иметь нечего. Гранатометы гранатометами, а организовать убийство, замаскированное под автомобильную катастрофу, -- дело вполне реальное. К примеру, пристроить микробомбочки под рулевые тяги. Не зря же осторожные люди каждое утро организуют своим машинам визуальный осмотр, целая профессия образовалась -- утренние осмотрщики. А по вечерам, когда осторожные люди укатывают веселиться, машины оставляют на охраняемых паркингах. Кстати, надо бы проверить, где находились машины перед тем, как отправиться по конечным маршрутам... Впрочем, нет, проще подкупить персонал на домашнем паркинге. Вот тебе и очередной пункт в расследовании -- узнать, на каких стоянках ночевали машины Бердникова и Зернянского. Наверняка ведь под домами, где жили погибшие.

Я взялся за мобильник, и через несколько мгновений Поль сообщил мне адреса.

Опаньки! Да они же в одном доме жили! Черт возьми, я же сам должен был догадаться, умный, наблюдательный и решительный!

Сердце в груди встрепенулось, как проснувшаяся птица. Тут была ниточка, которую можно было, при надлежащем с нею обращении, превратить в целый канат. А канат -- это уже не ниточка: чтобы его оборвать, труды немалые нужны... Это со стороны преступника, а со стороны детектива -- наоборот, нужно искать, а найдя, взращивать, поливать, холить и лелеять...

Я вновь взялся за мобильник и дал Полю новое задание -- выяснить всю подноготную работников подземной стоянки, принадлежащей дому, где жили Б@З. А потом раздавил окурок в пепельнице и включил зажигание.

18

Б@З жили в квартале "Гавань", том, что вырос на месте старых домов между Гаванской и Наличной, неподалеку от "Ленэкспо". Я помнил эти старые дома, они еще лет пятнадцать назад там стояли, самые настоящие трущобы, которые хозяева сдавали приезжим.

Теперь там был современный квартал -- плотная застройка, почти ни одного дерева, на первом этаже -- магазины, салоны и ателье, а под ними -- подземная стоянка.

Вот туда я и направился. На входе-въезде меня тут же остановили. Задали вопрос, я ответил. Потом я спросил, но мне отвечать не пожелали. Это они зря!

-- Мой клиент, -- сказал я охраннику, -- человек серьезный. Я тоже не весельчак. Хочешь иметь неприятности, заимеешь.

Это его не проняло.

-- Мне твои неприятности по барабану, хоть сколько обещай, -- сказал он. -- Работа важнее.

-- Друг мой... -- Я добавил в голос вкрадчивости. -- Ты получишь неприятности, которые станут тебе не по барабану. Знаешь Бердникова и Зернянского?

-- Не знаю. А и знал бы...

-- Вот-вот, -- сказал я. -- Это вполне может быть расценено как сокрытие ценной для расследования информации. И тогда тебя начнут расспрашивать вовсе не частные детективы. И если им потребуется козел отпущения, у тебя начнутся настоящие неприятности.

Конечно, это был просто грубый наезд. И захоти этот тип продолжать игры в молчанку, я бы убрался несолоно хлебавши. Правда, мне бы стало в этом случае понятно, что ему есть чего скрывать...

Видимо, он тоже понял это. А может, скрывать ему было нечего, и он на самом деле заботился только о собственной карьере.

-- Ладно, -- он пожал плечами, -- спрашивай.

-- Меня интересует тот, кто по утрам осматривал машины Бердникова и Зернянского.

Оказалось, таких людей двое, и это уже кое о чем говорило -- подкупать двоих сложнее, чем одного. Через три минуты я уже беседовал с первым. Парень лет двадцати пяти, во всем облике готовность прогнуться, как у большинства работников этой сферы. Он сразу понял, куда ветер дует. Готовность прогнуться была продемонстрирована в полном объеме, мне даже показали записи в дежурном журнале, где отмечались результаты осмотра.

-- "Мерс" Петра Сергеевича находился в полном порядке, ничего подозрительного, иначе бы я непременно вызвал охрану.

Я ему поверил. Такой человек, будь он подкуплен, давно бы уволился. А скорее всего, и сам бы уже погиб каким-нибудь неподозрительным образом. И давить на него было бессмысленно -- пообещай я встречу с людьми Антона Константинова, которые развяжут ему язык, он бы дал деру, но не потому что в чем-то замешан, а просто со страху. Тут же, кстати, выяснилось, что он проверяет машину Шантолосовой, и я пожелал ему успехов на этом поприще. Его явно посетили дурные мысли, поскольку он перестал улыбаться и даже перекрестился.

А вторым утренним проверяльщиком оказалась и вовсе девица, вполне симпатичная -- фирменный комбинезон непонятным мне образом подчеркивал достоинства ее фигуры. Наверное, она его специально перешила. У этой готовность прогнуться пряталась за кокетством. Именно, за кокетством, а не за желанием скрыть правду -- уж тут-то я, зная женщин, ошибиться не мог. У машины Зернянского тоже "никаких дефектов не замечено, посторонние предметы отсутствуют". Именно так было записано в журнале.

-- Временно работаете тут? -- спросил я.

-- Да, -- сказала она. -- Но это вовсе не значит, что я плохо исполняю свои обязанности. Иначе бы меня давно выгнали. Тут строго. И платят хорошо.

-- А почему же тогда временно работаете?

Она стрельнула в меня глазками:

-- Но ведь я же выйду замуж. Вы можете себе представить замужнюю женщину, с детьми, работающую на этой работе?

Я такую женщину представить себе вполне мог, но делиться своими представлениями с девочкой не стал.

-- А машину супруги Зернянского не вы осматриваете?

Назад Дальше