1754 год
– Значит, подведем итоги, – стараясь, чтобы голос получился спокойным, сказал Витька. – Лешку ты своими руками похоронил. Вовчик был вместе с Лешкой. Наверно, по сей день в лесу лежит. Может, даже и живой… Ребята говорили – можно на целую неделю выпасть. Людей даже хоронили, а потом как-то случайно обнаружилось, что они воскресают…
– Я вот в окопе воскрес, – проворчал Феликс. – Надо же – мертвый, а отрыл…
Они заснули, кажется, одновременно, не успев договорить, и проснулись одновременно, разбуженные солнцем – которое, кстати, стояло уже довольно высоко. Оба, потомственные горожане, не имели привычки определять время по солнцу, но Феликс, более опытный по части природы, полагал, что уже около девяти утра.
– Где Машка – непонятно, – Витька помолчал, сопя. – Она была по ту сторону яйца, когда нас туда затянуло. Фоменко – или в плену, или вообще… Рюкзак с ноутбуком пропал.
– А ты умел работать в Лешкиной программе? – задал резонный вопрос Феликс.
– Я бы разобрался!
Витька врал – разобраться в поворотах сетчатого рулона, изображавшего вселенную в двухмерном облике, и причудах ветвистого дерева, изображавшего время, на которое нанизан рулон, мог только Лешка, что-то знал бывший бармен, в простоте души сварганивший гипотезу, а Фоменко был невеликим любителем электроники. Он больше промышлял в резиновых сапогах по всяким загадочным местам и добывал информацию.
Но назвать это беспардонным враньем тоже было невозможно – Витька полагал, что, добравшись до ноутбука, он выкопал бы текстовые файлы с донесениями Фоменко и со всякими историческими сведениями. Это добро в ноутбуке имелось – он сквозь дрему слышал, как Лешка заваливал Машку странными историями.
– Во всяком случае, я бы уточнил кое-что насчет марсельской петли…
Это уже было почти правдой – о Марселе Витька краем уха слышал.
– Он мне говорил про Марсель, но я не знал, бредит он, или это правда, – сказал Феликс. – Сам понимаешь – и раны инфицированные, и это… выпадение… Давай сдвинем лбы.
– Давай! – немедленно согласился Витька. – Про Марсель я знаю, что там был прокол между восемнадцатым и прошлым веком. Но, чем сидеть тут, как рак на мели, я бы лучше хоть в пятидесятые годы выполз…
Подумал и добавил:
– И стал собственным дедушкой…
– С тех пор одну я, братцы, имею в жизни цель – ах, как бы наконец добраться в этот сказочный Марсель! – неожиданно пропел Феликс. Трудно сказать, что больше поразило Витьку – мистическая уместность давней блатной песни, пасмурная рожа исполнителя или его залихватская удаль, которая сверкнула в куплете – и тут же растаяла.
– А Лешка что говорил?
– Он вот что говорил – в Марселе есть петля, но она дрейфует. Он такими словами объяснял, что ни один профессор бы не понял.
– Она что – в море сдвинулась? – спросил, вспомнив гипотезу бывшего бармена, Витька.
– Черт ее знает. Он говорил – ему чуть ли не ты идею подсказал про дрейф во времени, и он уже пробовал ее посчитать…
– Ни хрена себе!
– Тихо ты, деда всполошишь. И пса.
Мельник еще не знал, что в сарае сидит гость.
– Так вот, Марсель. Там на окраине есть старый парк. В пятидесятые годы какая-то студентка сидела там на скамейке и увидела совсем другой пейзаж.
– А белое пятно было? – показал свою хронопрокольную грамотность Витька.
– У студентки спроси. Она видела похороны в восемнадцатом веке, и поэтому все подумали, что девочка переутомилась и заснула. Но потом выяснилось, что на месте парка действительно было кладбище. Кто-то нашелся, вроде твоего Фоменко с Вовчиком, стали разбираться. Они сообразили, что это петля – и знаешь что сделали? Пошли рейдом по сумасшедшим домам.
– Их там не оставили как особо ценные экземпляры? – живо вспомнив действующую модель мироздания, осведомился Витька.
– Нет, они нашли несколько мужиков, которые утверждали, что родились в тысяча семьсот затертом году. Они были безграмотные, но говорили такие вещи, каких ни в одной книге нет. То есть, там действительно петля. В восемнадцатом веке она заякорилась во второй половине, и в двадцатом – тоже, очевидно, во второй половине. Но тут она не столько заякорилась, сколько дрейфует – Лешка это объяснял энтропией и еще как-то.
– Это иначе получается, – поморщившись, возразил Витька. – Не заякорилась, а там встречные потоки… два через одну дырку…
Он увидел, как живой, плакат из школьного кабинета биологии с кровеносной системой, с красными артериями и синими венами. Плакат держался перед глазами прямо в воздухе на бельевых прищепках и был куда более убедительным, чем на Вовчиковом чердаке.
– Один черт. Он говорил, что это – единственная надежная петля, за вход и выход которой он ручается.
– Еще что-нибудь говорил?
– Да много чего. Но я ведь тоже был малехо не в себе…
– Да-а…
Витька пожал плечами. В какую-то минуту ему казалось, что голова пухнет и вот-вот взорвется от всей информации, которой его наперебой снабжали Фоменко и компания. А вот теперь обнаружилось, что информации нет, одни обрывки – что-то про автотрассу в Нью-Мехико, которую называют дорогой в никуда, с исчезающими навеки автомобилями, что-то про падающие с неба ледяные глыбы, и вдруг – граната образца сороковых годов, подхваченная во второй мировой тонюсенькой струйкой времени, проскочившая в крошечный прокол и рухнувшая сверху тридцать лет спустя во двор калифорнийского дома.
– Во! – вскрикнул он вдруг. – Знаешь, что еще они обсуждали? Белый и багровый туман! Может ли быть так, что белый туман – это наш конец прокола в прошлое, а багровый – в будущее.
– Ну, что белый – в прошлое, я и сам догадался, – без тени улыбки ответил Феликс. – Тебе что-нибудь говорит такое слово – "сувлаплейн"?
– Ни хрена не говорит. Может, "плейс"? Тогда – какое-то место, местность.
– Может, "плейс". Там пропал в белом тумане батальон английской армии. Все видели, как вошел, а куда вышел – неизвестно.
– Лешка рассказал?
– Кто же еще.
Витька задумался. О пропавших солдатах он читал в тех файлах, что прислал ему дядька Юст. Какой-то батальон сгинул во время первой мировой в Турции. О нем ли вспомнил Лешка? Если о нем – то ситуация еще хуже, чем со сказочным Марселем. С Францией в восемнадцатом веке Россия не воевала, а с Турцией – всю дорогу… И еще в тридцатые годы пропало три тысячи китайцев, охранявших мост. Правда, уже без всякого тумана. Где вынырнули – неизвестно, может, и у динозавров…
Еще какое-то время они копались в воспоминаниях, но все яснее делалось – нужно без гроша за душой пробиваться в Марсель, идти в те трущобы, у которых располагалось нищенское кладбище, и прочесывать местность, пока не повезет вляпаться в багровое туманное пятно или еще куда-нибудь.
– А выбор у нас есть? – спросил Феликс. Вопрос был риторический.
Прикинули – где взять денег. Витька вспомнил про свое неожиданное везение в "фараон", еще всегда можно было пустить в ход древнеегипетскую игру "бура". Феликс предложил экспроприировать пару кошельков, пользуясь такими незаконными средствами, как луч фонарика в глаза и возникшая в результате паника.
– А Фоменко? – воскликнул Витька. – Нельзя его тут оставлять!
– Кого оставлять? – удивился Феликс. – Ты думаешь, он еще жив?
– Послушай… А кто они вообще такие?
– Эти?
– Да!
– Если судить по лифчику…
– Спецназ? Что делал спецназ на Семеновскох болотах?!?
– Это ты у кого другого спроси.
– Если они там оказались в результате идиотского совпадения, – начал философствовать Витька, – если они напали и начали стрелять только потому, что больше ничего делать не умеют, то какого черта они охотились на нас с Фоменко ЗДЕСЬ?
– Кто их разберет. Может, эти ваши проколы – государственная тайна.
– Но здесь-то зачем нас расстреливать? Ведь мы все в одну кучу дерьма попали. И мы отсюда выбраться не можем, и они.
– Очевидно, они – могут.
– "Янус"? – до Витьки, суда по выражению физиономии, стало доходить. – Ты полагаешь, за ними пришлют машину? Но, послушай, я-то лучше кого-либо знаю! Этой машины еще нет в природе и неизвестно, будет ли вообще!
– Что ты можешь знать…
В голосе Феликса было такое презрение к журналистике вообще и новостнику Костомарову в частности, что Витька не выдержал испытания.
– А как ты думаешь, почему мы с Машкой отправились в эту идиотскую экспедицию? – ядовито спросил он. – Вот как ты полагаешь – откуда мы там вообще взялись?
Если бы Феликс начал расспрашивать – Витька бы изложил самую суть, давая прямые и лаконичные, насколько он вообще способен быть лаконичным, ответы на вопросы. Но Феликс только пожал плечами. И аргументы посыпались, как та самая селедка с неба, о которой рассказывали хронопрокольщики…
– Ни фига себе, – произнес Феликс, когда это словесное извержение окончилось. – Вот ведь живешь себе, горя не знаешь, и вдруг как влипнешь в такую заваруху…
– Теперь понимаешь, что нужно вытаскивать Фоменко? Может быть, есть еще какие-то проколы, а он о них почему-то не сказал. Когда мы отсюда выберемся…
– Если только он жив, твой Фоменко.
Феликс крепко задумался. Потом достал из кармана своего лифчика рацию.
– Хотел бы я знать, какой у них базовый агрегат, – проворчал он. – Мы тут уже который день, а связь держится.
И нажал на кнопку.
– Ты что делаешь? – всполошился Витька.
– Я – первый, я – первый, – заговорил Феликс скучным голосом. – Прием. Я – первый, я – первый, прием…
И долбил эту нехитрую мантру, пока она не влетела в чье-то ухо и не произвела в рядах противника некоторое смятение.
– Какой, к черту, первый? – возмутился незримый, но злобный собеседник.
– Это ты, шестой? – спросил Феликс. – Сорок третий, сорок пятый, выйдите из канала, дайте шестого. Прием.
– Я – шестой! – голос помолчал, словно набираясь духу, и вдруг зачастил, срываясь и теряя всякую логику от бессильной ярости: – Что за скотство?! Где шестнадцатый?! Кто тут дурака валяет?! Пристрелю к такой-то матери! Немедленно дайте рацию шестнадцатому! Прием!
– Ого! – Феликс даже усмехнулся. – Значит, потеряли шестнадцатого? Вот и ладушки.
Витька разинул рот.
– Я первый, я – первый, – продолжал, пользуясь безнаказанностью, Феликс. – Шестой, вы хорошо меня слышите? Прием.
– Где ты, первый? – спросил, вмешиваясь в странный разговор, еще один голос.
– Хороший вопрос. Я – там, где могу вас контролировать. Мне нужен живой Фоменко. Если вы его уничтожили – пойдете под трибунал. Прием.
Витька показал большой палец. Такого блефа он еще не видывал.
– Был приказ, прием, – уже впадая в сомнение, ответил шестой. И по интонации невозможно было понять: то ли приказ уже выполнен, то ли нет.
– Приказ давно отменен, вы что, не слышали? – продолжал валять дурака с изумительно серьезной физиономией Феликс. – Мне срочно нужен Фоменко, живой или мертвый. Вы план местности составили? Прием.
– Такой, рабочий… – шестой все еще не был уверен, что говорит с невесть откуда взявшимся начальством.
– Если Фоменко жив – доставьте его в десять вечера к церкви, и я его заберу.
– В десять еще светло.
– Жив… – шепнул Феликс и поскреб ногтем по рации. – Шестой, шестой, помехи на линии. Вы что там, в овраг забрались?
– В какой овраг?
И тут связь действительно прервалась.
– Странно это, – произнес Феликс. – Допустим, Фоменко жив. Что-то я сбрехнул не так. Надо отсюда убираться.
– Как – убираться?
– А так – работающую рацию можно засечь. Запеленговать. Они выключились, когда поняли, где я нахожусь. Потом они опять появятся, но кто-то будет со мной тары-бары разводить, а остальные подойдут поближе, чтобы разглядеть оч-ч-чень внимательно. Значит – что?
– Значит, в лес?
– Дурак. Значит – ближе к дороге. Это – почтовый тракт, там днем полно народу. Они в своей камуфле не полезут на видное место. Настолько-то у них мозгов хватает.
– Можно догнать поезд! – сообразил Витька. – Они плетутся – два километра в час! Сзади и спереди – полицейские драгуны! Их тут для того держат, чтобы разбойников по тракту ловить, они опытные! И великую княгиню охранять – взяли лучших!
– Расскажешь кому, как искал спасения у полицейских драгун, – фиг поверят.
Феликс стал собираться – снял лифчик, кинул его в мешок, туда же затолкал добытый из-за стрехи сверток, сверху сунул еще какое-то имущество. Потом накинул синий мундир образца тысяча семьсот девятого года и нахлобучил останки треуголки.
– Неси, – велел Витьке. – Я первым пойду. Меня тут знают. Если дед поблизости не бродит, я тебе отмашку дам. Как нога?
– Нормально.
– Мы можем сквозь лес пробежать, а можем огородами, вдоль речки. Если они еще далеко – то успеем сквозь лес. А если близко – лучше берегом.
– Берегом.
– Правильно.
Рация дала о себе знать, когда они пробежали по тропинке, повторяющей речные изгибы, и в нужном месте собирались свернуть. До почтового тракта Москва – Санкт-Петербург оставалось минут пять бега.
– Я – шестой, я шестой, вызываю первого.
– Первый на связи, – не замедляя бега, ответил Феликс.
– Стой, где стоишь, сволочь. Еще два шага – и стреляю.
Феликс, не раздумывая, прыгнул вниз.
– Сюда! – негромко крикнул он обалдевшему Витьке.
Витька, в отличие от Феликса, приземлился не на узкой полоске серого песка, а на мелководье. Феликс уже спрятался под невысоким обрывом, и в левой руке у него был ИЖ-71.
– Прокололся, – поймав Витькин взгляд, обращенный к пистолету, сказал Феликс. – У него калибр девять. Когда брал, думал – патроны хоть на краю света достать можно, и американские годятся, и итальянские "корто", и немецкие "курц". Ну вот – нашел место, где вообще никаких патронов нет. Держи мешок. Я первым пойду. Если они не блефуют – я их почую. А ты – нет.
Они шли, пригибаясь, чтобы не выпадать из тени свисающих с обрыва кустов, то по песку, то по воде.
– Мы же от дороги удаляемся, – напомнил Витька.
– От могилы мы удаляемся.
Витька и Фоменко за то время, что болтались в окрестностях, пытаясь найти пропавших соратников, вроде неплохо изучили местность, однако у Витьки еще не было того чутья пространства, которое подсказывает правильные углы, а у Феликса оно было. Остановившись, он что-то молча сообразил и, схватившись за ивовую ветку, выметнулся из-под обрыва наверх.
– Сюда! – был короткий приказ.
Витька повиновался. И тут же Феликс задал такой темп бега, что проще оказалось вообще не дышать.
Были два почти безнадежных выстрела. Чересчур далеко ускользнули Витька с Феликсом – одна пуля вроде бы ишь коснулась рукава синего мундира, другая вообще ушла за молоком.
Тропа оборвалась – и беглецы чуть было не перескочили дорогу.
– Туда! – крикнул Феликс, махнув рукой. Бабка с корзиной шарахнулась от него и тут же с ней столкнулся Витька. Провожаемый неожиданно густой руганью он понесся за Феликсом.
Витька думал, что вот сейчас рухнет и будет лежать, но тело уже норовило поближе к земле, а ноги неслись как бы сами по себе. И Феликс впереди был как та морковка на удочке, которой заставляют шагать непослушного ишака.
Поезд великой княгини тащился где-то впереди, следовало выложиться до потери пульса – но догнать хотя бы замыкающие обоз телиги с мебелью.
Раздался еще один выстрел. Обмениваться мнениями было некогда – и дыхания на слова тоже не имелось.
Но облако пыли встало впереди и понеслось навстречу! Это полицейские драгуны услышали выстрелы и поскакали разбираться.
Феликс, чуть замедлив бег, оказался рядом с Витькой и вовремя рванул его в сторону. Оба влетели в придорожные кусты, а мимо промчался галопом маленький отряд – всадников шесть, не больше
Феликс и Витька повалились в траву. Вот теперь они были спасены. Временно – и все же…
– Ну, что они теперь скажут? – Феликс достал рацию.
– Я – первый, я – первый, вызываю шестого, – в ровном голосе было особо утонченное издевательство. – Шестой, в чем дело? Почему прервалась связь? Вы там что – в овраге сидите? Прием!
– Эй, кто ты там, – ответил голос, но это был не командир Шестой, а кто-то из подчиненных. – Мы до тебя доберемся. Прием.
– Когда у тебя в заднице вырастут тюльпаны, – витиевато пообещал Феликс.
– Я – шестой, я – шестой, вызываю первого.
Тут уж Феликс показал Витьке большой палец.
– Я – первый. Где Фоменко?
– Первый, предлагаю разойтись так: мы отдаем вам вашего Фоменко, а вы нам – ноутбук.
– Какой ноутбук?
– Тот, который был в рюкзаке у Золотухина.
– Не было у него ноутбука.
– А раз не было – то Фоменко побудет у нас. Конец связи.
– На кой черт им программа с расчетом маршрутов? – спросил сам себя Витька. – И что они в ней поймут, кретины?
– Они хотят получить ноутбук, но не отдать Фоменко, – объяснил Феликс. – Но все это голый васер. Ноутбука-то у нас все равно нет.
Несколько минут они сидели в бесплодной задумчивости.
– Слушай, Вить, а если ноутбук пролежит двести пятьдесят лет в лесу под корягой – годен он будет к употреблению? – вдруг спросил Феликс.
– Вряд ли. В него могут насекомые залезть и сожрать изоляцию, и вообще…
– Понял.
Еще немного помолчали.
– Они будут нас с этим ноутбуком доставать до самого Марселя. Ведь если он остался там – его уже могли сто раз найти, но им про это сообщить невозможно, – Феликс громко вздохнул. – Вот интересно – как они понимают свое положение? Они хоть сообразили, какой тут век?
– Никак они его не понимают, – буркнул Витька. – Им велели уничтожить экспедицию и принести ноутбук, а там – хоть трава не расти. Они все еще не просекли, что их начальство родится только через двести лет! Вот чушь собачья!
– Сам видишь, Фоменко вытащить мы не можем. Мы можем только пожелать ему удачи и двинуться к Москве, не так уж она и далеко, – распорядился Феликс. – Там пристать к какому-нибудь обозу и с ним добраться до Одессы, а из Одессы морем…
Он осекся, увидев круглые Витькины глаза.
– Историк ты долбаный, – сказал Витька. И, чтобы весомее прозвучало, покрутил грязным пальцем у виска.
Глава четвертая
Каждый защищается как умеет
Рассказчица – Наталья Олеговна Авдеева, современная худощавая и коротко стриженая женщина, на вид чуть за тридцать. Классическая дама-клерк, которых теперь тринадцать на дюжину. Разве что одета и обута лучше многих прочих. Да бриллианты в ушах – но это не всякий догадается.
С самого начала дикого рынка ей повезло – окончив брокерские курсы, как окончили их девять из десяти деловых женщин (из этих девяти восемь лишь честно считали себя деловыми и никакой заметной карьеры не сделали, более того – из восьми по меньшей мере пять трудятся продавщицами в универсамах или ездят "челноками" в Турцию), она оказалась в КОМАНДЕ.