Как-то не укладывалось в уме, что незнакомый отряд, а, может, бандиты, самоуправно посадили его под замок и захватили в свои руки местность. Никак не мог дать объяснение их поступкам, не мог предположить, что они так организованно и отчаянно осмелились посягнуть на государственные богатства.
Пытался уверить себя, что случилось скандальное недоразумение всесоюзного масштаба - этому давало повод упрямое молчание руководителя отряда.
Допустил было, что местностью владеет какой-либо трест или концессия (дирижабли ведь заграничной постройки!). Но неужели они не слышали о его экспедиции? И к тому же, какое они имеют право держать его в заключении, будто вора и проходимца?
Возникло желание поговорить, обменяться с кем-нибудь мыслями. Но вспомнил, что Аскольда еще вчера перевели в другое помещение. Зашагал по небольшой хижине, осторожно наклонив голову, чтобы не задеть низкий потолок. Сделал шагов пять из угла в угол. Остановился у двери, подумал немного и осторожно постучал. Никто не отзывался.
Профессор постучал еще раз, уже сильнее и настойчивее. Снова молчание. Оно раздражало, ведь он хорошо знал, что за дверью стоит часовой. На третий раз грохнул кулаком и со злостью воскликнул:
Слушайте, вы!
Чего тебе? - неприветливо сказал грубый голос.
Можете отвечать поприличнее, когда к вам обращаются.
Тебя не спросил, как отвечать.
Мерзавец!
Профессор выругался, постоял немного и дрожащим кулаком начал снова бить в дверь. От ударов больно щемило тело, боль еще сильнее раздражала и вызывала бессильное возмущение.
Часовому, видимо, надоел шум, и он снисходительно спросил:
Ну, чего?
Немедленно вызовите вашего начальника, или как вы его там величаете?
Ого-го, чего захотел.
Слышите, немедленно, у меня к нему дело.
Какое дело?
Вас не касается, позовите.
Сам придет, коли надо будет.
Часовой произнес последнюю фразу спокойно и безразлично, и сколько профессор ни стучал в дверь, не произнес больше ни слова.
До крайности утомленный и взвинченный, Горский понял, что стуком делу все равно не поможешь - отошел от двери к помосту.
Нащупал рукой доски и одежду, сел, посидел немного. Вскоре склонил на руки голову. Задремал.
Пришел в себя от осторожного прикосновения руки. Поднял голову, пытаясь разглядеть что-либо в темноте. Яркий луч карманного фонарика ударил в глаза. Тревожно спросил:
Кто это?
Простите, - раздался рядом с головой сухой голос, - вы, кажется, звали меня?
Звал, но, собственно, кто вы?
Руководитель отряда.
Горский пытался разглядеть лицо человека, который стоял возле него, но свет фонаря слепил глаза. Протянул руку ко лбу, закрыл глаза ладонью.
Прошу, отведите фонарь в сторону.
Незнакомец погасил фонарик, но профессор долго не
мог его разглядеть. И только потом, напрягая зрение в полумраке, охватил взглядом худощавое лицо, блестящие глаза.
Помолчав, незнакомец вежливо обратился к Горскому:
Тем более что я и сам хотел поговорить с вами.
Весьма благодарен за вашу доброту, - насмешливо отозвался профессор.
После темноты глаза сразу больно ослепил дневной свет. Горский, прикрывая ладонью очки, остановился, начал оглядываться по сторонам. И чем дольше смотрел, тем отчетливей все его черты складывались в выражение возмущения и в то же время безмерного удивления.
Местность было не узнать. Поваленные деревья лежали сейчас ровными квадратными штабелями. Над главными кратерами возносились вверх насосы, буровые установки. Некоторые уже работали. Вокруг них сновали люди. Сбоку, слева, у высокой и прочно, хотя и наскоро построенной причальной мачты тихо покачивались дирижабли.
Профессор побледнел. Уперся глазами в Эрге:
Что это значит, не понимаю?
Тот улыбнулся в ответ:
Видите ли, я хозяин этой местности. Это моя собственность, понимаете?
Ваша собственность?!
Вас так поражает это слово?
Горский ничего не ответил и, опустив голову, пошел за Эрге, который вел его к дирижаблям. Подошли к винтовой лестнице. Эрге вежливым жестом предложил профессору подняться наверх.
В уютной, комфортабельной каюте он вежливо пододвинул кресло. Сам сел за стол.
Оба долго молчали, напоминая шахматистов, упорно обдумывающих дальнейшие ходы.
Ход сделал Эрге.
Итак, вас удивляет все то, что вы видели?
Удивляет.
Но я вам уже сказал, что я владелец этой местности, что это моя собственность.
Земля, природные богатства в нашей стране - собственность государства, - ответил профессор.
Это меня ничуть не волнует.
Тогда вы просто проходимец и пошли на очень опасную авантюру.
Эрге нагло улыбнулся.
Пусть так!
В таком случае мне не о чем с вами говорить.
Вы заявляете это вполне сознательно и твердо?
Да.
Я думаю иначе. Послушайте, профессор, хотите в открытую, а?
Профессор молчал. Эрге подумал немного, не сводя насмешливого наглого взгляда с лица профессора, выдержал паузу и небрежно, будто забавляясь, начал:
Что ж, слушайте, играем в открытую. Азиатский аэролит таит в себе неисчислимые сокровища. Такова истина! Доказывать не к чему. Разные категории людей смотрят на эти сокровища по-разному. Я, как хозяин этой местности, выражаясь грубо, смотрю на сокровища как на средство к существованию, как на мощное оружие, которое подарит мне наслаждение жизнью, уважение и все, чего я захочу. Это также истина! Правда, кто-то может ее отрицать. Конечно, я эти возражения отвергну. Теперь в отношении вас. Вы смотрите на сокровища, как ученый - хотя я, возможно, ошибаюсь. Вы можете сокровища материальные превратить в сокровища научные. Это, в конце концов, ваше дело. Большевики на сокровища смотрят иначе. Им нет дела ни до ваших научных стремлений, ни до ваших опытов, им, как и мне, нужны деньги. Вы подданный СССР, и вам лучше знать состояние науки в этой стране.
Профессор поднял голову и подчеркнуто ответил:
Да, я лучше вас знаю состояние науки в СССР.
Вот именно, - поддакнул Эрге, будто не замечая иронии Горского. - Теперь конкретно, еще доходчивей и откровенней. Вы, скажем, хотите уехать туда, где могли бы работать спокойно, без забот - будучи окружены уважением и вниманием. И вот вы, наконец, можете оказаться за границей. Вы будете на всю жизнь материально обеспечены, сможете всецело отдаться науке, а не бегать и кланяться в ноги невеждам, выпрашивая копейки на большое научное дело. Но для этого, если вы согласны, вы должны будете взять на себя руководство раскопками Азиатского аэролита. - Эрге сделал небольшую паузу и коротко, уверенно закончил: - Вижу, вы меня поняли. Что вы на это скажете?
Что я на это скажу? - переспросил профессор. - Я скажу так же откровенно: первый раз в жизни я вижу такого авантюриста и мерзавца, как вы.
* * *
Трудлер нашел Эрге возле главной шахты. Инженер стоял у бура, пристально рассматривая куски породы.
Заметив Трудлера, поднял голову, но не удивился.
Меня ищете?
Да вот записка вам.
Эрге развернул четырехугольный листок белой бумаги. На нем чернели всего три слова:
"Немедленно приходите. Пауль".
Случилось что? - уже удивленно заговорил Эрге.
Нет, все в порядке.
А почему же немедленно?
Трудлер пожал плечами:
Не знаю, выбежал из радиокабины, позвал, передал, говорит - немедленно. Отчего - не знаю. Целыми днями из кабины не вылезал.
Через четверть часа Эрге был в лагере за рекой. Застал Самборского в радиокабине. На голове у него чернела скобка наушников.
Услышав, что кто-то зашел, он повернул голову, улыбнулся, но наушники не сбросил, а лишь указал на свободное место.
Как ни странно, Эрге в присутствии Самборского чувствовал себя не совсем уверенно, ощущал даже робость. И потому сел в кресло и стал терпеливо ждать.
Наконец Самборский освободил уши от черных блестящих наушников.
Ну, как у вас? - спокойно обратился к инженеру.
Эрге немного удивился.
О чем вы? Я собирался этот вопрос задать вам.
Сначала вы отвечайте, потому что ваш ответ определит мой.
Вы о профессоре?
Да.
Он патологически упрям и…
Честен, - с улыбкой подсказал Самборский.
Эрге поморщился.
Не сказал бы… Скорее старается быть честным.
Нет, не говорите. Я немного больше вас знаю. Он фанатично честен и предан своему делу - большевик. И настоящий, как говорят - идейный.
По моему мнению - большевик за деньги.
Вы просто обозлены на него, потому что он вам ни слова не сказал, правда?
Отказался. Но я думаю, он еще заговорит, - двусмысленно произнес Эрге.
При воспоминании о разговоре с ученым его охватило чувство ярости. Он злился даже на самого себя - за то, что разговор дал совсем не те результаты, на которые он так уверенно рассчитывал.
Было стыдно перед Самборским. Тот, очевидно, заметил это.
А если не заговорит, в чем я убежден, что с ним станете делать?
Ну а как по-вашему, что в таких случаях делают?
Самборский брезгливо поморщился.
Между прочим, я крови не люблю.
Вот как, - насмешливо скривил рот Эрге.
Серьезно. Но на сей раз, думаю, мы обойдемся и без этого. Вы не знаете, как нам повезло. Читайте - вот причина, по которой я вас так внезапно вызвал, - и Самборский протянул Эрге стопку серых радиограмм. - Читайте по очереди.
Эрге поднялся и стоя начал торопливо пробегать глазами черные строки.
Вскоре лицо его вспыхнуло возбужденным нервным румянцем.
Не может быть! - воскликнул он, прочитав первую страницу. - Не может быть!
Читайте дальше, - бросил Самборский.
Эрге прочитал второй, третий, четвертый лист и блестящими глазами уставился на Самборского.
Как повезло, вы понимаете, как это вовремя, - почти шепотом произнес он. - Конфликт - это лишь зацепка. Вот увидите - вспыхнет настоящая война. Империализм никогда не простит СССР революции в Китае.
Читайте, - протянул Самборский последнюю радиограмму. Это было сообщение о дальневосточном конфликте и разрыве дипломатических отношений между СССР и Китаем. В самом конце сообщалось, что белогвардейские отряды перешли границу.
Прочитав, Эрге схватил Самборского за плечи, глаза его заиграли хищным враждебным огоньком.
Хо-хо-хо, - закричал он (Самборский впервые видел его таким возбужденным), - нам чертовски везет, чертовски. Не верится! Это начало конца!
Эрге ошалело забегал по комнате, потом неожиданно подскочил к Самборскому:
А из тех кто-нибудь не мог спастись?
Самборский медленно покачал головой:
Это невозможно. Там бешеный скалистый порог.
Тогда мы можем спокойно продолжать свои работы.
И Эрге снова лихорадочно забегал по кабине.
* * *
Уже на седьмой день раскопок, рабочие добрались в центральных кратерах до первых обломков аэролита. Но лабораторные исследования не выявили в этих обломках ни малейших признаков платины.
Это был страшный, неожиданный сюрприз. Эрге впервые почувствовал, как зашаталась под ногами почва его авантюры.
Последующие дни принесли новые и еще более неприятные неожиданности. Этим утром ему сообщили, что в главном кратере рабочие дошли до сплошной аэролитной массы. И снова лабораторные исследования не выявили в обломках ни единой частицы платины - аэролит в основном состоял из чистого никелистого железа. Аэролитная масса, конечно, стоила миллиарды. Но что с того? Миллиарды эти можно было получить, лишь затратив миллионы, переплавив железо на металлургических заводах. Главного сокровища - платины, тонна которой стоила миллионы тонн железа - не было.
Эрге чувствовал, что сходит с ума, и спокойствие Самборского, которого он позвал к себе в каюту, распаляло и усиливало ярость.
Самборский сидел в мягком кресле, небрежно обрезая сигару. Отвечал на вопли Эрге короткими, ничего не значащими фразами. Эрге пересыпал свою речь то русскими, то английскими словами. Впервые в жизни он так волновался.
Вы же понимаете, что это провал, позорный провал!
Возможно.
Невозможно, а так и есть. На черта нам эти миллионы тонн железа? Мы что, завод здесь строим? Но меня удивляет ваше спокойствие, я это совершенно не понимаю.
Я очень спокойный человек.
Но сейчас это спокойствие некстати. Меня одно интересует: правда ли, что вы тоже нашли обломки платины?
Обманывать я не собирался.
А, бросьте обижаться. Я просто спрашиваю, может, вы ошиблись?
Не думаю. Я достаточно хорошо разбираюсь в драгоценных металлах.
И где же образцы?
Я вам уже говорил - мне пришлось отдать их Горскому.
Эрге остановился, постоял минуту неподвижно посреди каюты, затем бросился к двери, открыл ее и крикнул часовому:
Немедленно привести заключенного.
Самборский, услышав приказ, встал с кресла с намерением оставить каюту. Эрге удивленно преградил ему дорогу.
Куда это вы?
Самборский сухо сказал:
Вы постоянно забываете, что я не имею права встречаться с Горским лицом к лицу, да еще в таком положении.
Как хотите.
Не как хочу, а как необходимо. Моя профессия, как и ваша, требует точных понятий и определений, - сказал Самборский и быстрым шагом вышел из каюты.
Часовой привел Горского. Профессор, не взглянув на Эрге, сел в то же кресло, где несколько минут назад сидел Самборский. В каюте долго стояла настороженная, напряженная тишина.
Мне хотелось бы еще раз серьезно поговорить с вами, - неуверенно начал Эрге.
Прошу, если вы имеете что сказать - ведь мы, мне кажется, обо всем переговорили?
Не совсем.
Эрге подошел ближе к креслу, стал, опершись ладонью о стол, и, наклонив голову в сторону профессора, коротко, сдерживая волнение, сказал:
Вы должны показать мне образцы платины, найденные в этой местности.
Профессор, который сидел уныло, готовый ко всему, медленно поднял голову, пристально глянул поверх очков в лицо инженера, улыбнулся.
Теперь все абсолютно прояснилось. Но должен сказать вам, что никакой платины в этой местности я не видел и не находил. К тому же, я считаю, что авантюристам и проходимцам драгоценные металлы лучше в руки не давать.
Эрге сжал губы. Глаза злобно заблестели. Он решительно сделал еще шаг к креслу и навис над профессором.
Вы лжете, - бросил он с нажимом, - я заставлю вас показать эти образцы. Вы же забрали их у Сам… - Эрге понял, что в запале раскрывает Самборского, неловко оборвал фразу.
Что, у кого? - поднялся Горский. - У кого?
Эрге ничего не ответил. Ему было все равно, он не владел ни мыслями, ни движениями.
Слышите, сволочь продажная, я заставлю вас! - воскликнул он.
Горский молча отвел глаза в сторону.
Вы не услышите от меня ни слова, - сказал он с отвращением.
Тяжелый, грубый удар кулака свернул голову Горского. На пол со звоном упали стеклышки очков.
И тогда позади кто-то внезапно резко дернул и открыл дверь каюты.
Эрге от неожиданности вздрогнул и обернулся к двери. К нему - бледная, с блестящими злыми глазами - приближалась Гина.
Что ты себе позволяешь? - еле выдохнула она. - Как ты смеешь?
Эрге выпрямился и преградил ей дорогу.
Прошу выйти из каюты, - грубо одернул жену.
Та, дрожа от злости, остановилась против него, хотела что-то произнести, видимо, не смогла, размахнулась и влепила Эрге сочную пощечину.
Эрге от неожиданности отшатнулся назад. На бледной как мел левой щеке зарозовело тусклое пятно! Быстро приняло форму ладони.
Он не произнес ни слова - не успел опомниться, как на пороге появился Трудлер. Лицо у него было растерянное. Он пальцем поманил к себе Эрге. Когда тот приблизился, зашептал что-то ему на ухо. До Гины и Горского долетело лишь одно слово: "Сбежал".
* * *
Все напоминало какой-то дивный сон. Не верилось. Изнеможение, голод, ужас усиливали это чувство, и Аскольд, падая иногда от усталости на землю, боялся, что уже не сможет встать с зеленого ковра мха.
Случилось все внезапно и удивительно.
На третий день после того, как их арестовали, его перевели во вторую хижину, наскоро построенную отрядом. Из каких соображений его перевели, он и сам не мог понять; очевидно, боялись, чтобы дядя и племянник не сговорились, как вести себя на допросе.
Хижина была построена из огромных деревьев, с крепкими дверями, бежать из нее нечего было и думать.
Чтобы как-то скоротать время, он часами спал. Когда надоедало, ходил из угла в угол, после снова ложился, закрывал глаза, вновь засыпал. Утратил ощущение времени - казалось, миновало бесконечное множество дней. Чувствовал, как скука пропитывает все клетки молодого беспокойного организма. Чтобы развлечь себя после сна, шагал из угла в угол, напевая, насвистывая все знакомые арии, песенки, фокстроты.
Петь никто не запрещал, очевидно, охраны у хижины не было.
В тот день у него была назначена "премьера" "Микадо". Аскольд долго и тщательно готовился к ней, вспоминая все мелодии оперетты.
"Премьера" началась легко, своевременно и чудесно. Но вдруг, когда он завел во весь голос "Смеются, плачут соловьи", - вдруг загремел засов, и дверь хижины широко распахнулась.
"Целуй ее", - застряло в горле.
На пороге возник женский силуэт.
Вы чудесно поете, - сказал силуэт.
Аскольд на миг ошеломленно застыл, после неимоверно обрадовался - голос звучал дружелюбно. Очнулся и торопливо заговорил:
Да что вы! Это я от скуки. Знаете, посидишь тут еще немного - Шаляпиным станешь. Я не понимаю, зачем меня здесь держат? Такая скука!
Так, может, выйдете прогуляться? - серьезно предложила женщина.
Аскольд не поверил и насторожился.
Вы шутите?
Нет, серьезно. Прошу, - медленно, без всякой усмешки сказала незнакомка и отступила в сторону, освобождая ему путь.
Аскольд в страхе шагнул за порог.
Прошу, прошу, не бойтесь.
И как только ступил он за порог, начался удивительный сон, где все возможно, где нет ни преград, ни логики, ни последовательности.
Женщина взяла его под руку, повела прочь от хижины в сторону Хушмо, прочь от поля, где суетились люди, чернели пирамидальные вышки (хижина стояла недалеко от причальной мачты, к которой были привязаны дирижабли, так удивившие его своим появлением).
Шел, как под гипнозом. У берега незнакомка остановилась, отпустила его руку, с минуту молча смотрела в лицо, а затем быстро, пугающе заговорила:
Бегите, спасайте себя, слышите - спасайтесь!
Будто потерял разум, не понимал, стоял неподвижно.
Спасайте свою жизнь, бегите. Спасетесь - скажете Маричу, что я здесь. Я его жена.
Она торопливо потянулась в карман платья, выхватила черный браунинг.
Возьмите оружие.
Аскольд загипнотизировано протянул руку, спрятал револьвер в карман. Затем повернулся, сделал шаг вперед. Опять повернулся - увидел строгий тревожный взгляд. Тогда понял, что она не шутит. Чувство опасности охватило его и он, не оглядываясь, бросился бежать.
* * *
Разорванная, грязная одежда висела лохмотьями на истощенном, измученном, бессильном теле гостя.