Девушка схлопнула папку и потерла глаза, размазывая краску. Согнулась, уронила голову на руки.
- Шиз инсэйн, - Саргон сокрушенно покачал головой. Интонация почти удалась, но улыбочка была бледной тенью былого.
- Анька. Ты не думай, я все на себя возьму.
- Сам ты шиз, - сказала Аня ласково. И добавила.
- Ты бы, что ли, принял цивильный вид. А то смотреть больно. У тебя тушь потекла.
* * *
- Володя, наконец-то. Мы уж решили, ты там и спать будешь. Давай шапку, снегом не тряси на пол… А тут у тебя что?
- Халтурку на дом принес.
- Какую еще халтурку?
- Анекдот забыла? Приходит палач домой, несет мешок, а в мешке что-то шевелится...
- Ну тебя! - засмеялась жена. - Крысы или мыши?
- Крыса.
- Хорошо. Только не упусти. Если она мне в ноги бросится, я тут же умру, имей в виду!
- Понял.
- Володя, что-то случилось?
- Да нет, все… - соврать "как всегда" язык не повернулся. - Студенты... Потом расскажу. Пожрать дашь?
- Поесть дам, - привычно поправила Маша. – Раздевайся. В столовую придешь или тебе принести?
- Приду.
После ужина он взял "для крыски" морковку и хлеб, а между кусками хлеба спрятал утаенный кружок колбасы. Лад принялся за еду, а Владимир Данилович стал смотреть в камин. Камин в кабинете был бутафорский, электрический. Не из-за нехватки денег, разумеется - на свое жалованье и гранты профессор еще и не такие архитектурные излишества мог себе позволить, - а из-за нехватки времени. Ну кто бы этот камин топил? У Маши и так забот хватает, а сам хозяин кабинета обычно попадает домой к вечеру и до предела измотанный. Другой камин, в холле, по выходным разжигали, чтобы порадовать внуков, а также детей, когда те приезжали навестить старых и малых.
Трое внуков практически постоянно жили с дедом и бабушкой. Сын Викторовых, отец Данилки и Наташи, несколько лет назад развелся с их мамой (которая на детей не претендовала) и вел, как в старину говорили, рассеянный образ жизни. Родителей, дочку с сыном и племянника он любил, но, будучи человеком творческим, не выносил семейной атмосферы, совместных ужинов и утренних очередей в ванную комнату. Дочь с зятем, родители Дениски, второй год работали в Америке. Сейчас малые спали в своих комнатках наверху (если только не секретничали и не смотрели видео под одеялами). И в любом случае, вход в дедушкин кабинет малым был строго воспрещен. Теперь Владимир Данилович по-новому оценил мудрость этой традиции.
- Мне лучше оставаться здесь? - спросил Лад, проглотив кусок. - В контейнере?
- Пожалуй, да, - медленно сказал Владимир Данилович.
Ну, допустим, сегодня сделаем так, но долго ли я смогу его прятать? Еду ему таскать, задвигать контейнер на шкаф, когда Маша прибирается... А засвечусь - как буду оправдываться?.. Он понял, что ему хочется обо всем рассказать жене. Так же сильно хочется, как давеча не хотелось звонить на кафедру и Анохину. И похоже, интуиция на сей раз находилась в гармонии с логикой.
- Нет, - уверенно закончил он. – Сейчас я вас с женой познакомлю.
- Но...
- Не волнуйтесь, все будет хорошо. Подождите минутку.
Он вышел в коридор и постучался в спальню:
- Маша, не спишь? Зайди ко мне, помощь нужна.
...Воистину род человеческий изведут под корень магические числа "90-60-90". С тех пор как женщины забрали себе в головы, что этими числами означен верхний предел полноты, за которым начинается страшное уродство, одиночество и мужское невнимание, они обрекли цивилизацию на медленную смерть. Стараются, худеют, а толку-то?! Сзади глянешь на иную - вот-вот в поясе переломится, девочка-студентка, а зайдешь спереди - ой нет, бабушка студентки, если не прабабушка... Не то Мария Алексеевна, супруга профессора Викторова. Сзади ее никто не примет за юную барышню, зато веселое круглое лицо - совершенно такое же, как тридцать лет назад. По крайней мере, Владимир Данилович особых перемен не видел. И ходила она легко и тихо. Свои шаги он слышал, ее - нет.
- Ты угадала насчет неприятностей.
- А я всегда угадываю, - улыбнулась она. - Что-то серьезное?
- Как сказать... И да, и нет. Я хочу тебе кое-что показать. Только спокойно, не пугайся, хорошо?
Последнее он добавил второпях, уже на пороге кабинета, ища глазами Лада, - тот, видно, спрятался за контейнер. Только сейчас Владимир Данилович сообразил, что на взгляд небиолога зигонт - существо, мягко говоря, жутковатое. Большая голова, легкая диспропорция черт, длинный затылок при маленькой лицевой части, наконец, присутствие мимических морщин и отсутствие возрастных - специалисту все это понятно, а неспециалист бессознательно фиксирует одно: отклонение от нормы. И видит, следовательно, что-то вроде крохотного дауна. Маленький гадкий уродец…
- Здравствуйте, - сказал Лад, церемонно наклонив голову. Маша ахнула, но тут же закрыла рот рукой и сняла очки, чтобы вглядеться повнимательней.
- Ой... Он же на тебя похож!?
- Вот в этом и проблема.
- Как ты, только маленький... Так это же домовой! Володька, ты сделал домового?
- Разреши задать два вопроса. - Кажется, сорок лет вместе, а предсказать ее реакцию до сих пор не могу! - Почему ты думаешь, что это сделал я? И, на Божескую милость, почему домовой?
- Не ты, а кто?
- Студенты на практикуме. Шутку пошутили.
- Психологи, да? Паршивцы какие. - Маша говорила серьезно и негодующе, но как-то так это у нее получалось, что у Владимира Даниловича сразу отлегло от сердца.
- Согласен с тобой. Так почему домовой?
- Да нет, - Маша смутилась, - это ерунда…
- А все же?
- Я в энциклопедии вычитала... Ой, а ничего, что мы при нем...
- Я все понимаю. Ну, почти все, - заявил Лад, - и с интересом слушаю.
- С ума сойти... ох, извините. Я для Даньки купила энциклопедию славянской мифологии. Он спрашивал, кто такая кикимора, - как я поняла, хотел выяснить, подходит ли это слово к Наташе. Ты же знаешь, он человек обстоятельный, наобум не скажет. Ну вот, мы с ним прочитали про кикимору, оказалось, она не болотная вовсе, а супруга домового. А домовой... сейчас покажу.
Маша протянула руку через стол и включила тач-скрин. Смешно поджала губы, отыскивая нужный значок, и вошла в домашнюю сеть. Данилин компьютер вкалывал на полную мощность, тащил какую-то неимоверно важную и секретную почту. Пришлось подождать секунду-две, и затем на экране появилась заставка: симпатичные блондин и блондинка в вышитых рубахах, на заднем плане лес с лешим, в синем небе грозовая туча с Перуном и белое облако с этим... Ярилой? Нет, Ярила не из той оперы.
Промелькнули еще картинки, в другое время могущие показаться занятными: какие-то деревянные статуэтки, рукояти мечей, лубочный змей и весьма серьезная секира - и наконец мультяшный рисунок. Смешной мужик - нос картошкой, борода веником - хлебает из миски, а под столом, выставив босые пятки, точно так же наворачивает из плошечки...
- Такой же, только маленький.
Лад хихикнул.
- Вот. - Маша подтащила к себе поближе окошечко с текстом и стала читать, размеренно, серьезно и "с выражением", как читала внукам. - "Домового обычно представляли в виде маленького человечка, похожего лицом на главу семьи, только заросшего до глаз волосами и с коготками на мохнатых лапах. По некоторым представлениям, Домовой возникал из души животного, принесенного в жертву в начале строительства, либо из душ срубленных деревьев. В сказках у домовых бывают и жены-кикиморы, и ребятишки, так что в дом сына, отделившегося от отца, переселялся сын-Домовой. Люди старались поддерживать с Домовым хорошие отношения, не забывали обратиться к нему с ласковым словом, оставить немного вкусной еды, обычно каши…"
- Я понял, - сказал Владимир Данилович. Лад фатовским жестом согнул пальцы, рассматривая ногти, потом запястье:
- Коготков пока нет. А лапы и вправду мохнатые. Но в принципе я не против, Мария - ?..
- Алексеевна, - автоматически сказала Маша, - а вас как я могу называть?
- Мы решили – пусть будет Лад.
- Лад? Почему?.. А, вспомнила. Очень приятно. Так как, Володя, Лад будет жить у нас?
- Вот об этом я хотел с тобой посоветоваться. - Ей-Богу, эта женская манера мышления, легкомысленная и прагматичная одновременно, и умиляет, и раздражает. - Не знаю, понимаешь ли ты, в чем на самом деле проблема…
- Проблема на самом деле, - ехидно сказала жена, - в том, что Ладу нужна нормальная одежда. У тебя тут холодно. И чем ты его кормил? Морковью? Ах, Володя! - В последние два слова Мария Алексеевна умудрилась вложить очень многое: и порицание старому дурню, пытающемуся обмануть жену, и оценку этих попыток как заведомо безуспешные, и то, что кормить гостя сырыми овощами - свинство и безобразие. - Лад, вы, наверное, не наелись?
- Да, откровенно говоря... Мне очень неловко, но относительно каши идея у них недурная.
- Лад, подождите минутку, - Маша приложила ладонь к груди, - сейчас все будет. А ты дай ему пока, что ли, твой шарф закутаться. И камин сделай потеплее.
Пока Маши не было, Лад читал главу о домовых: разгуливал по тач-скрину, перешагивая через строчки и босой пяткой нажимая на кнопки или движок - этот прием он освоил еще в лаборатории, пока решал тесты, а теперь, когда координация понемногу налаживалась, у него получалось совсем ловко. Владимир Данилович пытался вспомнить, что же в этом роде было у Свифта - не мог ведь Лемюэль Гулливер в Бробдингнеге работать на великанской клавиатуре, многое он повидал в своих путешествиях, но только не компьютер. Наконец вспомнил: играл на рояле двумя дубинками. Сыграл простую песенку и весь взмок. Ну что ж, мы-то, если будет надо ему что-то писать, просто уменьшим изображение клавиатуры на экране, чтоб была вот такусенькая... Только хватит ли чувствительности и разрешения у скрина, пальцы ведь маленькие?
Бред, полный бред - женское мышление оказывалось заразным. Но вот поди ты, вся его аргументация в пользу серьезности проблемы, все компетентные рассуждения о несчастной судьбе клонированного человека с отклонениями в развитии почему-то потеряли угрожающую силу. Было как в детстве, когда он с трудом набирался мужества рассказать маме о неимоверно сложной ситуации в школе, а мама бросала, не отрываясь от монитора: "Ну и скажи Полу, что он болтун и врун, а перед Суреном извинись", - и маленький Влад внезапно понимал, что снова можно дышать и жить.
Ну, домовой, или даже пусть Домовой с прописной буквы. Будет у нас в доме свой Домовой. Не мистический полтергейст, а вполне реальный, наш домовик, дедушка-суседушка, маленький двойник хозяина. И прекрасно! Кошки у нас нет, собаки нет. Поселится у меня в кабинете, по ночам станет гулять в коридоре. Или можно чердак ему отдать, все равно там барахло одно. Летом будет в сад вылезать... Да с чего я решил, что он будет несчастен? При таком раскладе это от меня же и зависит.
Будет жить у нас, и точка. Если внуки про него кому расскажут - все решат, что малыши фантазируют. Научу его прятаться, оборудуем потайные местечки. Да, в конце концов, мало ли что у меня дома? В своем частном владении что хочу, то и ворочу. У коллеги Бориса вон полный террариум рогатых гадюк, а у меня всего-навсего домовой. Один нюанс: у Борьки на гадюк есть разрешение...
Дверь открылась, и вошла Маша с пиалой, в которой дымилась рассыпчатая гречневая каша, и с золоченой кофейной ложечкой.
- Кушать подано. Пока каша стынет, Лад, подите-ка сюда, я с вас мерку сниму.
Шить Мария Алексеевна умела и любила. На юбилей домочадцы ей подарили польскую швейную машину последнего поколения, со сверхмощным процессором и обширной памятью.
- Ну, сейчас надо что-то сделать по-быстрому. Значит, так: футболка, джемпер, штаны домашние, пока одни, и, прошу прощения, трусов три-четыре пары. А вот насчет носков и обуви ума не приложу…
- С Наташиных кукол ничего не подойдет? - брякнул Владимир Данилович, непонятно отчего раздражаясь. Маша несколько секунд глядела на него, потом ответила:
- Нет, едва ли.
- Маша, не помню, говорил ли я тебе, но эксперимент был незаконным.
- И что?
- Как это - "и что"? Ты, позволь спросить, понимаешь, о чем речь?
- Может быть, и нет. Вот и спрашиваю. Эксперимент незаконный, и что дальше?
- Дальше дело пахнет судом. Для экспериментаторов и, может быть, для меня.
- Судом? Но, Лад, разве вы недовольны, что появились на свет?
Владимир Данилович закашлялся от возмущения. Лад же ответил спокойно, с улыбкой:
- Я? Да как бы я мог быть недоволен? "It would be better for me not to exist" - in what sense "for me"?"
Профессор Викторов поперхнулся вторично. "Что значит "лучше бы мне не жить"? В каком смысле "мне"?" - автор этих слов был популярен в России в конце прошлого века, но позднее его вытеснили отечественные философы прежних и новых времен. Сам Владимир Данилович в молодые годы читал К.С.Льюиса на языке оригинала, по сей день сохранил к нему симпатию и даже вставлял в лекции афоризмы вроде "они животные, и тела у них влияют на душу" - хотя и не надеялся, что хотя бы один из слушателей знаком с источником. Выходит, ошибался. ЭТОЙ цитаты в лекциях не было и быть не могло - ни малейшего отношения к практической эмбриоинженерии она не имеет. Следовательно, хотя бы один из слушателей, точнее, одна... А я-то собирался принять снотворного и залечь спать перед трудным днем. Не судьба.
- Маша, у меня к тебе просьба. Вы шейте, ешьте, ложитесь спать. А мне свари, пожалуйста, кофе.
Утреннюю лекцию никто не отменял. Он проспал часа два, а потом пришлось вставать. Лад, облаченный в футболку и батистовые семейные трусы, уютно дрых в ящике стола, на кипе носовых платков. Проблему туалета пока решал крысиный контейнер со сменяемым впитывающим дном, а Маша обещала сегодня же заказать биотуалет для кошек. Быт налаживался.
У двери кабинета его поджидали. Аня Фролова, - на ловца и зверь бежит! - умеренно подкрашенная, мило причесанная, в синем костюмчике, и рядом с ней незнакомый парень.
- Здравствуйте, Аня, - сказал Владимир Данилович. – Очень кстати: я хотел бы задать вам несколько вопросов.
- Владимир Данилович! - жалобно сказал ее спутник, и только тут профессор Викторов узнал Нефедова.
Коротко остриженный, гладко выбритый, чисто умытый, в обыкновенных джинсах и белой майке - сокрушающий молот поднялся на Ниневию. Ах да, я же им велел сходить на страничку юристов, ознакомиться с прецедентами. А там и картинки, и газетные статьи, и приговоры, и протоколы исследований, и экспертные заключения... Психопатка Джонсон, Лебедева и Лебедев, Дороти и Джеймс Хантингтон - ведь наши малолетние демиурги ничего этого не знали, они в то время в песочницах ползали, а потом эти дела поднадоели и забылись, так что теперь им оно было как откровение. Ну-ну.
Сегодня утром Владимир Данилович окончательно понял, что, если это будет зависеть от него, суд не состоится. Но обрадовать молодых людей не спешил. Пускай поволнуются - в другой раз будут думать, что делают. Да и рановато, еще неизвестно, как все выйдет.
- Владимир Данилович, я... прошу сожале... прошу у вас прощения. Я не представлял, что делал...
Эк развезло, однако, нашего древнего героя. Где растяжка в голосе, где слюнявый косячок?.. Усилием воли он пресек злорадство.
- Стало быть, теперь представляете, - сказал нейтральным тоном, доставая ключ. - Это уже хорошо.
- Владимир Данилович, я хочу вам сказать... это все я, в смысле, только я, а Аня, она... Она просто...
Магнитный замок запел, дверь открылась, Владимир Данилович шагнул внутрь и сделал приглашающий жест.
- Вадим, уйди, - сказала Фролова. – Ты только хуже сделаешь.
- Отчего же, заходите, поговорим...
- Поговорите сначала со мной, - твердо заявила девушка. – Пусть он тут подождет.
- Я...
- Подожди тут.
- Ну, как угодно. Прошу.
Фролова села в кресло для посетителей. Села, только дождавшись разрешения, скромно, на краешек, смирно соединив коленки. Теперь, без грима вавилонской блудницы, в обычном деловом макияже, она казалась вполне нормальной девушкой, не красоткой, но симпатичной. (Если, конечно, забыть о том, что они с Нефедовым натворили.)
Свободное скрещивание размыло границы между "национальными типами", но остались типы человеческого лица - каре и флеш-рояли генетического казино, память о древних великих переселениях народов, о вандалах и гуннах и всех прочих, кто прошел через материк, чтобы исчезнуть, раствориться и появляться снова и снова, в Париже, Нью-Йорке, Новосибирске, все тем же знакомым лицом - эти люди не родственники и в десятом колене, но лицо все то же. Вот это самое лицо: гладкий лоб, высокие скулы, чуть раскосые глаза, длинноватый толстый носик и мягкий большой рот, русые или рыжие волосы либо стрижет очень коротко, либо, как в данном случае, отпускает до лопаток – и непременно были бы веснушки, кабы не косметика.
Барышня как барышня. Без заметных признаков помешательства или умственной отсталости. И кто бы мог подумать...
- Пожалуй, вы правы, потому что вопрос мой именно к вам. Ведь это вы регулировали поведение и подбирали словарный запас?
- Да, я.
- Так вот, Аня, что я хотел бы узнать. Насколько я понял, конечной целью вашего эксперимента была своего рода шутка? Или, как выразился ваш коллега, подарок мне? - Девушка опустила ресницы и молчала. - Ну хорошо: создание модели профессора Викторова, обладающей некоторыми поведенческими и речевыми навыками, характерными для прототипа. Верно?
- Да.
- Я внимательно ознакомился с материалами, которые получил от вас. Предпочитаемые обороты речи просмотрел с удовольствием, кроме шуток, Аня, - искренне позабавился, все очень верно подмечено. - Владимир Данилович улыбнулся, Фролова на улыбку не ответила. - Но вот тексты, которыми вы пробивали речевые центры... Я понял, что вы это делали не по Шуа, а по достаточно самостоятельной схеме. На вашей кафедре очень неплохо учат психофизиологии, опять же не шучу. Но чем вы руководствовались при подборе текстов?
- Связанностью с прототипом, - ответила Фролова коротко и быстро, как на экзамене.
- Вот как. Ну, допустим, мои лекции, статьи, это понятно. Ну, коллеги, основоположники... хотя с упомянутым Шуа вы промахнулись - я его считаю человеком ненормальным и могу сказать почему. Да Бог с ним, но откуда взялись песенки?.. Ну хотя бы та, где про крюк в кармане брюк, каким боком она связана с прототипом? Это ж семидесятые годы прошлого века! Вы думаете, лет-то мне сколько - сто? Меня тогда еще и на свет не родили!
- Вы ее цитировали.
- Я? Когда?
- Давно.