Эликсир от бессмертия - Елена Клещенко 6 стр.


* * *

Пашка Зиновьев, кругленький, лысый как колено, с неизменной ироничной усмешкой повернулся к нему. Когда-то они с Володей Викторовым учились на одном курсе, праздновали праздники в одной компании и сперва были рьяными соперниками. Соревновались во всем - и в числе очков, набранных во время семестра, и в победах над женским полом, и в спорте. Потом кто-то из них догадался обернуть соперничество шуткой, а еще потом оно переросло в дружбу, сохранившуюся до сей поры - хотя до сей поры они не прекратили подсчитывать очки. Например, Павел Давидович - уже два года академик и директор Института этологии РАН, а Владимир Данилович - еще даже не членкор. А зато он каждую неделю играет в теннис, а Пашка, поди, забыл, как ракетка выглядит.

- А теперь скажи простыми словами, что ты хочешь. Вообще, по поводу твоего Лада, и от меня - в частности.

- Я хочу, во-первых, чтобы не было скандала, а во-вторых, чтобы Лада не превращали в подопытное животное, - сказал Викторов.

- Насчет скандала понятно, но это не ко мне, а к вашему Бокову, или кто там у вас завкафедрой, - тут же ответил Пашка. - Будет умным, не будет скандала, а будет, так себе, инцидент. Тебя пожурит, конечно, правила ужесточит во избежание повторения. Техника безопасности должна быть написана в расчете на дураков и психов, пора бы знать уже... А насчет подопытного животного я недопонял. Куда ж ты его денешь теперь? У тебя кафедра в курсе, дело начато, эксперты зубы точат, свидетелей целый взвод, в конце концов... Поясни свою мысль!

- Сейчас поясню. Я на днях почитал, как ребята вашего Анохина работают с шимпанзе, с орангами...

- Все понял? - ехидно спросил Пашка.

- Ага. Составил представление. И понял, что для нас, - он выделил это "нас", - важны две вещи. Первое -эксперименты по установлению уровня мыслительных способностей у приматов достаточно сложны, второе - они могут продолжаться годами.

- Так.

- То есть Лада у меня заберут - потому как я не специалист, отдадут под опеку специалисту, и вся оставшаяся жизнь Лада будет одним большим экспериментом. Шимпанзе Уошо.

- Вспомни еще собаку Павлова. Кстати, насколько мне известно, Уошо была вполне счастливой. Обитала в условиях, которые ее собратьям не снились - ни на воле, ни в зоопарке.

- И спустя несколько лет, снова встретив своих воспитателей, называла их по именам и сигналила "давай обнимемся", а других шимпов называла "черными тараканами", - без выражения сказал Владимир Данилович.

- И что?.. Ох, Володя. Да не бери в голову: если у него установят самосознание и эм-си-эй - минимал когнитив эбилити, то никто с ним ничего не сделает против его желания!

- "Если установят" - а сколько это времени займет?

- Не так много, - Зиновьев глянул на него в упор. - Тебе же, профану, это удалось?

- Удалось. - Владимир Данилович выдержал взгляд. - Но я его не тестировал по пятнадцати протоколам.

- Недоверие к науке, - Пашка ехидно сощурился. - Мы люди простые, отварами полечимся, а трубку дитю в горло вставлять не дадим? Откуда что берется у докторов наук...

- Ты напрасно иронизируешь. Он мне доверился, и я за него отвечаю.

- Во как. Ну хорошо. Ты за него отвечаешь, а я тебе отвечаю: ничего страшного не будет. Эксперименты могут занимать несколько часов в день, не более. Будешь Лада возить в наш корпус или договоришься с ребятами - они будут приезжать сюда. Все остальное время он будет шуршать у тебя в помойках с тем же успехом, что и сейчас.

- Лад не лазит по помойкам, - возмутился Викторов.

- А то я не видел!

- Вот ваши методы. Он по корзине залезает в ящики!

- Убедил. Вношу поправку: он будет лазить у тебя по ящикам с тем же успехом, что и сейчас.

- Все равно, - морщась, проговорил он. - Эти ваши эксперименты... Все они нацелены на то, чтобы выявить отличие от человека, то есть, как ни крути, неполноценность. Даже если он до сих пор не задумывался, в результате ваших опытов...

- Ну, понеслась душа в рай! - буркнул Зиновьев. - Все не так. Отличие и неполноценность - вещи разные. О различиях между ним и другими людьми он осведомлен с первого момента своего существования, если я правильно тебя понял. И сдается мне, что дальнейшее изучение этого вопроса будет интересно ему самому. Что-то ты, Володька, темнишь! Нет?

- Как ты думашь, что будет со студентами? Твой прогноз?

- С кем? А, пардон, с этими... Нефедовым и Фроловым? Володь, ну вот ты сам, как ученый и педагог - что ты по этому поводу думаешь?.. Конечно, пойдут под суд. В назидание и во избежание. В науке им не место.

- Паша, - сказал Владимир Данилович.

- Я шестьдесят лет Паша, - тут же взвился Зиновьев, - и я тебя слушаю очень внимательно. Если у тебя есть возражения, аргументируй!

- Они получили урок, - заговорил он, тщательно подбирая слова, - который, надеюсь, запомнят. ("Надейся, надейся", - проворчал Пашка.) Они талантливы. Об этом я могу судить лучше, чем ты, - они сделали серьезную работу. А я, по сути, виноват больше...

- Чушь говоришь, - перебил его Пашка. - Любой адвокат тебе...

- Да дело не в адвокате, пойми ты! Я недооценил их. Психфак, недоестественники-недогуманитарии - я и предположить не мог, что они на такое способны. Скажем прямо, проглядел ребят. Я кругом виноват. Как ученый и педагог, по твоим же словам.

- Класс! Двадцатый век! Даже девятнадцатый, я бы сказал! Как те благородные профессора, которые спасали от жандармов своих подопечных, будущих красных комиссаров! Ну и что ты теперь хочешь? Сесть с ними на скамью подсудимых или взять их к себе в аспирантуру?!

- Ответь мне на один вопрос. Что произойдет, если эксперты не обнаружат у Лада этого вашего... эм-си-эй?

Секунду Пашка смотрел на него, потом всплеснул руками:

- И этот человек мне рассказывает, что не хочет скандала! Володя, ты задумал чушь собачью! Если ты в самом деле интересуешься моим мнением, так вот оно тебе - ничем хорошим это не не кончится! Ты хоть понимаешь, что... что...

- Я понимаю.

Молчание.

- Ладно. Будем считать, что и я тебя понял. Теперь послушай меня...

* * *

- Действительно, похож, - улыбаясь, сказал Анохин.

- Не нахожу, - холодно заметила Липецкая. - Давайте перейдем к делу.

Зигонт профессора Викторова, одетый в спортивный костюм, стоял на столе. Маленькие глазки шустро оглядывали присутствующих. Совсем так же смотрела бы крыса из своей клетки.

Анохин перестал усмехаться и разъяснил зигонту задачу; обращение на "вы" давалось ему с заметным усилием. Задачу для начала выбрали классическую: собрать красные фишки и кусочки яблока во всех рукавах лабиринта. Сам Викторов взял зигонта под мышки и поместил в начало обхода.

Члены комиссии и ученого совета покинули комнату, чтобы наблюдать за происходящим на экране монитора (в комнате, где установлен лабиринт, никого быть не должно - как хорошо известно, даже животные, не понимающие речь, могут воспринимать непроизвольные выражения зрительских эмоций).

Зигонт неплохо различал пройденные и непройденные коридоры и вообще явно запоминал путь. Подготовленному наблюдателю было понятно, что он покажет результат не хуже, чем обычная крыса, не зашуганная искусственными стрессами и не отравленная этиловым спиртом. А лучше и не надо. Крысы с этим заданием справляются неплохо, сколько после них ни прибывает интеллекта в ходе эволюции, пробежки по лабиринту делаются точно так же. Зигонт шел размеренно, в мельчайших деталях копируя походку Викторова; подобрал кусочек яблока, положил его в рот, тем же размеренным шагом вернулся... и пропустил нужный поворот. Замедлил шаги, огляделся и знакомым жестом взъерошил волосы.

Анохин шумно вздохнул. Было похоже, что его давешняя шутка нравится ему самому все меньше и меньше. Липецкая, красивая той ледяной красотой, которую составляют почтенный возраст, большие деньги и пристальное внимание к собственной внешности - отвечала на короткие реплики коллег еще более коротко. Прочие демонстрировали олимпийское спокойствие. Почти каждый, комментируя действия зигонта, украдкой косился на Викторова, кивком или интонацией подчеркивал свое одобрение происходящему - так врач у постели больного хвалит отличное качество рентгеновского снимка. Как бы то ни было, можно не дожидаться распечатки: зигонт ориентировался в радиальном лабиринте не хуже крысы. Начало программе успешно положено.

Эксперименты продолжались три недели, по часу-полтора в день, чтобы подопытный не утомился. Приманка плавно плыла за экраном с прорезями, не меняя направления движения, пока не прозвучит сигнал - от подопытного требовалось сообразить, куда едет приманка и в каком окошке появится в следующий раз. В другой раз на контейнерах возникали значки - нужно было запомнить, какой значок означает приманку, а какой - "пусто"; пары значков менялись, замены то подчинялись логике, то нет; число ошибок фиксировалось на кривой Торндайка... Затем пришел черед задач на доставание приманки. Дверцы на пружине, шнурки, продернутые через решетку клетки, короткие палки, которые можно соединить в длинную, чтобы вытолкнуть приманку из трубы. Приманка в глубоком ящичке, которую можно было обнаружить только с помощью зеркальца. Легкий наркоз, пятнышко пурпурной краски на лбу и снова зеркало: отождествляет ли подопытный зеркальное отражение с собой?.. Потом взялись за способность к символизации. Не в Лешкином, а в естественнонаучном смысле: тесты на функциональный счет - соответствие между числом видимых предметов и цифрой, выбранной подопытным; вычленение слов в устной речи, соотнесение их с предметами; понимание команд и вопросов, узнавание схематичных рисунков...

Результаты обнадеживали. Зигонт по своему интеллектуальному развитию явно не дотягивал до примата, попадая куда-то между галкой, вороной и попугаем.

* * *

"В тестах на использование орудий действовал исключительно методом проб и ошибок, не продемонстрировав ни логического мышления, ни инсайтов. Перед зеркалом проделывал характерные жесты, копирующие прототип в аналогичной ситуации. Однако, увидев красное пятно на лбу отражения, попытался ладонью протереть зеркало; пытался также обращаться к отражению с речью, но не получая ответов, отказался от попыток коммуникации. Подопытный также показал владение счетом в пределах десятка, правильное употребление и понимание значения нескольких существительных и глаголов - приблизительно в той же мере, в какой это свойственно попугаям, в частности серому жако (Пепперберг и соавт.) Вместе с тем большая часть словесных конструкций, употребляемых подопытным, по-видимому, представляет собой механически заученные фонемы (здесь можно снова провести аналогии с попугаем)... Способен к обучению, к переделке однажды образовавшихся условных рефлексов; в то же время способность к абстрагированию свойств предметов и объединению их в группы по общему признаку не развиты... На основании полученных данных представляется преждевременным говорить о самоосознании подопытного объекта или о понимании им своей исключительности. Судя по всему, когнитивные способности не развиты до степени, свойственной даже многим низшим приматам".

Нефедов второй раз перелистал заключение и положил на стол перед собой.

- Этого не может быть.

Профессор Викторов молча развел ладони в стороны: мол, факты – упрямая вещь.

- Нет, ну... я... мы... мы делали не так... я не понимаю! Он должен был эти тесты... Очевидно, мы... чего-то не учли...

- Вадим, чем вы недовольны? - спросил Владимир Данилович. - Этот материал полностью вас оправдывает. Мы даже не будем ставить вопрос об отчислении вас и Фроловой.

- Я всем доволен, - угрюмо сказал Нефедов.

- В самом деле?

- Я не собирался строить бессмысленную тварь, - вдруг с вызовом сказал студент. - Я не хотел, чтобы так... чтобы он, как крыса... Я думал, что у него будет... ну, душа, хотя бы маленькая...

Ага, мы расхрабрились и решили помахать кулаками после драки. Держите меня трое, а то шестеро не удержат. Раз уж не будет ни суда, ни даже отчисления, почему бы не огласить свою программу?

- Что вы такое говорите, Вадим? - сказал Владимир Данилович с иронией. – Какая душа? Душа - это не биологический термин, а богословский. Впрочем, маленькая душа, вероятно, есть и у крысы. Вас это утешает?

Нефедов мрачно безмолвствовал.

Смотри-ка, ведь этот паршивец всерьез расстроен! Ему бы сейчас прыгать до небес, что избежал честно заработанного наказания, а он весь почернел с лица.

- Владимир Данилович, а что они... где он сейчас?

- У меня дома. Я высказал такое пожелание, и коллеги сочли это возможным. Дело в некотором роде семейное, личное... - профессор засмеялся, Нефедов принужденно улыбнулся. Глядя на эту улыбку, Владимир Данилович принял решение.

- Ну хорошо, Вадим. Поедемте со мной. Я приглашаю вас пообедать у меня и взглянуть еще раз на ваше... произведение.

- Зачем?

- Как зачем? Коль скоро вы сомневаетесь в правильности результатов экспертизы, вы должны сами сделать оценку.

Викторов говорил сурово, но выражение лица с интонациями не гармонировало.

- Спасибо, все очень вкусно, - произнес Нефедов. Ел он грамотно, но держался вроде десятиклассника-медалиста на парадном обеде у мэра.

- Маша, мы пойдем ко мне, - сказал Владимир Данилович, - а ты позови, пожалуйста, малых. Скажи... - дальше он прошептал жене на ухо. Мария Алексеевна улыбнулась и кивнула.

На пороге кабинета Владимир Данилович пропустил гостя вперед. Нефедов сел в кресло осторожно, как будто в зимовье ежей. Посмотрел на профессора.

- Ждем, - сказал тот.

Подождали молча. Наконец в коридоре послышалась возня.

- Я первая пойду! Нет, я первая пойду!

- Нет, сказал же! Я, потом Денис, потом ты. И не вопи, а то он не выйдет!

- Нет, я первая!

- Да молчи ты! Денис, держи ее!

- Тишина - тише некуда, - строго сказал дед, выглядывая в коридор. Внуки моментально умолкли. Но первым вошел все же десятилетний Даня - уменьшенная копия профессора Викторова, причем созданная без всяких технических ухищрений.

- Здравствуйте, - сказал ему, как взрослому, Нефедов.

- Здрасьте, - ответил внук профессора и удивленно взглянул на деда. – А как же… ты нас звал…

- Ничего, - сказал Владимир Данилович. - Вадим в курсе. Еще бы Вадим не был в курсе. Где там младшие?

Вошли Денис с Натальей, обмениваясь на ходу последними пинками, наконец перестали. Владимир Данилович постучал по столу кулаком:

- Лад! А Лад! Где мои винды?

- Где-где, - сразу же отозвалось внутри стола. - В Караганде.

Дети хихикнули и начали пробираться поближе.

- Язык придержи, здесь малые. Ну серьезно тебе говорю, отдай. Машина повисла.

- Караганда - это просто город, - примирительно сказал стол. Верхний левый ящичек сам собою плавно выдвинулся, из него высунулся фирменный накопитель с разноцветным окошком и надписью Win'40. Брякнулся на столешницу, за ним появилась лохматая голова. Лад ловко подтянулся и вылез сам, во всей своей красе: футболка, домашние брюки и сандалии. Малые затаили дыхание. Нефедов, кажется, тоже. - А винды - отстой. У меня тоже сегодня висли.

- Ну вот, - сказал Викторов, - теперь вы все поняли, Вадим. Конечно, это была инсценировка. Симуляция. У вашего произведения неплохие актерские данные. Не знаю уж, кого благодарить - вас с госпожой Фроловой или себя самого - но справился он замечательно.

Профессор и студент шли по аллее, ведущей к старому высотному зданию Университета, мимо гуманитарных корпусов. Обеденный перерыв кончился, и обоим предстояло вернуться к научным трудам. Все инциденты были исчерпаны, Владимир Данилович даже согласился доехать до работы вместе с Нефедовым на его машине, и сейчас они прогуливались бок о бок - хоть фотографируй для университетской газеты мудрого профессора с подающим надежды студентом.

- Спасибо, Владимир Данилович, - повторил Нефедов. Похоже, благодарить уже подустал.

- Оставьте, - ответил он нарочито сурово. - Вы, кажется, считаете, что я ломал эту комедию из жалости к вам? А может, и не следовало жалеть. Если бы дело было только в вас, Вадим... Некоторые действия, знаете ли, должны наказываться. Но мне очень не хотелось впутывать кафедру. Дошло бы до суда, еще неизвестно, как бы американцы отреагировали.

- Американцы? Почему...

- У меня двойное гражданство, - с легким злорадством пояснил Владимир Данилович. - Вы, конечно, об этом не знали. Я родился в Массачусетсе, отца, собственно, звали Дэниел. Ну, а коль скоро я американский подданный, то и Лад, вероятно, тоже. Вам известно, какие у них законы относительно экспериментов, могущих оказать влияние на биопотенциал нации? После инцидента с клонированием?

- Это... Дороти и Джеймс...

- Правильно. Супруги Хантингтон. Ну, мы-то россияне, за нас авось держава заступится. Но дело было бы уже не наше с вами личное, и мое слово весило бы не больше, чем ваше. Как минимум штраф бы кафедра заплатила... астрономическую сумму, я полагаю. Не говоря о громкой славе. Имели бы удовольствие видеть наши портреты рядом с Джонсон и Лебедевой... Вы что-то хотите сказать?

- А при чем тут кафедра?

- А кто же, если не кафедра? Театральное училище? На чьей базе вы ставили эксперимент? Кто вас научил работать?.. Вот таким образом, Вадим. Я очень надеюсь, что впредь вы будете обдумывать последствия своих поступков, и можете больше меня не благодарить. Я сделал то, что был вынужден сделать.

Нефедов что-то сказал в ответ - то ли очередное спасибо, то ли что-то еще, Владимир Данилович не расслышал.

Впереди, шагах в десяти, на спинке садовой скамьи сидела Аня Фролова.

Вернее, ее маленькая копия.

Девушка-гомункул в грубой полосатой тунике восседала на пустой скамье важно, как воробей, ладошками упершись в верхнюю перекладину, а босыми пяточками - во вторую сверху. Светлые волосы не успели еще отрасти.

Он не почувствовал ни удивления, ни злости, ни обиды за преданное доверие - одну только усталость. Снова что-то решать, заново оправдываться, и за то, и за это...

- Мама! Ну мама, стой! Не иди, погоди! Я Джулию забыла!

- Ну - стою! Давай быстро! - неприятным пронзительным голосом отозвалась молодая женщина. - Сто раз тебе повторять, следи сама за своими вещами! Потеряешь, новую не куплю, хоть обревись!

Кукла. Ну разумеется, просто очередная серийная куколка, внучка манекенщицы Барби, с которой играли одноклассницы Викторова. Маленькая девочка в модной рубашке и белых джинсиках подскочила к скамейке, сняла свою Джулию с насеста, заботливо разогнула ей ножки, одернула рваный носок, играющий роль сарафана, и бегом побежала к сердитой мамаше. Нервы ни к дьяволу. Все, завтра же оформляю отпуск и в Дальние Зеленцы...

- Трансцендентально! - сказал Нефедов с непонятным восторгом. - Вы тоже об этом подумали, Владимир Данилович?

- О чем? - переспросил Владимир Данилович, не глядя на него.

- Какую можно сделать игрушку! Конечно, если разрешат. Ведь это деньги! Ну, и для кафедры, конечно, в первую очередь!..

Назад Дальше