- Это своего рода ящик Пандоры. Слыхали о таком? Участвуя в разработке бактериологического оружия нового поколения, получившего кодовое название "икс два", мой приятель открыл, так сказать, побочный эффект. Дело в том, что это оружие, состоящее из отдельных компонентов, действует именно как оружие только в воздушной среде. Попав же в водную среду, его компоненты образуют органические соединения, обладающие способностью к дальнейшему усложнению, совершенствованию, развитию, иначе говоря, к эволюции. В последнее время приятель работал над подбором различных катализаторов, способных активизировать процесс. Но они действовали разрушающе. Выходит, ребята, что именно в Рыжовских прудах стечением обстоятельств сложились идеальные условия для дальнейшего эволюционирования "икс два", приятель еще называет его органическим компьютером…
- Но позвольте, учитель, - изумился Андрей, - если все это настолько засекречено, что даже организуются фальшивые похороны, то каким же образом вашему приятелю удалось отправить вам это письмо? Почему его не перехватили?
- Всё очень просто. Звягинцев, это фамилия учёного, договорился с одним из работников института о передаче письма на волю, естественно, неплохо заплатив тому. Отправлено письмо было из соседнего населенного пункта, чтобы не вызывать подозрений.
- Да, такие вот пирожки с котятами, - задумчиво протянул Юрка. - Что же делать, Виктор Александрович?
- Дело осложняется тем, что Звягинцев - единственный, кто владел информацией в полном объёме. Ведь своими исследованиями он занимался тайно, в одиночку… Ну, теперь вот и мы об этом знаем. А это большая ответственность. В свете последних событий на прудах - вы, наверное, слышали о человеческих жертвах, пять человек погибло - следует признать, что Существо перешло к агрессивной фазе своего развития…
- Как это понимать, Виктор Александрович? - спросил Андрей. - Ведь любое разумное существо в процессе своего развития…
- Прежде всего, мы не знаем, насколько оно разумно. И разумно ли вообще. Пока мы можем утверждать, что оно… живое. Да, это, безусловно, жизнь. Но жизнь чуждая, непонятная, пугающая. И постичь побудительные причины ее действий непросто. Хотя можно предположить, что на первом этапе своего развития Существо исследовало окружающий его мир доступными ему способами, используя возможности мимикрии. Я говорю о Водяных. Затем, видимо, воспринимая действия людей как агрессию, покушение на его безопасность, принялось защищаться от внешнего вторжения.
- Что же дальше? - забеспокоился Юрка.
- Любому растущему организму требуется питание. Поэтому последствия могут быть самыми трагическими… Поймите, ребята, мы не вправе рисковать. Я считаю, что мы должны передать попавшие в наши руки документы компетентный людям.
- Что же, комитетчикам, что ли? - воскликнул Андрей.
- Нет, зачем же? На прудах работают ученые. Вот им, я полагаю, для окончательных выводов и потребуются дополнительные факты… Так что, ребята, нам придётся нанести нашему Существу последний визит. Надеюсь, вы не откажетесь меня сопровождать?
- Конечно, учитель! Ведь это наше общее дело, - произнёс Андрей. - В нынешних условиях, мы, по-моему, и не можем поступить иначе. А потом…
- А потом… - продолжил Папа Карло. - Да, видимо, будет принято решение об уничтожении Существа. Увы, но это так. Жаль, конечно. Ведь это уникальный шанс изучить жизнь иную, отличную от нашей… Но ничего не поделаешь, приходится выбирать из двух зол меньшее.
26. Максим. Кириллово-ЛТО "Бригантина"
При прощании на автобусной остановке Ксюша сказала Максиму:
- Здесь недалеко, буду приезжать по возможности. А знаешь, ведь мильтон хотел устроить тебя в Преображенку, к маразматикам и шизикам... Хорошо, что врач не дал в обиду. Ну, ладно, не кисни, отдыхай. Все будет в порядке. Я побежала.
На остановке было несколько парней, Максиму не знакомых, но явно "трудного" облика, да две всклокоченные, с темными кругами под глазами, девочки. Сопровождала их Надежда Семёновна из милиции, видимо, для того, чтобы этот "контингент" не разбежался.
Первой неожиданностью для Максима было то, что среди едущих в лагерь с хозяйским видом расхаживал Лёха, подошедший к автобусу позже всех. И вот, увидев Максима, тот сразу же подошел к нему и сказал:
- Ну, привет, ханурик. Здесь мы с тобой незнакомы, ни я тебя в упор не знаю, ни ты меня. Так надо! Понял? Ну, бывай. Не чихай и не кашляй.
В Кириллове всех устроили в одноэтажном здании барачного типа, но с гордой табличкой на входе: "Правление колхоза "Верный путь" и обязательным плакатом, изображающим великого вождя, улыбающегося и напутствующего: "Верной дорогой идёте, товарищи!" Собрали ребят в Ленинской комнате, если судить по табличке на двери. Было всего человек тридцать. Представили начальника трудового лагеря, астматичную багроволицую женщину, и четырёх воспитательниц, видимо, практиканток из пединститута, а может, из какого-нибудь училища. Коротенько, минут на пятнадцать, выступила милиционерша с напутствиями и пожеланиями, затем что-то невнятное прогундел председатель колхоза, как его представили, половина речи которого состояла из "ну, то есть, это самое", а потом встала начальница. Её представила милиционерша: "Валентина Валентиновна, заслуженный учитель…" Но тут голос из задних рядов перебил:
- Валь-Валь! А пора бы и пожрать, а то на душе паскудно.
Это был Лёха. Начальница застыла с открытым ртом, ещё больше побагровела, нерешительно оглядываясь на милиционершу. Та встала.
- Ванюхин, опять в колонию хочешь? Ещё одно замечание…
Из угла раздалось:
- Ванюха-Ванюха, зелёная лягуха…
Лёха вскочил и, раскидывая стулья, чуть ли не по головам сидящих ринулся в угол. Но драке разгореться не дали. Что-то верещали птичьими голосами воспитательницы, что-то бухала сквозь кашель начальница, что-то хотел сказать председатель колхоза: "Ну, что вы, то есть, это самое!" Но всех решительнее действовала милиционерша. Она мигом оказалась возле возмутителя спокойствия, схватила его за шкирку и рывком усадила на место.
- Последнее предупреждение, Ванюхин, или завтра же сядешь! Понял?!
- А что они?..
- Я ко всем обращаюсь, их это тоже касается! Вы будете под контролем. Или я, или ещё кто из районного управления внутренних дел будет здесь каждый день. Будем действовать решительно, по всей строгости закона. Всем всё ясно? Вот так!
Потом ребят построили на площадке перед бараком. Это называлось торжественной линейкой. Объявили распорядок дня, разбили по отрядам, снова построили, представили воспитательниц. Отряду Максима досталась белобрысенькая конопатенькая Нина Николаевна.
- Ни-Ник, Ниник, - сразу же объявил Ванюхин. Он тоже попал в этот отряд и сразу же встал на правый фланг, конечно же, по праву. Был он по крайней мере на полголовы выше любого из третьего отряда. Максим стоял в конце шеренги предпоследним. А последним пристроился мальчик такого же примерно роста, но, скорее всего, даже ещё тощее и, казалось, на год-два младше остальных. Было заметно, что ему все это очень не нравилось, выглядел он каким-то растерянным, замкнувшимся. Для того чтобы ободрить его, Максим сказал:
- Давай знакомиться, меня зовут Максим.
Тот открыто и благодарно посмотрел на соседа, по губам скользнула слабая улыбка.
- А я - Гришка.
Максим подал ему руку, и тот тоже протянул узенькую ладошку с длинными тонкими пальчиками. Почему-то хмарь, которая окутывала Максима в последние дни, начала потихоньку рассеиваться.
Начальница объявила:
- Первую смену в лагере труда и отдыха "Бригантина" объявляю открытой! Знамя лагеря поднять! Под знамя - смирно!
Две девочки в черных юбках, белых блузках, с повязанными пионерскими галстуками подошли к жердине, врытой посреди площадки, и начали тянуть за бечёвку, на которой был закреплен флаг синего цвета с белым парусным корабликом по центру. Флаг медленно пополз вверх, но на середине подъема за что-то зацепился. Девочки подергали за бечёвку, затем смущенно оглянулись на начальницу. Та подошла, потянула, дернула сильнее, бечёвка лопнула, и знамя лагеря косо затрепыхалось на флагштоке. В это время из динамика, поставленного на подоконник раскрытого окна, послышались начальные аккорды гимна, скоро перешедшие в хрипение и щёлканье. Потом и эти звуки смолкли. В наступившей тишине отчетливо послышалось кряканье начальницы, скомандовавшей:
- Всем помыть руки перед входом в столовую, и на обед!
Ревущая толпа, толкаясь и матерясь, рванула в столовую.
Только несколько человек, и Максим с Гришкой в том числе, подошли к металлической лоханке, поставленной на сбитые доски, с гвоздями, вставленными в дырки, оттуда потекла мутная водичка с резким запахом хлора. Максим сказал:
- Надо, Гриша, надо! Кругом и дизентерия и, говорят, даже холера бродит.
Вытерев руки о брюки, они вошли в столовую. Там творилось что-то невероятное, рев был такой, как будто ребята очутились на стадионе во время матча московского "Спартака" с киевским "Динамо". Кто заталкивал в карманы куски хлеба, кто бросался им, кто щедро раздавал затрещины, кто драл за уши младших, кто бегал по скамейкам, а кто даже по столам. Но, надо сказать, что в этом буйном вихре сумасшествия участвовали не все. Меньшинство прижалось к стенкам, взирая на происходящее широко открытыми глазами, разинув рот.
Наконец-то воспитатели рассадили этот обезьянник по местам, и к тем, кто еще стоял у двери, подошла Нина Николаевна и подвела к отрядному столу.
Весь пол был замусорен, усеян кусками хлеба, гнутыми алюминиевыми вилками, ложками и бумажными салфетками, до того аккуратно расставленными по специальным пластмассовым стаканам. Было опрокинуто несколько тарелок с супом, а две-три разбито. На наведение кое-какого порядка ушло минут пятнадцать-двадцать, и наконец-то приступили к "приему пищи".
На обед были щи из кислой капусты, по-видимому, еще позапрошлогоднего засола, с жирной свининой. Максим был очень голоден и наворачивал щи, правда, без хлеба, потому что хлебницы были уже пусты. Только потом он обратил внимание на то, что Гришка не ест.
- Ты что не ешь?
- Я такое не ем.
- Ишь ты, маменькин сыночек! - встрял Ванюхин, сидевший как раз напротив. - Давай сюда! На тебе взамен, - и вытащил из кармана кусок хлеба, уже изрядно помятый и облепленный табачными крошками, Максим, лишенный Ксюхиной поддержки, сробел под пристальным взглядом Лёхи. А тот смотрел на него, как удав на кролика, недобро ухмылялся и со значением подмигивал. Всё вернулось на круги своя.
На второе дежурные принесли сардельки с рожками. Гришка только нацелился на сардельку, как к ней протянулась рука Ванюхина.
- Ты и это не будешь!
Гришка проводил глазами сардельку и проглотил слюну. Заметив это, Максим разодрал жесткую сардельку вилкой надвое и половину протянул Гришке. Тот благодарно кивнул и снова потупился.
- Надо же, прямо как пара голубков-неразлучников! - загоготал Лёха. Его подпевалы, которыми он уже успел обзавестись, дружно подхватили идиотский смех.
После обеда всех отправили по палатам. Лёха сразу же взялся за дело:
- Самозванцев нам не надо, командиром буду я! Так, чья это паскудная сумка здесь валяется? - Он подошел к кровати, стоявшей как бы особняком, за круглой голландской печью. Крутолобый паренек с чёрным бобриком, немного коротковатой верхней губой, из-под которой недобро выгладывали два крупных резца, набычившись, буркнул:
- Моя! Я первый занял…
- Ребя! Здесь кто-то что-то сказал, или мне послышалось? А? Тебя зовут-то как, трудный подросток со сложной судьбой?
- Александр.
- Ну-ка, Саня, мотай отсюдова, покуда транваи ходют! Тебе для ускорения ничего не надо? Вроде пендаля? Иди-иди, родной, иди-иди, но поторапливайся. Вот так. А то фу ты - ну ты…
Постепенно все заняли кровати, сложили в тумбочки свои нехитрые пожитки, а у некоторых вообще ничего не было, даже мыла и зубной щетки. Максиму с Гришкой достались места самого последнего ранга, рядом со входной дверью. На большее они и не рассчитывали.
- Устроились? - И Ванюхин встал посреди комнаты. - Начинаем знакомиться. Меня величают Алексей Лексеич, ко мне обращаться только так и не иначе. А то - в торец! Теперь вы быстренько давайте свою кликуху и садитесь снова… Так, познакомились. Открываем первое собрание банды "Правое дело". С сей секунды, если кто спросит, откудова вы, докладывать четко и ясно: "Банда "Правое дело". А то - в торец. По регламенту первым вопросом будет такой: о чести и достоинстве. Только что меня, вашего любимого командира банды, оскорбили публично. Что за это следует? Точно, месть! Я этих сволочей знаю, у нас с ними еще по городу отношения поганые. Постановляем по первому вопросу: изметелить гадов сегодня же. Вопрос второй: о котле банды. Давайте свои финансы сюда, здесь они будут нужнее. И это всё? Зажали? Смотрите, обшмонаю, если что найду, даже медяк, - в торец! Теперь весь фураж сюда, то есть продукты. Мало! Иду проверять.
Он выгреб из тумбочек всё, что там было. Забрал у Максима батон и два плавленых сырка, которые сунула ему в сумку Ксюша при отъезде, у Гришки - кусок копчёной колбасы, две пачки печенья и пакетик конфет. Гришка пригнул голову и лишь смотрел, как исчезают в полиэтиленовом пакете с нерусской надписью его припасы.
- Вот видите, насколько вы еще нечестные. Все равно, хоть в первый раз, но следует устроить вам порицание. - И больно щелкнул Максима по лбу, а затем и Гришку, который еще больше нагнул голову и стиснул руками колени. На глазах у него появились слезы, но Максим положил ему руку на плечо, и он сдержался.
Лёха тем временем продолжал:
- Хоть со скрипом, но первая часть нашего собрания заканчивается, остается неформальная часть. Предлагаю пустить братскую чашу по кругу и закрепить общее согласие.
Он достал пластмассовую полуторалитровую бутылку с мутной белесоватой жидкостью, свинтил пробку. По всей комнате разнеслась отвратительная вонь самогона. Лёха отпил несколько глотков и передал бутылку дальше. Когда очередь дошла до Сашки, он оттолкнул бутылку.
Лёха взвился:
- Что, бунт на корабле?! Ну что же, если не хотите заключать соглашение символически через братскую чашу, то поставим на голосование. Кто за то, чтобы считать банду "Правое дело" организованной, со всеми вытекающими отсюда последствиями? Прошу голосовать!
Сашка сжал кулаки и демонстративно засунул их в карманы, его сосед, толстый и рослый парень, тоже не поднял руки. Гришка было дернулся, но Максим предостерегающе положил руку на его колено. Гришка посмотрел на него и кивнул. Их было только четверо.
- Большинство - за. А бунт капитан должен подавить любыми доступными ему средствами. И словом, и делом. - Лёха подошел к несогласным. - Каждый должен вытереть о них ноги и в прямом, и в переносном смысле. Сейчас я покажу, как это делается.
В это время распахнулась дверь, и вбежала с натянуто-радостной улыбкой Ника Николаевна.
- Как у вас спокойно! Я вижу, здесь полный порядок. А в первом отряде уже успели подраться, а во втором порвали подушку и разбили стекло. А вы молодцы! Осталось только выбрать начальника отряда, и у меня еще несколько объявлений. И вот ещё: мне удалось для вас выбить шахматы и шашки. Вот, возьмите. - И она положила на колени Гришке, как сидящему ближе всех к ней, две коробки и две картонные доски.
Из угла раздалось:
- Ванюхина предлагаем в командиры!
- Хорошо. А другие кандидатуры будут? Нет? Тогда и голосовать не будем. Ванюхин, поздравляю тебя с избранием, теперь ты будешь отвечать за порядок в отряде да и за все остальные дела.
- Ой, спасибо, Нина Николаевна! А мы тут как раз обсудили и решили вызвать на соревнование все остальные отряды и обязуемся занять первое место.
- Вот это молодцы!
Тут из угла раздался глумливый голосок:
- Ниник, взгляни-к…
Нина Николаевна смутилась, покраснела, выбежала из комнаты, с треском захлопнув дверь.
- А Ниник тёлка ничего… - задумчиво прогудел Лёха. - Посмотрим, посмотрим.
После ужина все собрались опять на той же лужайке, именуемой торжественной линейкой, и начались "пляски под радиолу". А к Гришке пришёл брат из городка. Максим уже знал, что его зовут Андрей. Он был старше Гришки года на три, чуть повыше и поплотнее. Братья были очень похожи, и голоса у них тоже были почти одинаковые, когда они разговаривали потихоньку о своих делах, Максим, отвернувшись, даже не мог определить, кто из них сейчас говорит. Андрей рассказал ребятам, что завтра утром уезжает со своим классом на недельную экскурсию в Москву. Отец в командировке, а мать дежурит сутками в котельной, так что на семейном совете решили согласиться с просьбой Гришки о лагере. Ему друзья сказали, что в прошлом году там было здорово. Да и денег на покупку велосипеда не хватает, а там можно подзаработать.
Андрей принес два бутерброда и два яблока. Гриша протянул бутерброд и яблоко Максиму, тот отказался, но он сказал:
- Ну, пожалуйста!
После дипломатических переговоров сошлись на том, что бутерброд и яблоко - Григорию как самому маленькому, бутерброд - Максиму, и яблоко - Андрею как старшему.
Затем Андрей повел их по парку, бывшей барской усадьбе, довольно заросшему, загаженному колхозными коровами. Все же еще кое-что можно было разобрать из остатков былой роскоши. Ребята побывали в центре парка, на поляне, где когда-то была карусель и где сходились восемь липовых аллей, до сих пор еще ясно различимых; дошли до винного погреба, где, согласно местной легенде, повесилась княжна, обманутая Ванькой-ключником; увидели систему прудов и соединяющих их каналов, по которым господа когда-то плавали на лодках вокруг искусственных островков, а на этих островках были беседки, откуда раздавались песни крестьянок.
Андрей рассказывал очень интересно, но ему надо было торопиться домой, чтобы готовиться к утреннему отъезду. Максима он попросил присмотреть за Гришкой, помочь, если нужно будет, а пригорюнившегося брата - не унывать, держать хвост пистолетом.
Уже стемнело, когда все вернулись в свои палаты. За день Максим вымотался и отключился бы сразу же, но вот Гришка никак не мог уснуть и попросил его, чтобы он рассказал ему что-нибудь интересное. Гришка сказал, что Андрей ему часто рассказывает перед сном, особенно когда они остаются дома одни, о древнегреческих героях, легенды, мифы, сказки. Кое-что из того, что Максим рассказывал Товариществу, он уже слышал, кое-что Андрей выдавал в другом варианте, тогда Григорий поправлял и учил, как надо в самом деле говорить. Наконец он тихонько угомонился, а Максим направился в дощатый домик, или "комнаты отдохновения", как о том написано в "Тысяче и одной ночи".
Он шел по тропинке, смутно видимой в сумраке июньской ночи, и вдруг услышал как бы плач и негромкое бормотание, и осторожно двинулся на звук. На скамейке метрах в двадцати кто-то сидел. Теперь Максим уже отчетливо услышал: