А тут? Конечно, младшая научная сотрудница могла меня загипнотизировать, но уж очень на это было непохоже. А кроме того, вокруг нас успела собраться вся редакция, и, значит, это был если гипноз, то коллективный.
Я снял телефонную трубку и позвонил знакомому биофизику, разоблачившему на своем долгом веку десятки девочек-сенсаций, мальчиков-чудотворцев и мужчин во цвете лет, великолепно владевших техникой пускания пыли в глаза.
Но он, как оказалось, уехал в отпуск.
А мое мировоззрение, в котором не было места для чудес, разваливалось на глазах. И настала минута позора - профессионального, журналистского. Потому что я оказался в силах всего лишь договориться с посетительницей, когда ей появиться снова - через две недели, как раз вернется биофизик, - но при этом не записал ни ее координат, ни хотя бы фамилии. Волосы потом на себе рвал, и не только в фигуральном смысле, каялся перед товарищами и очень сердившимся на меня знаменитым биофизиком, - но что было делать: ведь она не пришла и не позвонила, так и оставшись тенью на моей профессиональной репутации, - во всяком случае, в собственных глазах.
Эти воспоминания не мешали мне слушать треп двух инженеров, которые тоже ведь отказывались, как и я, принять всерьез нечто, притом не только увиденное своими глазами, но даже испытанное на собственной шкуре. А ведь то, что они говорили, в какую-то систему, на взгляд профана, выстраивалось.
Увы, в редакции только посмеялись над моим рассказом. Похлопали по плечу, посоветовали взять отпуск поскорее, а когда я заикнулся о новой командировке в тот же город, отказали, и вполне категорически. Ну а я сам…
Легко было мне говорить бедняге Алексею, что отсутствие объяснения для факта не означает отсутствия самого факта. Самого себя убедить в этом оказалось куда сложнее. А теория вероятности, как доказывал мне приятель-математик, ничего не запрещает. Возможны любые сочетания случайностей!
Некоторое время я еще боролся. Набрал в библиотеке гору популярной литературы по физике и электронно-вычислительной технике. Нашел массу фактов, которые никто не оспаривает, но объяснений у любого из них столько, что ни одно из них явно нельзя считать убедительным. Взять хоть необратимость времени! Теоретически, оказывается, ничто не мешает событиям идти не только от прошлого к будущему, но и от будущего к прошлому. Да вот не идут, хоть им кол на голове теши.
Знаете, был когда-то проделан такой эксперимент. Группе человек в двадцать показывают две линии на обыкновенной грифельной доске; одна подлиннее, одна покороче. И спрашивают, которая больше. Девятнадцать, бодро вскакивая с места, заявляют, что вторая. Потому заявляют, что с ними о таком ответе сговорились заранее. А двадцатый, не предупрежденный, только глазами хлопает да удивляется. Но вот и до него доходит черед - и почти всегда этот двадцатый, потупив глаза, солидаризуется со всеми остальными. А ведь ему ничего не грозит, ежели он скажет то, что думает. Но боятся люди оказаться не такими, как все, странными, непохожими. Даже те, кому вообще-то очень хочется быть оригинальными. Этот грустный эксперимент - маленькая модель истории науки. Да и не только ее истории. Вот уж дополнительное основание повосхищаться Коперником и Галилеем, преодолевшими страх быть "иными". Но я ведь не Галилей. И похож на него разве тем, что тоже отрекся. Хотя ничего более серьезного, чем снисходительные улыбки коллег, мне не угрожало.
Сами понимаете, никому не хочется вспоминать свои жизненные поражения - особенно, наверно, журналисту. В набор наших профессиональных качеств входит самоуверенность, а ее-то память о неудачах не укрепляет. И когда меня позвали к телефону и невидимый собеседник назвался Матюшиным, я не сразу сообразил, что это Алексей из городка с АЭС и шахматным павильоном.
Боже мой! Ведь шесть лет прошло. Я неумело выражал удовольствие по поводу его появления в Москве, извинялся, что так и не смог приехать в командировку, сразу, мол, не дали, а потом закрутился. Ну и, конечно, позвал его к себе домой.
- Все хорошо, - рассказывал Алексей. - На АЭС я, правда, давно не работаю, и переехать пришлось, но в конце концов дела наладились.
- А почему же вы ушли да уехали? Надоело выигрывать?
- Какие ж выигрыши, коли с тобой не играют. И желания мои Юрочку мало интересовали. А вот его желанию занять мое место противостоять оказалось невозможно. Да и везение мое за время отпуска изрядно повыветрилось. А он, понимаете, карьеру начал делать. В два месяца, что меня не было, продвинулся аж в заместители начальника - с сохранением за собой обеспечения безопасности станции.
- Вы же уезжали на месяц, если не ошибаюсь?
- Но я ведь два года до этого в отпуске не был. Дослали на курорт деньги и новые путевки. Опять же без Юрочки не обошлось. Вот так! А когда вернулся, узнал, что мою должность сокращают. Точнее, переименовали ее так, чтобы можно было сократить. Юрочка выразил готовность часть моих обязанностей взять на себя, часть - но уже не по безопасности - передал начальникам смен. Мне предложили место в другом городе. С квартирой! Я отказался сначала, а потом понял деваться некуда. Иначе хуже будет.
- А он? Объяснился хоть?
- Где там! От встреч увиливал, а когда не удавалось, в глаза не смотрел. Ко мне в прошлом году приезжал, кстати, бывший сослуживец, он и сейчас под Юрием работает, рассказывал, на АЭС введено строжайшее правило - все контрольные измерения, проверки, и прочее в том же роде проводятся только в присутствии начальника станции. Сами понимаете, чьем. В остальное же время все, что только можно, опечатано и под строжайшей охраной, а дежурные меняются каждые четыре часа.
- Боится поделиться везением?
- Может быть. Я знаете, слежу за ним. Слава богу издали - по газетам. Частенько его в печати поминают, и все - добрым словом. По делу, может. Там он депутат, тут кандидат, в третьем месте - лидер. Так на АЭС дело наладил, что может станцию на неделю покинуть, только звонит каждые два часа, не случилось ли чего.
Мы посмеялись, хотя было не до смеха. Помолчали. Чтобы перебить неловкость, я включил телевизор, сказав, что привык регулярно смотреть "Время", жаль, пропустили начало.
На экране появился Юрий собственной персоной - в компании ученого, писателя, артиста - все знаменитые настолько, что не узнать их было нельзя.
Голос диктора сообщил, что руководитель лучшей атомной электростанции страны, не снимая с себя прежних обязанностей, вошел в общественный совет республики по науке и культуре пользуется поддержкой его кандидатура на пост председателя этого совета.
- А вот в пинг-понг Юрочка больше не играет, - сказал Алексей, когда на экране телевизора появился новый сюжет. - Ему теперь везет в других играх.
- Там тоже, наверное, зевают слонов? - спросил я.
- Или ломают ноги, - ответил бывший везунчик.
Тысяча жизней
Трус умирает только один раз, храбрец - десять. Потому что десять раз живет. В сейфах десантных кораблей, наводивших ужас на восемнадцать галактик, хранились матрицы, с помощью которых можно было вернуть в ряды каждого героя, павшего за право жить снова. Да, конечно, сознание собственного "я", несмотря на все усилия биотехники, сохранялось лишь до десятого матрицирования. Этот барьер так и не удалось преодолеть мауранской науке. Поэтому Десятого - десятую копию отправляли доживать свой последний век на родную планету - под скучные серые облака, на берега медлительных рек, в пресные будни, которые казались порою наказанием после стольких лет, прожитых в горячке отчаянных приключений и рационально-безумного риска. Сколько из маурян - большинство, пожалуй, - предпочло бы и эту последнюю жизнь провести так же, как предыдущие, - в боях и забавах. Но закон помнил о меньшинстве, которое могло подвести без страховки, - и гнал всех Десятых назад, на первородину, туда, где нет риска. Когда-то это было, наверное, поощрением, наградой… Когда-то, в самом начале.
Горис-9 вышел из своего личного катера рано утром. Вышел - и засмеялся от удовольствия. После черного неба с неподвижными светящимися точками звезд - бесчисленные оттенки зеленого, голубого, коричневого. И все, все движется. Ветер заставляет качаться по-своему каждое дерево, всякую веточку на нем, любой листик. Радовало даже то, как порывы ветра заставляют взлетать серую пыль. После космического безмолвия - шелест, щебет, журчание… Листья деревьев, травы, бесчисленные мелкие твари на земле, в воздухе, в воде торопливого ручейка и озера, в которое этот ручей впадает… Хорошо. Шумный мир, говорливый, непуганный еще… Хорошо.
Ветка тронула его щеку. Горис-9 остановил ее, потом отпустил, потом снова остановил, сорвал листок, прижал к щеке, поднес к глазам… Сеть жилочек, разбегающихся темно-зеленым по светло-зеленому, тончайшие ворсинки нежнейшего пушка. Что-то укололо Гориса-9 в щеку. Мгновенное движение - и он увидел на своей ладони маленькое существо, изысканно длинноногое, с трепещущими прозрачными крылышками; каждая деталь его строения была отмечена изяществом.
Неужели Горису так нравится здесь лишь потому, что ему идет уже девятый срок, и это, может быть, последний мир, посланный судьбой для настоящей жизни?.. Да, не зря говорят, что с восьмой жизни начинается старость. Но Горис-8 ведь старым себя не чувствовал. Он же помнит… Не радовался он так в прошлой своей жизни ни очередной новой планете, ни незнакомым растениям и зверушкам. А может быть, наоборот, сейчас надо испугаться? На этой беспорядочной буйной планете, где каждая козявка норовит укусить, должны жить хорошие бойцы.
Каким-нибудь Горисом-4 он обрадовался бы предстоящей славной драке, а теперь об этом не хочется думать. Суждено ли ему погибнуть в первых боях, или уже у последних бастионов аборигенов? Горис-9 не верил, что уцелеет. Знал, что это - мысли труса. И понимал, как права традиция, отсылавшая всех Десятых на покой…
Лес кончился. Вот и первые дома…
Горис-9 знал, что он выглядит для каждого встречного аборигена, как совершенно обыденный туземец. Большой имитатор работал надежно. Бояться было нечего. По каждому сколько-нибудь значительному поселению планеты уже бродили Трики-6, Тугни-8, те сотни тысяч отборных бойцов, которым предстоит в назначенный час атаковать сразу все центры власти и военные базы. Население планеты будет после разгрома отправлено на освоение холодного пояса планет во втором рукаве этой галактики… Поэтому надо позаботиться о сохранении максимального числа туземцев - работы на всех хватит. И хорошо. Горис-9 не отличался кровожадностью и имел привычку, пожалуй, несколько сочувствовать побежденным. Но права была первая разведывательная группа: Земля слишком хороша для ее теперешних обитателей. Она станет учебной базой для новых десантников - полевым лагерем обучения Первых.
Конечно, неплохо бы в своем десятом воплощении пожить здесь. Ох, как славно бы. Горис знал, что в Высшем Совете обсуждали, не объявить ли эту планету очередным Домом Десятых. Но решили и он сам не мог в душе не согласиться с таким решением, - что Земля достойна лучшего, чем стать богадельней для бывших воинов, доживающих свой век. А все-таки жаль.
Он долго бродил по улицам, привычно подсчитывая число боеспособных мужчин, обращая внимание на высокие заборы, за которыми могло храниться оружие, присматриваясь к домам с толстыми стенами, где могли возникнуть очаги сопротивления.
Мимоходом Горис-9 провел рукой по голове туземного детеныша. Какое приятное ощущение!.. Красивая раса здесь обитает! Раз красивая, - значит, и сильная. И, наверное, смелая. Может быть, когда-нибудь землян и признают полноправными гражданами Галактического союза. Признают и примут в ряды воинов, наделив каждого еще девятью жизнями в придачу к его единственной.
Впрочем, не стоит расслабляться. Об этом после победы, может быть, подумает Высший Совет. Может быть! Ему-то, Горису-9, надо думать о другом.
Вот детеныши аборигенов вливаются в широко открытые двери одного из домов. Взрослых здесь совсем немного. Вероятно, школа. Это не опасно. Ничего, ребятки, те планеты, куда вас отправят, тоже годятся для жизни. Там похолоднее, конечно, но жить можно.
Да, вот сюда, по-видимому, приходят поесть. Запахи умопомрачительные! Как это у них повара умудряются? Надо будет походатайствовать, чтобы часть местных мастеров кухни оставили здесь хотя бы на время. Впрочем, Гориса это уже не касается. На Мауру их все равно не повезут. Десятые - обойдутся.
Горис-9 мог обходиться без пищи хоть две недели, но теперь чувствовал, что здесь даже предусмотренные программой три голодных дня дадутся с трудом. И все-таки придется потерпеть, чтобы не выдать себя туземцам. С едой на каждой планете связано столько своеобразных обычаев и даже обрядов, что соплеменники Гориса давно отчаялись в возможности каждый раз осваивать их до тонкостей, чтобы потом снова и снова переучиваться. Третья из планет, на которых он побывал Горисом-7, стоила миллионов лишних жертв лишь потому, что кто-то из разведчиков взял ножку вареной птицы прямо рукой, а не специальным прибором, - и был немедленно опознан, а на планете объявили тревогу.
А это что за дом? Входящие показывают привратнику какие-то бумажки. Пропуска? Значит, военный объект!
Горис осторожно достал из кармана малый имитатор и набрал нужный шифр. Через секунду в его руке тоже был пропуск. Толпа пронесла его через прохладное полутемное помещение и втолкнула в большой прямоугольный зал, сплошь уставленный сооружениями для сидения, повернутыми в одну сторону, к экрану, занимавшему почти целиком одну из стен.
Военно-учебный центр, значит. Что же, посмотрим, чему здесь учат. Неприятно прозвучал резкий звонок. "Поставили бы запись пения какой-нибудь птицы. Грубоватый, все-таки, народ эти земляне".
Второй звонок, третий. Луч света пролег над его головой и уперся в экран. Ну вот, сейчас он узнает, как здесь воюют.
И верно. На экране появился человек, к поясу которого было прикреплено нечто, что могло быть только оружием. Правда, уже беглый осмотр показал, что это оружие холодное. Вооруженный разговаривал с человеком без оружия. Потом с женщиной. Потом с человеком с оружием - таким же, как у него самого. Потом выхватил свое оружие… Как он это называет? Да! Шпагу!
Горис-9 успел еще удивиться тому, что персонажи военно-учебного фильма так сильно отличаются одеждой от тех, кто сидит в зале… И забыл обо всем. Это сам он там, на экране, дрался на шпагах с этими… гвардейцами, целовал прекрасную женщину, защищал честь королевы (какое ему дело, кто такая королева? Он знает одно: что должен ее защищать). И у него были друзья - трое настоящих друзей, замечательных друзей, готовых для него - как он для них - на все. Когда он был еще Горисом-3, у него тоже был друг… Звенели шпаги, мчались красивые четвероногие животные, он чувствовал себя сидящим на таком животном, и сладостно было ощущать сквозь мертвую кожу сапога живое, теплое, могучее тело.
Уже оказавшись на улице Горис продолжал сжимать в руке шпагу, он шел, а шпоры позвякивали на его сапогах, и перо на шляпе победно задиралось к небу.
…Кто-то ахнул за его спиной. Кто-то рассматривал его слишком пристально. Явно возбужденные голоса детенышей донеслись справа. Горис-9 был слишком тренированным разведчиком, чтобы не заметить всего этого. Небеса Мауры! Большой имитатор, подчинившись неосознанным самим Горисом приказам, и вправду надел ему на голову шляпу, всунул в руку шпагу, напялил на ноги ботфорты. Делом секунды было, забежав в первый же подъезд, изменить свой вид. Порядок!
Вот еще одно здание, которое на Мауре наверняка было бы военно-учебным центром. И входят в него тоже по пропускам. Рука Гориса сама скользнула за малым имитатором.
Здесь люди в странной одежде действовали не в виде изображений на экране, они ходили в своей телесной реальности по возвышению, перед которым рядами сидели люди.
И снова Горис разделил чужое существование.
…Его упрекают в бездействии? И правильно делают! Ведь вот даже родной отец встал из могилы и пришел призраком, чтобы призвать к мщению. Страшному и справедливому. Он отомстит, он отомстит… Но как жалко мать! Пусть она и вышла снова замуж даже башмаков не износив, в которых была на похоронах первого супруга. Пусть мужем ей стал как раз убийца отца, все равно жалко ее. Мучительно терпеть, горько откладывать удар, больно ждать. Но иначе нельзя. Он должен быть уверен, что прав…
Да. Вот это борьба! В самый раз для настоящего бойца. Хитрость и отвага, твердость и проворство. Удар… Задет!
Что… О небеса Мауры! Клянусь семью галактиками! Что говорит этот его противник!
Всей жизни у тебя на полчаса…
Рапира эта отравлена и с голым острием.
Я гибну сам за подлость…
Да. Да. Да. Он обречен, Горис-9. Его сразили отравленным холодным оружием. Но виновные заплатят. Сам пей, король, отравленное вино. Думаешь спастись? Бей, отравленная рапира.
Ах Горацио!
Дыши тяжелым воздухом земли,
Останься в этом мире и поведай
Про жизнь мою…
А дальше - тишина.
Две полосы ткани сошлись вместе, отгородив возвышение. Потом снова открылись - и те же земляне, что только что умирали здесь, улыбались залу, кланялись, принимали цветы.
И среди этих воскресших был он сам, Гамлет! Как это может быть? И как может быть живым и сидеть в зале Горис-9? Он до конца прожил свою девятую жизнь. И как? Кто угодно позавидует. Он умер, умер, и сейчас должен быть уже Горисом-10, обреченным на прозябание на далекой Мауре.
Но ведь он был эту жизнь не собою, а другим, и жизнь была иной и мир вокруг него шумел не такой, как теперь… Его перенесли в другое время, отвели другое место, дали другие мысли и чувства. И всю эту новую судьбу втиснули в клочок пространства и дали прожить ее за время, равное одной десятой срока, за который эта планета оборачивается вокруг своей оси. Здесь открыли способ, как каждому прожить не одну, не десять, а сотни, тысячи жизней.
На мгновение всплыла в памяти далекая Маура. Потом он увидел себя-Десятого на ней. Теперь этого не будет. Не должно быть. Его и его боевых товарищей ждет другое. И - кто посмеет уничтожить цивилизацию, сделавшую такое открытие? Не он, Горис-9 (или, может быть, ему уже надо называть себя Горисом-10). Нет! Больше у него не будет номера слишком много жизней ему предстоит - не пересчитать. Ему и другим маурянам. Горис знает своих соплеменников. Когда они увидят то, что видел он, когда узнают и поймут то же, что он… Как хорошо!
* * *
Горис-без номера достал малый имитатор - надо скопировать здешние единицы обмена. Слишком заманчиво пахнет из дома, над входом в который висит надпись: "Шашлычная".
А местные обычаи при еде… Теперь у него есть время, чтобы выучить их. Торопиться некуда. И переучиваться не придется.