Карев кивнул головой, вспомнив, что только женщины являются действительно бессмертными созданиями природы, ибо только они могут принимать биостаты, не уничтожая при этом свою половую систему. Побочное действие этого лекарства заключалось в том, что оно идеально регулировало производство экстрадиола, создавало ореол вызывающе цветущего здоровья, оптимальное самочувствие, о котором прежде женщины могли только мечтать. Карев представил себе Афину в этом состоянии божественного совершенства, сохраненном навсегда, и мысленно выругал себя за то, что тянет с решением.
- Я вижу, что не успеваю за ходом вашей мысли, господин председатель. Конечно, вы захотите обсудить это с моей женой?
- Решительно нет. До сих пор я не имел удовольствия познакомиться с вашей женой и, хотя из ее психотеки следует, что она женщина надежная, лучше, чтобы пока мы друг друга не знали. Ваша семейная жизнь должна идти как обычно, безо всяких изменений. Понимаете?
- Я должен сам ей все объяснить?
- Именно так. Втолкуйте ей, насколько важно соблюдение тайны, - сказал Баренбойм и посмотрел на Плита. - Думаю, что мы можем доверять нашему Вилли, правда, Мэнни?
- Я тоже так думаю.
Плит кивнул головой и пружинисто подскочил на стуле. Покрасневшие белки его глаз блестели в утреннем свете, а золотая сигара на груди сверкала.
Баренбойм одобрительно щелкнул языком.
- Значит, решено. Мы только хотели бы, чтобы сразу после укола вы прошли контрольные исследования на Перевале Рэндела, и легко найдем причину, требующую визита ревизора в лаборатории биопоэзы. Таким образом тайна будет сохранена. Карев искренне улыбнулся.
- Это колоссальное научное достижение, настоящий перелом. Вы не могли бы рассказать мне…
- Нет, Вилли. Это запретная тема. Как вы знаете, биостатические соединения по своей природе вредят андрогенам. Это физическое правило лежит в основе гипотезы Вогана, что неизменность клеток - другими словами, потенциальное бессмертие - исключает сохранение мужских половых черт. Нам удалось победить - точнее, обойти - это действие, но я считаю, что вам лучше знать как можно меньше о научной стороне вопроса. Мы обозначили это новое средство шифром Е.80, но даже эта информация вам не нужна.
- А может ли мне что-то грозить в связи с этой попыткой? - осторожно спросил Карев.
- Может, вас постигнет только некоторое разочарование, ибо до сих пор мы не проводили проб в полном масштабе. Думаю, однако, что это вы переживете. Мы предлагаем тебе это не даром, парень - надеюсь, ты позволишь мне называть тебя на ты?
- Но я вовсе…
- Хорошо, хорошо, - прервал его Баренбойм, махая пухлой рукой. - Ты совершенно верно ставишь вопрос, что ты с этого будешь иметь. Если я вижу, что кто-то из моих служащих сорит своими деньгами, то задаю себе вопрос, что он делает с моими. Понимаешь?
Загнутые вверх уголки губ Плита поднялись еще выше, и, следуя его примеру, Карев улыбнулся.
- Это хорошо, - признал он.
- То, что я скажу сейчас, понравится тебе еще больше. Как ты знаешь, в последнее время мы ввели в бухгалтерии много новых методов. Согласно с двадцатилетней ротационной системой, моего главного бухгалтера ждет понижение в должности через три года, но в связи с недавними процедурными новшествами он готов ускорить свой переход на низшую должность. Не пройдет и года, как ты мог бы занять его место.
Карев сглотнул слюну.
- Но ведь Уолтон отличный бухгалтер, - сказал он. - Я бы не хотел сталкивать его…
- Вздор! Уолтон работает у меня более восьмидесяти лет и, уверяю тебя, не может дождаться, когда снова окажется у подножия лестницы и начнет карабкаться вверх ступенька за ступенькой. Он делал это уже трижды, и ничто не доставляет ему большего удовольствия!
- В самом деле?
Карев отогнал мысль, что по правилам ротационной системы он тоже в конце концов будет вынужден отказаться от должности руководителя. Он чувствовал, как золотые столетия стелются перед ним как мягкий бесконечный ковер.
Зная, что его посещение кабинета председателя не избегнет внимания большинства служащих, Карев поборол искушение пораньше уйти с работы и поделиться новостями с Афиной. "Рабочее время не сократишь", - мысленно сказал он себе и сидел, прикованный к столу, отдаваясь свободному течению мыслей, которые порой заставляли кружиться его голову. Было уже довольно поздно, когда он вспомнил, что обещал Афине приехать ровно в пять и помочь подготовиться к небольшому приему, который она сегодня устраивала. Взглянув на циферблат, вытатуированный на запястье, кожа в пределах которого изменяла положение частиц пигмента в зависимости от передаваемых сигналов времени, он понял, что на дорогу до дома ему осталось неполных полчаса.
Когда он выходил из конторы, сидящая у стола с административным компьютером Марианна Тоун подняла голову и посмотрела на него.
- Уходишь раньше, Вилли? - спросила она.
- Немножко. Мы устраиваем сегодня прием, и я должен принять в нем участие.
- Приходи ко мне, и устроим настоящий бал, - предложила Марианна, с улыбкой, но серьезно. - Будем только ты и я.
Это была высокая полноватая брюнетка с широкой в бедрах фигурой и разочарованием во взгляде. На вид ей было лет двадцать пять.
- Только ты и я? - повторил Карев, уклоняясь от ответа. - Вот не знал, что в душе ты такая обыкновенная.
- Я не обыкновенная, а ненасытная. Так что скажешь, Вилли?
- Женщина, а где твоя девичья скромность? - спросил он, направляясь к выходу. - До чего уже дошло? Человек не чувствует себя в безопасности в собственной конторе.
Марианна пожала плечами.
- Не бери в голову, на будущей неделе я ухожу, - сказала она.
- В самом деле? Очень жаль. А куда?
- К Свифтсу.
- Ого! - воскликнул Карев, зная, что Свифтс - это компьютерное бюро, принимающее исключительно женщин.
- Понимаешь? Но так, пожалуй, будет лучше всего.
- Я должен бежать, Марианна. До завтра.
С неясным чувством вины Карев заспешил к лифту. Бюро Свифтса было известно по деятельности своего Клуба Приапа, и переход туда Марианны означал, что она отказывается от бесконечных попыток обратить на себя внимание исправных мужчин. Он предполагал, что там она будет счастлива, хотя и сожалел, что Марианна, женщина с фигурой, созданной для рождения детей, обрекает себя на общение с пластиковым фоллусом.
Перед зданием Фармы царил пронизывающий для поздней весны холод, хотя несостоявшуюся метель удалось загнать в Скалистые горы. Карев отрегулировал помещенный в поясе термостат и торопливо миновал охранника, все еще расстроенный за Марианну. Эксперимент с Е.80 должен удаться, подумал он. Ради нас всех.
Повернув к своему болиду, он краем глаза заметил, что по земле на краю стоянки движется какой-то комок. В первый момент он не мог понять, что привлекло его внимание, но в конце концов различил силуэт крупной жабы, облепленной пылью и пеплом. Горло ее равномерно раздувалось. Он сделал шаг, переступив через жабу, подошел к болиду и быстро уселся на него. Он знал, что при въезде на станцию метро образуется, как обычно в часы пик, пробка, и если он хочет попасть домой пораньше, то времени терять нельзя. Он включил турбину, добавил газу и выехал на автостраду, направляясь на юг. Проехав около километра, он вдруг затормозил и, урча что-то сквозь зубы, повернул. Оказавшись снова перед зданием Фармы, откуда уже выходили служащие, а на стоянке фары бросали во все стороны ослепительные лучи света, он нашел жабу, сидевшую на том же месте и все так же раздувавшую горло.
- Иди сюда, малютка, - сказал он, беря в ладони холодное, покрытое песком тело. - После полугодового сна любой перепутал бы стороны света.
Он подождал перерыва в движении, перешел на другую сторону автострады и бросил жабу в сборный бассейн, темные воды которого подмывали дорогу. Теперь мимо него непрерывно мчались болиды и автомобили, поэтому он с трудом перебрался к своей машине. Гадая, заметили ли его действия из будки охранника, он влился в движение, однако эти несколько потерянных минут оказались решающими. Чтобы попасть на станцию метро, он потратил еще десять минут и застонал при виде очереди на выезде.
Уже стемнело, когда он, наконец, добрался до зарядной станции. Автоматический погрузчик сфотографировал регистрационный номер болида, после чего всунул его в туннель метро, оставляя шасси на транспортере, который поднял их к северному выходу, чтобы ими мог воспользоваться какой-нибудь проезжающий экипаж. Когда его машина проходила через шлюз, Карев попытался расслабиться. Благодаря многотонному давлению сжатого воздуха он мог доехать до отстоящей на сто миль другой станции за двадцать минут. Однако на северном конце трассы его ждала еще одна очередь за шасси, и он высчитал, что опоздает домой на час.
Он было подумал, не позвонить ли жене, воспользовавшись болидофоном, но передумал. Слишком многое нужно было сказать.
Афина Карев, стройная, узкая в бедрах и гибкая, как змея, брюнетка, могла, расслабившись, свить свое тело, как пружину, а в приступе гнева напрячь его, как стальной клинок. Правильность ее черт нарушало только слегка западающее левое веко - памятка из далекого детства - из-за чего лицо ее иногда выглядело заговорщицки. Карев вошел в типичный для служащего со средними доходами дом-купол, за который выплачивал растянутый на сто лет кредит. Афина, готовясь к приему, успела уже сложить внутренние стены. На ней было световое ожерелье, окутывающее ее блеском драгоценностей, отраженных в море солнечного света.
- Ты опоздал, - сказала она безо всякого вступления. - Привет.
- Привет. Извини, я застрял по дороге.
- Мне пришлось самой складывать стены. Почему ты не позвонил из конторы?
- Я же извинился. Кроме того, я застрял, уже выйдя из конторы.
- Да?
Карев ответил не сразу, думая, сказать ли Афине о жабе, рискуя, что она еще больше рассердится. Моногамные супружества были редкостью в обществе, в котором количество женщин на выданье относительно числа мужчин, не принявших еще лекарства, обеспечивающего бессмертие, и сохранивших потенцию, составляло восемь к одному. После подписания обязательства, что в течение нескольких лет он не закрепится, он должен был вступить в полигамную супружескую связь, которая, благодаря суммированию приданых, обеспечит ему состояние. Один из неписанных законов, по которым строилась его жизнь с Афиной, гласил, что она свободна от оказывания ему покорности и благодарности, а когда хочет устроить скандал, всегда делает это с настоящей яростью. Желая любой ценой избежать ссоры, Карев солгал, сказав об аварии рядом с въездом в метро.
- Кто-нибудь погиб? - мрачно спросила Афина, расставляя пепельницы.
- Нет, авария была не слишком серьезной. Только на какое-то время заблокировала дорогу, - ответил он, пошел на кухню и налил себе стакан обогащенного молока. - Сегодня много гостей?
- Больше десятка.
- Я кого-нибудь знаю?
- Не глупи, Вилли, ведь ты знаешь их всех.
- Значит, придет и Мэй со своим новым бычком?
Афина с громким стуком поставила последнюю пепельницу.
- А кто, если не ты, всегда критикует людей, что они старомодны и банальны?
- В самом деле? - удивился Карев и хлебнул молока. - В таком случае, я не должен их критиковать, потому что никоим образом не могу привыкнуть к виду все новых тринадцатилетних подростков, которые, ничуть не стесняясь, совокупляются с Мэй на самой середине моей комнаты.
- А может, ты сам хочешь ее? Она пойдет за тобой, только помани пальцем.
- Доволно, - прервал он жену. Когда она проходила мимо, он схватил ее и привлек к себе, обнаружив, что под переливающимся блеском светового ожерелья на ней ничего нет. - А что ты сделаешь, если испортится электричество?
- Думаю, что как-нибудь сумею обогреться, - ответила она, неожиданно прильнув к нему всем телом.
- Не сомневаюсь, - сказал Карев, задохнувшись на мгновение. - Я не позволю, чтобы ты постарела хотя бы на один день. Это недопустимо.
- Ты хочешь меня убить? - пошутила она, но он почувствовал, что ее стройное тело напрягалось под его руками.
- Нет. Я уже заказал в Фарме уколы для нас Наверняка получу лучшие, со скидкой, поскольку, как ты знаешь, работаю для…
Афина вырвалась из его объятий.
- Я не изменила своего решения, Вилл, - сказала она. - Я не собираюсь этого делать и смотреть, как ты стареешь и стареешь…
- Не беспокойся, дорогая, мы сделаем это одновременно. Если хочешь, я буду первым.
- О!
Серые глаза Афины потемнели от раздирающих ее сомнений. Он понял, что жена мысленно унеслась в будущее и задает себе вопрос, ответ на который оба они знали слишком хорошо… Что происходит с прекрасным сном о любви, когда любимый становится импотентом? Как долго продлится связь душ после атрофии яичников?..
- Это уже решено? - спросила она.
- Да, - он заметил ее внезапную бледность и почувствовал угрызения совести, что так неловко задел эту тему. - Но беспокоиться нечего. Форма изобрела новый биостат, и я буду первым, кто его получит.
- Новый биостат?
- Да, средство, благодаря которому мужчина остается вполне исправен.
Нанесенный наотмашь удар был совершенно неожиданным и попал прямо по губам.
- Что ты…
- Я предупреждала, что тебя ждет, если ты еще раз решишься на такой разговор. - Афина смотрела на него с отвращением, дрожащее веко почти полностью закрыло левый глаз. - Пусти меня, Вилли.
На распухших губах Карев почувствовал вкус крови. - Что тебе взбрело в голову?
- А тебе? На твоей совести уже многое, Вилл. Однажды ты пробовал убедить меня сделать укол, когда я принимала иллюзоген, в другой раз привел сюда мою мать, чтобы она тебе помогла. Еще никогда ты не брался за дело так неловко. Вбей себе в голову, что я не сделаю себе укола, пока его не сделаешь ты.
- Но это никакая не хитрость! Действительно изобрели… Она прервала его проклятием, обрушившимся на него, как еще один удар, и отошла. Чтобы сдержать бушующую в нем мрачную ярость, он заставил напрячься все свои мышцы.
- Афина, разве так должно выглядеть моногамное супружество? - спросил он.
- Именно так! - ответила она с нескрываемой злостью. - Можешь мне верить или нет, но именно так оно и выглядит. Такое супружество - это нечто большее, чем господин муж с заросшим лицом и сачком, говорящий: "Охотно бы вас обслужил, девушки, но - увы! - дано слово, жена ждет, и я должен блюсти верность!" Что и говорить, эта роль доставляет тебе большое удовольствие, но…
- Ну-ну, давай дальше, - сказал он. - Раз уж въехала в этот туннель, то езжай до конца.
- Супружество вроде нашего в самой своей основе опирается на безграничное доверие, а ты даже не знаешь, что значит это слово. Ты тянул с закреплением до тех пор, пока не вступил в возраст, грозящий тромбами, ибо уверен, что я не смогла бы жить, перестань ты три или четыре раза в неделю спать со мной. Ты так уверен в этом, что заложил бы голову.
Карев окаменел.
- Еще никогда я не слышал такого тенденциозного…
- Я права или нет? - прервала она его.
Он вдруг закрыл рот. Вспышка Афины являла собой смесь злости, страха и характерных для нее устаревших взглядов на связи между людьми. Однако это не меняло того факта, что все сказанное ею - в том числе и о нем - полностью соответствовало истине. Именно в эту минуту при огромной любви он почувствовал к ней и ненависть. Одним глотком он допил молоко, смутно надеясь, что содержащаяся в нем известь успокоит его нервы. Его вовсе не удивляло, что в нем по-прежнему клокочет гнев. Только Афина могла превратить минуты, которые должны были стать лучшими в их жизни, в очередной испорченный вечер, в очередной фильм из горьких, регулярно повторяющихся эпизодов. Это выглядело так, словно их взаимное воздействие друг на друга создавало нестабильное магнитное поле, полюса которого иногда менялись на противоположные, поскольку иначе уничтожили бы их обоих.
- Послушай, - в отчаянии обратился он к ней. - Мы должны поговорить об этом.
- Пожалуйста, говори, если хочешь, но я не обязана этого выслушивать, - ответила Афина, приторно улыбаясь. - Помоги мне немного. Достань те новые самоохлаждающиеся стаканы, которые я купила на прошлой неделе.
- Раньше или позже это открытие должно было совершиться. Подумай, сколько усилий вложено в эти исследования за последние двести лет.
Афина кивнула.
- И, как оказалось, стоило, - ответила она. - Подумай только, нам никогда больше не придется возиться с кубиками льда.
- Я говорю об этом новом средстве Фармы, - настойчиво повторил он, огорченный тем, что Афина напускает на себя беззаботный вид, который свидетельствовал о ее разыгравшемся упрямстве. - Афина, это средство действительно существует.
- Принеси еще закуски.
- Ты наглая, глупая, отвратительная ведьма, - заявил он.
- Ты не лучше, - ответила она, подталкивая его в сторону кухни. - Вилл, я просила принести стаканы.
- Ты хочешь стаканы? - поддавшись детскому капризу, Карев дрожал от возмущения. Он пошел на кухню, вынул ледяной самоохлаждающийся стакан и рванулся обратно. Афина задумчиво осматривала свои приготовления. Карев пробил стаканом играющий всеми цветами радуги ее наряд, сильно сжал ее за талию и почувствовал резкую судорогу напрягшихся мышц. Афина вывернулась, стакан покатился по полу, и в этот момент вошел первый из приглашенных гостей.
- Отличная забава, - сказала с порога Гермина Снедден. - Можно проиграть с вами?
- В это могут играть только супружеские пары, - тихо ответила Афина, пронзая взглядом Карева. - Но ты входи и выпей чего-нибудь.
- Меня не нужно уговаривать.
Среди бессмертных почти не встречались люди полные - это обеспечивало неизменность образцов воспроизводимых клеток - но у Гермины всегда была величественная фигура. Подняв руки почти до уровня плеч, она проплыла через комнату и, таща за собой пурпурный шелк, добралась до бара. Разглядывая завораживающую коллекцию бутылок, она что-то вынула из сумки и поставила на стойку.
- Да, да, выпей чего-нибудь, Гермина, - сказал Карев. Он зашел за стойку и едва не застонал, увидев проектор трехмерных картин. Похоже, сейчас начнется игра в "цитаты". - А может, тебе хватит духовной пищи?
- Я одета в красное, значит, дай мне выпить чего-нибудь красного, - игриво попросила она. - Все равно, чего.
- Хорошо.
Всем своим видом выказывая равнодушие, Карев выбрал какую-то неопределенную, подозрительную бутылку, память о давно забытом отпуске, и налил ей полный стакан.
- Что тут у вас было, Вилл? - спросила Гермина, наклоняясь над стойкой.
- А кто говорит, что что-то было?
- Но я же вижу. Твое красивое лицо выглядит сегодня, как гранитная скульптура. В тебе есть что-то от Озимандия.
Вот и началось, подумал Карев и вздохнул. Друзья Афины много читали и поэтому обожали эту игру в цитаты. Он подозревал, что в разговоре с ним они из кожи лезут, чтобы набить его литературными ассоциациями. Карев, который в жизни не дочитал до конца ни одной книги, понятия не имел, кто такой этот Озимандий.
- Озимандия я делаю сознательно, - ответил он. - Прости, я на минутку. - Он подошел к Афине. - Выйдем в кухню, поговорим, пока не пришли остальные гости.
- Вилл, нам на это не хватит времени ни сегодня, ни в любой другой вечер, - заверила она его. - А теперь держись от меня подальше.