- Из разных источников информация утекает, - призналась Анька. - Если бы у меня была паранойя, я бы сказала, что вся верхушка подполья, ну, или, как минимум, половина её, работает на "ликвидаторов"…
- Ну, это уже перебор, - неодобрительно покачал головой Паша.
- Вот поэтому я к себе паранойю не допускаю, но и планами своими ни с кем не делюсь, - засмеялась Анька.
- А со мной? - улыбнулся Паша.
- С тобой поделюсь, - Анька попыталась погладить Пашу по бритой голове, но достать не смогла, а подпрыгивать сочла ниже своего достоинства, поэтому скользнула прохладной ладошкой по щеке. - Слушай, чего я намудрила…
Накануне
Паша проснулся, как обычно, по внутреннему своему будильнику, который вот уже лет пятнадцать ни разу его не подводил.
Из окна в узкую комнатку-пенал дешевого гостиничного номера вливался серый свет раннего утра. Рядом, уткнувшись носом к стенке и вытянувшись в струнку, тихо-тихо, неприметно посапывала Анька, укрытая поверх одеяла тяжелой кожаной курткой Паши.
Вчера, весь вечер и полночи, она просидела за экраном компьютера, старательно "ставя мины", запуская вредоносные программы и синхронизируя их по времени, что бы с утра лишить городские власти телевидения, радио, а потом и телефонной связи. Если всё это сложится так, как планировалось штабом подполья, то сегодняшний день наверняка войдет в историю. Давненько подполье не организовывало и не проводило крупных акций, ну, если не считать, конечно, террора и диверсий, но там были точечные удары по отдельным личностям или объектам, вроде бы, простое напоминание о себе, а тут предполагалось едва ли не всенародное выступление против власти.
"Всенародного, как всегда, конечно, не получиться, - размышлял Паша, ленясь сразу после пробуждения вскакивать с постели в утренний холод плохо отапливаемого номера. - Но кто-то же все равно выйдет на улицы. И "ликвидаторов" обязательно выведут, охранять порядок и собственность законопослушных граждан. Вот и можно будет от души пострелять. Вот только куда-нибудь подопечную мою на это время пристроить".
Как и положено людям практичным и прагматичным, Паша часто мечтал о несбыточном. Пристроить Аньку в тихое место, а самому погулять по взбунтовавшемуся городу и была как раз такая неосуществимая мечта.
Эта симпатичная помесь очаровательной миниатюрной девушки с наглым, беспардонным чертенком, плюющим на всех, которая спала сейчас рядом с Пашей, своим поведением оставляла место только мечтам.
Вот вчера, после обеда в дешевой и грязной столовке заводского района, где обедали обычно рабочие-сборщики с местного цеха, за несколько часов до начала вторжения в электронные сети городских властей, телевизионщиков и службы "ликвидаторов", Анька исчезла почти на четыре часа, просто попросив Пашу не волноваться.
Со времен последней их встречи с Бродягой Паша доверял Аньке кое в чем даже больше, чем себе, но не волноваться в такой ситуации смог бы только киборг, имеющий вместо сердца реактор. И дело даже не в том, что случайное задержание Аньки "ликвидаторами" или их помощниками означало срыв завтрашнего массового мероприятия, а уж к чему мог привести целенаправленный арест девушки, и думать было страшно. На самом деле Паша волновался только за девушку, её целостность и сохранность, плюнув в душе и на подполье, и на его руководство, и даже на тех, кто собирался завтра выходить на улицы и оказывать сопротивление "ликвидаторам". И в этом он признался себе честно после первого же получаса ожидания. А уже через два часа Паша махнул рукой и загнал все страхи куда-то в глубину души. Поделать уже ничего было нельзя, но вот "радовать" штаб подполья, требующий ежечасного доклада об обстановке вокруг них, исчезновением ключевой фигуры завтрашних событий Паша не стал, представляя себе реакцию на свое сообщение. А может быть, тут большую роль сыграла вера в Аньку?
Так или иначе, но нахальная девчонка появилась в той же столовке с таким видом, будто только что, пять минут назад, выходила в туалет. Пережевывающий очередную котлету Паша только крякнул укоризненно, когда Анька присела за стол.
- Где ты была спрашивать бесполезно… - констатировал Паша.
- Ага, - кивнула Анька, весело сверкая глазами.
- А я уже думать начал, что лопну от здешних котлет и компота, - пожаловался Паша.
- Не лопнешь, - утешила Анька, - в тебя много влезет.
- То, что через двадцать минут нас ждут в институте, ты хотя бы помнишь?
- А зачем же я тогда вернулась-то? - удивилась Анька. - Дожевывай котлетку, и поехали… бездельник…
Паша аж закряхтел от такой несправедливости, но решил промолчать, продолжая делать вид, что ничего не произошло.
- Ты завтра всё увидишь, - пообещала Анька, когда они садились в машину.
Паша недоверчиво покачал головой. Чего уж там напридумывала за время своего отсутствия Анька, он даже представить себе не мог.
И еще он не мог себе представить, как эта девчонка лихо управляется с компьютером, хозяйничает в закрытых, защищенных системах телецентра, радиостанций, а потом - и в электронном обеспечении "ликвидаторской" связи и телефонной станции. Всё это он видел впервые за полгода общения с этим маленьким чертенком.
Закинув ногу на ногу и то и дело затягиваясь ароматным дымком сигаретки, Анька с лихой небрежностью знающего свое дело профессионала постукивала по клавишам взятой на колени клавиатуры, присвистывала, углядев на экране что-то знакомое, презрительно фыркала на защитные программы, старающиеся не пусть её дальше положенного простым смертным уровня.
Все это действо происходило в маленькой подсобке, на первом этаже когда-то богатого и знаменитого на весь мир института физики земли. Его, как центр управления пиратским налетом, выбрала сама Анька за многочисленные, на удивление хорошо сохранившиеся линии связи. А руководство подпольем одобрило потому, что институт давным-давно перестал быть богатым и знаменитым, сдал почти все свои лабораторные площади в аренду всяким мелким частникам, практически не охранялся. Вошедшие через один из подъездов Паша и Анька не могли привлечь ничьего внимания, таких прохожих здесь ежедневно бывали тысячи.
Пристроившийся у приоткрытой двери Паша, стараясь не смотреть на Аньку, контролировал часть коридора, а еще двое выделенных подпольем, но знакомых лично Паше боевиков прикрывали подъезд. Анька к этим мерам предосторожности отнеслась с полным пренебрежением. "Хулиганов от меня ты отгонишь, - сказала она Паше, когда он расставлял своих временных подчиненных. - А мой взлом никто не просечет до завтра. Тут уж голову на отсечение даю".
И в самом деле, никаких происшествий за время вторжения Аньки в чужие компьютеры не случилось. Но, несмотря на внешнюю легкость и профессиональную небрежность в работе, Анька за экраном устала так, что отказалась и от ужина, и от возможности "на посошок" заглянуть в какое-нибудь злачное место, как следует выпить и развлечься. "Думаешь, завтра уже не до развлечений будет?" - критически глянула она на Пашу. Тот только пожал плечами. Предстоящий бунт был совсем даже не первым на его боевом счету, и Паша сейчас, ничуть не сомневаясь внешне в успехе, продумывал безопасные пути отхода из города. Этим заканчивались все предыдущие выступления подпольщиков, и Паша не ожидал от очередного особого успеха.
В маленькой, на два десятка номеров, гостинице на окраине города, где не спрашивали документов, не интересовались именами, но требовали в уплату только наличные монеты, Анька так лихо прикинулась профессионалкой, ведущей в номер клиента, что Паша, с неожиданным, легким уколом ревности, подумал, что роль свою девушка учила не по учебникам и наблюдениям за другими.
В холодном, узком и плохо освещенном номере Анька повалилась на постель и заявила, что до утра никуда отсюда не двинется. "А в туалет?" - невозмутимо осведомился Паша. "Сам меня туда отнесешь", - отрезала Анька, по-детски показав ему язык.
- И не подумаю, - возразил Паша…
И тут Анька как будто проснулась, отодвинулась, наконец-то, от бесчисленных цифр, выстроенных в стройные колонки, от плывущего по экрану отсчета времени до объявления внутренней тревоги, от усталости глаз и пальцев…
"Если изнасилование - это половое сношение с применением силы, то меня вчера точно изнасиловали", - подумал Паша, разглядывая потолок.
Анька была неистовой, жадной, изобретательной до постельных удовольствий, раз за разом оживляя вроде бы окончательно потерявшего силы Пашу. Сначала он удивился, потом затормозил в шоке, но, в конце концов, природа взяла свое. Сейчас, после пробуждения, Паша с легким стыдом вспоминал, что подобного у него в жизни еще не было, слишком уж неприхотлив и нетребователен он был к случайным партнершам, а заводить постоянную связь при своем образе жизни считал нечестным по отношению к женщинам. Да еще и эта концовка, когда Анька, ласково погладив его по груди, отвернулась к стенке и уснула в считанные секунды.
"А пусть и изнасиловала, зато - приятно, - ухмыльнулся Паша своим мыслям и воспоминаниям, - жаль, такое вряд ли повторится…"
Он был слишком старым со сравнению с Анькой, слишком битым жизнью и циничным, что б не понимать, что девушка просто разряжалась после утомительной и нервной работы. Радовало только, что для разрядки она выбрала его, и этот случайный секс еще больше сблизил этих, казалось бы, совершенно разных людей.
Не торопясь, Паша встал с постели, с удовольствием ощущая, как волны холода обрушились на его тело. Холод он не любил, но привык все жизненные неудобства переносить стоически, невозмутимо и спокойно, как бы тяжело это ему не давалось. Бесшумно одевшись и еще раз убедившись, что Анька не собирается просыпаться, Паша выскользнул из номера, аккуратно прикрыв за собой дверь. И только в коридоре начал превращаться в туповатого бандита-быка, взявшего вчера на ночь проституточку и получившего с него требуемое.
Таким: чуть насупленным, но довольным и добродушным, - он появился в маленьком вестибюле возле конторки администратора, хозяина и коридорного этой гостиницы.
- Какие новости? - вместо приветствия спросил Паша, задержавшись у конторки.
- Ночь прошла тихо - самая свежая и хорошая новость, - заученно заулыбался коридорный. - А у вас, надеюсь, тоже всё в порядке?
- Да уж, девка - огонь, - проговорил Паша вальяжно, чувствуя на душе неприятный осадок от собственных, пусть и наигранных, слов. - Под утро уснули…
- Рад за вас, - отозвался для поддержания разговора коридорный, которому все равно было, как прошла ночь у Паши, каковой в постели оказалась Анька; он больше всего на свете хотел, что бы побыстрее явился, наконец, его сменщик, он же компаньон по содержанию этого маленького притончика, и тогда можно будет с чистой совестью завалиться спать.
- Ты, слышь, как тебя, - продолжил свою роль Паша, - а выпить-то у тебя есть чего? А то ведь холодно в номерах, экономите на отоплении…
- Что нам выделят… что нам выделят, тем и гостей потчуем, - сказал коридорный, на секунду ныряя под конторку и возвращаясь на поверхность с початой бутылкой коньяка и чистой рюмкой в руке. - Вот, сам иной раз нервы успокаиваю…
Паша одобрительно махнул рукой - наливай! - и облокотился о конторку в ожидании. На глаза случайно попался пультик от подвешенного на стене телевизора, и Паша машинально взял его в руку, протягивая вторую за рюмкой.
Первый, второй, третий… десятый каналы не показывали ничего, кроме белесой ряби. У ожидавшего и надеявшегося Паши даже вспотел лоб от увиденного. "Неужели? получилось?" - мелькнула шальная мысль, но тут коридорный вежливо отобрал у него пульт и начал самостоятельно щелкать с канала на канал.
- Вот ведь, как сглазил, - пожаловался он Паше. - Даже кабельное не показывает, а уж там-то чему ломаться?
Паша махнул рукой и в один глоток влил в себя коньяк, стараясь, что бы радость у него из души не выскочила на лицо…
Пробужденная им и узнавшая, что её труд не был напрасным, Анька сладко зевнула и, обняв покрепче, потащила Пашу к себе. И они проспали еще полдня, пока…
Пока взъерошенные и нервные программисты объясняли своим руководителям, почему невозможно перевести и теле и радиовещание на запасные частоты, уловившие суть происходящего "ликвидаторы" объявили в своих подразделениях тревогу и переход на казарменное положением всем, вплоть до начальника Службы. И хорошо, что успели, потому что через полчаса после этого в городе перестала работать телефонная связь, а биллинговая программа внутренней радиосвязи Службы вышла из строя и, похоже, навсегда.
Ближе к полудню кто-то из пропагандистского отдела под страстным нажимом городских властей сообразил: быстренько мобилизовали мающихся от безделья дикторов телевидения, прихватили кого-то и с частных радиостанций, усадили их в машины, оборудованные громкоговорителями, и проехались по центру, разъясняя жителям, что неполадки в работе радио и телевидения вызваны "хулиганскими, действиями некоторых люмпенов экстремистского толка, желающих посеять панику и страх в городе и под шумок поживиться чужим имуществом". Ни к чему хорошему это объявление не привело. Те из порядочных горожан, кто пребывал в это время на работе, сообразили, что их место как раз возле своего имущества, и дружно начали покидать рабочие места, устремляясь домой. Общественный транспорт, естественно, не мог справиться с нахлынувшей в неурочный час массой пассажиров, еще большую сумятицу на дорогах вызвали частники, старающиеся первыми вернуться домой для самостоятельной охраны собственного имущества. Многие, не выдержав томительного ожидания в пробках, выходили из автобусов, бросали свои машины и двигались к дому пешком. Ошалевшие "ликвидаторы", завидев толпы людей на улицах, целеустремленно движущиеся в примерно одном направлении, не совладали с нервами и кое-где применили шоковые гранаты и слезоточивый газ. Еще больше их взбудоражили слухи о том, что посланные в окраинные районы машины с громкоговорителями исчезли без следа.
Озабоченные хозяева закрывали, во избежание, магазины, кинотеатры, рестораны и бары, ну, разве что, кроме самых отчаянных, надеявшихся подзаработать в этой всеобщей неразберихе и путанице.
Во второй половине дня, когда, наконец-то, схлынул основной поток народа, перемещающегося с работы в свои дома, на улицах стало поспокойнее, и общая нервозность обстановки пошла на спад, ликвидаторы рискнули взять под контроль основные перекрестки в центре города, выставив на них блокпосты, и направили по центральным улицам патрульных с приказом пресекать возможные случаи мародерства и нарушения общественного порядка. На окраины руководство Службы посчитало за лучшее не лезть, мол, потом разберемся, что там происходит, когда наладится связь и уляжется первая волна растерянности. Но растерянность никак не хотела "укладываться". Вслед за телевидением, радио, телефонной связью исчезла и спецсвязь службы ликвидаторов, и даже - такого вообще не ожидал никто - старинная, но вполне работоспособная и сверхнадежная бывшая армейская связь. И если со спецсвязью Службы еще можно было хоть как-то взвалить вину на компьютерных хулиганов, взломавших пароли, но армейская связь с компьютерами никак не общалась и отключена была просто вручную с одного из давно забытых, секретных резервных пультов.
Кто-то из самых догадливых в руководстве Службы, по рангу своему допущенный к хозяйственным секретам, послал небольшую группу "ликвидаторов" на склад госрезерва, где, кроме консервов, сахара, муки и керосиновых ламп, находились и старинные полевые телефоны. Группа исчезла, как до этого исчезли машины с громкоговорителями на окраинах города. Но вот беда - склад-то находился в центре, и списать исчезновение группы на происки хулиганствующих люмпенов никак не получалось. Впрочем, об этой попытке хоть как-то обзавестись связью мгновенно забыли. На улицах города начали появляться сначала небольшие, а потом все более и более многочисленные группы горожан, сопровождаемые вооруженными людьми с красными повязками на рукавах. Сперва в эти донесения от блокпостов с окраин центра (вот какая тавтология получается) не поверили, но вскоре, при попытке задержать идущих к центру с окраины граждан, был, то ли уничтожен, то ли рассеян один блокпост, потом - другой. Уцелевшие и сумевшие пробраться обратно, в подконтрольные Службе кварталы города "ликвидаторы", как один говорили, что их атаковали вооруженные люди, хорошо обученные бою в городских условиях, имеющие между собой какую-то связь и требующие только одного: сложить оружие и не мешать свободному передвижению народа к центру.
Впрочем, особых подтверждений паническим заявлениям пострадавших от рук бунтарей "ликвидаторов" не находилось. Никаких вооруженных отрядов не накапливалось вокруг центра города, никто не рвался штурмовать телецентр, "Дом Власти", здание Управления службы "ликвидаторов". Не гремели взрывы, не бушевали пожары. Казалось, город замер, ожидая, чем же закончится какое-то робкое, нерешительное противостояние разрозненных групп подпольщиков и растерянных городских властей.
То самое утро
Утро началось, как и положено у всех нормальных людей, с мелких, пакостных неприятностей. Едва сбросив ноги с кровати на пол, Велемор наступил на пивную пробку, негромко выругался и потратил минут десять на поиски тапочек, которые - он точно помнил - перед сном оставил на привычном месте. Но, видимо, среди ночи ими воспользовалась оставшаяся переночевать баламутная подружка, и запихнула несчастную домашнюю обувь глубоко под кровать, подложив на ее место пробку.
Чертыхаясь про себя и старательно протирая глаза, Велемор отправился в уборную, где его ждала очередная пакость в виде закончившейся туалетной бумаги, а потом и в ванную, где, слава богу, ничего страшного, кроме собственного отражения в зеркале, он не обнаружил.
Старательно вычищая изо рта последствия вчерашнего, Велемор, не доверяя зеркалу, ощупал скулы, с тоской удостоверившись, что бриться перед появлением на работе придется обязательно, несмотря на подрагивающие руки и абсолютное отсутствие желания. Но - кое-как содрав со щек и подбородка отросшую щетину и ухитрившись при этом ни разу не порезаться - Велемор почувствовал себя гораздо лучше и бодрее, и даже сумел без напряжения и внутренней борьбы вскипятить воду и заварить себе крепкого, ароматного чая из старых, почти неприкосновенных запасов. Еще, на счастье, в холодильнике обнаружился недоеденный вчера лимон, а на столе - почти полная сахарного песка банка из-под растворимого кофе.
Глоток… еще глоток… горячий чай, сдобренный лимоном и сахаром - как мало надо с утра человеку для счастья… и на душе полегчало, из головы исчезла непонятная (впрочем, вполне понятная) муть, куда-то далеко и надолго ушла резь из глаз… и пальцы перестали подозрительно подрагивать… но…
В самый разгар наиприятственных ощущений избавления от похмельного синдрома на пороге маленькой, компактной и уютной кухоньки появилась взлохмаченная, помятая со сна подруга.
- Во, уже похмеляешься, - прокомментировала она очевидное вместо "доброго утра" и, не дожидаясь ответа, пошлепала босыми ногами в уборную.