2
– Ну, как все прошло? – спрашивает на следующий день Оулесс.
Джексон пожимает плечами. Оулесс отпускает пару непристойных шуток. Джексон вспоминает Инге, вспоминает такси, дорогу домой, Клэр, детей, теплый душ.
– Я не смог трахнуть вчера свою жену, – говорит Джексон.
– После Инге никто не может! – смеется Оулесс.
Они идут в комнату для курения. Клубится синий дым. Оулесс снова отпускает пару непристойных шуток об Инге. Возвращается видение частокола. Ведьмы. Голоса викингов. Джексон видит внутренний двор деревни. В центре у костров девушка – высокая, стройная, светловолосая.
– Ведис, – говорит Джексон.
– Что Ведис? – спрашивает его Оулесс.
– Девушку зовут Ведис.
– Твою новую девушку? – растерянно хлопает глазами Оулесс. – А как же Инге?
Джексон не отвечает. Сквозь синий дым все еще мелькают обрывки другой реальности.
– Кажется, я схожу с ума, – говорит Джексон.
3
Психотерапевта зовут Йенс Ларсен, и по-английски он говорит с таким жутким акцентом, что Джексон поначалу понимает лишь обрывки фраз. Психотерапевт улыбается, показывает на кушетку. Джексон ложится. Свет гаснет. Почти ничего не видно. Психотерапевт спрашивает что-то о проблемах с потенцией, читает жалобы Клэр. Джексон почти слышит ее голос, почти видит ее за столом вместо Ларсена.
– Почему вы хотите уехать? – спрашивает его психотерапевт.
Вопросы о трудностях адаптации на новом месте, о трудностях на работе, о женщинах, снова о потенции… Джексон закрывает глаза. Скрипят колеса колесницы. На колеснице Ведис – невеста весны. Под колесницей – дорожная грязь. Сменяются деревни, люди, лица. Колесница месит грязь. Джексон идет позади. Рядом с ним пара крупных мужчин на невысоких, крепких лошадях.
– Так вы влюблены в кого-то? – слышит Джексон далекий голос Ларсена, открывает глаза. – Эта девушка, – продолжает психотерапевт. – Ваша жена знает о ней? Вы давно с ней встречаетесь?
Джексон не отвечает, поднимается с кушетки, выходит из кабинета.
4
Клэр молчит, готовит ужин, бросает на Джексона косые взгляды.
– Я знаю, что в Бостоне все было плохо, но здесь… – начинает было Джексон, но тоже смолкает, смотрит какое-то время, как играют дети. – Думаю, я вижу себя быком, – говорит он за ужином.
Клэр поднимает на него свои глаза.
– В своем видение, – поясняет Джексон.
Клэр кивает.
– Тебе не кажется, что это не нормально?
– Ты много работаешь, – пожимает плечами Клэр, спрашивает о таблетках, которые прописал Ларсен.
– Хочешь, чтобы я принял их прямо сейчас? – злится Джексон.
– Было бы не плохо, – Клэр смотрит не детей, на Джексона, снова на детей…
5
Сон наваливается на плечи. От принятых таблеток во рту горький привкус. Джексон ложится на диване, слышит голос Клэр, которая укладывает детей спать. Слышит далекие женские голоса. Голоса другого мира. Он снова бык. Бык в стойле. Бык, которого моют ведьмы, заглядывают ему в глаза, тихо напевают что-то.
– Они зарежут меня! – орет Джексон, вскакивая с дивана. – Принесут в жертву!
Вокруг темно и все еще кажется, что где-то рядом мелькают лица женщин, слышатся их песни. Где-то далеко просыпаются напуганные дети, начинают плакать. Кричит Клэр. Пощечина. Звон в ушах. Вспыхивает яркий свет.
– Да что с тобой, Стив?! – кричит Клэр, пытаясь успокоить детей.
– Я больше не могу здесь, – шепчет он, потирая горящую огнем щеку. – Я должен уехать. С тобой или без тебя, но уехать.
6
Утро. Такси опаздывает. Такси в аэропорт, на самолет, через океан, домой…
Холодно. С неба падает редкий снег.
– И это весна?! – тихо ворчит себе под нос Джексон, запрокидывает голову, вглядывается в небо.
Видение возвращается. Небо все тоже, но вокруг вместо мегаполиса деревянный загон. Мужчины обнажают клинки, смотрят на жертвенного быка, на невесту весны. Девушка ждет. Ждет своего избранного. Ждет самого храброго. Скрипят деревянные заграждения, пропуская в загон всадников. Они кружат вокруг быка, спрыгивают на землю. Блестят в лучах холодного солнца обоюдоострые клинки. Воины бегут к быку, целясь ему в грудь. Бык опускает голову, роет копытом землю, готовясь к бою, но смертельный удар неизбежен. Бык знает это. Джексон знает это.
7
Холодная сталь обжигает. Жизнь покидает тело вместе с хлынувшей кровью. Бык повержен. Джексон повержен. Ноги подгибаются. Он падает на землю. С высокого неба падает редкий весенний снег. Где-то рядом останавливается такси. Такси для Джексона. Где-то далеко звучат голоса. Где-то далеко ведьмы омывают кровью поверженного быка победителя. Омывают невесту весны. Омывают собравшихся людей. Где-то далеко начинается гулянье. И где-то далеко невеста весны ждет своего избранника. Ведис ждет…
История семьдесят вторая (Тишина вдвоем)
1
Ким перестала говорить, когда ей исполнилось шесть. Перестала потому что поняла – с ней что-то не так. Сначала мать и отец, затем приемные семьи… Что-то не так с ее голосом. Люди слушают ее, понимают, но затем… затем с ними что-то происходит. Что-то странное. Доктор Берг сказал, что все дело в ее голосе. Ким запомнила лишь, что он говорил что-то об ультразвуке. Остальное стерлось, осталось в прошлом. Как и сам доктор Берг, от которого она сбежала спустя три года после того, как начались эксперименты – жить в камере, говорить через специальное устройство. Ким видела людей в военной форме. Они смотрели на нее, как на оружие, не как на человека. Они обучали ее с помощью специальных видео курсов, кормили в пустой столовой и наблюдали двадцать четыре часа в сутки.
2
Ким хорошо запомнила старуху, которая приютила ее после побега. Старуху звали Дарси, и Ким знала, что она уже давно выжила из ума, но с ней можно было молчать, просто сидеть напротив и слушать бесконечные истории, сдобренные безумием и маразмом. Соседи по парку трейлеров считали Ким внучкой этой старухи. Считали до тех пор, пока не появился социальный работник и не увез девочку в приют.
3
Спустя месяц появился доктор Берг. Ким оставили в классе, а он стоял за стеклянной дверью и наблюдал за ней. Долго наблюдал, затем посмотрел на седого военного, который пришел с ним и покачал головой. Больше Ким его не видела. Лишь иногда вспоминала эту встречу после побега. Почему он помогал ей? Почему защищал? Несколько раз ей снилось, что солдаты вернулись и забрали ее обратно в лагерь для опытов. Тогда она кричала. Кричала сквозь сон, а затем снова притворялась немой. Местный врач долго осматривал ее, пытаясь определить причину немоты, но, так ничего и не найдя, отправил к психологу.
4
Психолога звали Дуг Карнби, и он пил так много, что Ким удивлялась, как он еще может разговаривать и проводить свой психоанализ. Несколько раз он предлагал свое пойло Ким. Дважды она послушно принимала выпивку, считая это лекарством, но на третий, когда Карнби, посчитав ее достаточно захмелевшей, закрыл дверь и попросил раздеться, расплакалась и начала умолять отпустить ее. Психолог слушал, растерянно открыв рот. Да Ким и самой было непривычно слышать свой голос. Затем она увидела, как Карнби тяжело сел в свое кресло. У него шла носом кровь, но он не замечал этого.
– Не знал, что ты говоришь, – сказал он.
Ким пожала плечами, посмотрела на дверь.
– Могу я теперь идти?
– Конечно.
Наутро она узнала, что Карнби увезли в сумасшедший дом. Увезли так же, как до этого увезли ее родителей.
5
Первый мальчик, в которого влюбилась Ким, был сыном кухарки, и постоянно дразнил ее немой. Ким обижалась, терпела, прощала его, но затем не выдержала и сказала ему, чтобы он перестал, что ей обидно, и что если он не замолчит, то она… Закончить она не успела. У мальчика потекла из носа кровь, и Ким убежала, спряталась под одеяло и не вставала с кровати пару дней, притворяясь больной. На кухню она старалась не заходить еще около месяца, затем просто проходила мимо поваров, не поднимая глаз, но кухарки, в сына которой она была влюблена, уже не было. Она уволилась и уехала к своим родственникам в другой город. О ее сыне Ким ничего не слышала.
6
В восемнадцать лет, покинув интернат, она устроилась на работу в ресторан Пеликан помощником главного повара. Глухой итальянец долго злился на нее, считая обузой, затем начал доверять. Ему было сорок лет, и Ким нравился его акцент. Несколько раз он даже ненавязчиво приглашал ее на свидание, но она отказывала. Отказывала до тех пор, пока не стала встречаться с одним из временных рабочих. Его звали Род, и он был одного с ней года. Ким нравилась его улыбка и нравились светлые волосы. Иногда, когда они оставались у него в квартире, он будил ее завтраком в постель. Будил до тех пор, пока Ким однажды не заговорила во сне. Она не помнила, что ей снилось, но утром, когда открыла глаза, увидела своего парня, отгонявшего от нее несуществующих мух. Кровь, которая текла у него из носа и ушей уже успела засохнуть. Ким вызывала неотложку, его отвезли в больницу. Она осталась одна. Одна в его квартире. В чужой квартире.
– Все еще хотите пригласить меня на свидание? – спросила она, спустя месяц глухого повара итальянца.
Он нахмурился, решив, что она что-то напутала с жестами, затем расплылся в широкой улыбке и энергично закивал головой.
7
Повара звали Матео Чезаре. Ради Ким он сбрил усы и бороду, от которых у нее на лице была аллергия, снял дом на окраине города и даже сделал предложение выйти за него, не требуя отвечать в ближайшие месяцы. Вместе с ним Ким прожила три года и сделала от него два аборта. В первый раз она просто испугалась, что не сможет молчать во время родов и убьет своим голосом не только своего ребенка, но и весь медперсонал, во второй раз ей стало страшно, что ребенок родится такой же, как и она.
8
Клив Роузвел. Он не был красавцем, как Род, не был заботливым и нежным, как Матео. Но… Но он был таким же, как Ким. Он встретил ее в людном месте, долго смотрел в глаза, затем протянул записку, жестами попросил прочитать после. Когда Ким осталась одна и пробежала глазами по первым строчкам, то решила, что доктор Берг или военные снова нашли ее, но затем… Затем мир распустился, расцвел, словно прежде она всегда брела в этой пустыне одна, а теперь вдруг впереди показался оазис и много знакомых людей. Людей, которые говорят с ней на одном языке, испытывают схожие чувства.
9
Они встретились в дешевом отеле, вечером. Номер был снят на сутки, хотя большинство посетителей снимали здесь номера на час.
Ким приехала на такси, расплатилась, долго стояла, вглядываясь в загородный отель и номер с цифрой 17.
– Клив Роузвел, – тихо шептала она снова и снова.
В какой-то момент в груди поселился страх – таким сильным было ее счастье.
"А вдруг это ловушка, обман, розыгрыш?"
Но затем сомнения ушли, лишь руки крепче сжали записку. Ким сделала шаг вперед. Каблуки утонули в насыпной гравийной дороге, ведущей к отелю. Нога подвернулась, но Ким даже не заметила этого, поднялась на крыльцо, постучала в дверь. Сердце билось в груди, словно дикая птица в клетке.
– Клив Роузвел, – она попыталась вспомнить его лицо, но не смогла, – Клив Роузвел.
Дверь открылась.
– Клив Роузвел, – сказала шепотом Ким, вглядываясь в незнакомые серо-голубые глаза.
– Кимберли Престон, – так же шепотом сказал Клив.
Они оглянулись по сторонам, снова встретились взглядом, выждали пару секунд и осторожно улыбнулись.
– И никто не сходит с ума, – тихо сказала Ким и почему-то заплакала.
10
Время перевалило за полночь. Было слышно, как за тонкими стенами сменяются постояльцы, хлопают двери, скрипят кровати. Ночь заметала в окно сухой ветер, запах цветов, выхлоп автомобилей, далекие звуки города.
– Так значит, твой отец был таким же, как ты? – шепотом спросила Кимберли, когда Клив закончил историю своего детства. Он кивнул. Сердце екнуло. – А мать? – Ким поджала губы, увидев, как сдвинулись к переносице его брови.
– Мать была обыкновенной, – тихо сказал он.
– Значит… – Ким замолчала, не в силах сказать очевидное.
– Отец научил меня всему, что я знаю, – поспешил сменить тему разговора Клив. – Научил избегать случайностей, опасаться долгих знакомств.
– Тебе повезло, – Ким помрачнела, вспоминая своего первого парня.
Ее история была долгой и закончилась лишь к утру.
– Пойду, умоюсь, – сказала она, вытирая заплаканные щеки.
Трубы долго стучали, затем разродились ржавой водой. Ким выждала около минуты. Вода стала светлее, чище. Дверь в комнату была открыта, и она видела, как Клив курит, стоя у окна.
– И что теперь? – спросила его Ким. – Будешь искать других, похожих на нас.
Он обернулся, пожал плечами. Ким улыбнулась. Мир за окном просыпался, но все это было где-то далеко, не здесь.
– Я никогда еще не была так счастлива, – призналась Ким.
Клив улыбнулся. Повисла неловкая пауза.
– Столько лет тишины, а теперь, когда можно говорить, у нас нет слов. Забавно, правда? – натянуто рассмеялась Ким.
– Я просто боюсь, что сейчас ты уйдешь, – признался Клив.
– Или ты, – Ким выглянула за окно.
Снова повисла неловкая пауза.
– Все так странно, – сказала Ким. – Словно прежней жизни и не было вовсе.
– Но она была.
– Да.
Они вздрогнули, услышав голоса на улице, обернулись, спешно закрыли окно, мешаясь друг другу, замерли, несколько раз безуспешно попытались что-то сказать, рассмеялись, замолчали, снова рассмеялись и снова замолчали…
А где-то далеко продолжал просыпаться город. Чужой город…
Часть третья
История семьдесят третья (Нано-бум)
1
Послания. Послания в чужом мире. Враждебном мире. Письма. Звонки. Слова, что не один. Что есть кто-то, как ты – чужак, история, пережиток прошлого в мире будущего… Джонатан Вудворт услышал этот глас, когда ему было 35. Даже не глас – крик. Крик о помощи. В телефонных звонках, письмах, снах… Особенно во снах, потому что в последние годы Вудворт не видел снов. Таблетки, которые ему давали, обещали полное исцеление, обещали, что он станет частью общества, системы, но… но таблетки не помогли…
2
Вудворт вздрогнул, услышав звон старого телефона. Определитель номера показал незнакомый набор цифр – не мать и не Джейн, значит…
– Что, черт возьми, это значит?! – проворчал Вудворт.
За окном медленно плыл рекламный блок, посылая сигналы в заполненные нано технологиями сознания. Несколько раз Джейн пыталась объяснить Вудворту, как это происходит, и теперь, наблюдая за парящим в воздухе рекламным блоком, он пытался представить, что сейчас происходило у него в голове, если бы он был таким же, как и все. Связь, телевидение, литература, искусство, обучение – все в голове, все в твоем теле. Нано инъекции заполняют кровь микро-механизмами, которые тесно взаимодействуют с нервной системой. Информация передается в мозг, минуя органы чувств – слепцы становятся зрячими, глухие могут слышать, общаться, языковые барьеры стерты, потому что переводчики имплантированы прямо в мозг.
3
Телефон снова зазвонил. Телефон, которого скоро не станет. Связь, которой не станет. Так сказала Джейн, обещая писать в этом случае письма. Родители тоже обещали. "Пройдет еще пара столетий и люди не только откажутся от писем, но и писать разучатся", – подумал Вудворт, снял трубку, прижал к уху, прислушался к треску. "Может быть, это какой-то сбой на станции?" – подумал он, но трубку повесить так и не смог. Сердце вздрагивало, билось сильнее.
Ни работы, ни семьи, ни отношений. Несколько раз, бродя по неприветливым, заполненным нано технологиями улицам, Вудворт видел, как отправляют в утиль роботов слуг, которым невозможно было установить дополнительный нано-блок. "Может быть, меня тоже когда-нибудь так утилизируют?" – думал он, спешно уходя прочь. Перед глазами мелькали лица родителей. Конечно, они жалели его, конечно, переживали, но… но, если бы у них был хоть один шанс получить нормального ребенка, то они, несомненно, воспользовались бы этим – завели ребенка, которого можно отправить в нормальную школу, выучить его, видеть, как у него рождаются дети, а так…
Вудворт выругался, пытаясь прогнать назойливые мысли о самоубийстве.
– Да я и так уже мертв! Мертв с самого рождения. Мертв для этого мира.
4
– Ало? – тихо спросил Вудворт, услышал щелчок, гудки, выругался, бросил трубку, вернулся к окну, за которым появился новый рекламный блок, который он не мог понять, впрочем, как и все остальное в этом мире. Вудворт резко обернулся, словно услышал новый звонок, снова тихо выругался, начал одеваться, сам не особенно понимая, куда идет, спустился по лестнице, вышел на улицу, убеждая себя, что собирается просто отправить пару писем – одно родителям, другое Джейн.
"Какого черта, она продолжает общаться со мной?!" – появилась в голове новая мысль. Конечно, они знали друг друга с детства, но… но Джейн ведь была нормальной! Вудворт даже всплеснул руками, не в силах найти ответ на этот вопрос. У Джейн была работа, отношения. Когда-нибудь, несомненно, у нее появятся дети.
– Надеюсь, нормальные. Не такие, как я.
Вудворт открыл почтовый ящик, достал три письма – запоздалые ответы. Одно от родителей. Одно от Джейн. Одно от…
– Что это, черт возьми? – проворчал Вудворт, убирая письма от знакомых в карман. – Еще одна ошибка, как и телефонный звонок?
5
Он не знал, почему пришел в парк, чтобы прочитать письмо. Прохожих почти не было, лишь на соседней скамейке сидела парочка подростков, да где-то далеко старик. Вудворт слышал его голос – старик говорил не то с дочерью, не то с внучкой. Говорил по нано связи. Парочка рядом молчала, не двигалась, даже не смотрела друг на друга, лишь изредка вздрагивали их губы. Вудворт невольно попытался представить, где сейчас они – в какой реальности этого странного мира? И этот поцелуй… о том, что это поцелуй, ему тоже объяснила Джейн… этот поцелуй, какой он? А чувства? Две инъекции за 12 условных единиц и ты уже там, где ты хочешь быть, с тем, с кем ты хочешь быть.
"Конечно, мир стал чище, безопаснее, но…" – Вудворт снова покосился на влюбленную пару, вспомнил о письме, открыл конверт, убеждая себя, что это просто очередная ошибка и не стоит даже надеяться…
Конверт был пуст.
– Значит, ошибка…