-- Из тех, кто стоит, и тех, кто сидит,
-- Из тех, кто взращён с сынами владык,
-- Из тех, кому сердце молчать не велит,
-- Из тех, кто упорен и духом велик!
-- Поднимемся дружно, сметём всех врагов,
-- За родину каждый погибнуть готов.
-- Урук, сотворённый руками богов,
-- Скребут его стены края облаков.
-- Эанна - священный чертог мирозданья,
-- Там боги пируют, даруют нам знанья,
-- Сам Ан приготовил покои Эанны,
-- И ты, Гильгамеш, там всегда - гость желанный.
-- Веди же нас в бой, не уступим насилью,
-- Не будем терпеть мы Киша засилье.
-- Мы - воины храбрые, в схватке не слабы,
-- А Киша отродье - сплошь трусы и бабы.
-- Отложим орудья труда ради битв,
-- Пришёл час расплаты, суда и молитв,
-- Пускай только Акка к Уруку придёт,
-- Достойный приём его армию ждёт.
-- Сожмём же все крепко щиты и ножи,
-- Мы - воины бога. Ты ж, Акка, дрожи!
Глава третья. Гильгамеш в осаде
-- Раб, соглашайся со мной!
-- Да, господин мой, да!
-- Я хочу покориться врагу, я противнику сдаться хочу!
-- Покорись, господин мой, покорись! Сдайся, господин мой, сдайся!
-- Нет, раб, не желаю я покоряться, не хочу я сдаваться!
-- Не сдавайся, господин мой, не сдавайся! Если отдашь ты противнику часть, вскоре он заберёт у тебя целое. Не найдёшь ты у врагов пощады!
Диалог о благе.
Дворец был погружён в молчание. Не слышно было окриков надсмотрщиков, не раздавалась весёлая перекличка стряпчих, не звучал заливистый смех наложниц, даже шелест невольничьих шагов стал как будто тише, превратившись в почти неосязаемое шуршание. Дворец замер. Все ходили на цыпочках, разговаривали шёпотом, боясь потревожить повелителя, который был не в духе. Гильгамеш сидел в комнате для приёмов, безучастно глядел перед собой и медленно цедил сикеру. Какие-то невесёлые думы одолевали его, заставляя отрешённо покусывать рыбу и подолгу держать кубок у рта, не притрагиваясь к нему. Угрюмость не сходила с его лица. Стоявший за спиною раб, весь побледнев от страха, выпученными от усердия глазами неотрывно следил за каждым движением господина. Иногда вождь ставил кубок на стол, и тогда раб вытягивал шею, пытаясь угадать, стоит ли наливать сикеру или надо подождать. Пальцы его при этом нервно подрагивали, зубы судорожно стучали.
В коридоре раздался какой-то шум. Вождь оживился и опустил левую руку на ножны.
-- Пришли начальники отрядов, повелитель, - доложил вошедший воин.
-- Пусть войдут.
Первым в комнату вступил Забарадибунугга, приземистый и неулыбчивый командир храмовых воинов. Скрестив руки на груди, он сделал глубокий поклон, пробормотал неуклюжее приветствие и отступил в сторону, пропуская следующего. За ним вошёл Бирхутурре, начальник портовых стражников. На мгновение ослеплённый солнцем, он прищурился и непроизвольно поднял ладонь к лицу. Встретившись взглядом с вождём, почтительно поклонился. Вслед за ним по одному вошли командующие отрядами Больших домов. Кланяясь Гильгамешу, они рассаживались на стульях, деловито озирались. Многие из них попали сюда впервые. Обиталище внука Солнца вызвало у них робость, которую они скрывали под маской напускной невозмутимости. Неловко постукивая ножнами о стулья, они поправляли перевязи, смущённо сопели. Последним вошёл Курлиль, сопровождаемый двумя воинами. Он подобострастно сложил ручки и пожелал вождю долгой жизни. Гильгамеш небрежно кивнул в ответ. Курлиль просеменил вперёд и уселся в теньке, подальше от обжигающих лучей солнца. Воины встали по сторонам дверей. Недвижимые как статуи, они вытянулись возле стен, бессмысленными взглядами уставились в пространство.
Вбежавшие рабы поставили перед каждым угощение и кувшины с сикерой. Лица вошедших смягчились, напряжение отступило, руки потянулись к кубкам. Гильгамеш поднял тост за торжество Инанны и поражение Акки. Военачальники одобрительно загудели, задвигались, пили гулкими глотками, запрокинув головы, потом долго вытирали пальцами бороды и губы.
-- Сила наша в духе, - наставительно произнёс вождь. - Если вера пребудет в нас, боги пошлют нам победу. Если же утеряем мы веру, участь наша будет печальна. Не воины решают исход борьбы, но бессмертные властители мира. В их воле наделить могуществом одних и обратить в прах других. Помните об этом.
Военачальники закивали, соглашаясь с Гильгамешем.
-- Пусть ваши души будут всегда полны ненависти к врагу, а мышцы тверды как камень, - добавил Гильгамеш.
-- Мы готовы хоть сейчас выйти на бой с Аккой, господин, - преданно взвизгнул Курлиль, сжав кулаки.
Гильгамеш важно кивнул.
-- Готовы ли ваши бойцы отбивать натиск Киша с прежним рвением? - спросил он, обводя взглядом напряжённые лица военачальников. - Не подточила ли осада их упорство?
-- Они преисполнены решимости и отваги, - ответил за всех Забарадибунугга. - Умирая, они со спокойным сердцем отправляются во владения Эрешкигаль, ибо знают, что погибли не зря.
-- А что поделывает враг? - спросил Гильгамеш. - Не готовит ли он штурма?
-- Если кишцы пойдут на штурм, то все как один лягут у наших стен. Войско Акки слишком слабо для взятия Урука. Не в силах одолеть нашей твердыни, оно будет брать нас измором. Уже сейчас воины Киша грабят наши сады и выгоняют из домов земледельцев.
-- Хм, - недовольно пробурчал Гильгамеш. - И как долго мы можем продержаться?
-- Мне неизвестно, каковы наши запасы, повелитель. Об этом следует спросить у санги. Я отвечаю лишь за воинов. - Забарадибунугга независимо скрестил руки на груди.
Гильгамеш помолчал, постукивая длинными ногтями по кубку. Потом спросил:
-- А что сброд? Ропщет?
-- Ропщет, господин, - сказал начальник храмового отряда. - Мужичьё твердит, что урожай загублен, зерна из священных закромов не хватит на новый посев, и будет голод.
-- Поменьше слушай болтовню всяких торговок, - зло промолвил Гильгамеш.
-- Торговки крутятся рядом с воинами, господин, - пожал плечами военачальник. - А от мужичья проходу нет. Стеклись сюда со всех окрестных сёл.
-- Они - наши люди. Мы не можем отдать их на милость Акки.
-- Толку от них никакого, - проворчал Забарадибунугга. - Только ячмень жрут. Если уж прибежали, пускай что-нибудь делают. Я давно предлагал раздать черни оружие. Помощь, может, не ахти какая, зато руки заняты. К тому же, защищают свои поля. Это придаст им мужества...
-- Твоя забота - воины, Забарадибунугга, - оборвал его Гильгамеш. - Не забывай об этом. - Он зыркнул из-под насупленных бровей на зарвавшегося военачальника, помолчал, сверля его взглядом, потом спросил. - Что произошло у ворот Дома неба?
-- Господин, - торопливо встрял Бирхутурре, облизывая губы, - мои воины направлялись в храм Нинурты, но люди санги не пропустили их.
-- Они не знали тайного слова! - выкрикнул Курлиль.
-- Откуда им было знать, когда ты не сказал его.
-- Повелитель, - простонал санга, молитвенно сложив ладони. - Я лишь выполняю твой приказ. Если весь город будет знать тайное слово, к чему тогда охрана? Злоумышленники и так проникнут во дворец.
-- Командирам оно должно быть известно, - настаивал Бирхутурре. - Иначе как нам предупредить господина, если что-то случится?
-- У меня есть верные люди, которые зорко следят за всем, что творится вокруг, - сказал Курлиль.
-- Кажется, один из них приставал сегодня к служительнице Нанше, - неприязненно произнёс начальник стражников. - А другого я видел вдрызг пьяного у южных ворот.
-- Клевета! - возопил санга. - Этого не может быть. Я лично проверяю все посты. Кто они? Назови мне их имена.
-- Сам разбирайся со своими людьми, - огрызнулся Бирхутурре.
Гильгамеш зарычал, хлопнул кулаком по полу.
-- Тихо! Что за базар! Раскудахтались как куры. - Он отхлебнул из кубка и помолчал, успокаиваясь. - Вы - храбрые воины, но вы ничего не смыслите в хитрости. Город кишмя кишит лазутчиками. Каждое мгновение нас подстерегает отравленная стрела или удар дубинки. Гибель любого из вас вызовет замешательство в войске. Акка немедленно воспользуется этим. Если кишцы проникнут в город, то мы укроемся в Доме неба и оттуда будем руководить действиями наших отрядов. Тайное слово - это не знак недоверия к вам, но предосторожность, необходимая для защиты Урука. Достаточно того, что его знаю я, знает санга и знает дежурная смена. Остальным его знать ни к чему.
Он снова обвёл взглядом военачальников. Те были невозмутимы. Но Гильгамеш понимал, что они недовольны возвышением санги. Получив постоянное место в военном совете, Курлиль лишил командиров ряда привилегий, в частности, свободного доступа в Дом неба. Такое неуважение было оскорбительно. Вождя, впрочем, не очень заботили их обиды. Он знал, что ни Забарадибунугга, ни Бирхутурре никогда не предадут его. Куда больше беспокоили его начальники отрядов Больших домов, которые почти все имели зуб на Гильгамеша из-за своих старейшин. Собственно, именно опасение бунта и подтолкнуло его придумать всю эту мороку с тайным словом. Но если бы он сказал об этом храмовым военачальникам, командиры отрядов Больших домов мигом бы смекнули, что дело нечисто. Приходилось держаться особняком ото всех, кроме санги. По правде говоря, ему он доверял меньше всего. Гильгамеш нисколько не сомневался, что этот презренный мелкий червяк, которого он возвеличил и облёк невиданной властью, переметнётся на сторону врага сразу, как только почует слабину. Поэтому вождь старался быть очень осторожным. Исподволь он давал понять Курлилю, что держит его на особом счету, и в то же время не упускал случая напомнить санге о незавидной судьбе его предшественника. Кроме того, Гильгамеш поручил служанкам из окружения своей матери присматривать за Курлилем и сообщать ему обо всех людях, с которыми встречается санга. Сделать это было тем легче, что дворец и храм пронизывались большим количеством отдушин, через которые легко можно было прослушивать каждое слово. Очевидно, санга догадывался о чём-то подобном, потому что Гильгамеш не раз уже замечал на его лице какой-то странный рассеянный взгляд, которым служитель как бы невзначай скользил по стенам. Видно, он тоже страшился отравленной стрелы, но не от соглядатаев Акки, а от верных слуг вождя.
-- Что с пищей? - спросил Гильгамеш.
-- Пищи хватит на сто лет осады, повелитель, - бодро доложил Курлиль. - Воды у нас вдоволь, рыбы - тоже. Люди Акки, плавая на кораблях, пытались отогнать наших рыбаков от реки, но когда на пристань явились лучники, они убрались восвояси. Ячменя, фиников и сикеры у нас запасено на месяц, лука и чеснока - на два. С мясом хуже. Люди Акки захватили много скота, мы успели спасти всего двести коров, около пятисот баранов, столько же коз и овец. Зато есть немного вина. И ездовые ослы. В случае чего их тоже можно... - Курлиль робко посмотрел на Гильгамеша.
-- Это всё? - сухо осведомился вождь.
-- Ещё есть сушёная рыба. И соль.
-- Всё? - повторил Гильгамеш.
-- Всё. - Санга испуганно заморгал.
Повисло молчание. Вождь мрачно размышлял над докладом Курлиля, остальные ждали.
-- Зачем я назначил тебя сангой, Курлиль? - проговорил наконец Гильгамеш. - Следовало отправить тебя чистить стойла. Пользы было бы больше.
Санга побледнел.
-- Одни неприятности от тебя, - продолжал вождь. - Препираешься с моими воинами, упустил скот...
-- Господин, войско Акки нахлынуло как разлив Евфрата. Земледельцы бежали в город, мои люди с большим трудом навели порядок. Если бы нам помогали воины Больших домов и святилища Инанны...
-- Пока ты воевал с простолюдинами, мы бились на пристани! - воскликнул Уршуанна, начальник отряда Дома Орла. - Мы проливали свою кровь, отражая натиск Киша. А ты в это время колотил палками безоружный сброд.
-- Этот безоружный сброд едва не снёс ворота в Дом неба!
-- Жаль, что не снёс, - буркнул Бирхутурре. - Тогда твои люди сражались бы вместе с нами на стенах, а не маялись от безделья, пререкаясь с моими воинами.
Гильгамеш яростно хлопнул в ладоши.
-- Что за галдёж?
Спорщики замолкли. Явившийся на хлопок раб растерянно остановился, ожидая приказания. Стражники шустро выпихнули его обратно. Гильгамеш обвёл всех тяжёлым взглядом и вздохнул:
-- Базар...
-- Господин, - обратился к нему Бирхутурре. - Позволь мне сказать слово.
-- Говори.
-- Санга хочет уверить тебя, что всё идёт хорошо. Но он заблуждается. На самом деле всё идёт очень плохо. Мои воины недовольны, что в Эанне заправляют какие-то непонятные люди, набранные Курлилем. Им нельзя доверять, господин. Они служат за паёк и уйдут к тому, кто предложит больше...
-- Это служители Инанны! - возмутился санга. - Они преданы своей владычице, и твои слова, доблестный Бирхутурре, обидны для них.
-- Кроме того, - невозмутимо продолжал военачальник, - мне не верится, что запасов пищи, которые сделал санга, хватит на целый месяц или даже больше. Воины пока получают обычную долю, но вот селяне, как я слышал, уже переведены на половинную.
-- Как? - удивился Гильгамеш. - Почему ты не сказал мне об этом, Курлиль?
-- Повелитель, я посчитал излишним беспокоить тебя столь мелкими заботами. Деревенщина всё равно ничего не делает, хватит с неё и половины доли.
-- И тем не менее ты сообщай мне о таких вещах.
-- Слушаюсь, господин.
-- Говори дальше, Бирхутурре.
-- Кроме того, даже этой обычной доли, которую сейчас получают воины, им не хватает для поддержания сил. Финики, сикера и ячменный чурек - очень скудный паёк для людей, что проливают свою кровь. Скоро они начнут падать от усталости. Раньше мы доставали еду на рынке. Но теперь цены взлетели, и пища стала нам недоступна. Поэтому я предлагаю выгнать всех селян из города и отдать их долю бойцам. Или же дать решительный бой Акке. Это всё, что я хотел сказать, господин.
Повисло тягостное молчание.
-- Кто ещё хочет сказать? - угрюмо спросил Гильгамеш.
-- Господин, - осторожно подал голос Уршуанна. - Наши бойцы начинают негодовать, что старейшины по-прежнему сидят взаперти. Они хотят, чтобы ты выпустил их.
Гильгамеш бросил на него мимолётный взгляд.
-- Кто ещё? - спросил он, опустив голову и закусив губу.
-- В моём отряде много недовольных, господин, - нерешительно пробурчал предводитель отряда Дома Пантеры. - Они не верят, что Гирбубу передался Забабе. Говорят, что демоны затуманили твой разум, заставив облыжно обвинить старейшину.
-- У меня тоже так говорят, - хмуро бросил его сосед, возглавлявший воинов Дома Буйвола.
-- Кто ещё? - повторил Гильгамеш, неотрывно глядя в пол.
Но никто не произнёс не звука. Военачальники смотрели на вождя и напряжённо ждали ответа.
-- Итак, вы хотите дать свободу старейшинам и сразиться с Аккой в открытом поле, - процедил Гильгамеш. Он поднял глаза и вдруг заорал. - Вы все - сборище лентяев и глупцов. Вам нужно пасти овец, а не распоряжаться воинами. Чем я прогневил богов, что они дали мне таких помощников? Убирайтесь прочь с глаз моих. Вон! Вон! И ты, Курлиль, тоже проваливай. Я сердит на тебя сегодня.
Командиры поспешно потянулись к выходу.
-- Все, все! - кричал вождь, бешено выкатив глаза. - Чтоб ноги вашей здесь не было. Дом неба отныне закрыт для вас. Любого, кто ослушается, я лично отправлю на свидание с Эрешкигаль. На стены, махать топорами! Только на это вы и годны. Скорпионы! Ослы!..
Пинками выпроводив стражников, он швырнул им вслед пустой кувшин, в ярости забегал по комнате, с силой поддевая всё, что попадалось под ноги. Затем схватил стоявший в углу жбан с сикерой, наполовину опорожнил его и прорычал, локтем вытирая рот:
-- Двух человек в комнату для наслаждений.
Послышался лёгкий вздох, какие-то приглушённые голоса, потом на пороге появилось распростёртое тело раба.
-- Господин желает рабынь или рабов?
-- И тех, и других.
Тело испарилось. Гильгамеш вышел из комнаты, поднялся по лестнице на крышу, обозрел окрестности. С запада, севера и юга город окружали изломанные вереницы грязных серых палаток, между которыми в тучах пыли бродили воины. Горели костры, слышалась кишская речь и песни. Громадные стада ослов паслись на полях урукских земледельцев, вытаптывая урожай. Возле берега покачивался длинный ряд больших грузовых кораблей с высокими бортами.
-- Я доберусь до тебя, Акка! - неистово проорал вождь, потрясая кулаком. - Ты будешь хлебать помои и спать в хлеву.
Несколько врагов, услышав его проклятья, принялись издевательски кривляться и светить голыми задницами. Урукцы выпустили по ним несколько стрел, что-то закричали в ответ, но люди Акки, отбежав подальше, продолжали смеяться и показывать непристойные жесты.
Бледный от гнева, вождь спустился вниз. Зайдя в гостиную, он ещё раз хлебнул сикеры, прочистил горло, смачно сплюнул на пол и направился в комнату для наслаждений.
Охотник присел на корточки и внимательно осмотрел след. Кабан прошёл здесь совсем недавно, всего полчаса назад. Солнце с тех пор не успело сделать и одного шага. Должно быть, зверь возвращался с водопоя. Охотник поудобнее перехватил копьё и осторожно пошёл по следу. Листья финиковых пальм, оцепенев от зноя, плотной завесой стояли над головой. В багровых зарослях тамариска сухим шорохом трещали кузнечики, неумолчным звоном висел над запревшей землёй вездесущий гнус, жаркими испарениями дышали тихие болотца со склонившимися над ними ветками ив. В камышах шелестели мыши, изредка поквакивали лягушки. Вспугнутый человеком хохлатый ткачик выпорхнул из-под ног, пробуравил крыльями загустевший воздух, скрылся в чаще. Охотник вытер пот со лба. Он старался дышать как можно тише, чтобы не выдать себя, но невыносимое пекло заставляло широко открывать рот, распирая грудь жаром. Ладони были влажными, копьё скользило в них.