МИРЫ ПОЛА АНДЕРСОНА Том девятнадцатый - Пол Андерсон 32 стр.

Ослабевшая левая рука наткнулась на что-то твердое. Пальцы вцепились в рукоятку с насечкой. Сам того не осознавая, Коффин вытащил из кобуры пистолет Свободы и стукнул Яна стволом в висок. Выругавшись, Ян отпустил его правую руку и потянулся за своим оружием. Освободившейся рукой с пистолетом Коффин на­нес противнику сокрушительный удар за ухом.

Свобода обмяк. Коффин, извиваясь всем телом, выполз из-под него. Они лежали рядом друг с другом, уткнувшись лицами в траву. Какая-то зверюга с кожистыми крыльями пролетела совсем низко, приглядываясь.

Пистолеты в обеих руках заставили Коффина очнуться первым. Он отполз в сторону, чтобы не подвергнуться внезапной атаке. Через несколько минут он сумел подняться. Свобода тем временем уже сел. Лицо у шахтера было белым, кровь склеила пряди волос и стекала вниз, на шею. Он рассматривал Коффина, не говоря ни слова, так долго, что тот забеспокоился, не поранил ли спутника всерьез.

- С вами все в порядке? - прошептал Коффин. Шепот не в состоянии был пробиться сквозь ветер, но Свобода, похоже, понял.

- Да. Думаю, да. Если не считать вас.

- Я не ранен. Ничего серьезного.

Стволы пистолетов опустились. Свобода начал подниматься на ноги. Коффин рывком нацелил на него оба ствола.

- Не двигайтесь!

- Вы что, совсем ополоумели?! - рявкнул Свобода.

- Нет. У меня не было другого выхода. Я даже не надеюсь, что вы когда-нибудь меня простите. Подавайте в суд, когда вернемся домой. Я заплачу любую компенсацию, какую смогу. Неужели вы не понимаете? Мы должны найти Дэнни! А вы собирались прекра­тить поиск. - Коффин, выдохнувшись, умолк.

- Мы никогда не вернемся домой, - сказал Свобода. - Вы сошли с ума. Признайте это и отдайте мне оружие.

- Нет. - Коффин не мог оторвать взгляда от кровавых потеков на голове Свободы. И от седых прядей. Мы с тобой одной крови, ты и я, хотелось сказать Коффину. Мне ведом твой страх, и одиночест­во, и усталость, твои воспоминания о молодости и удивление от того, что молодость стала воспоминанием, твоя тускнеющая надежда на еще одну надежду перед неизбежным концом. Все это мне знакомо. Зачем нам ненавидеть друг друга? Но вслух он не смог произнести ни слова.

- Чего вы хотите? - спросил Свобода. - Долго мы будем здесь шататься, прежде чем вы признаете, что мальчик умер?

- Всего несколько дней! - взмолился Коффин. Ему хотелось зарыдать, слезы жгли ему глаза, но он забыл, как это делается. - Я не могу сказать вам точно. Мы решим потом, позже.

Свобода не шевелясь глядел на него. Тварь с крыльями птеро­дактиля издала истошный вопль: дескать, подыхайте скорее, чего медлите! В конце концов Свобода открутил пробку с фляжки, опо­лоснул лицо и напился.

- Могу признаться, в свою очередь, что я собирался отобрать у вас оружие завтра, - сказал он. Кривая улыбка приподняла краеш­ки губ.

- Мне связать вас перед сном? - простонал Коффин.

- А справитесь? Я сильнее вас. Положите-ка пистолеты, чтобы связать меня, и посмотрим, что будет.

Коффин помрачнел.

- Ничего, что-нибудь придумаем, - сказал он. - Вы под моим руководством завяжете скользящие узлы и сами замотаетесь в ве­ревку. А теперь марш вперед!

Свобода пошел к югу. Коффин следовал за ним на безопасной дистанции. Южное направление имело одно, пусть даже эфемер­ное, преимущество перед северным. Дэнни, дойдя до каньона, предпочел бы, чтобы ветер дул ему в спину. Если только это кры­латое чудовище не прилетело сюда с кровавой трапезы. Нет! Он не имеет права так думать!

Идти вдоль края каньона, постепенно спускаясь вниз, оказа­лось легче, чем по лесу. Коффин скоро попал в ритм. Сознание его абстрагировалось от боли, жажды, голода и издевательских пинков ветра. Сейчас ему нужны только ноги, пистолеты, один глаз для наблюдения за кромкой каньона и другой - за Свобо­дой. Коффин смутно ощущал, что спотыкается чуть ли не на каждом шагу, видел, как сгущаются ползущие по небу сумерки, но все это не было реальным. Он и сам не был реальным, он не существовал ни теперь, ни прежде, - ничего не существовало, кроме поиска.

Пока радиолокаторная антенна не повернулась и не застыла в одном направлении.

Глава 8

Прошагав километров десять вдоль края каньона, они спусти­лись больше чем на километр и оказались немногим выше уровня моря. Физическая боль почти не воспринималась меркнущим со­знанием. Они спотыкались, оскальзывались, падали, катились, подымались на ноги и тупо разглядывали кровь, выступавшую на теле от порезов острыми камнями. Как-то Коффин спросил:

- Это похоже на опьянение?

- Есть немного, - ответил Свобода, силясь поставить гори­зонт на место. Но тот навис над головой, сияющий в центре и потемневший на флангах от приближения ночи. Идиотство какое- то - разве можно идти под горизонтом?

- Зачем люди напиваются? - Коффин обхватил голову рука­ми, чтобы не дать ей улететь.

- Я не напиваюсь. - Свобода услышал, как его голос коло­кольным звоном бьется о стенки исполинского каньона. - Не часто... только для веселья...

Его скрутила тошнота. Он упал на колени. Коффин поддержи­вал его, пока его рвало.

Они опять пошли вперед и шли до тех пор, пока не набрели на скалу. Она торчала прямо из травы, открытая всем ветрам, похожая на тридцатиметровый языческий идол из серого камня. Высоко над ней, сверкая крыльями в закатном свете солнца, парила меч-птица. Когда они прошагали мимо скалы, локаторная антенна поверну­лась назад.

Коффин остановился.

- Вы можете... посмотреть... циферблат? - спросил он. - У меня в глазах... плывет.

Свобода сощурился. У него было такое впечатление, будто он смотрит на шкалу сквозь струю бегущей воды. Всякий раз как только он пытался определить, где находится стрелка, ее подерги­вало рябью. Циферблат то приближался до невозможности - белая планета с таинственными знаками на челе, - то уходил в бесконеч­ную даль. Лихорадочное жужжание исходило от него, наполняя вселенную, и стены вселенной рушились, и галактики разбегались в пустоту.

Свобода не сдавался. Он затаился, подобно коту, подстерега­ющему мышь. Наконец, как он и надеялся, рябь на секунду прекра­тилась. Ян впился глазами в шкалу. Стрелка стояла на максимуме. Дэнни здесь!

Свобода с криками обежал вокруг скалы. Ее основание, около семидесяти метров в окружности, было усыпано обломками обва­лившихся камней. Наткнувшись на Коффина, Свобода сел, тяжело дыша, и показал на вершину.

- Он там, наверху? - Коффин, как заведенный, повторял один и тот же вопрос. - Он там, наверху? Он там, наверху?

Свобода вытащил стимулирующие таблетки. Оба они уже так наглотались пилюль, что сердце колотилось, сотрясая ребра. До­полнительная доза чуть не взорвала их изнутри, но в голове немно­го просветлело. Язык перестал заплетаться, и они смогли погово­рить и даже немного подумать. Они кричали, стреляли в воздух. Никто не отвечал, кроме ветра. Меч-птица кружила в небесах.

Коффин уставился в бинокль. Через минуту молча протянул его Свободе и застонал, сгорбившись. В бинокле ночного виде­ния прекрасно просматривалась вершина скалы. Над ее краями беспорядочно торчали во все стороны ветки, пучки травы и засох­шие цветы.

- Гнездо, - сказал Свобода, объятый внезапным ужасом.

- Его хозяйка, наверное, та самая птица вверху, - отозвался Коффин безжизненным тоном. - Мы, похоже, спугнули ее.

- Значит... - начал Свобода и умолк. И с удивлением услышал, как Коффин продолжил его мысль:

- Значит, птица схватила Дэнни или нашла его тело где-то поблизости. Его кости там, в гнезде.

Лицо Коффина казалось Свободе смутным пятном во мгле, но он увидел, как космолетчик протягивает ему руку.

- Ян, - сказал Коффин, и голос его дрогнул. - Мне жаль, что я угрожал вам пистолетом. Простите меня за все.

- Все нормально. - Свобода сжал его руку и долго не от­пускал.

- Боюсь, - наконец проговорил Коффин, - больше мы ниче­го не можем сделать. Когда 0‘Малли вернется из Искандрии, я попрошу его слетать сюда на аэрокаре и поискать останки для похорон.

- Не думаю, что он найдет их, если здешние меч-птицы так же периодически чистят гнездо, как и их сородичи на плато.

- Вообще-то это неважно. Я хотел бы похоронить мальчика в основном ради Терезы. Но Господь все равно разбудит его в судный день. - Слова не приносили утешения. Коффин отвернулся. - Нужно подниматься к краю каньона, пока не стемнело. Мы не должны больше оставаться на этой глубине. Меня опять начинает тошнить.

Свобода посмотрел на его согбенную спину, и что-то - он так никогда и не понял что - вдруг заставило его сказать:

- Нет, погодите.

- Кхе? - прокряхтел Коффин, как древний старик.

- Раз уж мы добрались сюда, надо довести дело до конца. На эту скалу можно забраться.

Коффин покачал головой:

- Я не смогу. Нет сил. Я еле стою на ногах.

Свобода скинул на землю рюкзак и присел рядом с ним.

- Я пойду, - сказал он. - Я помоложе, у меня еще осталась капелька энергии. За полчаса я обернусь. И мы еще успеем подняться к краю каньона до темноты. Облака так сильно рассеивают свет, что сумерки здесь могут длиться часами.

- Нет, Ян, вы не должны. Джудит...

- Где эта проклятая веревка?

- Ян, подождите хотя бы до завтра. - Коффин схватил его за плечи. - Мы вернемся сюда поутру.

- Утром там, быть может, даже косточек не останется. И мы всю жизнь будем терзаться сомнениями. Пристегните-ка мне луч­ше к запястью фонарь. И давайте сюда шиповки.

Свобода вскарабкался уже на несколько метров и лишь тогда всерьез задумался: а зачем? Смысла-то нет никакого! В сгустив­шемся мраке он почти ничего не видел, кроме светлого пятнышка от фонаря. Спускаться, правда, будет легче: он вобьет в гору крюк со взрывчаткой, свесит веревку и соскользнет по ней. Он может даже попытаться спустить вниз то, что лежит в гнезде. Но подъем оказался опасным. С земли не было заметно, как сильно выщерб­лена скала. Неровная, она предлагала сколько угодно выступов для рук и ног, но камни постоянно крошились под пальцами. И все же эта сторона была единственной, пригодной для подъема. Со всех остальных сторон от скалы обвалились целые глыбы, оставив кучи острых обломков у подножия и такие скользкие стены, по которым даже муха не заберется. Если у него из-под ног, не выдержав тяже­сти, оборвется глыба весом в несколько тонн - конец Яну Сво­боде.

А ради чего? Чтобы найти несколько косточек? Он этим косточ­кам не нужен. Зато он нужен Джудит и детям. Своим собственным детям, а не чьему-то там приемышу.

Камень под рукой надломился. Свобода выпустил его и услы­шал, как тот со стуком падает вниз. Под ногами было черно. Пока он лез наверх, ночь поглотила подножие скалы, скрыв во тьме и Коффина, и травы, и валуны. Теперь она быстро подползала к Яну. А вершина - ее что, тоже накрыло мраком? Или это просто при­ступ головокружения? Ян посмотрел на камень в нескольких сан­тиметрах от носа. Камень колыхался мелкой рябью. В голове гуде­ло. Свобода потащился дальше, потому что это было легче, чем думать.

Он карабкался, пока его не остановил совсем свежий разлом. Ближайшие три метра скалы над головой выглядели светлее и были совершенно отвесными. До вершины оставалось всего ничего, но с таким же успехом она могла находиться на Ракше. У Свободы было всего два крюка. С ними разлом не преодолеешь.

Ян привалился всем телом к скале. Ветер шумел у него в ушах и бил в спину. Успокоив немного нервы, он открыл глаза. Я сделал все, что мог. Мысль принесла такое облегчение, что он вдруг понял, почему Коффин вел его под дулом пистолета и почему он сам, Ян Свобода, поступил бы точно так же, если бы потерялся его собст­венный сын. Но теперь все было кончено. Он вытащил из-за пояса крюк, тщательно выбрал место - чтобы не вызвать нового камне­пада - и нажал на кнопку.

В этом воздухе детонация от взрыва была громоподобной. Не будь на нем шиповок, Ян вряд ли удержался бы на ногах. Пре­одолевая слабость, он привязал конец веревки к железу. Сейчас он спустится на землю и чуток отдохнет, а потом - марш-бросок на­верх, где давление будет достаточно низким, чтобы можно было заснуть без опаски.

Ох и спать же он будет, Боже мой! Часов тридцать подряд, не меньше.

- Папа!..

Свобода вздрогнул. Нет, пробормотал он себе под нос. До та­кого я не мог еще дойти. Не должен был. Мне это не послышалось. Мне просто почудилось, будто мне послышалось.

- Папа! Папа!

Дэнни глядел на него, свесившись из гнезда.

На фоне фиолетового неба, где не было ничего живого, кроме хищной птицы, лицо его казалось поразительно белым. В свете фонарика Свобода разглядел, как оно осунулось, это лицо, какое оно грязное и исцарапанное. Один глаз заплыл черным синяком, под носом размазана кровь, от рубашки остались одни ошметья. Но Дэнни Коффин, живой, глядел сверху и звал своего папу.

Свобода крикнул в ответ.

Дэнни заплакал. Засуетился, попробовал сползти вниз. Свобода руганью загнал его обратно.

- Идиот, придурок чертов! Не видишь, что ли, какой тут раз­лом? Хочешь свалиться и свернуть свою глупую шею? Как ты туда забрался?

Рыдания продолжались недолго; у Дэнни уже не осталось слез. Когда он заговорил, прекратились даже всхлипы и придыхания. К концу его рассказа ломкий от жажды голосок звучал даже отчет­ливее, чем голос Свободы, а ответы были осмысленнее вопросов, которые ему задавали.

Он спустился в Расщелину, как и предполагали взрослые, с мыслью о бегстве. Мысль испарилась, пока он шел сквозь облака. Когда он добрался до водопада, холод, сырость, голод и приближе­ние ночи заставили его решить вернуться и принять заслуженное наказание. Но тут на него напали две меч-птицы. Он побежал вниз по уступу. Туман, ветер и быстро сгущавшаяся тьма удержали птиц от преследования добычи, увернувшейся от их первых неуклюжих атак. Но Дэнни не осмелился возвратиться. Они могли поджидать его у начала уступа - во всяком случае так он решил в приступе паники. Он продолжал спуск ползком, обдирая руки и колени, теряя сознание и вновь приходя в себя, пока не очутился в лесу. Утренняя заря застала его окончательно заблудившимся и голод­ным. Фрукты и ягоды, не похожие на плоды родного плато, при­влекли его внимание. Обнаружив, что они не ядовиты, он решил питаться исключительно ими, пока приемный отец не придет за ним. Но в поисках безвредных плодов ему приходилось все время передвигаться. Он спал на деревьях или в кустарниках, пил из ручьев.

Постоянные поиски воды привели его к каньону, к реке. Боль­шой зверь с бивнями заметил его и помчался вдогонку. Дэнни подбежал к скале и забрался на нее. Да, глыба обломилась у него из-под ног. Он успел вцепиться руками в трещину и спасся. Обвал спугнул зверя, но поймал Дэнни в ловушку. Измотанный, он за­снул. И проспал все крики и стрельбу у подножия. Его разбудил раздавшийся вблизи взрыв заряда крюка.

- Нет, мистер Свобода, голова у меня не болит, только глаз болит, там, где я ударился. Пить? Ужасно хочу пить, но я не болен, все нормально. Пожалуйста, помогите мне спуститься к папе!

Как сквозь сон, Свобода вспомнил, что кто-то когда-то при нем обмолвился о необычайной выносливости Дэнни к углекислому газу. Да, все правильно. Иначе и быть не может, иначе он не прожил бы целую земную неделю в таких условиях. Допустив вна­чале вполне естественную ошибку, парнишка вел себя в лесу разум­но, как взрослый. Разумнее, чем большинство взрослых. Гораздо разумнее, подумал Свобода сквозь наркотический дурман в мозгу. Голова у Дэнни осталась ясной.

Ну и везение сыграло свою роль, конечно. Меч-птицы не было здесь, когда мальчик забрался в гнездо и заснул. Она вернулась с охоты позже, чем подошли они с Коффином, и не решилась при­землиться, не обследовав этих странных невиданных животных. Если бы они ушли или она сочла их неопасными, птица спустилась бы в гнездо.

И убила бы мальчонку.

- Пожалуйста, мистер Свобода! Мой отец ждет, я знаю. Пожа­луйста, мне очень хочется пить, не могли бы вы помочь мне?

Свобода стоял на крошечном выступе, вцепившись в свою ве­ревку. Рука потянулась ко второму крюку. Если бы удалось забро­сить его наверх, чтобы он вместе с прицепленным канатом врезался в камень... Нет. Отсюда такой бросок исключается, здесь не размах­нешься как следует. Еще меньше шансов забросить крюк, или лассо, или что-нибудь еще с земли. Лук или рогатка? А из чего их сделать? И главное - когда? Упругие жилы не растут на деревьях в лесу.

Меч-птица кружила все ниже.

Горечь поражения подступила к горлу Свободы, как тошнота. Он снова и снова повторял про себя литанию в адрес злобного Бога, который устроил все именно так, а не иначе. Конечно, я могу затаиться и дождаться, пока птица не подлетит на расстояние выстрела. А дальше что ? До ребенка нам все равно не добраться. Даже если мы прямо сейчас отправимся домой, и прошагаем всю ночь без остановки (что физически невозможно), и прилетим сюда на аэрокаре, и ветры пощадят его и не разобьют о горы, - даже если все у нас получится, пройдет часов пятьдесят, не меньше. Организм мальчика уже обезвожен. Чего стоит один этот голосок, точно у мумии!

Что лучше - позволить меч-птице заклевать его или оставить парнишку умирать от жажды ?

- Пожалуйста, ну пожалуйста! Я раскаиваюсь, что убежал. Я больше так не буду. Где мой папа? - хрипучим шепотом взмо­лился Дэнни, скорчившись на краю гнезда. Ветер ерошил ему во­лосы и развевал лохмотья рубашки, словно флаги.

Сквозь гул под черепом Свобода услыхал внизу какое-то цара­панье. И голос Коффина, зовущий: "Дэнни, Дэнни!" - а ему чуди­лось другое имя: "Авессалом!" Коффин не может сюда забраться, у него не хватит сил. Дэнни не может спуститься. Он, Свобода, не может карабкаться дальше. Только меч-птица не ограничена в дви­жениях. Нетерпеливая, она приближалась к скале по плавной спи­рали: вот уже видны ее сизые перья и клюв, слышен свист рассека­емого крыльями воздуха. Даже завывание ветра не заглушало этот свист.

Ян понял, что надо делать. Возможно, существовал какой-то лучший выход, но затуманенный мозг не в силах был его приду­мать. Теперь, когда Свобода выключил фонарь, мальчик превра­тился в черный горбик на верхушке черной горы. Пальцы Свободы сомкнулись на оружии, возвращенном Коффином. Пистолет пока­зался тяжелым, хотя он даже не вытащил его из кобуры. Один выстрел, милосердная пуля, посланная в этот горбик, - и все. Ко­нец поискам. И можно будет спуститься вниз по веревке. Земля внизу совсем почернела.

- Дэнни! - снова позвал Коффин. Камни у подножия с тре­ском осыпались у него под ногами. - Ян, что мы можем сделать?

Свобода снял пистолет с предохранителя, так и не вытащив пока оружие из кобуры. Запрокинул голову, подставил ее ветру в надежде, что тот выдует из головы дурман, но ветер лишь с издев­кой запорошил ему пылью глаза. Меч-птица продолжала снижать­ся. Один раз она крикнула - трубный глас ее эхом отдался от гор, сокрытых ночною мглой. Огромные крылья все еще парили высоко над каньоном, на них по-прежнему сияли последние отблески за­ката.