МИРЫ ПОЛА АНДЕРСОНА Том девятнадцатый - Пол Андерсон 40 стр.

- Ну, понимаешь ли, теразавры вообще балдеют во время гона. Причиной должны быть изменения их биохимии - гормональные или феромональные, кто их знает, однако известно, что ничтожно малые количества этих субстанций меняют характер поведения животных, включая сюда и человека. Но это стадо вело себя так не в брачный сезон и безумствовало больше, чем в период спарива­ния. Но какое-то сходство с этим в поведении стада было. И я задумался над тем, какой новый фактор мог вызвать подобную ярость вне брачного гона.

Дэн остановился, чтобы перевести дыхание.

- Продолжай же, - торопила его Ева.

Дэн поймал взгляд Ральфа.

- Нефть - очень сложное вещество, - сказал он. - Кроме то­го, что это сложнейшее углеводородное соединение, она содержит множество ароматических веществ, и только одни химики знают, чего еще. Кроме того, ваше реактивное топливо содержало еще полимеры или что-то в этом роде, оставшиеся после перегонки и очистки. Я понял, что среди этих молекул должна быть одна или целый набор, которые имеют случайное сходство с тем, что вызы­вает взрыв половой активности у теразавров. - У Мэри перехвати­ло дыхание. - Это не ваша вина, - поспешил поправиться Дэн. - Кто мог предвидеть такое? Но данное событие показывает нам еще раз необходимость глубокого изучения процессов, происходящих на этой планете. Верно?

Молодой блондин нахмурился.

- Ты хочешь сказать... Постой-ка... - сказал он. - Несколько самцов действительно подошли к нашему кару, вероятно просто из любопытства. Они ощутили запах не полностью сгоревшего топли­ва, содержащегося в выхлопах: мы оставили мотор работающим в качестве предосторожности... тогда мы считали это разумным. Это­го запаха было достаточно, чтобы самцы пошли в атаку, отрезав нас от кара. Затем, когда первый бак был пробит и несколько сот литров топлива вылились на землю, в бешенство пришло все стадо. Ты это имел в виду?

Дэн снова кивнул:

- Верно. Хотя, конечно, тут вся ситуация была неправильная, несбалансированная. Молекулы, которые сыграли роль пускового механизма, должно быть, были сходны с естественными половыми агентами, но все же не идентичны. Кроме того, время было совсем неподходящее и так далее. Неудивительно, что они впали в какое- то невиданное бешенство. Ты представь, что тебе вкатят мощную дозу какого-нибудь важного гормона...

- Любопытная мысль. Но ты уверен в ее правильности?

- Биохимикам придется отработать детали, но... да, я уверен, что в основе прав. Видишь ли, я слетал на то место, и животные все еще неистовствовали. Тогда я поджег разлитое горючее с помощью термитной бомбы. Оно тут же вспыхнуло и в этой атмосфере быст­ро сгорело. И почти сразу же животные стали успокаиваться. Ко времени моего отлета взрослые уже стали возвращаться к своим малышам.

- М-м-м...

- Мне понятно твое дурное настроение, Ральф. Твое семейное предприятие решило наладить массовое производство двигателей внутреннего сгорания, работающих на нефти. Теперь же вам при­дется предварительно провести огромную научно-исследователь­скую работу. Дело-то коснется не только теразавров, как ты пони­маешь. Тут речь пойдет обо всех родственных им видах, а может, и обо всей экологии Низин.

- Так вот почему ты так старался спасти это стадо, - как бы про себя произнесла Мэри. - Ева рассказывала нам, что ты был непреклонен.

- О, тогда у меня еще не было никаких твердых доказательств... так, одни общие соображения, - ответил Дэн. Его настроение ухудшалось. Стараясь поднять его, он сказал: - Это ведь вовсе не означает, что проект твоего отца будет прикрыт навсегда. Как толь­ко удастся установить, какие именно химические вещества оказы­вают воздействие на животных, я уверен, их можно будет извлечь из горючего.

- Вполне возможно, - выдавил Ральф улыбку. - Значит, ты оказал нам огромную услугу. Не только спас нас, но и предотвратил большие финансовые потери.

- Но ведь ты же не знал! - вырвалось у Мэри.

Дэн так и подскочил на своем стуле:

- О чем ты?

- Ты не знал... тогда... но если бы и знал, так ведь есть же и другие стада... - Мэри разрыдалась.

Встревоженный, он шагнул к ней, встал на колени возле крова­ти и взял за руку. Ее рука лежала в его ладонях, холодная и безжиз­ненная.

- Мэри, что случилось?

- Этого я и боялась... того, о чем говорили Ральф и Ева... перед тем, как ты пришел сюда... неужели не понимаешь? Ты так любишь эту страну... что ради того, чтобы спасти какую-то частичку ее... ты рискуешь...

- Только не твоей жизнью! - воскликнул он.

- Нет... Я д-д-думаю, нет... Зато ты рискуешь своей!

- А почему бы и нет, если я считаю это нужным? - спросил он, все еще ничего не понимая.

Ее отчаянный взгляд ни на мгновение не отрывался от его лица.

- Я думала... я надеялась... Все эти годы, которые мы могли бы пробыть вместе... ты рискнул и ими!

- Но... Но, Мэри, ведь это же моя работа.

Часто и глубоко втягивая в легкие воздух, она овладела собой и смогла продолжать, даже с легкой тенью улыбки:

- "Я б не любил тебя так сильно, когда бы больше не любил я честь". Дэн, мне никогда не был по душе такой подход. Или, вер­нее, я думаю, что двое должны делить между собой все, в том числе и честь, что ли... Если они хотят разделять прежде всего друг друга. Мы принадлежим разным странам, ты и я. Можешь ты это понять?

Он покачал головой:

- Нет. Боюсь, не могу. - Дэн встал, собираясь уходить. - Ты все еще не пришла в себя от этих испытаний, Мэри. Я не держу на тебя зла. Давай поговорим об этом попозже, хорошо?

Он наклонился над ее кроватью, и губы их слегка коснулись друг друга. Будто они чужие.

Хотя воздух снаружи был влажен и жарок, поднявшийся ветер уже шумел в вершинах деревьев, а над озером вставала быстро бегущая синевато-черная стена ливня, который должен был все промыть, все освежить.

Не видно было ни души, когда Дэн и Ева вышли из гостиницы. Однако они не пошли по дороге между домами, а вышли на берег. Вода плескалась у самых ног. Вдалеке вспыхивали молнии, отража­ясь в стальной поверхности воды. По небу прокатились громовые раскаты. -

- Что ж, - бросил Дэн ветру. - Полагаю, все кончено.

- Ты переживешь это, - отозвалась Ева так же тихо и безжиз­ненно, как говорил он. - Вы оба перенесете и встретитесь друзья­ми, когда настанет время.

- Но все-таки, почему она не видит...

- Видит, Дэн. В том-то вся и беда, а может, и спасение! Она видит слишком четко.

- Ты хочешь сказать: потому, что я люблю эту страну, она считает, будто я не смогу любить ее - Мэри? Нет, у нее не такая мелкая душа!

- А я и не утверждала этого, Дэн. Она настоящий человек, мудрый и добрый. Пойми, она может жить здесь, всегда оставаясь в своей клетке - хижине и шлеме. Но заставить тебя сидеть там же

около нее всю твою жизнь или большую часть ее для Мэри равно­сильно тому, что она посадит в клетку тебя. Тебя, у которого сейчас есть весь мир. Так лучше порвать сразу, пока вы еще любите друг Друга.

И ты, Ева, унаследуешь меня, подумал он с горечью. Он взглянул на нее, но лицо Евы было обращено в другую сторону, и Дэн видел лишь мечущиеся на ветру красно-рыжие волосы.

Ветер взревывал, гром перекатывал тяжелые ядра. Дэн едва рас­слышал то, что было сказано минутой позже.

- Именно это мне пришлось сказать Ральфу перед тем, как ты вошел в комнату. Он просил меня выйти за него замуж.

Дэн не мог даже вздохнуть. Первые жгучие капли дождя удари­ли его по лицу.

А затем она повернулась к нему и взяла за обе руки. В ее глазах Дэн увидел не мольбу, не приглашение, а вызов - начать все сна­чала.

ДОБРАЯ СДЕЛКА

Рустам вообще не знал такого времени года, как земная осень. Но на плато Верхней Америки было что-то хоть немного напоми­навшее о листопаде и о бабьем лете той страны, по имени которой эта получила свое название, и то только потому, что многие расте­ния с планеты-матери были завезены сюда и тут прижились. Во всяком случае, так рассказывали самые старые из переселенцев. Теперь таких осталось уже совсем мало. Дэниел Коффин знал Зем­лю только по книгам и картинам; и еще его приемный отец когда- то показал крохотную звездочку вблизи созвездия Волопаса и ска­зал, что это земное Солнце.

Красные листья клена, желтая листва берез, отливающие золо­том пурпурные листья римовых деревьев облетали под ветром, а над ними колебались голубые плюмажи перистого дуба, который на зиму не сбрасывает свою листву. Основателями Анкера были предусмотрительные мужчины и женщины. Они проложили широ­кие улицы, обсадив их саженцами деревьев, хотя сами первопосе­ленцы еще долго продолжали ютиться в палатках и землянках. Летом деревья дарили городу тень, а сегодня они осыпали яркими листьями тротуары, стены из кирпича и цветного бетона, крыши старых сборных строений, которые еще сохранились, легковушки и грузовики и даже редкие фургоны с конской упряжкой. Эти суве­ниры первопоселенцев ветер разносил по всем улицам.

Ребятишки, бегущие в школу, шныряли меж взрослых пеше­ходов. Их веселые крики были слышны издалека. Коффин припом­нил тяготы и нищету тех дней, когда ему приходилось так же трудно, как и всем остальным, и слегка улыбнулся. Да, прогресс неплохая штуковина, подумал он.

Ветерок обтекал Дэна, шепча ему что-то, холодил лицо и слегка обжигал ноздри. Небесный купол был чист, сиял нежной голубиз­ной и был испещрен множеством птичьих стай, летевших на юг. На востоке восходило солнце - красно-оранжевое, не слепящее глаза.

Оно уже довольно высоко поднялось над снежными пиками Герку­лесовых гор. Хотя окрестностями Анкера служила вся планета, но сам по себе он был невелик - около десяти тысяч постоян­ных жителей, из которых больше половины составляли дети. Можно считать, что тут жила почти четверть всего человечества Рустама.

Взглянув в противоположную сторону, Коффин увидел рваные клочья дыма, поднимавшиеся над невысокими крышами домов. Порыв ветра донес до него крепкий запах тухлых яиц. Он помор­щился. Но иногда прогресс идет вкривь и вкось, подумал он. Хотя сам Дэн этого своими глазами не видел, но по книгам и фильмам, а также по рассказам свидетелей прекрасно запомнил, что сделали с Землей перенаселенность и развитие промышленности.

А что до детей... Тут радость, доставленная ему прекрасным деньком, покинула его. Больница. Его сердце колотилось, а по ступенькам он поднимался куда медленнее, чем хотел бы.

- Доброе утро, мистер Коффин! - Медицинская сестра, сидев­шая за конторкой, была совсем еще юной. Она говорила с ним почтительно-восторженным тоном, который он до сих пор находил забавным. Это с ним-то - с простым парнем Дэном Коффином, фермером с Низин!

Что ж, надо признаться, он получил известность, еще когда был молод, потому что оказался одним из немногих, кто мог исследо­вать огромные пространства Низин и добывать знания о Рустаме, необходимые всему местному человечеству. Кроме того... да, он попадал в истории, о которых долго еще вспоминали. Но сам он всегда морщился, когда слушал рассказы о них, и вспоминал старое присловье, что приключения бывают только у тех, кто не отличает­ся большой компетентностью. Правда, он тут же делал скидку на то, что когда весь мир никому не известен, то предусмотреть все фокусы, которые способен выкинуть закон Мерфи, просто невоз­можно.

Да и вообще все это было в далеком прошлом. Он поселился в Низинах вблизи озера Мунданс уже тридцать пять лет назад. (Это двадцать земных лет, отозвалось в нем эхо его детства, когда все старожилы старались поддерживать традиции вроде Рождества.) О да, у него там самая крупная в тех местах, да и во всех Низинах тоже, плантация. Его можно назвать зажиточным. Соседи в радиусе трех-четырех сотен километров смотрят на него как на своего лиде­ра и сделали его своим представителем в Верхней Америке. Тем более...

- Доброе утро, мисс Херцкович, - сказал он и поклонился, согласно тому, как было принято в Анкере, где на манеры обраща­лось куда больше внимания, чем у парней из Пограничья. - Хм... я знаю, сейчас еще рано, но у меня вскоре деловое свидание, и я подумал...

В ее глазах появилось выражение жалости, которое наполнило его душу страхом.

- Да-да, разумеется, мистер Коффин. Ваша жена уже просну­лась, вы можете пройти прямо к ней.

Этот взгляд сопровождал его все время, пока он шел по кори­дору - плотный, мускулистый человек в простой дорожной одежде, готовый к тому, чтобы пуститься в путь сегодня же вечером; черты лица грубоватые и обветренные, черные волосы припорошены сединой. Он ощущал этот взгляд не только спи­ной, но и сердцем.

Дверь в палату Евы была открыта. Дэн прикрыл ее за собой. На какое-то время ему показалось, что он онемел. На высоко взбитых подушках солнечные лучи, падавшие в окно, вернули гриве ее волос прежний ярко-рыжий тон, тот самый, который был у нее, когда они впервые познакомились. Она кормила грудью их ребен­ка. На столе стояла ваза с розами. Их принес ей не он; он даже не знал, что в городе есть оранжерея. Должно быть, цветы от медиков. Но это значит...

Ева подняла глаза и взглянула на него. Зелень ее глаз выцвела от усталости и (он тут же понял это) от недавно пролитых слез. По той же причине веснушки на ее курносом лице проступали особенно ярко. И все же она явно поправлялась - быстрее, чем могла бы и женщина куда моложе.

- Дэн... - Он уже давно имел затруднения со слухом. Воздух в Верхней Америке был почти так же разрежен, как воздух Земли. Теперь ему приходилось читать по губам. - Нам не отдают его!

Он сжал кулаки:

- Этого быть не может.

Сейчас она говорила громче, разделяя слова короткими пау­зами.

- Решение окончательное. Они проделали все анализы, какие только можно, и сомнения нет. Если мы возьмем Чарли в Низины, он умрет.

Дэн рухнул на стул, стоявший возле кровати, и потянулся за ее рукой. Она отстранилась. Крепко прижимая ребенка обеими рука­ми, она тупо смотрела в стену прямо перед собой, а потом сказала без всякого выражения:

- Это произошло двенадцать или тринадцать часов назад. Пы­тались связаться с тобой, но не смогли.

-т Да. Я... У меня были дела, неотложные дела.

- У тебя их всегда полно... даже пока я тут.

- О Боже, родная, разве я этого не знаю! - Он слегка коснулся ее плеча. Его рука дрожала. - Но ведь и ты это знаешь, - молил он. - Я же объяснял тебе...

- Да, конечно. - Она повернула к нему лицо с тем решитель­ным видом, который он знал очень хорошо. Она даже попыталась улыбнуться, но из этого ничего не получилось. - Просто мне было очень одиноко. Мне так не хватало тебя... - Больше сдерживаться она не могла, опустила голову и разрыдалась.

Он вскочил, склонился над ней и неуклюже прижал к груди и ее, и того ребенка, который, по мнению докторов, будет у нее последним.

- Я знаю полдесятка прекрасных семей, где будут счастливы усыновить его, - сказал он. - Именно это одна из причин того, что я был так занят. Надо было подготовиться на всякий случай. Мы сможем навещать его, когда захотим. Это же совсем не то, что смерть, верно? И, конечно, мы усыновим экзогенного ребенка, как только будет такая возможность. Родная, мы же оба знали, что наша удача не будет длиться вечно. Трое собственных детей, зна­ешь ли, прекрасный дар судьбы. Мы должны радоваться этому. Правда должны, девочка.

- Д-д-да, это так... только... маленький Чарли, который сейчас сосет мою грудь... Может, мы сможем переселиться сюда, Дэн?

Он весь напрягся, прежде чем смог ответить серьезно и вдумчиво:

- Нет. Ничего это не даст. И ты это сама знаешь. Мы потеряем все... ради чего мы... и наши остальные дети... работали и наде­ялись. Мы будем тосковать по дому...

...По высоким горам, по рекам, стекающим, сверкая и звеня, с голых скал, по бескрайным лесам - бирюзовым, красно-корич­невым и золотым, которые переходят в еще более бескрайние степи, где пасутся бесчисленные стада дивных животных; по морям, где вздымаются волны, вызванные деятельностью солнца и лун, бросающие вызов человеку, стремящемуся открыть дверь в мир на крошечных парусниках; по небесам, скрытым пологом серебристых облаков, где все внезапно меняется, где сверкают молнии, откуда внезапно обрушиваются чудовищные ливни, по­хожие на реки, бегущие через пороги; по воздуху - плотному и насыщенному запахами почвы, воды и жизни, благодаря чему и жизнь человечества становится богатой и исполненной сил; по дому, который выстроен их руками и из жалкой хижины превра­тился в изящный коттедж; по огородам, садам и огромным по­лям, вспаханным их руками, по озеру, что похоже на море и лежит среди полей, по диким зарослям вокруг него; по друзьям, с которыми они пер>еплелись своими корнями и которые тейерь для них больше чем друзья, а их дочка стала первой любовью мальчика по имени Джошуа Коффин...

- Ты прав, - сказала Ева. - Ничего из этого не получится. Я... я... справлюсь с этим... попозже... А пока поддержи меня, Дэн, дорогой. Будь со мной рядом.

Он отпустил ее и встал:

- Не могу, Ева. Сейчас никак не могу.

Она смотрела на него почти с ужасом.

- Как раз сейчас судьба всей нашей общины зависит от... ну... от меня, - еле выговорил он. - От перемен. Мы - ты и я - обго­варивали это не раз.

- Но... - Она переложила гукающего ребенка, чтобы освобо­дить правую руку, и умоляюще протянула к нему: - Но разве это не может подождать немного? Оно и так ждет уже давно...

- Вот это и есть ответ. Все, ради чего я трудился, решается именно сейчас. Я не имею права мешкать. Сейчас самое выиг­рышное для нас время. Я чувствую это всей кожей. Я не могу позволить... этому человеку остыть. Он тогда сможет увильнуть от соглашения, которое сейчас готов заключить. Я его изучил, поверь мне. В политике всегда так - ты или хватаешься за свой шанс, или...

Политика!

Все то недолгое время, которое у него еще оставалось, Дэн утешал Еву. В конце концов она приняла его прощальный поцелуй и обещание вернуться, как только он освободится от дел, принеся в качестве подарка свою победу и победу своих товарищей. Он не сказал ей, что победа отнюдь не гарантирована. Впрочем, это она знала и сама. Ее ум и воля давно уже стали частью его разума и воли. Сейчас она просто устала, она нуждается в нем, а он за всю жизнь не совершил такого трудного дела, как сейчас, когда покидал ее рыдающей, чтобы выполнить свой проклятый долг.

Или попробовать его выполнить. Что может быть надежного в мире, который никогда не предназначался для человека?

Взгляните на этот мир, такой странный и чуждый во всех отно­шениях, и прибавьте сюда тот факт, что никакой помощи ему с Земли быть не могло - с той самой Земли, которую крошечная кучка свободолюбивых людей когда-то оставила за своей спиной. И еще учтите, что сила тяжести тут на четверть выше, чем на Земле, где ваш вид и его предки вплоть до первой полуживой плесени эволюционировали и видоизменялись.