МИРЫ ПОЛА АНДЕРСОНА Том девятнадцатый - Пол Андерсон 8 стр.

Одна из обезьян схватила валявшийся на земле пистолет, по­вертела и отбросила в сторону. Другие выдернули из ножен кинжа­лы астронавтов, но скоро также выбросили. Корявые руки стали дергать и щипать Тольтеку так, что от этих любопытных щипков на

нем затрещала одежда. И вдруг он с ужасом осознал, что вполне может сейчас умереть.

Он подавил панику и пошевелил руками, проверяя, насколько крепки его путы. Разорвать лиану, стягивающую запястья, было невозможно. Ворон лежал в более удобной позе на спине, извива­ясь и увертываясь от прикосновений забавлявшихся с ним обезьян.

Самый крупный самец что-то односложно буркнул. Стая сразу затихла и проворно вскочила. Хотя ноги у обезьян были коротки­ми, а пальцы на них длинными, ходили они достаточно прямо. Людей без особых церемоний грубо подняли, поставили на ноги, и процессия двинулась в глубь леса.

Лишь теперь, когда мысли окончательно прояснились, Тольтека сообразил, что кости в руках его конвоиров - это импровизиро­ванное оружие: дубинки и ножи, лезвием которых служат зубы. "Зачатки разума..." - начал он. Шедшая рядом обезьяна ударила его в зубы. Очевидно, в пути полагалось молчать.

Спотыкаясь, Тольтека побрел дальше. К счастью, этот кош­марный путь длился недолго. Они вышли на другую поляну, порос­шую цветущей травой и залитую лучами вызывающе яркого солн­ца. Самцы завопили, им ответили самки и детеныши, которых было столько же, сколько самцов. Они выскочили гурьбой из сво­его логовища под огромным валуном. Вся стая набросилась на пленников, яростно кусая и избивая их. Тольтеке показалось, что сейчас его живьем разорвут в клочья. Однако двое самых крупных самцов разбросали своих отпрысков в стороны и потащили Тольте- ку с Вороном к скале.

Здесь их швырнули на землю. Тольтека заметил рядом груду обгрызенных костей и других отбросов. Над ней черной тучей ви­лись насекомые-падальщики.

- Ворон, - прошипел он, - они хотят нас съесть.

- А как же, - ответил лохланец.

- Может, попробуем удрать?

- Думаю, да. Меня очень неуклюже связали. Тебя, кстати, тоже, но я могу дотянуться до узла. Постарайся их отвлечь на минугку- другую...

К пленникам приблизились двое самцов с поднятыми дубина­ми. Остальные члены стаи присели на корточки и мгновенно затих­ли, внимательно наблюдая за происходящим глубоко посаженны­ми блестящими глазками. Тишина оглушила Тольтеку.

Он перекувырнулся через голову, вскочил на ноги и бросился бежать. Ближайший самец издал какой-то звук, похожий на смех, и ринулся ему наперерез. Сделав зигзаг, Тольтека увернулся. На пути у него выросла еще одна лохматая фигура. Вся стая завопила. За­свистела опускающаяся дубинка; удар был направлен Тольтеке в макушку. Он рванулся вперед, надеясь сбить обезьяну с ног. Расчет был верен: удар не достиг цели, а обезьяна повалилась, накрыв его собой. Тольтека защитил ее телом голову от новых ударов. Однако его схватили за ноги и куда-то потащили. Небо заслонили силуэты двух обезьян с дубинками.

Внезапно откуда-то возник Ворон. Ребром ладони лохланец уда­рил одну из обезьян по горлу. Жертва застонала и повалилась; из пасти хлынула синеватая кровь, а Ворон уже повернулся к другой обезьяне. Выбросив вперед обе руки, он вонзил большие пальцы ей в глаза и одним движением вырвал их. Третью подбежавшую обезь­яну остановил жуткой силы удар ногой. Несмотря на быстроту, с которой все произошло, Тольтеку замутило.

Ворон нагнулся и стал развязывать ему руки. Сбившись в кучу, взбешенные, но напуганные обезьяны держались поодаль.

- Порядок, свободен, - пробормотал, тяжело дыша, Ворон. - У тебя вроде был ножик? Давай сюда.

Как только он двинулся к обезьянам, в нескольких сантиметрах от него на землю шлепнулось несколько камней. Раскрыв на бегу нож, Ворон бросился на ближайшую обезьяну, которая бросала камни, - это была самка. Она неловко попыталась его ударить, он отскочил и с дикарской расчетливостью полоснул ножом. Завиз­жав, обезьяна повалилась на спину. Ворон возвратился к Тольтеке, отдал ему нож и схватил с земли кость.

- У них кончились камни, - сказал он. - Отходим медленно, не поворачиваясь спиной. Нужно их убедить, что за нами не стоит гнаться.

Первые несколько минут все шло гладко. Тольтеке пришлось отбить две брошенные им вслед дубинки. Самцы ворчали, издавали отрывистые звуки, похожие на лай, кружили вокруг людей, но не отваживались на них наброситься. Однако, когда астронавты до­шли до края поляны, ярость пересилила страх. Вожак обезьян крутанул дубинкой над головой и бросился вперед. Остальные последовали за ним.

- Прижмись к тому дереву! - скомандовал Ворон, поднимая дубинку как меч.

Когда вожак замахнулся на него дубинкой, Ворон парировал удар и, сделав ответный выпад, треснул противника по пальцам. Обезьяна взвыла и выронила оружие, а Ворон ткнул концом дубин­ки в открытую пасть вожака. Послышался хруст раздробленного нёба.

Тольтека тоже не стоял без дела. Его нож годился только для ближнего боя, а на него налетели сразу два зверя. По плечу полос­нула острая челюстная кость. Не обращая внимания на боль, Толь­тека обхватил обезьяну руками и глубоко вонзил нож. Его обрызга­ла кровь. Он толкнул раненую обезьяну на другую, та повалилась, затем вскочила и обратилась в бегство.

Ворча и повизгивая, оставшиеся в живых самцы отступили. Ворон нагнулся, схватил их издыхающего вожака и бросил в них. Тело тяжело грохнулось на траву. Обезьяны бросились от него врассыпную.

- Идем, - сказал Ворон.

Они пошли, но не спеша и часто останавливаясь, чтобы с угро­жающим видом обернуться. Однако погони не было видно. Ворон испустил глубокий вздох облегчения.

- Порядок, - выдохнул он. - Звери не люди, они не бьются до конца. Кроме того... мы обеспечили их пищей.

Горло Тольтеки перехватил спазм. Когда они нашли свои писто­леты, что означало окончательное спасение, у Тольтеки начались судороги. Он упал на колени, и его вывернуло наизнанку.

Ворон присел отдохнуть.

- Не стыдись, - сказал он. - Это просто реакция. Для непро­фессионала ты держался молодцом.

- Дело не в страхе, - сказал Тольтека. По его жилам пробежал холодок, и он вздрогнул. - Я вспомнил то, что произошло там, на поляне. Как ты дрался.

- Да? Я спас нас обоих. Это что, плохо?

- Нет, но твоя... тактика... Зачем ты действовал с такой злобой?

- Я просто действовал эффективно, Мигель. Не думай, пожа­луйста, что мне это доставило удовольствие.

- Оа нет. Такого я о тебе не думаю. Но... честно сказать, не знаю. И вообще, что это за раса, к которой мы принадлежим? - Тольтека закрыл лицо руками.

Наконец он пришел в себя, собрался с силами и сказал каким- то бесцветным голосом:

- Это мы виноваты в том, что произошло. Гвидионцы избегают обезьян. На этой планете хватит места для всего живого. А нам... нам понадобилось влезть прямо к ним в пасть.

Подумав некоторое время, Ворон спросил:

- Почему тебе кажется, что боль и смерть так ужасны?

- Я их не боюсь, - ответил Тольтека, ощутивший легкий укол обиды.

- Я не это имел в виду. Мне просто кажется, что в глубине души ты не считаешь их неотъемлемой частью жизни. А я - да. И гвидионцы тоже. - Ворон медленно распрямился. - Пожалуй, пора возвращаться.

С трудом передвигая ноги, оба астронавта направились к глав­ной тропе. На подходе к ней они столкнулись с Эльфави; ее со­провождали трое лучников и Коре.

Изумленно вскрикнув, она бросилась им навстречу. Тольтека подумал, что она похожа на дриаду, бегущую под зеленым сводом. Хотя он был гораздо больше окровавлен, она ухватилась обеими руками не за него, а за Ворона.

- Что случилось? Ой, как я волновалась...

- С обезьянами повздорили, - ответил Ворон и с довольно кислой улыбкой отстранил ее от себя. - Осторожно, госпожа. Осо­бого вреда они не причинили, но я весь в грязи, а когда все тело ноет, тут уж не до объятий.

"Я бы так не смог", - безысходно подумал Тольтека и хриплым голосом рассказал, как все произошло.

Беодаг присвистнул:

- Значит, они уже на грани изготовления орудий! Но могу поклясться, я такого за ними не замечал. И на меня они никогда не нападали.

- Однако те стаи, которые тебе пришлось наблюдать, живут гораздо ближе к поселениям людей, так ведь? - спросил Ворон.

Беодаг кивнул.

- Тогда все ясно, - заявил Ворон. - Каковы бы ни были при­чины ваших неприятностей во время Бэйла, горные обезьяны в этом не виновны.

- Как? Но если у них есть оружие...

- У этой стаи - да. Она, должно быть, сильно обогнала в раз­витии другие. Вероятно, благодаря мутации, закрепленной при близкородственном скрещивании, эти обезьяны стали умнее сред­него уровня. Остальные их сородичи, как мне представляется, не достигли даже этого уровня, хотя они, в отличие от нашей стаи, наблюдали людей, использовавших в работе инструменты. Убеж­ден, наши лесные дружки не смогли бы проникнуть в ваш дом. Костью дверь не взломаешь. Кроме того, им не хватает упорства. Они вполне могли бы одолеть нас, и им следовало бы это сделать после той трепки, которую мы им задали, но они сдались. Да и к чему им грабить дома? Изделия человеческих рук не имеют для них никакой ценности. Они выбросили не только наши пистолеты, но и кинжалы. Про обезьян мы можем забыть.

Гвидионцев, судя по их виду, такой вывод обеспокоил. Глаза Эльфави наполнились слезами.

- Не мог бы ты забыть об этом наваждении хотя бы на день? - взмолилась она. - Какой бы это был для тебя замечательный день!

- Хорошо, - устало откликнулся Ворон. - Пожалуй, я лучше побеспокоюсь о лекарствах, перевязке и чашке чая. Ну что, до­вольна?

- Да, - ответила она, принужденно улыбаясь. - Пока что я довольна.

В Звездаре воцарился праздник. Тольтека поневоле вспоминал Карнавальную неделю на Нуэвамерике - не лихорадочную суету городов, а маскарады и уличные празднества в глухих уголках, где людское веселье еще не превратилось в источник прибыли. Как ни странно, в канун Бэйла обычно церемонные гвидионцы отбрасыва­ли многие условности. Нет, они не теряли ни учтивости, ни чест­ности, ни отвращения к насилию - эти качества, по-видимому, слишком глубоко укоренились. Однако мужчины на улицах то и дело затевали шумную возню, женщины одевались в такие роскош­ные наряды, которые в любое другое время длинного гвидионского года вызвали бы насмешку, школы превратились в площадки для игр, умеренные трапезы сменились настоящими пиршествами, а многие семьи извлекали на свет запасы вина и пили, пока хватало сил. Все двери были украшены венками из жюля, роз и пряно пахну­щей травы маргви, музыка не смолкала ни на минуту круглые сутки.

И так происходит на всей этой планете, подумал Тольтека, во всех городах на всех обитаемых островах: наступил сезон цветения, и скоро люди отправятся в свои святилища.

Он шел по посыпанной гравием дорожке, держа за руку мальчи­ка Бьерда. Вдалеке на западе дремали вздымавшиеся над кромкой леса угрюмые горные пики.

- А потом? - спросил Бьерд, слушавший, затаив дыхание, рас­сказ Тольтеки.

- Потом мы сидели в Городе и развлекались как могли, пока не пошел дождь, - ответил Тольтека. - А потом, когда ядовитой пыли можно было не бояться, мы добрались до цели нашего путе­шествия, осмотрели предназначенную для космодрома площад­ку - отличное, кстати, место - и вернулись назад. - Он не хотел рассказывать и даже вспоминать о том, что произошло в лесу. - Кстати, а когда точно мы вернулись?

- Позавчера.

- Да-да, так примерно мне и казалось... У вас здесь трудно следить за временем: жизнь так прекрасна, и никто не смотрит на часы.

- Ой, а Город? Он какой?

- А ты что, не знаешь?

- Не, моему двоюродному брату в школе немножко рассказы­вали, а он мне - вот и все. В прошлый Бэйл меня еще и на свете не было. А теперь я уже большой и могу пойти в Город с мамой.

- Город очень красивый, - начал Тольтека. Он с трудом мог понять, как малыши вроде этого могут участвовать в длительной религиозной медитации - если, конечно, это медитация - и как им удается потом держать пережитое в тайне.

Между тем Бьерд вспомнил еще об одном чуде:

- Большой Мигель, расскажи мне, пожалуйста, о планетах. Когда я вырасту, я хочу быть астронавтом. Как ты.

- Может, и станешь, - ответил Тольтека.

Бьерд получит здесь не худшее образование, чем в любом уголке исследованной Галактики. К тому времени когда мальчик подрастет, лет этак через десять, астроакадемии на планетах вроде Нуэва- мерики с удовольствием распахнут свои двери перед курсантами- гвидионцами. Да и сам Гвидион через десятилетие будет нечто большее, нежели простая перевалочная база. Люди столь одаренные, как его жители, не смогут удержаться: в них наверняка проснется желание узнать больше о Вселенной (впрочем, почему "проснет­ся"? Они и сейчас так живо всем интересуются, что лишь восхище­ние перед разумностью и содержательностью их вопросов позволя­ет выдержать их количество) - и, к чему скрывать, появляется желание оказывать на них влияние. Империя пала, человечество снова пришло в движение. Можно ли придумать для возникающей новой цивилизации лучший идеал, нежели Гвидион?

"А почему я забыл про себя? - подумал Тольтека. - Когда мы построим здесь свои космодромы - скоро их будет не один, а мно­го больше, - на них потребуются нуэвамериканские администрато­ры, инженеры, торговцы, офицеры связи. Почему бы мне не стать одним из них и не прожить остаток жизни под Инисом и Ею?"

Он опустил глаза на лохматую головенку шедшего рядом маль­чика. Мысль о том, чтобы жениться на женщине с ребенком, всегда ему претила. Но почему бы и нет? Бьерд - воспитанный и одарен­ный мальчик, но это не мешает ему быть по-детски непосредствен­ным. Воспитывать его будет большим удовольствием. Вот, скажем, и нынешняя прогулка - предпринятая, честно говоря, с целью снис­кать расположение некоей Эльфави Симнон - очень его позабавила.

Тольтека вспомнил, как один из нуэвамериканских астронавтов выразил желание поселиться здесь, и Ворон предостерег его: мол, через стандартный год ты сойдешь с ума от скуки. Но что в этом понимает Ворон? Нет сомнений, в его отношении это предсказа­ние справедливо. Лохланское общество, жестко разделенное на касты, регулируемое обрядами, надменное и жестокое, не имеет с Гвидионом ничего общего. "Но вот Нуэвамери^а... стоит ли при­творяться, что мне будет недоставать огней и высотных зданий, театров, баров, веселых вечеринок... да, время от времени я буду по всему этому скучать. Но что помешает мне ездить туда с семьей в отпуск? А что касается повседневной жизни, то вот - мирный, разумный, но при этом веселый народ, обладающий осмысленным и воплощенным в жизнь идеалом красоты и живущий на малозасе­ленной планете в полной гармонии с девственной природой. И при этом их жизнь отнюдь не стоит на месте. Они ведут научные иссле­дования, разрабатывают новые инженерные проекты, да и искусст­во у них прогрессирует. Достаточно вспомнить, как они обрадова­лись возможности установить регулярные связи с другими звездами. Разве можно не влюбиться в Гвидион? А особенно в..."

Но Тольтека отогнал эту мысль. Он принадлежит к цивилиза­ции, которая рассматривала все проблемы прежде всего с практи­ческой точки зрения. Поэтому не стоит предаваться пустым мечта­ниям, лучше обдумать, что следует конкретно предпринять, чтобы добиться желаемого. Пока что удача сопутствует Ворону, однако вряд ли это обстоятельство явится серьезным препятствием, тем более чточ Ворон отнюдь не обнаружил желания остаться здесь навсегда. Бьерд продолжал приставать к Тольтеке с просьбами рас­сказать о других планетах, и астронавт пустился в воспоминания, не забывая, что его слушатель - всего лишь ребенок, так что оста­ток пути прошел быстро.

Они вошли в город. За время их отсутствия с ним произошла странная метаморфоза: улицы опустели, жители, еще несколько часов назад толпившиеся на улицах, теперь заперлись в домах. Время от времени то там, то тут мелькала одинокая фигура челове­ка, спешившего куда-то с ношей в руках, но это лишь подчеркива­ло безлюдность города. И хотя нагретый лучами солнца воздух был неподвижен, из домов доносились отчетливые звуки, похожие на бормотание.

Бьерд выпустил руку Тольтеки и запрыгал по мостовой.

- Уходим, уходим! - закричал он нараспев.

- Откуда ты знаешь? - спросил Тольтека, уже знавший, что фиксированной даты наступления Бэйла не существует.

Мальчик в ответ улыбнулся всеми своими веснушками:

- Я знаю, большой Мигель! А ты с нами пойдешь?

- Я лучше, пожалуй, останусь присматривать за твоими зве­рюшками, - ответил Тольтека. У Бьерда, как и у большинства детей его возраста, был собран целый зверинец из жуков и земноводных.

- А вот и деда! Здравствуй, деда! - Бьерд пустился бегом.

Дауид, выходивший из дома, весь подобрался, когда внук уда­рился в него с силой небольшого циклона, обнял мальчика и под­толкнул к двери.

- Иди домой, - сказал он. - Мама собирается. Прежде чем мы отправимся в путь, ей нужно смыть с тебя хотя бы килограмм- другой грязи и собрать тебе еды в дорогу.

- Спасибо, большой Мигель! - бросил на бегу Бьерд и юркнул в дом.

- Надеюсь, он вас не слишком утомил, - сказал Дауид с добро­душным смешком.

- Вовсе нет, - ответил Тольтека. - Мне очень понравилось с ним гулять. Мы прошлись вверх по реке до Дома философов. Я и представить себе не мог, что в месте, предназначенном для отвле­ченных раздумий, могут быть площадки для пикников и карусель.

- А почему бы и нет? Как я наслышан, философам также ничто человеческое не чуждо. Возня с детьми их забавляет... а ребятишки, может быть, приучатся уважать мудрость. - Дауид вышел на ули­цу. - Мне предстоит одно дело. Не хотите ли составить мне ком­панию? Поскольку вы - человек технического склада ума, вам это может быть интересно.

Тольтека поспешил нагнать Дауида и пошел с ним рядом.

- Значит, вы вот-вот уходите? - спросил он.

- Да. Даже мне все признаки стали ясны. Пожилые люди не так чувствительны, а молодые все это утро сами не свои. - Глаза Дау­ида лихорадочно блестели. Его смуглое, изборожденное морщина­ми лицо уже не было таким безмятежным, как обычно.

- По прямой до Святого Города примерно десять часов ходьбы пешком, - продолжил он, помолчав. - Если ты не обременен детьми и стариками, то время пути сокращается. Если вы сами почувствуете приближение Бэйла, очень надеюсь, что вы последу­ете за нами и проведете вместе с нами эти дни.

Тольтека с силой втянул в себя воздух, будто надеясь распознать признаки приближения Бэйла. Воздух был напоен благоуханием сотен цветущих трав, деревьев, кустов, лиан; в солнечных лучах гудели, собирая нектар, насекомые-медоносы.

- А каковы эти признаки? - спросил он. - Мне этого никто не говорил.

Обычно, когда у Дауида спрашивали что-нибудь о Бэйле, он, как и другие его соплеменники, приходил в некоторое замешатель­ство и менял тему разговора - сделать это было очень просто, ведь после тысячи двухсот лет изолированного существования у них было о чем поговорить. Теперь же врач громко расхохотался.

- Я не могу вам этого объяснить, - сказал он. - Я просто знаю их, вот и все. Откуда узнают бутоны, что настало время распуститься?

- Но неужели вы в другое время года не пытались научно иссле­довать...

- Вот мы и пришли!