– Да нет же! – Монт замолчал. Здесь, наверху, он чувствовал себя, в общем, неплохо. Но что-то будто распирало его изнутри. Сначала ему казалось, что – радость. А это, выходит, его собственное давление. Но пустяки, он привыкнет – привык же Парэль. Не это главное, главное – предупредить людей внизу, в Ущелье… в Долине.
– Подожди хотя бы утра, – обратился к нему Парэль. – Отдохни.
– Да, подожди, – подняла на него полные надежды глаза Аэла.
– Я должен вернуться и предупредить своих. Иначе их всех похоронит там… – Монт запнулся. Жизнь без солнечного света, какой бы ужасной ни казалась, была вполне возможной: уже сейчас во многих домах не зажигали огня, а обходились светом фиолетовых слизняков. Да и некоторые домашние животные, например, вертунчики, тоже могли подолгу обходиться без света в своих амбарах. И шерсть их тоже немного светилась, почти таким же светом, как у слизняков, и были они хрупкие и большеглазые…
– Хоть на несколько дней! – продолжала упрашивать Аэла.
Монт задумался. Он вспомнил предстоящий путь, подумал о том, что у него почти не осталось крючьев (а они обязательно пригодятся при спуске, особенно на участке, где он поднимался на одних когтях), что молоток тоже оставляет желать лучшего…
Он подумал, что ему предстоит не просто спуститься вниз, но ещё и убедить всех жителей, что им необходимо как можно скорее покинуть Долину. А для этого нужно объединить усилия всех… Но сначала ему придётся доказывать, что он не врёт и всё-таки был наверху.
Остаться здесь? А отец, мать? Дилич… Как быть с ней? Он же обещал вернуться.А если ему не поверят? Нет, кто-нибудь поверит, а когда несколько человек поднимутся наверх, а потом вернутся – они смогут убедить всех! Если… если к тому времени ущелье не сомкнется и Долина не закроется.
Взошло солнце. На востоке. Его золотые лучи осветили изумрудные поля и лазурные озёра.
– Да-а… – только и сумел выдохнуть Монт.
– Оставайся, – тихо попросила Аэла.
Далеко-далеко над травой сверкали тонкие полоски, уходящие на Север и на Юг.
– Что это? – спросил Монт.
– Ограждение трещины, – ответил Радл. – Недавно его наконец-то додумались поставить.
– Теперь уже никто не сможет прыгать через трещину, – вздохнула Вира.
– Да что там прыгать, – презрительно заметил Парэль, – скоро её перешагнуть можно будет.– Мне надо идти! – Монт решительно поднялся на ноги.
Они подошли к месту выхода Монта из-под земли. На востоке разгоралось зарево поднимающегося солнца. Монт, едва взглянув на него, отвернулся: глаза резало.
– Может быть, останешься? – с надеждой проговорила Аэла.
Монт подумал, что ему придётся открыть фамильное место подъёма, сломать старые традиции скрытности и неприятия чужой помощи. Он вспомнил полубезумного старика… может, тот был не столь безумен?
– Ничего, – сказал он. – Как-нибудь. Вниз – не вверх.Он посмотрел на истёртую верёвку с кое-где разлохмаченными прядями, тяжело вздохнул и начал спускаться.
Шесть кругов смерти
– Судя по всему – самоубийство, – сыщик Фандойлев побарабанил пальцами по крышке стола, выбив начальные такты "Свадебного марша" Мендельсона – он недавно женился – и ещё раз осмотрел комнату.
Труп унесли, но посмотреть и без него оставалось на что: стены покрывали изображения пентаклей Соломона и звёзд Давида, со шкафа загадочно мерцал хрустальный шар, а по столешнице в живописном беспорядке разбросаны карты Таро.
Впрочем, это на первый взгляд казалось, что в беспорядке. На самом деле они скрывали собой жёсткую логику событий, неумолимо ведущую к трагической развязке.
– Стол сфотографировали? – спросил Фандойлев, повинуясь внезапному порыву.
Помощник, Улугбек О’Хлопков покачал головой. Но с готовностью вынул фотоаппарат, который непредусмотрительно успел зачехлить, и сделал несколько снимков.
Затем Фандойлев, продолжая следовать тому же порыву, собрал карты со стола и сунул в карман.
– Требуется консультация специалиста, – пробормотал он. – Моих знаний в этой области недостаточно.
– Моя бабушка занимается гаданием, – поклонился Улугбек, – с детства. Ей передала знания её бабушка, а бабушке…
– Стоп! – остановился его Фандойлев. – Веди меня к бабушке! Именно так и должны поступать потомственные гадалки.
Комната, куда вошли Улугбек и Фандойлев, казалось, ничем не отличалась от той, которую они недавно покинули. Точно так же сидело на шкафу чучело совы – а может, живая? – раскачивались под потолком мумии летучих мышей с распахнутыми крыльями и китайские колокольчики, чувствовался аромат незнакомых благовоний. Не было лишь одного – ощущения недавней смерти.
– Бабушка, – ласково обратился к старушке Улугбек, – мы пришли…
– Вижу, – озабоченно ответила гадалка, – но ничего не понимаю, как ни пытаюсь.
– Мы расследуем дело о самоубийстве… – начал Фандойлев, но был остановлен властным поднятием руки.
– Я каждое утро сканирую предстоящий день, – пояснила гадалка, – чтобы знать, чего ожидать и к чему готовиться. Это помогает пережить сложные случаи. Я не люблю сталкиваться с неожиданным. Но ваше дело кажется мне очень запутанным. Во всяком случае, неясным. Вы принесли фотографии?
– Конечно, – Фандойлев рядком выложил на стол несколько фотографий.
– Фу! – старушка поморщилась и оттолкнула от себя самую последнюю. – Ну, эту могли бы и не показывать… Хотя…
Она взяла фотографию в руки. Затем направила взгляд на прижизненные.
– Постойте-ка, постойте…
– Бабуль, может, мы лучше присядем? – спросил Улугбек.
– Да-да, присаживайтесь, – махнула рукой старуха.
Несколько минут она в напряжённом молчании изучала фотографии, затем подошла к шкафу, взяла хрустальный шар – сова отодвинулась приставными шагами – и принялась вглядываться в затуманенную глубину хрусталя.
Затем вернулась к столу, присела и пробарабанила по нему пальцами.
""Свадебный марш" Мендельсона", – сумел определить Фандойлев. И вспомнил: карты!
Он достал из кармана колоду и положил перед гадалкой.
– Вот. Они лежали у него на столе.
Старуха цепко схватила колоду и принялась рассматривать, перелистывая.
– Невероятно! – она повернулась к сыщику.
"Кто бы говорил! – иронически подумал Фандойлев. – У неё же невероятное на каждом шагу! А она ещё чему-то удивляется".
Но происходящее было действительно чем-то из ряда вон выходящим. Гадалка выглядела встревоженной.
– В колоде – шесть Смертей! – объявила она.
– Шесть? – удивился сыщик.
Его память принялась покорно перебирать варианты: какой маньяк мог совершить аналогичные убийства? С маскировкой под самоубийство. Но вариантов не находилось. "Старею?" – с мрачной отрешённостью предположил Фандойлев и тут же отмёл догадку, как необоснованную: такие случаи он не запомнить не мог.
– Бабушка, – влез Улугбек, – я сфотографировал карты, когда они лежали на столе…
– Отлично! – отозвалась старуха и отрывисто протянула руку. – Дай посмотреть!
"Вот это профессионализм! – про себя ахнул сыщик. – Таким жестам позавидовал бы любой в нашем отделе!"
Улугбек протянул фотографии, недавно снятые с площадки "Поляроида". Издали Фандойлеву почудилось, что карты образуют запутанный узор. Да-а, а первоначально всё казалось таким ясным…
– Так-так-так-так! – старуха внимательно изучала фото. Потом устремила затуманенный взгляд на Фандойлева.
Знаменитому сыщику стало не по себе: он ощутил изучающую пустоту старухиного взгляда.
– Эта смерть – не последняя! – медленно произнесла гадалка.
– Как? – ахнул Фандойлев. Но мгновенный испуг сменился радостной мыслью: значит, память не подвела! Но будущего он помнить не мог.
– Не последняя, – повторила старуха, покачав головой.
– Может, вы подскажете, кто это сделал? – осторожно спросил сыщик, непроизвольно наклоняясь ближе к гадалке.
– Как кто? – удивилась старуха. – Да этот же тип и сделал! – и она ткнула рукой в улыбающуюся фотографию теперешнего покойника, тогда ещё живого.
– Так, значит, всё же самоубийство, – облегчённо вздохнул сыщик.
Впрочем, он и не сомневался в своём профессионализме.
– А… вы не можете сказать, кто будет следующий? – с прежней осторожностью спросил Фандойлев.
– Гм-м… – старуха задумалась. Пальцы её перебирали карты. Потом оставили их и перебрались к фотографиям. Замерли над ними – левая рука непроизвольно дёрнулась, очутившись над последней фотографией.
Ещё несколько минут гадалка сидела, закрыв глаза.
Фандойлев смотрел на неё, на курящийся над благовонной палочкой дымок, слушал потрескивание уголька – или чего там потрескивало? Из тёмного угла бесшумно вышла чёрная кошка. Остановилась на мгновение у стола, взглянула на Фандойлева изумрудными глазами, зевнула во всю пасть, потянулась и ушла на кухню. Оттуда донеслось похрустывание "вискасом".
Старуха опустила руки и медленно повернулась к сыщику.
– Кажется, опять он, – упавшим голосом произнесла она.
– Как? – не понял сыщик. – Он что, остался жив? Или скоро оживёт, а потом умрёт снова?
Он вспомнил труп и поморщился: оживать там было нечему.
– Нет, я имею в виду в астральном плане, – пояснила старуха. – Вы слыхали о переселении душ.
– Кто об этом не слышал, – Фандойлев поморщился. – Но нас это не интересует.
– Как сказать, как сказать, – старуха овладела собой и в глазах её появилась прежняя ясность и проницательность. – Ведь если он вселится в кого-то другого, а затем вновь убьёт себя…
– А он вселится? – с недоверием спросил Фандойлев.
– Может, – покачала головой старуха. – Такую возможность исключить нельзя.
– Да что это за маньяк-самоубийца! – не выдержал Фандойлев. – И зачем ему это надо?
– Понимаете, – старуха поджала губы, – в нашей среде давно ходит поверье, что, получив определённые древние знания, можно научиться менять тела по желанию. Это огромная власть над людьми… и над миром. Если предположить, что ему, – гадалка указала на фотографии, – удалось достать старинную рукопись… Но я о нём никогда ничего не слышала, он не из нашего круга. Странно…
Она замолчала. Фандойлев тоже принялся осмысливать новые факты. Власть над миром… что ж, это понятно. Но… насколько реально? Стоит ли верить гадалке? Но она непредвзята. Что ей за корысть врать?
– Но мы не обнаружили никакой рукописи… – медленно произнёс он.
– Он мог её спрятать, – развела руками старуха. – Где-нибудь в другом месте.
– А уничтожить не мог? – Фандойлев вспомнил, что в камине было много пепла.
– Уничтожить её мог только сумасшедший, – улыбнулась старуха. – Древнее знание не добывают для того, чтобы уничтожить.
– Скажите, – спросил Фандойлев, – а зачем обязательно совершать самоубийство?
– Всплеск энергии, – пояснила старуха. – В сочетании с другими факторами это поможет перейти на следующий уровень. Получив мощный энергетический толчок в момент разрыва первичной оболочки, астральная сущность приобретает не просто сгусток силы, а квинтэссенцию сил, действующих настолько разнопланово, что…
– Понятно, – пробормотал Фандойлев, решив не вдаваться в подробности. всё равно расследованию теоретические рассуждения не помогли бы.
Он откланялся, выговорив, впрочем, возможность консультироваться по любому вопросу в любое время: бабушка дала номер своего мобильника.
Наутро, слушая радио, Фандойлев подивился экстравагантному сообщению: в колхозе N корова сунула голову под циркулярную пилу.
Едва закончилась короткая радиозаметка, Фандойлева словно окатило холодной водой. И это было тем более кстати, что утреннюю гимнастику он уже сделал, а под душ встать не успел. А теперь и не пришлось. Но не приходилось и раньше: воды не было третий день.
"Вторая смерть!" – подумал Фандойлев.
Позвонив на радио и выяснив адрес колхоза, Фандойлев срочно выехал туда, прихватив с собой Улугбека.
Но они опоздали: корову успели разделать на мясо. Пришлось ограничиться фотографиями места преступления, коровьей шкуры, и, самое главное, отрезанной головы, ещё хранящей рваные следы страшных зубьев.
Примчавшись со свежими снимками к гадалке, Фандойлев застал её в глубокой задумчивости.
Оказалось, она тоже слышала заметку по радио, и всё поняла.
– Почему-то он пошёл вниз, – произнесла она. – То ли неправильно прочёл и понял заклинания, то ли неправильно применил их.
– Но теперь, по крайней мере, мы знаем, что искать! – воскликнул сыщик, который всё схватывал на лету. Но тут же возразил себе: что искать? И, главное, как? Кто поймёт, для чего…
Прерывая его мысли, в кармане раздался телефонный звонок мобильника.
Звонил репортёр, автор сенсационного сообщения о корове-самоубийце. Он рассказал, что ему только что позвонил знакомый машинист тепловоза, который переехал лежащую на рельсах собаку. Как он ни сигналил, собака не реагировала: лежала поперёк рельсов, вытянув шею. По ней-то и проехало колесо.
Положив трубку, Фандойлев пересказал всё старухе.
– Развязка близка! – хрипло произнесла она. – Круг сужается. Но почему он двинулся в обратную сторону? Не вверх, а вниз?
– У него были сексуальные проблемы? – спросил Фандойлев. Спросил больше для проформы. Обычно все маньяки завязаны на сексуальной почве.
"А я, я сам? – спросил он себя. – Сыщик – это тоже маньяк. Но у меня с сексуальной сферой всё в порядке".
Он вспомнил миловидное личико жены и улыбнулся. Или сыщничество – своего рода сублимация? Разыскивая преступников, перестаёшь искать красивых женщин? Для Фандойлева в этом плане идеалом был Шерлок Холмс. Но тот был не женат, и Фандойлев ставил свою женитьбу в заслугу себе.
Хорошо, что об этих мыслях не знала жена. То-то посмеялась бы!
– Возможно, – уклончиво ответила старуха, – но весьма маловероятно.
– Почему? – удивился Фандойлев.
– Если бы у него были проблемы в сексуальной жизни в человеческом облике, зачем превращаться в корову? Она имеет секс всего один раз год, а за дойки её дергают чуть ли не круглые сутки.
– Может быть, поняв это, он и покончил с собой в облике коровы? – предположил сыщик.
– А собака? Чем она лучше?
– Но мы же не знаем, кобель то был, или сука? – возразил Фандойлев. – Я позвоню, уточню…
– Не стоит, – подняла руку старуха. – Это ничего не даст.
– Почему? – снова удивился Фандойлев.
– Судя по динамике, сейчас он где-то на уровне мыши. Ну а для мыши, – старуха махнула рукой, – везде опасно.
– Понятно… – пробормотал Фандойлев. Действительно, для мыши погибнуть под колесами машины на тёплом асфальте, или храбро выйти навстречу коту-крысолову – пара пустяков.
Распрощавшись, Фандойлев вышел на улицу.
Смеркалось. На небе загорались первые звёзды. Над ухом надсадно заныл комар. И опустился прямо на щеку Фандойлеву.
Машинально, не сознавая, что делает, великий сыщик хлопнул по щеке ладонью. Чёрное пятнышко размазалось по пальцам.
Что я наделал! – ахнул сыщик. Но было уже поздно: пятая смерть свершилась.
"А что же дальше? – лихорадочно подумал Фандойлев. – Есть ли предел…"
Он чихнул.
"Вирус! – пронзила его мгновенная догадка. – Вот тут-то маньяк и достиг желаемого! Теперь он сможет входить в любого человека и размножаться бесконтрольно! Но… старуха ведь говорила о шести смертях?"
Оглядевшись, Фандойлев увидел, что стоит возле аптеки. Решительным шагом он подошёл к двери и взялся за ручку. Болезнь лучше всего прерывать на начальной стадии.
Наутро, бодрый и здоровый, Фандойлев рассказал Улугбеку восстановленную его интеллектом картину преступления, а также возможный психологический портрет преступника.
– Он кончил жизнь самоубийством. Это факт. Не буду упоминать о заклинаниях и старинных рукописях – всё это домыслы и догадки, а их к делу не пришьёшь. Возможно, что-то и имело место. Он был хроническим самоубийцей. Маньяком-самоубийцей. Во всяком случае, озирая ту цепочку смертей, которую нам удалось проследить – а возможно, некоторые детали и выпали, – можно сделать именно такой вывод. И когда я выйду на пенсию, и начну писать мемуары, это дело назову именно так: "Дело о маньяке-самоубийце".
Непонятно одно: переселялась ли его душа сама, или же была специально кем-то направляема? Так сказать, в назидание потомкам? Боюсь, этого мы не узнаем. Или узнаем ещё очень и очень нескоро. Во всяком случае, споры на эту тему ведутся очень давно.
Последовательно пройдя стадии коровы, собаки, мыши и комара, он возродился… вирусом гриппа и, летел, подгоняемый потоками воздуха. Но, в отличие от других вирусов, не стал искать чью-нибудь уютную носоглотку, а, едва вдали показались дома большого города, свернул на блеск привлекательной вывески "АПТЕКА" и, проникнув в ма-а-а-люсенькую щёлочку между двойными рамами, отыскал незапечатанную таблетку ремантадина и приник к ней всем существом… – закончил сыщик.
Он хотел умолчать о своём непосредственном участии в истории, справедливо рассудив, что на его месте вполне мог быть кто-нибудь другой – история от этого не изменилась бы.
Но Улугбек, выслушав рассказ, улыбнулся – тонко и загадочно, как подобает восточным людям.
– Про таблетку-то придумал, начальник?
– Какая разница? – пожал плечами раздосадованный Фандойлев. – Я выпил её, или он сам к ней прикоснулся? Если бы я не стоял возле аптеки, он вряд ли стал бы влезать в меня. Но, согласись, что суть его поступков я уловил верно.
– Это точно, – снова улыбнулся Улугбек.
– Но я не могу понять одного, – великий сыщик подошёл к окну. – Почему он так сильно ненавидел жизнь?Вопрос остался без ответа.
Энергетика дохла
Энергетика дохла неумолимо. Запасы энергии таяли на глазах. Их едва хватало на то, чтобы еле переставлять ноги. Зрение – и то отказывало. А может, просто не хотелось смотреть ни на что? Всё вокруг казалось подёрнутым лёгкой дымкой, которая постепенно становилась всё гуще и гуще. Но не природные условия были тому виной.
Очень скоро окружающее пространство начнёт погружаться во тьму – потому что зрительные рецепторы отказывались служить. Их мощности не хватало на то, чтобы обеспечить постоянный обзор. Так, отдельные всплески реальности – участок дороги, кусочек неба, проблеск солнца на оперении пролетающей птахи. Да и то надо проверить: не иллюзия ли это? Не берутся ли они откуда-то из глубин памяти? Может, снаружи уже вообще ничего нет?
Сэкономить, переключиться на энергосберегающий режим! Делать всего один взгляд в секунду… или ещё реже. Этого вполне хватит, чтобы не спотыкаться по дороге… и не натолкнуться ни на кого. Лишь бы специально не ставили препятствий на пути. Препятствий? Сгодится и обычная подножка – в таком состоянии он долго не протянет. А если и протянет, то только ноги…
Он усмехнулся: и в таком состоянии он может и шутить? Почему же говорят, что надежда умирает последней? Последней умирает шутка. Первой тоже была шутка – господа-Бога, который сотворил этот мир. Значит, и последней должна быть шутка. Иначе станет совсем паскудно. "Человечество, смеясь, расстаётся со своим прошлым…" Кто это сказал? Неважно. Главное, что сказано верно. А вспоминать – значит, тратить последние ресурсы. А их и так немного осталось.