Но вот всё внизу увидено, никаких поводов не смотреть наверх не осталось. И Монт решился: глубоко вздохнув, поднял глаза и обомлел: над ним, постепенно забирая к зениту, нависал каменный свод.
До него было далеко, очень далеко – почти столько же, сколько оставалось до земли. Свод закруглялся медленно, неспешно, поднимаясь на невообразимую высоту, и там, в самой вышине и где-то далеко сбоку, слева, прерывался узкой, извилистой, ослепительно голубой полоской. Полоска змеилась вдоль всей длины громадного каменного свода, простираясь с севера на юг, и лишь в некоторых местах обе стороны смыкались короткими каменными перемычками. И где-то далеко-далеко на юге из этой полоски ослепительно сверкало нестерпимо яркое солнце…
Монт понял, что никто и никогда не сможет взобраться на верх Стены.
Казалось, неведомый великан глубоко вспорол, разрезал земную твердь – на расстоянии широко расставленных рук, насколько хватало размаха. А затем поднял вверх края вырезанной полосы и начал сводить воедино, заворачивая внутрь и воздвигая длинные Стены, но не успел сомкнуть: ему наскучила, надоела забава, и он ушёл. А Долина и окружающие Стены остались. И то, что ссыпалось с каменной подложки земной коры, осталось лежать у подножия.
"Нет, – подумал Монт. – А как же Север и Юг? Там ведь точно такие же Стены… в общем…"
Западная Стена на Севере плавно переходила в Восточную, и если бы не трещины, можно было сказать, что это та же самая Стена, только делающая поворот… Но трещины встречаются и на Западе, и на Востоке. А на Юге точно так же Восточная Стена переходит в Западную… Или наоборот? Но ни Северной, ни Южной Стен никто не выделял, словно их не было. Или они были столь незначительны по длине, столь несравнимы с Западной и Восточной, что о них упоминали, в общем, вскользь: "На Севере", или "На Юге". И никогда "на Северной Стене", или "На Южной". Но всегда – "На Западной" или "На Восточной".
Монт висел, потрясённый, маленькой мошкой, запутавшейся в паутине, и думал: не перерезать ли страховку, и не разжать ли руки? Чтобы никогда не испытывать бессилия перед необозримой мощью, которой ты ничего не можешь противопоставить.
"Неужели никто не поднимался сюда? – думал Монт. – А если поднимались, почему не рассказывали? Чтобы не разочаровывать тех, кто пойдет следом? Чтобы был кто-то, кто захочет подняться ещё? Нестерпимо знать, что ты последний. Невыносимо быть последним! Не потому ли находили разбившихся на холмах?.."
И тут же он спросил сам себя: а я смогу рассказать об увиденном? Или буду молчать до скончания моих дней, как… как… Как Антл?
Он вспомнил Антла, глубокого старика, который многому научил его. Антл никогда не делал секретов ни из чего и ни от кого – может быть, потому, что у него не было своих детей? – но который никогда не рассказывал о себе. Все рассказы были безличными и походили на наставления: если случается то-то и то-то, надо делать так-то и так-то. А чтобы не случилось того-то и того-то, надо предусмотреть следующее. И тому подобное.Надо сказать, его рассказы помогали, но Антл никогда не упоминал, где может произойти "то-то и то-то", а отговаривался отшибленной памятью. "Упал с большой высоты – и отшибло! Даже где упал – не помню". – И хитро улыбался при этом. Что ж, молчание было его правом.
Облака совсем ушли, отойдя от Стены, и Монт обнаружил, что висит далеко за линией холмов, почти у начала полей.
"Да, снизу кажется, что Стены нависают над головой, – подумалось Монту, – но выходит, так и есть на самом деле. Все думают, это от громадной высоты… Так может, их высота не столь громадна? А увидеть всю высоту Стен мешают облака…"
Но двигаться по потолку, не будучи маленькой ящерицей, никто из скалолазов не мог. Тем более что пройти предстояло не пять, не десять метров, а почти такое же расстояние, которое он прошёл, поднимаясь по вертикальной Стене.
Так что теперь, вниз?
Монт закрыл глаза. Добраться до голубой полоски неба он не в силах – он не муха и не ящерица, ходить вниз головой не умеет. Одно дело – миновать относительно небольшой козырёк, и совсем другое – несколько дней висеть под сводом. Это выше человеческих сил.
"А расселина? – неожиданно вспомнил Монт. – Что говорил отец о расселине?"
Теперь ему по-иному вспомнились слова отца, которые Монт откровенно считал обычным бредом. Но теперь, после того, как его маршрут оказался непроходимым, он был готов ухватиться за любую возможность. Теперь Монт укорял себя за самовольство.
"Если бы вчера я выбрал не своё направление, а послушался отца, то наверняка сегодня добрался бы до расселины. А по ней идти всегда легче…" Неизвестно, правда, куда бы она привела.
И всё же Монту хотелось верить, что сделанное – не напрасно. Всегда хочется верить в это.
"Может, попробовать перебраться на отцов участок отсюда? Если чуть-чуть спуститься здесь, а потом вбить несколько крюков там, я доберусь до его крюков. А потом…"
Здесь, за облаками у Монта перехватывало дыхание. Сначала он думал, что от страха, от восторга, от нависающего над головой каменного свода или по какой другой причине. Но потом понял: нет, ему и в самом деле не хватало воздуха.
"Как же дышать на самом верху? – мелькнуло в голове. – Надо бы напиться воды из дальнего источника. После неё можно долго не дышать".
Монту не хотелось верить, что не получится пройти собственным путём – ему, как и всякому скалолазу, казалось, что он верно угадал маршрут. И действительно, скалы на маршруте были достаточно мягкими, крюки вбивались легко, и он за неделю поднялся на высоту, на которую у других уходили месяцы. И вот – на тебе.
Монт завертел головой. Нет ли другого пути к расселине, о которой говорил отец? Где она, кстати? Если бы увидеть её отсюда… а ещё лучше – перебраться к ней, не спускаясь вниз. Тогда это будет как бы его, Монта, маршрут…
Вот эта тонкая ниточка вверху – не расселина ли? Как далеко…
Монт решил подойти к расселине со своего маршрута, тем более что находился слева от неё, а с этой стороны, по словам отца, тот проходить не пытался ни разу.Но для такого пути понадобились бы дополнительные крюки, а крюков не хватало, Монт почти всё израсходовал. Придётся возвращаться назад и повторить попытку позже. Нужно заказать у кузнеца новые крюки, и побольше.
Спускаться всегда немного легче, чем подниматься. Особенно когда уверен, что возвращение обернётся подъёмом, что это не отступление, и тем более не поражение, а всего лишь выбор нового пути – с той точки, которую ты неосмотрительно миновал. В горах это можно сделать, в жизни – не всегда. Когда думаешь: "Ах, вот тогда-то следовало поступить так, а не этак!" – вернись, и попробуй поступить по-иному. Так, как думаешь.
Монт возвращался, оставляя крючья в скале, для скорости. Малость неосмотрительное решение, учитывая то, что снова идти этим маршрутом он не собирался. Но что поделаешь: не всё и не всегда можно унести с собой. К тому же в глубине души Монт слегка гордился своим достижением: так высоко никто не забирался!Но зато облачный слой Монт прошёл очень быстро. Он лишь немного задержался в месте, где следовало намечать новый маршрут, связывая с отцовским – он всё же хотел перейти на участок отца по верху.
Монт возвращался домой со сложным чувством. С одной стороны, он начал взбираться на Стену в твёрдой уверенности, что именно нынешнее восхождение приведёт к победе. Но… достичь верха ему не удалось. И он понял, что никто не сможет выбраться из Долины, просто взбираясь по Стене. Потому что пауков среди скалолазов не встречалось. С другой стороны… Монт с восхищённым содроганием вспомнил простирающийся над ним каменный свод.
"В скорлупе! Мы живём в скорлупе! – подумалось Монту. – Тоненькая и узкая Долина, зажатая между двух циклопических Стен. Нет, не Стен – створок. Створок длинной гигантской раковины. А если они сомкнутся?"
Монт вспомнил, как в детстве стал свидетелем разговора двух стариков. Старики говорили, что раньше в Долине было светлее, день длился дольше. Тогда он не обратил на них особого внимания, посчитав обычным старческим брюзжанием, зато теперь…
"Как бы то ни было, – подумал Монт, – а нужно искать расселину. Ну почему я не пошёл по отцовскому маршруту? Может, я уже добрался бы до паутинки-трещины, и понял, что она такое: пласт слоистой породы, или действительная расселина, ведущая наверх? И не пришлось бы возвращаться… Но если расселина никуда не ведёт? Что ж, придётся искать новое место".
Монт не пошёл к отцу. Не захотел видеть укоризненных взглядов, слушать упреки. А хуже того – молчание. Но сегодня не последний день! Можно попытаться завтра… а лучше – послезавтра, чтобы как следует отдохнуть.
– Высоко поднялся? – спросила Дилич. Она ждала Монта у хижины. Приготовила обед и ждала, сидя на пороге. Подперев голову рукой, как ждали жёны мужей. Но Дилич не была женой Монта, хотя и нравилась ему. Жениться – почти наверняка означало прекратить скалолазание. Если только в бесчисленных маршрутах не удалось наткнуться на богатую рудную жилу, на пласт каменного угля, или на пещеру, наполненную самоцветами.
Но Монту так не везло. Несколько драгоценных камней да немного золота – вот и всё, что удалось найти в скитаниях по скалам. На пропитание одному этого хватало, кое-что из питательных растений произрастало и на участке, но чтобы содержать семью…
Монт не чувствовал себя готовым к этому. К тому же он относил себя не к обычным скалолазам, ищущим в Стенах руду и драгоценности и потому обычно высоко не поднимающимся, а к тем, кто стремится достигнуть верха Стен.
– До облаков, – коротко ответил Монт на вопрос Дилич. Он решил скрыть правду. Если рассказать ей о каменном своде… кто знает, как она поведёт себя? Хорошо, если просто не поверит. А если начнет уговаривать бросить скалолазание? Да, земельный участок мог прокормить, но… Бросить скалы? На это Монт пойти не мог.
– И как там, в облаках? – спросила Дилич.
– Холодно и сыро, – отозвался Монт.
– Согрейся у очага, – предложила Дилич.
– Я согрелся, пока шёл, – отказался Монт. А потом добавил: – С тобой тепло и без очага.
Она с надеждой подняла на него глаза. Монт продолжил:
– Ты хорошая, Дилич. Но… я не могу без скал. Я должен взобраться на самый верх! И я сделаю это.
– И ты не вернёшься, – тихо произнесла Дилич.
– Вернусь! – с жаром произнес Монт. – Вернусь! За тобой…
Дилич покачала головой:
– Я не умею лазать по скалам.
– А если там – чудесная страна?
– Ну… если и вправду… Тогда попробую научиться!– Вот и хорошо, – улыбнулся Монт. – А теперь – накорми меня!
Они поели.
– Мне… надо зайти к кузнецу, – нерешительно произнес Монт.
– Я провожу тебя, – сказала Дилич. – Мне пора домой.
У хижины кузнеца они распрощались. Дилич побежала домой, а Монт, проводив её лёгкую фигурку долгим взглядом, шагнул в освещённую багровыми отсветами кузницу.
– Здравствуй, Кальв! – приветствовал кузнеца Монт.
– Здравствуй и ты! – рукопожатие кузнеца было отнюдь не слабее рукопожатия Монта. – Зачем пришёл?
– Ты же знаешь, – чуть усмехнулся Монт, – плуг и мотыга мне пока не нужны.
– Ничего, я подожду, – кивнул кузнец. – А пока посмотри вот эти. – И он протянул Монту связку новых крючьев.
Крюки были хорошие, острые, откованные из звонкой стали. Когда Монт вбивал подобный крюк в скалу, тот пел, победно погружаясь по самое кольцо.
Кальв продолжил работу. Монт любил смотреть, как тот работает, а иногда и помогал кузнецу. Но больше всего Монту нравились рассказы кузнеца о древних временах. Порой, вытаскивая из кучи старого хлама какую-то железяку, похожую на большой кухонный нож, кузнец говорил:
– Вот меч самого Волра!
– А почему раньше воевали? – спрашивал Монт.
– Не знаю, – пожимал плечами кузнец. – Но именно потому, что люди воевали, их и переселили в Долину. И сказал Бог: "Когда прекратите воевать и перекуёте мечи на скалолазные крюки, сможете выбраться из Долины".
– Но люди давно перестали воевать, – возразил Монт.
– Видно, не все мечи перековали, – улыбнулся кузнец.
Он сунул меч Волра в горн и кивнул подмастерью. Тот принялся орудовать мехами, раздувая жар углей.
Скоро меч побелел, словно злясь на то, что люди с ним проделывают, и тогда Кальв бросил его на наковальню, ловко разделил на несколько частей, и из каждой сковал крюк.
– Держи! – протянул он их Монту после того, как вынул из чана с водой.
Поколебавшись, Монт достал последний золотой самородок. Кальв поверил бы ему и в долг – прошлый раз Монт расплатился сполна. Но очень уж хороши были крюки. "Всё равно скоро я поднимусь наверх. А если не получится – пойду на Юг", – подумал Монт. Там, в ущельях вечной ночи, он и нашёл большую часть золотых самородков. И надеялся, что найдет ещё.
День очередного подъёма был похож на все предыдущие.
Монт миновал поля, луга, холмы, каменные осыпи… и остановился перед камнем с отцовскими рунами. Но, поколебавшись, вернулся к своему участку. Во-первых, его он знал, как свои пять пальцев, а на отцовском неизбежно придётся осматриваться да приглядываться, а это значит терять время. И месторасположение крюков… Свои-то Монт мог найти и с закрытыми глазами, а вот отцовские нужно отыскивать. Да ещё и сомневаться: выдержат ли? Тем более что переход с участка на участок посредине Стены – это одно, а подъём изначально по чужому – повторение чужого пути. Когда свернёшь на половине, это незазорно. Ведь до сих пор избранный им путь не обманывал. Правда, не смог вывести наверх… Но посмотрим, сумеет ли вывести отцовский.
Монт поднялся до места, с которого планировал свернуть на отцовский маршрут. Вот когда он порадовался, что не вытаскивал крюки из скал: сейчас они пригодились.
Это просто удача, что его собственный участок находился слева. Монт снова вспомнил слова отца.
– Мне так и не удалось добраться до расселины, – говорил тот. – Я заходил с разных сторон, но в лобовую не подняться: сплошная скала, какая-то особо твёрдая порода, крюк вбить невозможно. А справа, наоборот, мягкая, крюки вырываются. Надо бы попробовать слева… но я не успел.
– Да, по расселине пройти намного проще, – соглашался Монт. – Можно обойтись почти без крюков.– У тебя получится, – кивнул отец, – я уверен!
Монт тоже был уверен… И всё же мешкал, осматриваясь и намечая путь, который вывел бы его на отцовский участок. Именно слева он и очутился. Теперь это точно будет его маршрут. Расселина, правда, оставалась чуть в стороне, но до неё далеко, и направление придётся выбирать ещё не однажды.
Как бы то ни было, Монт находился по соседству с участком отца: вдалеке показались его крючья.
Кальв умел делать замечательные двухслойные крюки: острый конец и боёк из закалённой стали, легко пронзающей скалу и входящей в любую, пусть самую малюсенькую, щель. Но на некотором расстоянии от острия крюка снаружи начинался участок мягкого железа, который легко повторял любой извив щели и надёжно заклинивался в ней. А после деформации металл менял структуру, из мягкого превращаясь в твердый.
И теперь Монт вбивал один из тех самых крюков.
Перебравшись на него, Монт решил передохнуть. Уже показалась расселина, о которой говорил отец. Отсюда она казалась узкой ленточкой. Теперь можно пойти к ней напрямую.
Вколачивая крюк в едва приметную трещину, Монт ощутил неладное, и неспроста: огромный осколок, почти валун, выщепившись из скального массива, прогрохотал мимо него и, постепенно разрушаясь от ударов о скальные выступы, полетел вниз бесформенной кучей кувыркающихся камней. Хорошо ещё Монт, повинуясь какому-то наитию, немного изменил привычный порядок вбивания крючьев, и не просто придерживал крюк продетым в кольцо пальцем, а сначала пропустил сквозь кольцо верёвку. Он подумал, что очень много крючьев скалолазы роняли вот так, либо промахнувшись и ударив молотком по пальцу и от боли выронив крюк, либо от того, что крюк пружинил и улетал в пропасть.
Хорошо было и то, что Монт всегда забивал крюк наотлёт от себя, слева направо, и потому смог отшатнуться назад, вжимаясь в скалу – она будто подалась внутрь, пряча Монта.
А если бы он забивал крюк прямо над собой? Он и хотел так сделать, лишь в самый последний момент внезапно перенёс руку.
Его снесло бы со скалы и, скорее всего, перерезало бы пополам: отколовшийся кусок выглядел очень острым. А ну-ка, движется целый каменный пласт!
Монт прижался к камням, пережидая, когда пройдёт сердцебиение. А потом, зажав в руке тот же крюк, принялся выискивать новую трещину, и нашёл её.
Но не успел вбить крюк и до половины, как новый пласт скалы откололся от основания и с шумом канул вниз, догоняя первый. Догнать, конечно, не догнал, но Монта обеспокоил крайне: такое ещё не встречалось. Да, попадались песчаники, крошащиеся под ударами или рассыпающиеся в пыль, но обычно они встречались внизу, у самого подножия Стены, и не всюду.
Камень по структуре напоминал тот, в котором вырублена лестница, крутая каменная лестница, ведущая к Стене, откуда Монт начал путь наверх. Как вышло, что и у подножия Стены и на высоте встречается одинаковая порода?
Похожие мягкие валуны встречались разбросанными чуть не по всей Долине. Причём появлялись они как бы ниоткуда, словно падая сверху. Частью их убирали, вытёсывая блоки для строительства домов, а частью оставляли лежать на избранном месте, если они не мешали пахать землю.
Удивлённый и обеспокоенный, Монт принялся выискивать новую трещину, куда можно вбить злополучный крюк, но нашёл едва ли не над собой, и заколебался: а вдруг и она вызовет обрушение пласта? Тогда его точно снесёт со скалы. Надо ли усугублять грозящую опасность? Не лучше ли отыскать иной путь, пусть немного подольше и подлиннее. Что толку в коротком пути, если идти по нему будет некому? Пожалуй, он поторопился, продвигаясь по горизонтали. Может, вернуться назад, и снизу попытаться пробиться к расселине? Пусть будет дальше, зато минуется опасная зона вывалов. Ведь он поднялся куда выше на своём участке, и проблем не возникало. Или не возникало потому, что он не пытался двигаться в направлении трещины? Может, тут проходит полоса крошащейся породы?
Или же… Монт оценивающе поглядел на свежесколотую скалу. Если бы удалось с той же скоростью вырубить лестницу, на худой конец, жёлоб, и по нему добраться до расселины. Похоже, вон та складка ведет прямо к ней.
Он осторожно примеривался к скале, выбирая место, куда поставить крюк и ударить. Пожалуй, сюда.
Крюк выворотил совсем небольшой камешек, который весело запрыгал вниз, постепенно набирая скорость.
"Пожалуй, полочку получится вырубить", – прикинул Монт. Но не случится ли, что когда над головой нависнет каменная громада, любой очередной удар, а то и неосторожное движение, вызовет обрушение?
Лучше поостеречься.