Лакуна - Роза Сергазиева 8 стр.


Денис растянулся на тахте. Джин воспользовался тем, что кровать оказалась практически на полу, и сделал то, что никогда не позволял себе в другой жизни - пристроился прямо на одеяло рядом с хозяином.

- Ты себе даже не можешь представить, - Хромов провел рукой по мягкой шерсти терьера. - А я ведь помню… Как было страшно одному в лифте… Как кто-то громко пел: "Ка-пи-тан, ка-пи-тан, улыбни-тесь". И еще помню, какая горячая щека у девочки, к которой я прижимался мокрым от слез лицом. Так вот кто меня спас! Так вот как она меня называла - Со-лнышко, - прошептал Денис, сладко засыпая, словно превратился на мгновение в пятилетнего мальчика.

Глава 10

Окончательно освоившийся на новом месте Джин гонял по комнате вчерашний подарок. Мяч летал от стены до стены, и в какой-то момент, следуя теории бутерброда, наконец, "упал маслом вниз" - попал Денису прямо по лбу. Парень тут же вскочил с тахты, поймал прыгающего от восторга пса и хотел проучить "рыжую, наглую морду". Но вдруг понял, что наоборот должен брать с собаки пример. Нет, не скакать за мячом как неразумный младенец, а заняться чем-то знакомым, обычным. Привычка в замкнутом мире, в который их двоих занесло, как соломинка для утопающего - за нее можно зацепиться, чтобы не сойти с ума. Так: зубы чистить не надо, хлопья с молоком жевать не требуется, ну если только изобразить, что двигаешь челюстью. Джин покорно сидел на полу и наблюдал за сложным мыслительным процессом хозяина.

- Гав, - решил подсказать пес. Почему человек такой непонятливый? Пришлось повторить более настойчиво: - Рр-гав!

- Да, это выход, - наконец, обратил на собаку внимание Хромов и взял в руки поводок: последние пару лет каждый день для них начинался с утренней прогулки. Традиция - страшная сила. - Вот только куда пойдем? Хотя есть одно место! Предлагаю проведать деревянную прищепку на нашем балконе!

У лестницы пес нервно затопал лапами. Хозяин никогда не водил Джина на собачью площадку, пес не бегал по бревну, не перепрыгивал через барьер, даже на свой третий этаж они возвращались лениво, на лифте. И вдруг - взбираться по каким-то хлипким дощечкам? Но Денис не заметил скулящего взгляда друга, потянул за поводок и сам стал подниматься наверх. Джин тяжело вздохнул и плюхнулся пузом на ближайшую перекладину, подтянул задние лапы, положил морду на следующую ступеньку. Через несколько пролетов дело пошло веселее, пыхтя и сопя, пес все же преодолел препятствие и, вырвавшись на свободу, побежал изучать новое пространство.

Хромов устроился удобнее на стремянке и прильнул к отверстию в стене: родная (да, уже можно сказать именно так!) прищепка встретила его легким покачиванием. Лана вчера предлагала послушать улицу, но Денису не повезло - снаружи было тихо. Вот и сейчас никто не галдел во дворе. А если воспользоваться носом? Освобождая легкие, парень с силой выдохнул воздух, поднял голову и только потом глубоко вдохнул. Рецепторы уловили смесь центра Москвы: немного автомобильной гари, настоянной на прелых листьях. Малоприятный запах, зато запоминающийся.

- Отдай, отдай, дурацкая собака, - раздался раздраженный голос за спиной.

- Р-р-р, - прозвучало в ответ знакомое рычание, которое могло привести к неприятным последствиям.

Требовалось немедленно погасить конфликт, и Хромов, спрыгнув на пол, влетел в соседнюю открытую дверь.

Джин, изучив подробно периметр второго этажа, вернулся к стремянке, но, увидев, что хозяин по-прежнему ностальгирует под потолком, смело ткнулся в ближайшую створку. И обнаружил там пожилую женщину, которая, держала в руках карандаш, собираясь его поточить. О, что такое карандаш Джин знал с щенячьего возраста. Тонкие деревянные палочки можно не только весело катать по полу, но особенно приятно перегрызать, издавая ни с чем не сравнимый по громкости хруст. И пес, встав на задние лапы, вырвал у женщины карандаш.

- Фу, как не стыдно, - схватил собаку за ошейник подоспевший Денис.

И буквально из пасти вытащил еще целую деревяшку.

- Ручки шариковые в лакуне не пишут, - зачем-то стала объяснять Мила Евгеньевна; высокая прическа на ее голове выглядела как всегда безукоризненно. - Паста не проталкивается. Приходится карандашами. И хорошо, их очень много. Мне в тот год наряд на письменные принадлежности к 1 сентября неожиданно в начале лета выдали: краски, пластилин, ластики, тетрадки. На все группы. И как же я переживала, что запасы внезапно исчезли. Когда начался учебный год, мне в новой заявке отказали. Пришлось к родителям за помощью обращаться. Зато теперь наши возможности безграничны! Но это не значит, - пригрозила она Джину, - что можно госсобственность безнаказанно транжирить.

Когда, наконец, безумный день 20 июня закончился, многочисленные бумажки заполнены и подписаны и из детского сада ушли посторонние: милиция, представители районного отдела образования, инструктор из райкома партии, - Крон заперлась в своем абсолютно пустом кабинете. Она обязана принять правильное решение. По тому, как следователь ей задавал вопросы, заведующая поняла, что в странной краже, случившейся в детском саду, обвиняют, прежде всего, ее саму. Нет, не в том, что она украла у детей кровати и одеяла, а у своих сотрудников зарплату, а в том, что не смогла правильно организовать охрану. Исчезнувший сторож Петр Петрович - поддающий житель соседнего дома, которого она взяла на работу по просьбе матери одного из воспитанников - тому подтверждение. Скорее всего, мужика уговорили за бутылку открыть дверь. Еще и денег подкинули. Теперь он на радостях гуляет где-нибудь далеко от столицы. А ей отвечать. Инструктор райкома уже намекнул, что подготовит материалы - происшествие должны рассматривать на бюро. А это ой как чревато! Времена на дворе после смерти Брежнева резко переменились. Идет андроповская чистка, борьба за порядок и дисциплину. В московских магазинах проходят рейды. Проверяют документы у покупателей: почему в разгар дня находитесь не на работе. Истории одна страшнее другой гуляют по городу. Знакомая знакомой Милы Евгеньевны, которая в научном институте диссертацию писала, поехала в командировку в Краснодар. Для москвичей служебные поездки - спасение: полки в столичных магазинах пустые, за любой ерундой выстраиваются часовые очереди, а в провинции еще можно, например, детский трикотаж какой прикупить. Так вот знакомую в продмаге задержали. Мол, если и в командировке, то обязана находиться по месту назначения. Составили бумагу, отправили на службу, и женщину уволили. Еще и трудовую книжку испортили, вписав выговор. С "волчьим билетом" ей не то, что диссертацию защищать, на работу приличную устроиться не дадут.

А тут выговором не отделаешься, сокрушалась Мила Евгеньевна. Самое страшное: вместе с сейфом испарился и ее партбилет, который она заботливо хранила в чугунном шкафу. За утерю красной книжицы, да еще и за халатность могут и из членов КПСС выгнать. А значит - конец всему. Плохо ли хорошо, но она достигла в своей жизни чего-то, из незаметной учительницы младших классов доросла до директора детского дошкольного учреждения. Только потому, что вступила во время в партию. Короткая строчка в личном деле давала массу преимуществ. Например, возможность иногда ездить за границу. Она уже побывала в Болгарии, на Золотых песках, и на курорте в Карловых Варах. Причем бесплатно, потому что каждый раз оформлялась руководителем группы. Потом, конечно, приходилось писать нудные отчеты: кто как себя вел, кто посещал ночные клубы или активно знакомился с местным населением; кто продал привезенную из дома дрель на рынке, чтобы заработать валюты больше, чем ее разрешалось ввозить; кто покупал подозрительно много товаров одного наименования - верный признак, что человек собирался, вернувшись домой, спекульнуть и тем самым оправдать поездку. Но Крон старалась краски не сгущать, и, как настоящая учительница, про каждого члена группы писала и что-нибудь хорошее. Чтобы сгладить общее впечатление. Но если красную книжицу отнимут, прощай престижная руководящая должность, заветные и так ожидаемые поездки за рубеж.

- Я готова была покончить жизнь самоубийством, - призналась Крон, нервно поправляя широкие манжеты на пиджаке. "Как же называлась эта ткань? - напряг память Хромов. Очень модными считались у чиновниц в 80-х сшитые из тонкой ткани костюмы. Ах, да, всплыло, наконец, нужное слово - джерси!". - Только отложила исполнение приговора, пока не восстановлю работу детского садика в полном объеме. Но на мое счастье Андропов быстро умер. Власть опять сменилась. Хотя, например, того же Соколова, директора Елисеевского магазина, расстрелять успели. Слишком громким получилось дело.

- "Елисеевский"? Тот, что на Тверской? - продемонстрировал знание столицы Денис.

- Нет, который на улице Горького, недалеко от памятника Пушкину, - поправила Мила Евгеньевна.

- Значит - мы об одном и том же говорим, - не стал уточнять Хромов новые названия московских улиц. - Так в чем провинился Соколов?

- Он продавал дефицитные, - сделала специальное ударение заведующая, - товары!

- Полоний? Оригинал "Черного квадрата"? "Ролс-ройсы" первых серий? - гадал Денис, который иногда читал в Интернете журналистские расследования и репортажи с аукционов.

- Кому нужен химический порошок, бессмысленные картинки или допотопные автомобили? Нет, конечно, кра-сну-ю…, - пыталась подсказать неразумному гостю Крон.

- Ртуть?! - догадался парень.

- Ртуть не едят! - обиделась Мила Евгеньевна. - Красную ИКРУ!!! Соколов получал ее со складов, а также парное мясо, деликатесную рыбу, импортные сигареты и спиртные напитки! И продавал дефицит партийным бонзам, работникам Совмина, горисполкома, МВД. Как писали газеты, "создал целую преступную сеть". У магазина было 7 филиалов, директора которых по пятницам привозили директору конверты, набитые деньгами. Там столько народу арестовали, полторы сотни, всем дали большие сроки. Но к высшей мере приговорили одного Соколова. Он знал имена всех, кто пользовался его услугами. Если бы список огласили, разразился грандиозный скандал.

- Извините, - искренне признался Хромов, - все же: что такого антиобщественного совершил директор?

- Я же объяснила, - начинала злиться Крон. - Продавал продукты.

- А разве не для этого существует магазин?! - непонимающе пожал плечами Денис.

- Молодой человек, - насупилась хозяйка кабинета. - Видимо, сейчас снаружи действуют другие порядки, но в мое время спекуляция считалась уголовно наказуемым преступлением.

Хоть страна опять расслабилась после смерти очередного генсека, и про "халатность" Крон потихоньку забыли, она сама продолжала чувствовать себя виновной в том, что случилось, и поэтому практически переехала жить в детсад. Все равно возражать некому, Мила Евгеньевна - строгая женщина бальзаковского возраста - коротала век одна, даже любовника не получилось завести. Она спрятала за новый шкаф раскладушку, распихала по ящикам необходимые вещи, принесла из дома подушку с одеялом, телевизор и по ночам обходила опустевшие комнаты, проверяя запоры. Сторожа со стороны на работу оформлять отказалась, кому во времена тотального дефицита всего и вся, когда народ стал даже лампочки в подъездах скручивать, можно доверять? Только себе и проверенным людям. На ставку охранника оформила няньку Наталью, чтобы следить за порядком в четыре глаза. И вот однажды утром, впустив уборщицу, заведующая вернулась наверх, распахнула дверь, и вдруг… упала. Вроде и не споткнулась о порог, но тяжело рухнула на колени. Но не странная тяжесть в ногах ее напугала, а то, что в кабинете опять кто-то похозяйничал. Исчезла раскладушка и принесенный из дому телевизор, стол и стулья, зато… Зато на своем старом месте у окна стоял заветный сейф! Женщина с трудом подползла к чугунному шкафу, просунула руку в зазор у стены и нащупала ключ! Чтобы не потерять, она прилепляла его пластилином к торцу. Мила Евгеньевна, не обращая внимания на громко бухающее сердце - может быть, оно от радости так себя вело? - открыла заветную дверцу. Между перетянутыми резинкой пачками купюр невыданной зарплаты мирно покоилась красная книжица - считавшийся утерянным партбилет.

- Ничего, - Крон даже всплакнула от нахлынувших эмоций, - ничегошеньки не пропало, никакой кражи. И меня зря обвиняли во всех грехах! Так что я даже рада, что провалилась в лакуну. Теперь, - и Крон показала на стопку исписанных листков, - пытаюсь точно воспроизвести то, что произошло. Когда вернусь обратно, покажу записи товарищам, чтобы полностью оправдать свое имя.

И заведующая, сев в кресло, взялась за карандаш.

Денис понял, что аудиенция закончена и им с Джином пора покинуть кабинет.

Глава 11

У соседней двери, закатав рукава белой рубашки, стоял Травкин.

- Замок разболтался, не защелкивается, - пояснил он, орудуя отверткой. - Любой, когда меня дома не будет, зайти сможет и прихватить, что плохо лежит. Правильно говорю? - подмигнул Петр Сергеевич притихшему неожиданно Джину. - Вы что ли по гостям путешествуете?

- Подучается, что по гостям, - кивнул Денис.

- И кого успели посетить?

- После профессора навестили Егора, сейчас к Миле Евгеньевне заглянули.

- Предлагаю побывать у меня, - неожиданно предложил Травкин. - Завел такое правило: каждому новичку устраиваю экскурсию, но только один раз. С условием, чтоб больше сюда не приходить!

- А мы и не рвемся, - обиделся странному гостеприимству Хромов. - Любопытством не страдаем.

- Ты, Заклеенный, так, кажется, тебя банкир называет, не ершись, - убрал отвертку в карман широких вельветовых брюк бывший начальник ЖЭКа. - Я почему подобным образом поступаю? Потому что знаю людскую страсть к запретному плоду. Мог бы вообще к себе никого не пускать, но понимаю, что так лишь интерес разожгу и спровоцирую человека на преступление - захочет он обязательно забраться ко мне и посмотреть, что прячу. Поэтому заходи, любуйся, чтобы никакие черные мысли тебя не посещали, - и Травкин подтолкнул Дениса в комнату.

"Нет уж, спасибо, обойдусь и без одного раза", - хотел отказаться парень, но замер с открытым ртом: он очутился в предметно-цветовой какофонии. Бывшую детскую спальню, как и в помещениях на первом этаже, разделяла пополам занавеска. Только сшитая не из оконных штор, а собранная из нанизанных на проволоку разномастных шариков. В дело пошли пластмассовые, деревянные, для пинг-понга, от счётов, колесики от игрушечных машинок. Стены, как и оконные проемы полностью скрылись за полками, заставленными всяким хламом: от плюшевого медвежонка и ксилофона до самодельных бумажных хризантем и пластилиновых солдатиков. Хотя некая закономерность бросалась в глаза: больше всего присутствовали… вазы. Видимо, Петр Сергеевич притащил абсолютно все фарфоровые и хрустальные сосуды, что нашлись в детском саду.

Пол устилали сплетенные из ярких полосок круглые коврики.

- На половички я разрезал тюль с окон, - увидел, что рассматривает гость, Травкин. - Они на удачу оказались не стандартно белыми, а розовыми, салатовыми и голубыми. Умели в советское время радовать детишек!

Травкин поднимался по карьерной коммунальной лестнице тяжело и долго. Начинал техником с комнатой в коммуналке. Несколько лет переезжал по столице из района в район. Менялись фамилии начальников, подрастала помаленьку зарплата, но одно оставалось неизменным - качество выделяемого жилья: общие кухня, ванная и туалет, занудные соседи и график дежурств для уборки мест общего пользования. Но вот, когда уже потерялась всякая надежда на изменение статуса, когда он заметил, что молчаливая Степанида стала хной красить волосы, скрывая пробивающуюся седину, вдруг открылась вакансия руководителя. Да еще в самом центре города, да с отдельной жилплощадью в придачу. Пусть на первом этаже, но ведь отдельная, да еще в настоящем кирпичном доме, ни какая-нибудь хрущевка! Травкин летал соколом: устраивал громоподобные выволочки сантехникам-халтурщикам, выводил штат на субботники и воскресники, придирчиво перепроверял ежеквартальные отчеты, которые составляла бухгалтерша, лично собеседовал с каждым дворником, которого брал на работу. Такой же "орднунг" устроил и дома: достал по блату импортные обои, жена разыскала в антикварном магазине дорогую люстру с висюльками, да и мебель начальник ЖЭКа теперь мог купить без очереди. Словом, все как у людей. И только зажили по-настоящему, как…

Что помнил про тот злосчастный день Петр Сергеевич? Что жена принесла в двух термосах борщ и макароны по-флотски. Травкин как раз завершил трапезу и протер салфеткой губы, как в кабинет вошла кассирша из магазинчика, он давно уже положил на девушку глаз и ждал подходящего повода познакомиться поближе. А тут сама судьба привела ее в кабинет начальника ЖЭКа. Девушке потребовалась справка с места жительства. Жаль, Степанида стояла у окна, но старую верную подругу уже пора отправить домой, с обедом покончено, и можно вплотную заняться юной гостьей. Травкин вышел из-за стола, с деловым видом подгреб к Лане и вдруг: ноги его подкосились, мужик рухнул на пол. В глазах помутилось, в голове загудело. Ну, все, допрыгался - схватился за сердце начальник, не удалось убежать от инфаркта. И промелькнула последняя мысль, перед тем, как отключился: пропали доллары, на видюшник копил, хоть и спрятал хорошо, жена обязательно найдет, ой, на глупости растранжирит…

Очнулся он оттого, что кто-то совершенно наглым образом лупил его (!) по щекам. Разозленный подобной бесцеремонностью, Петр Сергеевич даже не заметил, что дышит и двигается с трудом, сел и схватил за руку незнакомого паренька.

- Мне больно, отпустите, - завизжал прыщавый юнец.

Дело закончилось бы дракой, но застонала лежащая рядом Лана. И Травкин переключился на нее - нужно привести девушку в чувство.

Сообщение - его по традиции огласил Аганин-старший - о том, что бывший коммунальщик застрял в лакуне надолго, если не навсегда, сильно разозлило, но не повергло Петра Сергеевича в шок. Бывший руководитель был уверен, что сможет как-нибудь выбраться, изучив хорошенько пространство. А пока решил присмотреться к окружающим и облагородить выделенную ему в полное владение территорию. Постарался максимально приблизить вид нового жилища к тому, чем владел снаружи.

Травкины считались образцовой советской семьей. Аккуратно откладывали деньги на старость. Сначала с помощью сберегательной книжки, потом, когда государство запасы граждан в одночасье "съело", заработанное переводили в американскую валюту и хранили в шифоньере, под полотенцами. Параллельно заполняли жилплощадь (от коммуналок до двухкомнатной в кирпичном доме) вечными ценностями: коврами и хрусталем. Наличие подобных вещей в СССР говорило о достатке: если гостиную украшала горка со стеклом (особо приветствовалось чешское и югославское), а полотна среднеазиатских ткачей закрывали стены, можно не беспокоиться о настоящем и будущем хозяев. Чтобы такую же уверенность обрести и на новом месте, Петр Сергеевич окружил себя подобием любимых вещей, собрал все, что только можно поставить на полки, особенно вазы, даже ковры сплел.

Но если заполнить пустующее пространство рядом удалось быстро, то наладить контакт с теми, кто, так же как и он, оказались в лакуне случайно, не удалось.

Назад Дальше