Придя в себя и сосчитав прибыль в шишках на голове и в синяках на теле, Андрей кинулся к окну. Перед ним расстилалось бурное море; грозовые тучи изрыгая молнии, гром и проливные потоки дождя, низко нависли над вспененными волнами; нелепые животные кишели вокруг, колотясь о бока машины.
- Что ж? Это в конце концов интересно, - про себя отметил Андрей и, став к управленскому аппарату, с удовольствием узнал, что машина, если и не может плыть в сферах надводных, то свободно передвигается по его воле в самой массе кипящей воды.
Безбрежное море скоро отграничилось с одной стороны темной полосой берега. Андрей туда направил машину и, выбрав хорошо укрытую от ветров бухту, причалил к берегу.
Не без некоторого замешательства открывал он запотевшую дверку, чтобы выйти наружу, а открыв, не без явной радости убедился, что атмосфера новой планеты, хотя и горяча, хотя и напоминает собой пристройку к русской бане, где парятся купцы, все же для жизни человекообразного существа и даже самого человека вполне пригодна.
Берег был покрыт густой темно-зеленой растительностью, напомнившей Андрею каменноугольный лес палеозойской эры развитие Земли. Под сводами его - мрачное безмолвие, изредка нарушаемое однообразным стрекотанием невидимого сверчка да глухими порывами влажного ветра. Солнце вообще, видимо, избегало заглядывать на тучно-облачную планету, и в связи с этим первобытный лес ее не знал ни пышного богатства красок, ни дивных ароматов. Ни яркого цветка, ни пестрой бабочки, носящейся в поисках за медом, Андрей не встретил в мрачных зарослях. Зато безмолвный мир, населявший болотистую почву давал себя звать на каждом шагу: прожорливые кузнечики, исполинские паукообразные, отвратительные тараканы - величиной с ладонь, ядовитые скорпионы и многоножки бесшумно скользили под ногами изумленного межпланетного бродяги, заставляя его совершать диковинные прыжки и чертыхаться ежеминутно. А когда из вонючего болота, раскинувшегося вдаль от подошвы лесистых холмов на целые мили, выползали ленивые, неуклюжие четвероногие: ящерицы величиной с крокодилов и быкоподобные лягушки с коротким, но отнюдь не ласковые ревом, которые приветствовали появление двуногого, - его изумление перешло за грани нормального.
В полном соответствии с этим диковинным животным миром находилось и растительное царство. Ни береза, ни дуб, ни клен не раскачивали своих верхушек в наполненном вешними ароматами воздухе. Воздух здесь был пропитан запахом гниющих деревьев и пресмыкающихся, а растительность представляла собой своеобразную, нигде на земном шаре не встречающуюся картину. Мохнатые стофутовые деревья с голым стволом, испещренным параллельными желобками и треугольными рубчиками, высоко вздымали свои пышные короны, напоминавшие щетку для прочистки лампового стекла. Восьмифутовые папортники благосклонно простирали свои перистые листья над головой озиравшегося во все стороны невиданного ими странного двуногого. Елкообразные хвощи глухо шуршали сорокафутовыми стволами, роняя на его одежду черных тараканов и бесцветных многоножек.
Фу, чорт! - вздохнул Андрей, более чем удовлетворившись всем виденным, и повернул обратно к морю - к оставленной в бухте машине. Его совсем не прельщала перспектива жизни на первобытной планете. Мысль о потерянной родине, о невозможности зарядить аккумуляторы, о вынужденном бездействии вдали от революционных событий, вдали от борющегося пролетариата земли, эта мысль и омрачала, и подхлестывала его энергию.
- Эх, где наша не пропадала! - выкрикнул он с молодым задором в черное месиво грозных туч.
II. КОМ-СА
(Записки профессора Зэнэля)
I
ДВА НЕОБЫКНОВЕННЫХ ВИЗИТА
Вечер. Что-то не клеится сегодня моя работа. Нет настроения, и надежда на перемену его при мягком свете электрической лампочки не оправдалась.
В досадном раздумьи сижу за столом, механически грызу ручку пера, но ничего но выгрызается.
Жена и дети - в театре. Люблю, грешным делом, это время. Никто не мешает сосредоточиться; отдаться целиком плавному, спокойному течению творческой мысли: ни обычная суета жены по хозяйству, ни шаловливые крики детей, ни хлопанье дверей, ничто не врывается диссонансом в работу напряженной мысли.
И все-таки - ничего не пишется. Не могу сосредоточиться, что-то мешает.
Бессознательно начинаю искать причину такого необыкновенного состояния.
Здоровье? - Желал бы я, чтобы все обладали моим здоровьем. Мне 45 лет, а я сохранил в полной мере и нормальные функции внутренних органов, и юношескую гибкость мышц, и свежесть ума. Нет, здоровье здесь не при чем.
Мой старый приятель доктор В. в подобных случаях говорит:
- Смотрите в желудочек, мой друг, в желудочек смотрите!..
Он все необ'яснимые случаи дурного самочувствия ставит в связь с расстройством пищеварения. И большею частью бывает прав…
Но у меня-то желудок, что называется, подошву переварит и… ничего, ей-ей…
Ловлю себя на смутном ощущении, будто ожидаю чего-то или кого-то.
Нелепость! В этот вечер ко мне никто не заглянет: знают, что я за работой…
Может быть?.. Ерунда!.. Жена и дети - в театре, это два шага отсюда… Ерунда!.. И думать не хочу…
Но, надо сознаться, работе моей мешает какая-то странная напряженность нервной системы, - беспокойство, предчувствие, - сказала бы жена…
Нет, не предчувствие.
Вот что. Аналогичное состояние я испытываю, когда знаю, что про меня много говорят; например, перед лекцией на сенсационную тему, или скорей после нее, когда слушатели, пораженные гигантской картиной мироздания, картиной, нарисованной перед ними мною, расходятся по домам, долго удерживая в своем воображении образ блестящего лектора, т. е. меня. И вот тогда-то невидимые нити психо-энергии тянутся из всех концов города и сходятся в моем мозгу, порождая в нем смутный трепет, мешающий мне сосредоточиться…
Да-да. В этот вечер кто-то, какое-то многочисленное собрание долго и страстно занималось моей личностью; именно занималось, а не занимается… Потому что, пока я обдумывал все это, нелепое мое беспокойство, мешающее работе, исчезло. Ясность мысли и подчиненность ее моей, только моей, воле вернулась.
Следовательно: работать! Работать с удвоенной энергией, чтобы наверстать потерянное время…
Интересно, однако, что это было за собрание?
* * *
Звонок…
- Профессор Зэнэль дома?
- К вашим услугам, собственной персоной…
Даже сердце заныло в приятной истоме: давненько не приходилось видеть ничего подобного. Входят двое - никак иначе не могу назвать - двое чистой крови джентельменов: в черных фраках, блестящих цилиндрах, в лайковых перчатках… Сразу видно - люди высшей породы!..
Проводил в кабинет.
- Прошу садиться.
- Благодарны. Мы на минутку… Вы, действительно, проф. Зэнэль? - спросил тот, кто имел четырехугольный подбородок и монументальный рост.
- Странное дело! Зачем бы я стал притворяться под проф. Зэнэля?!
Стою у стола. Неприятно, что посетители не сели.
Квадратный подбородок, поколебавшись совсем немного, спрашивает:
- Можем мы просить вас показать свое удостоверение личности?..
Ей-ей, это мне нравится!.. Пришли неизвестные, не назвались; вид имеют, будто только-что из Америки; иностранный акцент и… спрашивают удостоверение?!..
Улыбнулся, говорю:
- Разрешите раньше узнать: с кем имею приятность беседовать?
- Для вас это безразлично! - оборвал, как топором рубанул, четырехугольный и, ожидая поддержки, взглянул на своего компаньона, в противность ему рост имевшего низенький, подбородок острый и нос пуговкой.
- Да-да… Совершенно безразлично… - как автомат подтвердила пуговка.
Люблю экстраординарность, но в рамках приличия.
- Позвольте, - начал я, желая показать, с кем они имеют дело.
Четырехугольный (высшая порода?!) опять резко перебил:
- Желаете вы заработать 2.000 фунтов стерлингов?..
Что касается финансового вопроса и астрономических цифр, я всегда быстро с ними справлялся. И теперь безотчетно перевел стерлинги на червонцы. Получилось что-то очень приличное. Но я был оскорблен подходом и холодно ответил:
- Прежде всего, разрешите - ваши фамилии и что за работу вы мне предлагаете?
Первая часть моего вопроса осталась висеть в воздухе, на вторую последовал ответ (лучше бы он и не следовал), ответ, ошеломивший и породивший холодок в душе:
- Мы предлагаем вам сопровождать нас в экспедиции на Луну…
Очевидно, разговор предстоял длинный…
- Прошу присесть. - сказал я.
Пуговка присела, я тоже невольно опустился в кресло; четырехугольный продолжал стоять.
- Ну, так как же? Согласны вы на наши условия?..
Гм! гм! Вид у них будто серьезный и на мистификаторов они не похожи!.. Чертовщина!..
"Не психи ли?" - мелькнуло соображение.
Желая оттянуть время, чтобы прийти в себя, спросил:
- На чем же думаете летать, господа?..
Четырехугольный усмехнулся, усмехнулась и пуговка:
- На психо-машине…
Смеяться над собой я не позволю!
Должно быть, я побагровел, но сдержал гнев и произнес мягко:
- Можете убираться во всем чертям!..
Четырехугольный схватил цилиндр и метнулся к двери, говоря выражением своего лица:
- Дурак, от своего счастья отказывается!..
Признаться, - у меня неприятно захолонуло в душе! Я ведь не прочь был от стерлингов…
Пуговка вдруг обнаружила большую порывистость и энергию, поймала товарища за полу фрака.
- Постой, Джек, не волнуйся, - сказала она на чистом английском, - господин профессор думает, что мы его мистифицируем… Дай, я об'ясню…
Четырехугольный остановился, мрачно скрестив руки на груди, не глядя на меня.
Тихо начала пуговка, подыскивая слова:
- Совершенно верно, господин профессор, мы летим на психо-машине… И мы далеки от мысли… от мысли… как это по-русски? - обратилась она к четырехугольному.
Я насторожился. Дело принимало другой оборот:
- Пожалуйста, говорите по-английски, я понимаю…
- Ах, очень приятно! - обрадовалась пуговка и быстро защебетала на своем родном языке: - Мы далеки от мысли, г-н профессор, смеяться над вами… Мы использовали вашу чудную идею, изложенную в вашем чудном романе…
- Роман не мой и идея не моя, - возразил я.
- Знаем, знаем, - засмеялась пуговка, - мы ведь читали и предисловие к вашему роману… Ну, это все равно. Мы построили психо-машину и думаем теперь совершить путешествие на Луну…
- Тэ-экс… - нисколько не убежденный протянул я.
- Нам необходимо в нашей экспедиции иметь опытного руководителя, знакомого с условиями жизни на Луне…
- Я не был на Луне и ничего не знаю, - ухватился я за хороший повод, чтобы отказаться от фантастического предложения.
- Г-н профессор, - застонала пуговка, - зачем такое недоверие? Неужели мы заслуживаем его?
Я очень мало расчувствовался и холодно отпарировал:
- Почему вы не хотите назвать себя? Кто вы такие?
Четырехугольный передернулся, пуговка жалобно продолжала:
- Г-н профессор, клянусь богом, мы вам откроем со временем наши фамилии, но в настоящий момент, клянусь богом, этого мы не можем сделать по соображениям… по соображениям известного порядка… Но, поверьте, мы так далеки от мысли сделать вам что-либо плохое… неприятное…
- Цель вашей экспедиции? - крикнул я коротко.
- О, господи! - залебезила, стеная, пуговка. - Цель чисто научная! Научная и исследовательная… потом - экономическая… Мы думаем найти там (он показал на потолок) тяжелые металлы - вы понимаете? - и камни… да, камни.
- Вы храните в тайне вашу поездку? - спросил я с задней мыслью поймать посетителей и поймал.
- Да-да! Конечно, в тайне! Само собой разумеется, в тайне! - встрепенулась пуговка, очень довольная, что я так простодушно пошел им навстречу. - Только я да вот он знаем об экспедиции и обо всем, что связано с ней!
- А мне думается, - начал я, строго и внушительно глядя в глаза обоим посетителям, - что вас было целое собрание, многочисленное собрание, которое час тому назад - скажу точно - в 8 часов вечера заседало и горячо обсуждало проект приглашения меня в экспедицию!..
Я не успел проверить эффекта, вызванного моей смелой информацией. В общем же эффект был таков:
Пуговка свалилась со стула от неловкого прыжка ко мне четырехугольного… Четырехугольный держал новенький, фатально блестевший маузер и тыкал им в мое лицо…
- Вы слишком много знаете и много хотите знать, милостивый государь, - орал он, продолжая слишком неосторожно потрясать револьвером. - Не важно, откуда вы узнали о нашем собрании, имевшем место час тому назад в Нью-Йорке… Предполагаю, что вы не имели никаких фактических данных, кроме какой-нибудь психо-комбинации, и просто намеревались смутить нас!..
Он был почти прав, чорт возьми!
- Опустите ваш револьвер, - предложил я, - совсем лишнее тыкать им в нос…
Но четырехугольный не опускал вооруженной руки.
- Подождите. Успеете. Джон (это он к пуговке), дай господину профессору чек на 500 фунтов…
- Вот вам, г-н профессор, 500 фунтов. Это аванс. Остальные вы получите завтра в это же время, перед посадкой в машину. Надеюсь, вы теперь не откажетесь следовать с нами?
Чек я машинально опустил в карман: проклятый револьвер не давал возможности ясно мыслить; ведь он мог и выстрелить!…
- Да-да, я согласен, - насколько можно твердо произнес я. - Но опустите ваш револьвер!..
Ах, какой упрямый этот Джек, он же - четырехугольный!..
- Нет. Вы раньше дайте честное, слово джентльмена, что не вздумаете увильнуть от экспедиции, не вздумаете приглашать властей, и завтра, ровно к 9 часам вечера, будете готовы к поездке… Даете в этом слово?..
Милый способ - из-под дула револьвера вырывать согласие да еще закрепленное словом, но пришлось на все согласиться: ведь у меня жена, дети, а этот проклятый четырехугольный обрубок способен был на самый скверный поступок…
- Ну, вот и поладили, - миролюбиво закончил Джек, пряча маузер в карман. - Значат, завтра вы получите остальные деньги… Да, кстати, избави вас бог оказать нам какое-нибудь сопротивление! Тогда, мы уже не к револьверу прибегнем, а к психо-магниту… Надеюсь, вам знакомо это средство?..
Теперь и Джон-пуговка - ехидно хихикал. "Постойте, бандиты", - озлился я.
- Не согласен! Не согласен! - ошеломил я их внезапным криком.
Те даже рты разинули.
Четырехугольный Джек процедил сквозь зубы:,Год-дэм!" (очень неприличное ругательство) и снова полез за револьвером. Пуговка - Джон тоже опустил руку в карман. Конечно, я поспешил об'яснить в чем заключалось мое несогласие:
- Две тысячи фунтов мало! Вы должны дать больше! Может быть, из этого треклятого путешествия не придется вернуться! У меня- семья…
- Ах, вот! - успокоились сразу милые гости. Джек презрительно уронил:
- Сколько вы хотите?
- Пять тысяч фунтов! И половину-сейчас!..
- Джон, напиши г-ну профессору чек на две тысячи…
И они ушли, заверив мне свое глубокое почтение… О, негодяи!..
* * *
Едва я успел, заперев дверь, вернуться в кабинет, - новый звонок… Оглянулся: не забыли ли чего мои визитеры. Будто, нет.
Нехорошо, если это жена с детьми. Увидят меня, взволнованного, начнут расспрашивать, беспокоиться…
Славу богу, не жена. Два безузых юнца и спрашивают, конечно, меня.
Вот денечек выдался! Как нарочно, когда мне надо готовиться к серьезной лекции, прут визитеры да все из сорта самых необыкновенных.
Эти тоже начали оригинально. Я поспешил заверить:
- Профессора нет дома. Профессор ушел с 8 часов на лекцию и вернется только к 12. Зайдите, товарищи, завтра.
- Нет, вам надо его сегодня видеть, дело серьезное, - насупившись пробормотал старший из юнцов - с белокурыми вихрами, а младший - с острыми черными глазенками, ни слова не говоря влез в переднюю, хладнокровно оттеснив меня дверью в угол, на плевательницу.
- Мы подождем, - решили они, комфортабельно усаживаясь почему-то на подоконнике, когда в передней стояло достаточно стульев.
- Ну, и ждите на здоровье! - рассердился я, собираясь итти к себе в кабинет
- Подождите, подождите, товарищ, - соскочил вдруг младший, с черными глазенками. Он через открытую дверь увидел в столовой мой портрет.
- Это чей портрет-то? - подозрительно-недружелюбно вопросил глазастый юнец.
- Что вам угодно? - вместо ответа, резко спросил я.
Глазастый горячо обратился к вихрастому, совершенно игнорируя мое присутствие:
- Он (- это, значит, я), он врет… Он - сам профессор и есть… Вон под портретом его фамилия… А портрет его…
Ребята взяли меня в работу. Пришлось сознаться. Но, чтобы не затягивать визита, я не пригласил их в кабинет. Так, стоя в передней, мы и об'яснились.
- От вас только что вышли два подозрительных суб'екта… - начал вихрастый.
- От меня ничего подозрительного не выходило, - отвечал я заинтригованный и смущенный. - Oднакo кто вы сами-то?
- Два "господина" в цилиндрах, - продолжал вихрастый, будто и не слышал моего вопроса. - Они спустились в овраг (дом, в котором я жил, стоял на краю оврага) и оттуда вылетела странная штука, в роде большой сигары; вылетела и унеслась в небо…
- Какое отношение имеет это ко мне? - внутренно я оробел от такого сюрприза.
- А ведь цилиндры вышла от вас? - резонно мотивировал глазастый.
- Ну да, от вас, - подтвердил его товарищ.
- Ну так что же? - смешался немного я, и рассердился. - Чорт вас возьми! Что вам надо? И кто вы такие?
- Мы комсомольцы, - небрежно уронил вихрастый, поглощенный другой мыслью. - Кто эти господа-то? Контр-революцию, небось, затевают?..
Признаться, до сих пор я не думал о возможности таких планов у англичан (или американцев), посетивших меня. К Советской власти я вполне лойялен; с начала революции работаю в рядах советских ученых и совсем не желаю участвовать в каком-либо заговоре против власти, признанной мною. Это я и выразил, обеспокоенный, своим юным визитерам.
- Вы - буржуа, - произнес старший, с видом знатока оглядывая обстановку моей квартиры.
- Конечно, буржуа, - отозвался и младший, бесцеремонно заглядывая в столовую.
- Вас ничего не стоит купить, - раздумчиво произнес первый, а второй поддакнул:
- Покажи вам стерлинги или доллары, и вы какую-угодно власть предадите, не говоря уже о Советской…
- Ах, чорт вас дери! Сопляки вы этакие!.. Да если на вас наставляют револьвер и дают деньги, что остается делать?!..
Напрасно я погорячился. Не мог сдержаться, слишком меня взвинтили эти два визита. Ребята насторожились.
- Видишь, видишь! - сказал один другому, - так и есть! Эти цилиндры что-то затевают да и без него (кивок на меня) тут не обошлось…
- Слушайте, попадете вы в грязное дело! - тоном видавшего виды заключил вихрастый.
"У меня семья на плечах. Ну их к богу, эти стерлинги!..
Но что делать? Ведь цилиндры могут привести в исполнение свою угрозу?! Вот попал в переплет! Дернул меня чорт напечатать Психо-машину!.."
И я чистосердечно поведал ребятам все, взяв с них слово выручать меня из беды.
- Ого! На луну!? - гмыкнули комсомольцы. - Интересно. Мы думали: это только в романах пишется…