- Кубосница, - абсолютно ровным голосом повторил робот. - Высококалорийное и витаминизированное блюдо, очень популярное на планете Брак системы Проциона. Между прочим, сила тяжести там в 2,4 раза больше, чем на Земле.
Последнее замечание робота показалось мне не совсем уместным. И, видно, не только мне.
- Может быть, на планете Брак кубосница и популярна, - жена с убийственной иронией выговаривала каждое слово, - если тамошние желудки выносят такую гад… тяжесть, но мой земной желудок привык к более легкой пище. Кажется, благодаря этой жестянке придется отправиться на работу голодной! И тебе спасибо, бурбон! - это уже адресовалось мне. - Приятного аппетита!
И она удалилась, хлопнув дверью.
- Что ваша супруга имела в виду, когда говорила о жестянке? И что такое бурбон? - робот задавал вопросы не повышая голоса, но его глазные линзы странно поблескивали…
Я пробормотал что-то насчет его металлического корпуса и королевской династии, допил свой кофе и пошел с неспокойным сердцем на работу.
Целый день все залилось у меня из рук. Вызывая своим видом сочувствие коллег (не заболел ли? все ли в порядке дома?), я едва дождался конца рабочего дня. Взлетев по лестнице, отпер дверь… и оторопел. Все вокруг сияло прямо-таки медицинской чистотой. Поражала выстроенная под линеечку обувь, сыто блестевшая жирной смазкой. Можно было держать любое пари, что на всех 32 квадратных метрах жилой площади не осталось ни пылинки.
В чулане раздался грохот, из чего я заключил, что робот добрался до моего походного снаряжения. Но, видно, он засек мой приход, потому что тут же появился на пороге.
- Добрый вечер, хозяин. У меня есть вопрос.
- Пожалуйста, Витя.
- Что такое "засп. ранец"?
- Как? - я едва не поперхнулся.
- Вот, посмотрите.
Робот протягивал зажатую в стальной клешне бумажку. Я взял ее и прочел: "Засп. ранец турист. Арт. "в". Груз. 25 кг."
- Выброси ее. Это от моего старого рюкзака. А сокращения читаются так: "заспинный ранец туристический, артикул "в", грузоподъемность 25 килограммов".
- А я решил… - Робот не договорил, спрятал бумажку у себя на животе, и мне так и не довелось узнать, что же он решил.
Зазвонил телефон. Я протянул руку за трубкой, но рука робота оказалась намного длинней, да и его реакцию с моей не сравнить.
- Алло? - сказал он голосом, в котором мне почудились нотки важности. Впрочем, этого не могло быть: ведь роботы начисто лишены эмоций. "Здравствуй, - между тем продолжал разговор робот. - Нормально… А ты? Уезжаешь? А чего так рано? А когда вернешься? А чего так поздно?"
У меня по спине поползли мурашки. Ведь он почти слово в слово повторил наш с женой телефонный разговор, который состоялся дня три назад. Мне тогда надоели ее нелепые вопросы, я нагрубил и бросил трубку. Но ведь Витя не мог его слышать! Тем временем он закончил разговор, вежливо попрощавшись. Нет, это просто совпадение.
- Знакомая… мый робот. Работает тут неподалеку, - пояснил Витя.
- А как же он узнал твой… наш номер телефона?
- Радиоконтакт роботов нашей серии возможен на расстоянии до тысячи километров.
- Ты поддерживаешь связь с другими роботами?
- Да, с пятьюстами шестьюдесятью тремя, - без малейших усилий справился он со склонением сложных числительных.
- Если, как ты говоришь, у вас радиоконтакт, зачем вам тогда телефон?
- Это модно. Среди нас, роботов, тоже есть любители старины.
Жена пришла позже обычного, и я не увидел на ее лице обнадеживающих признаков. Я встретил ее в прихожей, обнял, чмокнул в щеку. Робот сидел на корточках здесь же, в неудобной (на человеческий взгляд) позе и прибивал отвалившуюся заднюю стенку ящика для обуви. При этом он скрежетал что-то себе под нос - напевал, так сказать. Я прислушался.
Он был всего-навсего робот…
Из заостренного конца его "руки" выскочил пневматический молоток-палец и ударил по гвоздю. Тук!
…Она человеком была…
Я почувствовал, как напряглась рука жены.
- Ты не знаешь, что это он там несет?
- Кто, Витя? Нет, дорогая, я ничего не слышу…
В тот же миг мои робкие объяснения перекрыл мощный голос робота:
- Если вы говорите обо мне, то в данный момент я ничего не несу. А вообще я способен нести до 250 килограммов полезного груза, что в 10 раз больше, чем "засп. ранец" хозяина.
Я почувствовал, что сейчас что-то произойдет. Жена одним движением отодвинула меня в сторону.
- Он же все понимает буквально… - пролепетал я в слабой надежде спасти положение. Но жена меня уже не слушала. Она стала перед сидящим на корточках роботом в классической позе, уперев руки в бока, и открыла рот. И вдруг…
Витя перестал стучать молотком и каким-то сладким голосом произнес:
- Ничто так не украшает женщину, как улыбка. Не зря в одной популярной песенке второй половины двадцатого века пелось: "Улыбайтесь, чаще улыбайтесь, даже смейтесь, если вам смешно, и на шутки никогда не обижайтесь, в жизни надо быть серьезным, но…". Особенно это относится к такой симпатичной чувихе, как вы, сударыня!
Тут робот артистическим жестом извлек откуда-то (как мне показалось, из колена) букетик цветов и вручил жене. Та растерянно взяла подарок и дрожащим голосом сказала спасибо. И уж совсем непоследовательно бросив в мою сторону: "А с тобой я еще разберусь!", скрылась в своей комнате.
- Воистину мужчина - козел отпущения… грехов женщины, - философски заметил Витя.
Я все еще не мог прийти в себя от такого поворота событий.
- А как же… тропы?
Вместо ответа робот протянул мне свой технический паспорт.
- Прочтите, хозяин.
Я прочел уже знакомое: "РДХ "Витязь", модель 365".
- Дальше, дальше.
Я пригляделся и разобрал малюсенькие буковки, на которые раньше не обратил внимания: "С.Э.М.".
- А что это значит?
- Это значит - "самосовершенствующаяся экспериментальная модель".
И он подмигнул.
Александр Бачило
Мыслефильм, или Записки графомана
27.01.08. За последний месяц так ни разу и не удалось хорошенько поработать. То есть, не на заводе, конечно, там все в порядке; на прошлой неделе стал давать продукцию новый цех, в пятницу его торжественно закрыли на ключ - Люди не будут заходить туда лет пять. А вот дома, так сказать, в творческой мастерской, что-то не ладится. Замерла моя жизнь в искусстве. Такой уж дурацкий характер: как раз в то время, когда нужно бы творить и творить, не могу выдавить из себя ни одной приличной мысли. И ведь из-за чего? Из-за того только, что редактор Стенкер-Горохов как-то в разговоре небрежно бросил: "Ты там поглядывай, кстати, твой "Робинзон" может на днях поступить в просмотр…"
Конечно, любой заволнуется, узнав, что его первый фильм выходит на большой экран, однако не следовало приходить в восторг раньше времени. Редакторское "на днях" длится больше месяца, и все это время моим основным занятием является просмотр списка новых мыслефильмов. Увы, "Робинзона" среди них нет. Самое обидное, что мне не с кем разделить своих страданий, ведь мыслефильм, как известно, отличается от обычного стереокино тем, что в его создании не участвуют ни актеры, ни режиссеры, ни операторы, он является продуктом одного лишь воображения автора. Для создания мыслефильма не нужно никакой съемочной техники, массовки, декораций, ругани и т. д. Садись в кресло, нажимай кнопку и представляй. Хочешь - спасай отдаленную цивилизацию, а хочешь - экранизируй на свой вкус "Анну Каренину". Конечно, не каждому удается создать яркие характеры и оригинальный сюжет, но зато набор выразительных средств у нас куда богаче, чем, скажем, у простых киношников. Одна беда - слишком много развелось нашего брата - мыслефильмистов, трудно пробиться на большой экран. Впрочем, настоящий талант рано или поздно найдет свою аудиторию, так что с этой стороны моя судьба обеспечена.
Помнится, начиная работу над "Робинзоном", я невольно представил себе лица друзей и коллег по работе, когда они обнаружат мою фамилию в списке авторов последних фильмов. А какую мину состроит моя бывшая одноклассница Катрин-Закирова, задирающая нос только потому, что ее два раза показывали в финале викторины "Кто - кого"!
Но предвкушение наслаждения превратилось теперь для меня в пытку, я даже не могу заставить себя обратиться к Стенкеру-Горохову, опасаясь услышать от него страшные слова, мол, произошла небольшая ошибка, и он вообще имел в виду не меня, а другого молодого автора. Но довольно! Есть только один способ избавиться от муки непрерывного ожидания. Новая, серьезная работа заставит меня забыть о несчастном "Робинзоне". Пусть сам позаботится о себе, я сделал для него все, что мог, и должен теперь умыть руки.
28.01.08. Ровно в девятнадцать ноль-ноль я вошел в свой домашний кабинет с твердым намерением всесторонне обдумать и сегодня же приступить к записи нового произведения. С самого начала мне было ясно, что оно должно быть фантастическим и по возможности приключенческим. Правда, Стенкер-Горохов не одобряет этого направления.
- Эх, молодежь! - сказал он мне, просмотрев "Робинзона" в первый раз. - И чего вас все на экзотику тянет? Ближе к жизни нужно быть! Почему бы не создать фильм, к примеру, о самых обыкновенных космонавтах, или там, я не знаю - о хлеборобах Заполярья? Нет, обязательно какую-то небывальщину лепят!
Но тут уж я над собой не властен. Так и Стенкеру сказал - воображение, мол, сильней рассудка, не я сочиняю, каждый мой эпизод - эманация души.
Итак, я включил мыслепроектор и глубоко задумался. Лучше всего, если мой герой будет звездным инспектором. Это рослый молодой человек приятной наружности, широкоплечий, с волевым подбородком… Я остановился и критически оглядел стоявшего передо мной верзилу. М-м-да. Это было. И было не раз. Даже, наверное, не тысячу раз. У, морда суперменская, так и лезет в каждый фильм! Ну, погоди же…
Верзила посмотрел на меня грустными глазами и начал быстро лысеть, одновременно уменьшался его рост и увеличивался объем талии. Вот так-то, голубчик! И будешь ты у меня не звездный инспектор, а участковый. Впрочем, не отчаивайся, в твой участок будет входить несколько созвездий с краю Галактики и большое число планетных систем. А звание участкового - это для более прочной связи с жизнью. Итак, участковый инспектор Федор Мелентьевич Земляника…
…Участковый инспектор Федор Мелентьевич Земляника, обогнув заросли темно-фиолетового бамбука, подошел к зданию биолаборатории. На крыльце его поджидал высокий, чуть сутуловатый мужчина в белом халате. Увидев участкового, он немедленно устремился к нему, на ходу кивая головой.
- Очень рад! Очень рад! Моя фамилия Парабелко, завлабораторией. Как вы долетели? Наш Пиливон - порядочная глушь.
- Это мой участок, - пожал плечами Федор Мелентьевич, - а долетел хорошо, спасибо. Ну, так что же у вас стряслось?
- Да понимаете, очень странная история, - сказал Парабелко, увлекая Федора Мелентьевича внутрь здания. - Виктор Петрович и Сережа… Впрочем, они сами расскажут. Могу сообщить только, что неделю назад они отправились в Бамбуковый лес и исчезли. Через три дня мы выслали спасательную партию и после долгих поисков нашли их в районе поляны Круглой, в состоянии весьма странном. Они стояли на опушке леса, зажав носы, и с самым обескураженным видом глядели куда-то вверх. В воздухе стоял омерзительный удушливый запах, так что врачу спасательной партии едва не сделалось дурно.
Естественно, мы стали расспрашивать Сережу и Виктора Петровича о том, где они пропадали целую неделю, и этим вопросом привели их в полное изумление. "Позвольте! - сказал Виктор, - ведь мы только сегодня утром вышли в путь! Сережа может подтвердить… Да что там! Вот вам доказательство!" - и он продемонстрировал нам свой чисто выбритый подбородок.
Ситуация, действительно, выходила странная. Мы не знали, что и подумать, как вдруг Виктор Петрович хлопнул себя по лбу и вскричал: "Ну конечно! Как же я сразу не догадался! Это все он, наш сегодняшний знакомый! Ах, негодяй, и здесь обманул! Ну что прикажете с таким делать!"
Сережа предложил вызвать милицию. "Да-да, конечно! - оживился Виктор, - с мошенниками подобного масштаба могут справиться только специалисты. С нашей помощью, разумеется".
В общем, они не успокоились до тех пор, пока мы не вернулись в лабораторию и не послали вам телеграмму…
- Мм-да-а, - Федор Мелентьевич покачал головой. - Любопытно…
Они вошли в кабинет заведующего. В креслах у стены сидели двое: молодой человек в очках, с наметившейся на макушке лысиной, и паренек лет семнадцати, одетый с претензией на земную моду, правда, прошлого сезона.
- Знакомьтесь, - сказал Парабелко, - Виктор Петрович Лавуазье, кандидат биологических наук. Сергей Щекин, лаборант. А это - наш участковый, товарищ Земляника.
Увидев Федора Мелентьевича, Сережа и Виктор поднялись.
- Нужны срочные меры! - торопливо заговорил Лавуазье, - ведь это социально опасный тип!
- Минутку, - остановил его Федор Мелентьевич. - Давайте не будем торопиться, а обсудим все по порядку. Что за тип, откуда, зачем, и так далее. Я вот, с вашего позволения, сяду здесь за столом и буду записывать. А вы, Виктор, давайте с самого начала. Ничего, что я вас просто Виктором? Мне по-стариковски так удобнее…
- Ну, что вы! Конечно… Началось с того, что мы с Сережей отправились за образцами злаковых. На круглой поляне их несколько видов, причем некоторые больше нигде не обнаружены… Мы почти добрались до цели, когда на опушке леса вдруг увидели крупное животное, по-видимому, ящера.
- Только с тремя головами, - вставил Сережа.
- Да, да! С тремя головами. Здешняя фауна изучена довольно подробно, и представители ее большими размерами не отличаются, поэтому мы очень обрадовались, решив, что перед нами совершенно неизвестный вид.
- Я схватился за фотоаппарат, - снова перебил Сережа, - а эта тварь вдруг встала на задние лапы, передними на нас замахала и говорит…
- Говорит? - удивился Земляника.
- Вот именно, говорит! - воскликнул Виктор Петрович, - да еще как! "Не надо, - говорит, - мужики. Не люблю я этих портретов в интерьере. Вы лучше идите сюда, посидим, потолкуем. У меня дело к вам".
Мы подошли, поздоровались и спросили, не является ли он представителем аборигенов этой планеты, которых нам, кстати, до сих пор не удалось обнаружить. Он рассмеялся и отвечает:
"Нет, братва, я тут проездом. С Земли лечу. Хочу выбрать, наконец, место для жительства, как говорил один из наших. Да вот, что-то двигатель стреляет у моей посудины, никак не пойму в чем дело. Видно, перегрузил на старте, слишком быстро пришлось сматываться из конца двадцатого века".
"А как же, - спрашиваем, - вы в двадцатом веке оказались"?
"Да уж оказался, вашими молитвами. От техпрогресса не отстаю. Посудина моя сделана по индивидуальному заказу, постарался один негуманоид, вложил в нее двенадцать степеней свободы. Ну, по четырем координатам, включая время, летаю, а остальных и не трогаю, бог с ними".
Мы его спросили, что он делал на Земле, и тут его головы, которые раньше все время говорили хором, вдруг потупились. Одна промолчала, другая пробормотала: "Да, так, по мелочам…", а третья смерила нас нехорошим взглядом и говорит:
"Про Дракона слыхали? Так это я и есть. По рыцарям работал, по богатырям. Забавный народ! Вечно наврут с три короба, а потом на масленицу в деревню и не покажись - все разбегаются. Иной раз, конечно, случается, чего греха таить, дашь какому-нибудь графу по каске, если чересчур донимает, но это не каждый раз, да и не по злобе, а так, - для внушения должного почтения…"
"Но ведь в двадцатом веке уже в драконов не верили, - возразил я, кем же вы там работали?"
Он усмехнулся:
"Зеленым змием…"
Потом спохватился, махнул лапой.
- "Ну, да это неинтересно. Пойдемте, я вам лучше свою посудину покажу, может, что посоветуете".
Пробравшись вслед за драконом сквозь заросли пиливонского бамбука, мы вышли на Круглую поляну и в центре ее увидели нагромождение полупрозрачных сфер, конусов и пирамид. Это и была "посудина" дракона. Поначалу мне казалось, что разобраться в устройстве этого сооружения совершенно невозможно, но, подойдя к кораблю поближе, я ощутил вдруг какую-то поразительно нехитрую логику его конструкции. Что же касается Сережи, то он, ни слова не говоря, сейчас же полез под днище одной из пирамид, некоторое время чем-то там громыхал и, наконец, вернулся, держа в руках собранный из четырех металлических реек квадрат.
"Вот, - сказал он, - все дело в этой штуке. Рейка лопнула".
Действительно, одну из сторон квадрата по самой середине пересекала трещина.
"А что это за деталь? - спросил я, - нельзя ли как-нибудь обойтись без нее?"
"Никак нельзя, - сказал Сережа, - ведь полная энергия, которой располагает корабль, равна, согласно известной формуле, произведению его массы на квадрат скорости света: Е=МС2. Формула так и произносится: "Е равно эм це квадрат". Так вот это и есть тот самый квадрат".
"Во дает молодежь! - воскликнул Дракон. - Парнишечка эдакий сообразил, а я, крокодил старый, от самой Земли головы ломаю - ничего понять не могу! Ну, спасибо, брат… Как же нам теперь чинить его? Без квадрата, сам понимаешь, совсем тяги нет, может, изолентой замотать?"
"Нет, - покачал головой Сережа, - слабовато. Да вы не волнуйтесь, отнесем его в лабораторию, заварим трещину, и будет как новенький!"
"Ой, нет, - почему-то испугался Дракон, - в лабораторию не надо. Незачем мне лишний раз на людях показываться".
"Но почему же?" - удивились мы.
"А у меня характер замкнутый, - сказал Дракон, - застенчивый я очень. Нет, нет, и не упрашивайте! Лаборатория отпадает!"
"Ну, тогда не знаю, - сказал я, - трудно что-либо предложить… Разве что сок розовой пальмы, на воздухе он твердеет и намертво склеивает все, что угодно. Но беда в том, что затвердевание происходит очень долго, придется ждать не меньше недели, прежде чем соединение станет достаточно прочным".
"Хо-хо, отцы! Это уже не ваша забота, - заявил Дракон, - тащите сюда скорей свою пальму. Такой вариант мне подходит".
Розовых пальм немало в окрестностях Круглой поляны, за какие-нибудь полчаса мы получили нужное количество клея и хорошенько промазали им трещину.
"Ну вот, ну вот, - удовлетворенно мурлыкал Дракон, положив квадрат на землю, - пускай подсыхает тут на солнышке.
"Долго же ему придется подсыхать", - заметил Сережа.
Дракон расплылся в трехглавой улыбке.
"Это я беру на себя. Деталь будет готова через десять минут, а пока прошу ко мне на чашку чая".
Мы вошли внутрь "посудины", которая оказалась устроена довольно уютно, и расположились в мягких удобных креслах. Потягивая чай, Дракон между делом расспрашивал, имеются ли здесь в окрестности приличные планеты, на которых можно со вкусом провести пару тысяч лет, и мы охотно сообщали необходимые сведения. Я даже показал ему выписку из "Звездной Лоции" по нашему созвездию, она хранилась у меня в папке для гербария чуть ли не со студенческих лет. Ах, если бы я знал тогда, к чему это приведет!
Дракон впился глазами в листок и, казалось, забыл о нашем присутствии.