Он кинулся в сторону, но тут же споткнулся. Нога наткнулась на что-то твердое и скользкое. Смутная догадка заставила его судорожно шарить рукою по поверхности. Было еле видать, что творится под носом. Ну, конечно же! Это бутылка! Одна из трех. С трудом веря собственному успеху, он вцепился в нее мертвой хваткой и продолжал искать другие две. Ползал на коленях, молил какое-то неведанное божество, но… тщетно. Все тело жгло от кислотного дождя, лившегося сверху. Боги, если таковые где-то существовали, каждый вечер приходили в полное бешенство, круша и ломая все миры, какие только попадутся им под ноги. Собрав последние силы и отдав их ногам, Максим устремился вдаль от озера.
Не прошло и двух минут, как бутылка была разбита о сталь кинжала, и он уже сжимал в руке свернутый клочок пергамента. Сердце колотилось, кровь была готова вырваться из артерий от крайнего волнения. Все вокруг ревело и металось в круговороте самого настоящего апокалипсиса. Воспользовавшись последними остатками света, до предела напрягая зрение, Максим развернул листок и прочитал:
"В сейфах памяти хранится,
В жизни оставляет след,
К нам оно не возвратится.
Это ТО, ЧЕГО УЖ НЕТ."
Смысл прочитанного медленно вполз в сознание.
– Вот идиотская загадка! - он со злостью разорвал пергамент в клочья, которые тут же стали жертвой уносящейся в бездну стихии. - Столько перетерпеть… ради такой глупости!
Это была последняя реплика, последняя мысль, последний прилив негодования - вообще, последнее проявление каких-то чувств. Все меркло, все с шумом и грохотом неслось к Центру Мироздания. Говорят, ад должен длиться вечно. Но один единственный день, проведенный Максимом в царстве настоящего Ужаса, показался ему лишь немногим меньше этой вечности.
Глава минус третья
Абсолютная темнота…
Яркий, пронзительный свет!
Медленное угасание…
Если мертвым суждено все же когда-то воскреснуть, то их пробуждение будет выглядеть примерно таким же образом. Из абсолютной гробовой темноты и еще более глубокой загробной тишины действом какой-то вселенской магии возрождается мир, с которым уже давно попрощался. Он восстает из тлена и праха твоего потухшего сознания. Невесть откуда пришедшие живительные ветры смогли рассеять туман забвения, раздуть казалось бы окончательно угасшие искорки мыслей, а может, даже повернули вспять само время - это неумолимое и никем еще не обузданное верховное божество.
И мертвый встает из гроба… и смотрит по сторонам… и ощупывает свое тело, не веруя в происходящее… и молится своему богу… и идет, вдыхая вкус новой жизни…
У всей этой доисторической мистики есть какая-то ассиметричная аналогия с происходящим. Там умирает и возрождается один человек - дело неслыханное и абсурдное, но какими тогда словами мы назовем явление, где вот также умирает и возрождается целая вселенная? Какой-то древний мудрец (кажется, Соломон) сказал, что во многой мудрости много печали, и человек, приобретая знание, приобретает скорбь. Максим, подсознательно следуя этому правилу и избавляя себя от той самой ненужной печали, решил больше не приобретать столь дорогостоящую мудрость, не обременять себя бесконечной головоломкой бытия, а просто воспринимать все таким, как оно есть. Бесхитростно, наивно, по-детски… Так легче живется.
На следующее утро, находясь нигде иначе, как в Центре Мироздания, он твердо знал две вещи. Первое: как бы то ни было, а ответ на одну из загадок у него имеется. И второе: НИкогда, НИ при каких обстоятельствах, НИ за какую награду он больше не сунется в эту смертоносную пустыню. Ужас всего пережитого стоял теперь непреодолимой стеной между ним и жгучими песками. НИКОГДА! Даже если сама принцесса в слезах и на коленях будет умолять его об этом. У каждого человека имеются определенные внутренние силы. Но у всяких сил, в свою очередь, имеется предел, для них недосягаемый - это нехитрое мудрование окончательно успокоило его и утвердило в своем решении.
Медленно, очень медленно Максим стал осматривать Мироздание, как бы боясь обжечь свой взор. Да так оно и случилось. Лишь только перед глазами замельтешила желтизна песков, как все тайны, тщательно ими скрываемые, ворвались в память в виде кошмарных образов. Душу передернуло током. Он вдруг сделал для себя одно неприятное открытие: оказывается, в воспоминаниях не меньше страха и переживаний, чем в реальных событиях.
Затем он, внимательно оглядев вое тело, был приятно удивлен, не заметив на нем ни единой ссадины и ничего свидетельствующего о вчерашних приключениях. Рубашка и брюки, только что залитые кровью, были кем-то аккуратно выстираны и отглажены… Ну и феномен! Тут просто нечего сказать, ибо всякие разумные слова отсутствовали. Короче, все вернулось в исходную нулевую точку: координаты, время, само Мироздание, а также душевные и телесные силы.
Максим набрал полную грудь отрезвляющего воздуха и зашагал по своей знакомой тропинке. Чем больше удалялась ось Z вместе с лежащими за ней ядовитыми песками, тем менее значительными и тревожными становились воспоминания о них. Минут через двадцать он старался уже вообще не думать о прошлом, целиком погрузившись в мир красок и цветов, ставший для него совсем родным. Кажется, он только теперь способен был по-настоящему оценить - что такое запах душистых полей, как приятно находиться в обществе живых деревьев, слушать сонаты птичьего хора и быть свободным от какого-либо страха. Да это просто великолепно!
Максим бежал, не ощущая под собой земли, опьяненным собственным восторгом, вырвавшимся откуда-то изнутри. Судьба, видимо, желая компенсировать все пережитые страдания, дарила ему минуты духовного взлета, когда все чувства, пробужденные необъяснимой радостью бытия, поднимались до высоты экстаза, кружили голову, подогревали кровь, перехватывали дыхание и уносили куда-то тело на волнах этого неописуемого счастья. В такие мгновения разум был отключен, логика - мертва, в мире переставали существовать все его проблемы. Только бурлящий восторг, переполняющий душу и готовый вырваться наружу, - лишь он был ощутим и поэтому реален. Даже более реален, чем сам мир. Появлялась всеобъемлющая любовь к тому, что находилось вокруг: каждый цветок, любой примятый кустарник, даже совсем неприглядный сучок дерева - словом, все вокруг казалось только что осмысленной мечтой, недостижимым ранее идеалом, шедевром искусства. Достаточно было услышать лишь пару птичьих голосов, чтобы различить в них фантастическую рапсодию, не способную существовать в мире обыденных вещей и идей. Хватало вспомнить любую, самую банальную мысль, как в ней зиял апогей мудрости, вызывая слезы восторга и умиления.
Нет, в такие минуты эмпирического возбуждения с миром не случалось абсолютно ничего. Он оставался самим собой. Но чувства внутреннего восприятия мира обострялись до предела. Подобно тому, как крайняя сентиментальность доводит порой до острой, почти болезненной чувствительности, так и ощущение взбесившейся радости, редкими мгновениями врываясь в нашу душу, затрагивает в ней самые высокие ноты, скрытые мажорные лады, сливающиеся в патетическую ультрамузу, недостижимую в нормальном душевном равновесии.
Увы, эти мгновения полета над вселенной быстро кончаются, быть может оттого, что мы просто неспособны выдержать в них долгого пребывания. Максим вскоре заметил, как эмфатические треволнения стали угасать, уступая место чувствам более ламинарным и монотонным. Но спокойная, ни чем не колебимая внутренняя радость продолжала находиться с ним все время, как он путешествовал по сказочному лесу, окутанному волшебной феерией кем-то наколдованного счастливого сна. Дикий экстаз сменился тихим миросозерцанием. Он здоровался почти с каждым деревом, вежливо извинялся перед всяким кустарником, если случайно на него наступал.
Лес чувствовал это доброе расположение к себе и в ответ, как всегда, шелестел ветками, заведомо издавая неясные звуки, чтобы дать простор фантазии для их толкования. В этом многозначительном шелесте можно было услышать самые различные слова и выражения, например: "ти-ш-ш-ше…" или "я все слыш-ш-шу…".
Стоило Максиму ощутить слабый, незначительный голод, как деревья любезно обнажали свои плоды, красуясь друг перед другом, маня пестрыми цветами и запахами. Даже Пляшущие Фрукты сегодня не особо вырывались из рук, и ему удалось съесть парочку. Вкусно, между прочим. Он еще раз подумал и понял: какой разительный контраст составляет эта гармония жизни с хаосом смерти. Сейчас ему впервые стало по-настоящему жаль тех, кто обречен на нескончаемые муки, на всякие Аттракционы Боли, и радость безмятежного существования несколько омрачалась мыслью, что блаженство одних, в силу неизвестно кем придуманных законов, приводит к страданию других. Но законы сами по себе мертвы, формулы безжизненны, материя бесчувственна - и где же среди них искать справедливость?
Максим еще вспомнил, что существуют так называемые Смешанные царства - те, что ограничены осями - Х, Y и Х, - Y. Там вроде как зло уживается с добром. Может, наведаться как-нибудь туда?..
Вот оно! Свихнувшееся Дерево. Живая легенда Мироздания.
– Ну, здравствуй, первое дерево во вселенной!
Скрюченный в спираль ствол даже не пошелохнулся. На нем не было никаких плодов, только небольшие тонкие ветки, более похожие на шерсть некого чудовища. Похоже, дерево обиделось на свою судьбу и ни с кем не желало общаться.
– Ладно, я пошел.
Впереди из гущи леса вынырнула знакомая поляна, и все мысли сразу повернулись в другую сторону. Милеус станет первым, кто узнает о новости. Максим подошел к соломенной хижине с опрокинутой крышей-котелком и, прежде чем постучать в дверь, обратился к Злым Одуванчикам:
– Вы и сегодня такие же злые? Посмотрите, день-то прекрасный!
Одуванчики молчаливо покачались на длинных стеблях и не снизошли до ответа. Потом он стукнул по двери один раз. Послышался традиционный скрип несмазанных шарниров и знакомый голос:
– Кто там?
Сначала из хижины показались длинные усы, потом острый подергивающийся нос и наконец - мохнатая голова.
– А… Максим! Я так хотел, чтобы ко мне сегодня кто-нибудь зашел погостить! Проходи!
Дверь снова скрипнула, сокрыв хозяина и его гостя от внешнего мира. Знакомый интерьер этой маленькой каморки колыхнул в душе что-то ностальгическое. Неуклюжий диван "для мечтаний" походил на какое-то вечно спящее домашнее животное с горбато изогнутой спинкой и свисающей во все концы длинношерстной шкурой. Животное тихо дремало и лишь слегка мурлыкало, если на него кто-нибудь садился. Декоративный пол, покрытый лаком, отражал в себе тысячи маленьких солнечных зайчиков, случайно залетевших с улицы. Эта игра никогда не унывающего света привносила сюда частицу вселенского торжества, запах самой жизни. А чтобы жизнь не казалась сплошной однозвучной лирикой, по всем стенам были развешаны картины, расписанные некими художниками-импрессионистами, многозначительные по своему содержанию и талантливые до такой степени, что никто до сих пор так и не может разобрать - что же конкретно хотели сказать эти художники в своем художестве.
Максим еще раз убедился, что сегодня какое-то особенное утро.
– Здравствуй, Милеус! - он вежливо подал руку. - Здравствуй, Суелим! - затем он подошел к зеркалу и щелкнул по носу выглядывающее оттуда отражение. Суелим весело зажмурился.
Через минуту все четверо, включая Максима в зеркале, сидели за общим столом, растворившись в веселой оживленной беседе, как в первый день своего знакомства. Милеус разливал шипучие напитки, приготовленные, как он утверждал, по собственному тайному рецепту. Сервировку стола дополняли еще несколько салатов, сделанных без всякой хитрости, но со вкусом. Словом, все вокруг, а главное - встреча с друзьями, поддерживало тонус хорошего настроения.
– Если бы я знал, - Максим выдавил из себя разочарованный взгляд, - что загадки банальны до глупости. Если бы я только знал!.. Наверняка справился бы с ними своим умом. Это же надо: ТО, ЧЕГО УЖ НЕТ! Какая глубина мысли! И ради этого я целый день плелся по адской пустыне?! Ради этого я пытался летать в облаках и искать ответы на вершинах мудрости? Смешно.
Смешно было и то, как Максим умел сочетать быстрое пережевывание пищи со своим вдохновенным рассказом. От этого все слова казались невнятными и такими же изжеванными. Милеус захохотал, его поддержал и Суелим.
– Чего вы смеетесь? Наверняка в двух других загадках кроется такая же глупость. А уж глупость, я думаю, общими усилиями мы сможем постичь. Согласны?
– Значит, ты твердо решил, что не пойдешь больше в царство Зла за другими ответами?
Максим вдруг поперхнулся и сильно раскашлялся. Едва пригубленный напиток тут же фонтаном вырвался наружу. Стоило ему только услышать зловещее словосочетание "царство Зла", как весь организм затрясло. Сама мысль об этом казалась ему неслыханной дикостью. ЕЩЕ РАЗ?! ОКУНУТЬСЯ В ЭТОТ АД?! Ну уж нет…
– Ну уж нет… Избавьте. Если бы я был способен описать все, что там пережил!
И начался долгий подробный рассказ о всех вчерашних похождениях, естественно, не без доли вымысла и не без красок романтического героизма. Милеус слушал глубоко задумавшись. Ужасы пережитого, кажется, доходили до его сознания, так что оба его хвоста нервно подергивались, как только рассказ достигал очередной остроты сюжета.
– …а вот когда я очутился внутри каменного склепа, то казалось, все - конец! В ту минуту я уже не верил, что когда-нибудь смогу увидеть солнечный свет. Представь себе: крышка захлопнулась, идеальная темнота, запах мертвятины… Ты еще живой, но уже покойник! Кстати, словосочетание "живой покойник" красиво звучит? По-моему, красиво. И еще: по тебе ползают эти отвратительные могильные черви.
Милеус понимающе кивнул. Он не проронил ни слова, пока Максим не закончил рассказ, лишь потом робко спросил:
– И что ты намерен теперь делать?
– А ты бы мне что посоветовал?
– Я думаю, прежде всего необходимо рассказать эту новость самой Витинии.
Максим оторвался от еды, поднял свой бокал и торжественно произнес:
– Это самая ценная мысль, что была произнесена сегодня за этим столом!
Милеус растаял в самодовольстве. Его усы-экспоненты как-то особенно растопырились, а уши прижались к голове.
– Да, да… Принцесса будет несказанно рада этой новости. Ты и представить себе не можешь, что значит годами томиться в заключении. А теперь у нее появится хоть какая-то надежда. Впрочем… почему "какая-то"? Самая настоящая надежда! Прежде всего на то, что скоро она станет свободной! Ну ладно, спасибо за обед, я направляюсь в заколдованный замок. И немедленно.
Расставание получилось каким-то внезапным, даже скоропостижным для столь приятного разговора. Минуту спустя вокруг опять был чудесный лес, тропинка и еще масса не свершенных подвигов. Томительное нетерпение скорее поделиться своей новостью с несчастной пленницей подгоняло сзади и в то же время делало его дорогу неприятно долгой, а само время будто бы застывшим и растянутым. Хотелось как можно быстрей миновать длинный извилистый путь, и ради этого Максим даже лишил себя удовольствия заглянуть к своему мечтательному другу Придумаем. Ведь подниматься и опускаться сто с лишним этажей, пускай в состоянии блаженной невесомости, было слишком долговременным развлечением. Поля, луга, мелкие овраги - все эти уже привычные взору картины менялись как узоры огромного калейдоскопа, отмеряя собою путь и вызывая в памяти некие ассоциации - столь же мимолетные, как и они сами, к тому же, ненужные для данного повествования.
Вот наконец река. Проблески синевы в бескрайнем океане зелени. Послышался знакомый гул откуда-то сбоку. Ну, конечно! Электростанция. Денно и нощно вырабатывает жидкое электричество, которое плескается в той огромной емкости. Только вот зачем оно? Играть в Огненные Игры сейчас не было ни времени, ни желания. Как-нибудь попозже они всей компанией обязательно подзарядят парочку деревьев, и весь мир заиграет красным фейерверком. Вот это будет зрелище! Но не сейчас.
Лодочник… Кстати, где Лодочник?
Так вот же он! Стоит на своем посту и вежливой улыбкой встречает очередного пассажира, то есть - самого рыцаря Максимилиана. После вчерашних апокалипсических подвигов Максим без зазрения совести мог смело напялить на себя этот титул. Лодочник, похоже, являлся здесь бессменным охранником водной границы, вся жизнь которого проходила по одному маршруту: берег Левый - берег Правый. Было бы несправедливо хотя бы в нескольких словах не воздать должное его непревзойденному терпению и вечному молчаливому обитанию с самим собой. Поставь сейчас на его место непоседу Придумаем, тот бы умер от скуки и безделья, если бы не соорудил через реку как минимум несколько мостов. Но для Лодочника, видать, простенький паром был дороже самых грандиозных технических сооружений. Едва увидев Максима, он помахал ему своей левой частью.
– Прошу на мой паром!
Уж о чем, но об этом рыцаря дважды просить не было смысла, ибо ему самому не терпелось побыстрее прыгнуть на эти бревна да оказаться на том берегу.
– Спасибо, господин Лодочник! Я должен как можно быстрее добраться до замка. Это очень-очень-очень… ну, в общем, важно это.
В каждом из произнесенных слов звучало крайнее нетерпение. Пассажир одним прыжком очутился на плоту. Тот слегка покачнулся, взбудоражив реку хаотичными волнами.
– Ну, что ж, понимаю…
Владелец парома взял пару весел своей правой частью, а другую пару - левой, и стал медленно грести к противоположному берегу. Весла весело окунались в воду, брызгая во все стороны маленькими фонтанчиками. Противоречивая река с замысловатым течением, путающим все законы планиметрии, скользила внизу и на какие-то минуты заняла собой чуть ли не половину обозреваемого мира. Привычная для глаз бархатная зелень сменилась прохладной синевой, а тихое шуршание листвы - столь же тихим плесканием волн, и от этих перемен почему-то стало радостней дышать. Лодочник все время молчал, глядя по сторонам, будто за всю свою жизнь еще не насмотрелся на водную гладь. От этого обоюдного молчания Максиму стало немного не по себе.
– Скажите, а вы где-нибудь еще бываете, помимо этой реки?
Верхняя часть Лодочника слегка покачнулась, а деревянные брови сошлись вместе.
– Что ты! Как же я могу оставить свой пост? Вдруг кому-нибудь срочно понадобится на другой берег, а я в это время буду где-то праздно прогуливаться… Ни в коем случае!
– А… - Максим даже побаивался высказать свою мысль, опасаясь в ответ услышать громогласное "что ты!", но тем не менее произнес: - А идея построить через реку мост… Как вам? У меня есть один знакомый архитектор…
– Что ты! О каких мостах ты говоришь? Прогулка через реку пешком? Это же скука! Сразу исчезнет вся романтика! Реку необходимо чувствовать… душою. А это возможно только на моем великолепном пароме.
– Да, наверное, вы правы… Ну, хотя бы… у вас же под боком работает целая электростанция. Можно ведь изобрести электрический двигатель для парома. Не всю же жизнь махать этими веслами. - После этих слов Максим зажмурился, если опять в ответ придет негодующее "что ты!", он больше не произнесет ни одной фразы.
– Что ты! Снабдить мой паром двигателем?! Чтоб все гремело и грохотало? Ты хочешь лишить меня покоя и тишины? - деревянные губы Лодочника, поскрипывая, шевелились в такт словам и потом сомкнулись вместе. Воцарилось молчание.
И молчание это длилось долго, каждый погрузился в свои мысли. Потом Максим решил просто сменить тему: