– А хотите, я прочитаю вам одно любопытное четверостишие?
Лодочник слегка прищурился, его верхняя часть чуть заметно кивнула.
– Я слушаю.
– "В сейфах памяти хранится,
В жизни оставляет след,
К нам оно не возвратится.
Это… "
– Это?
– "То, чего уж нет!". Неплохо, правда?
– Хм… складно. Постой! А это случайно не одна из загадок заколдованного замка?
– Именно!
Реакция, которая последовала за этим, была весьма неожиданной. Паромщик перестал грести, встал во весь рост, так что его нижняя часть сильно растянулась, и изумленно произнес:
– Загадка?.. Ты хочешь сказать, что тебе удалось найти ответ? И он верный?
– О! Тут целые приключения! Если бы я не совершил увлекательную прогулку в самую глубь царства Зла, мы бы и до сих пор оставались ни с чем. Как-нибудь обо всем этом расскажу…
– Ну, что ж… Поздравляю тебя. Если ты убежден, что нашел именно верный ответ.
– Читал своими глазами. У волшебника Тиотана, кстати, красивый почерк.
– В таком случае принцесса будет несказанно рада… Я, кстати, слышал об этом озере и довольно неплохо знаком с самой легендой, но никогда не думал, что путешествие в царство Зла можно осуществить. - Взор Лодочника стал отрешенным и задумчивым, он вновь взялся за весла, и под мелодичные всплески воды паром возобновил движение.
Снова берег. Потом поле. Последний островок леса. И… наконец - очертания угрюмого замка. Этот замок будоражил в душе самые непримиримые чувства, вызывал всеобщий эклектизм помыслов. Его мрак, неприступность, зловещая околдованность, несомненно, вызывали отвращение и страх. Но другая мысль - что в нем, хоть и поневоле, живет прекраснейшее создание, делала проклятый замок желанным для взора. Подобно тому, как твердый орех с невзрачной жесткой скорлупой все же манит своей вкусной сердцевиной.
Максим замедлил шаг и пошел вдоль оси Y. Было легкое искушение перепрыгнуть эту ось и хоть на пару минут оказаться в так называемом Смешанном царстве. Но все это потом, а сейчас совсем другие проблемы. К тому же, со стороны Смешанного царства слышались какие-то грубые голоса, скорее - возгласы, больше напоминающие военные клики. Еще немного и донесся звон стали - явно дрались на мечах. Зеленая стена лесного массива не позволяла что-либо увидеть, но одно было очевидно - источником шума является либо крупномасштабная война, либо мелкая потасовка. Но ни то, ни другое в планы отважного рыцаря Максимилиана на сегодня не входило. Там, если верить Философу, идет постоянная борьба добра со злом - вечная, никогда не угасающая и от этого, казалось, совершенно бесполезная. Выяснять сейчас, что же там конкретно делается и подвергать себя очередному риску не было ни времени, ни желания.
Замок с каждым шагом вырастал в размерах, бросая черную тень на голую землю и как бы повелевая свету удалиться прочь от его подножья. Максим, едва ступил за границу этой тени, как сразу почувствовал знакомое чувство - страх. Страх, который штопором вошел в самую глубину души, пронзил волю, ослабил решимость и сидел там внутри, словно некое инородное тело. Он, как едкая кислота, разъедал остатки напускного рыцарского героизма. Максим все же сумел внушить себе, что это мелочь, и продолжал двигаться дальше, но уже подойдя к самой стене, в изумлении остановился.
Не было веревки.
Той самой веревки, что они оставили здесь в прошлый раз и которая, казалось, самым надежным образом зацепилась наверху. Он поискал глазами вокруг - ничего. Затем терпеливо обошел все подножье замка - безрезультатно. Может, ветер, что случается при конце света, унес ее далеко в лес? Эта версия была самой правдоподобной, да к тому же - единственной. И что теперь делать?
Максим приуныл. Карабкаться по отвесной стене голыми руками, если не смешно, то, как минимум, бессмысленно. Идти к кому-нибудь за помощью - разумно, но слишком долго. Кстати, может, это Придумаем как-то умудрился снять свою веревку да отнести ее в башню?.. Какая, впрочем, разница? Факт от этого не меняется. Он и голая мрачная стена продолжали смотреть друг на друга. Только один из этих взглядов был надменно-издевательский, другой - разочарованный и полностью разбитый.
Не зная что предпринять, Максим принялся слоняться в беспорядочных направлениях, пока сам случай, посланный с неба, не пришел на помощь. В гуще травы неизвестно откуда и неизвестно для какой цели лежал чуть помятый листок бумаги, причем, чистый с обеих сторон. Сразу возникла идея о записке. Еще несколько минут поисков, и он нашел кусочек графита. Этого было достаточно, чтобы составить небольшое послание.
"Моя дорогая, прекрасная принцесса…".
О нет! Это слишком пафосно. Лучше так:
"Принцесса Витиния!..".
Еще раз нет! Слишком как-то просто. Может начать так:
"Ваше величество… или: высочество… или: ваша светлость…".
Короче, после долгих издевательств в эпистолярном искусстве родился текст следующего содержания:
"Уважаемая принцесса! Спешу вам сообщить, что одна из загадок разгадана! Верьте и надейтесь. Скоро бы будете свободны.". Далее следовал текст самого четверостишия и подпись: "рыцарь Вашего сердца".
Максим подумал, что подпись получилась уж слишком помпезной, но исправлять было уже поздно. Листок был свернут в виде бумажного голубя, и теперь предстояло самое трудное - переправить его на ту сторону за каменную стену. Дождавшись попутного ветра и вложив всю физическую силу в мышцы правой руки, а силу духовную - в одно желание, Максим запустил голубя, мысленно приказав ему лететь на кровлю замка. Трудно сказать, что же конкретно победило в этом поединке с неприступной стеной: любовь, какая-то из двух сил или просто удачливый ветер, но бумажный посланник взметнулся высоко в воздух, прощально сверкнул на солнце и, совершив замысловатый вираж, скрылся на территории околдованного замка. Если только он не достанется на растерзание сторожевым псам, то принцесса непременно его найдет.
Успокоенный этой мыслью, отважный рыцарь повернул назад. Он намеревался в одиночестве побродить по лесу уверенный, что должен встретить много нового и интересного. Вообще, этот мир таил в себе столько загадок, был так мало изучен, все время оставаясь притягательно-заманчивым, что Максим, бродя среди хозяев леса, был по-детски уверен, что под каждым деревом, под каждым невзрачным кустом хранится своя маленькая тайна. Нужно только уметь вглядеться в нее.
В минуты глубокомысленных раздумий и блаженного одиночества, к которому часто стремилась душа, покидая шум и суету, вдруг включалась усиленная работа фантазии, реализуя свои скрытые потенциальные возможности. Фантазия начинала творить чудеса. Безвластная над миром внешним, видимым, она вторгалась в область образов и проекций, то есть в его отображение, мир внутренний, где легко возбуждались и гасли различные эмоции, - и там способна была совершать все, что угодно. Фантазия уносила прочь от действительности, заставляла забыть все настоящие проблемы и взволнованно переживать из-за проблем совершенно не существующих.
Максим вдруг подумал: а что, если все деревья в лесу были когда-то живыми существами? Почему бы и нет? Просто неведанная сила околдовала их в древесное естество, облекла корой и ветвями. Он вспомнил легенду о том, что родители принцессы силою волшебника Тиотана были обращены именно в деревья. И он стал внимательно, с крайнем подозрением всматриваться в замысловатые стволы, в каждый их изгиб, в конфигурацию веток и сучков, а в них можно было узреть все, что мыслимо. И воспаленная фантазия помогала в этом, дорисовывая и довершая то, что было видно для глаз.
Вон то дерево, похожее на карликовый тополь с сильно изогнутым стволом, наверняка являлось когда-то лосем. Об этом ярко свидетельствует пышная крона - несомненно, бывшие рога. Лось привстал на задние ноги в момент зловещего превращения, от чего и образовался этот изгиб. А чего же он привстал?.. Ясно! Он увидел впереди медведя - вон тот широкий почернелый дуб, и две его могучие ветки с разных боков - разве это не лапы? Медведь был настроен явно воинственно и, если б также не обратился в дерево, невесть чего натворил бы. Где-то в стороне притаились зайцы, эти небольшие кустики с торчащими ушами. А высотные кедры, коих здесь сотни?.. Неужели все они когда-то были людьми-исполинами и без проблем могли рукой коснуться облаков? Максим на миг почувствовал себя в роли Гулливера в стране великанов.
Странно… Он пытался вспомнить, откуда знает эту книгу, но не мог. Заблудившись в дебрях собственных вымыслов, он уже не в состоянии был различить, где находится на самом деле, и что есть что. В этот момент фантазия, как правило, теряла свои чары, возвращая к настоящему, где кусты, цветы и деревья испытывали обратное превращение и становились самими собой. Он никогда не мог понять, почему мнимые вещи и события вызывают в душе реальные чувства.
Вот, кажется, что-то промелькнуло между деревьев… или кто-то. И это было явно не из области грез.
Максим пригляделся и увидел совсем уж странного субъекта, который медленно, если не сказать - грациозно, перемещался по земле, точно плыл по ней. Да так оно и было. У незнакомца отсутствовали ноги - во всяком случае, не наблюдалось ничего, что могло бы намекать на их подобие, и он двигался прямо по воздуху, даже не приминая травы. Ну как здесь не поддаться завораживающему любопытству? И как здесь побороть в себе искушение приблизиться и посмотреть - что это за явление? Никак. Поэтому Максим осторожно последовал за ним.
Загадочный субъект с абсолютно иррациональной внешностью и совершенно непонятный по внутреннему своему содержанию передвигался в одном направлении, помахивая перед собой руками, словно дирижируя, а может, отгоняя насекомых. Хотя вредные насекомые в лесу вообще не водились. Количество рук у незнакомца постоянно менялось. Максим поначалу думал, что он свихнулся. Первый раз посчитал - вроде семь. Посчитал еще раз: одиннадцать. Потом надолго зажмурил глаза, а когда их открыл - количество рук равнялось четырем. Лишь позже он понял в чем дело, когда увидел, что руки прямо на глазах вырастают из туловища в том количестве, в котором нужно, потом некоторые из них врастают назад. Ну и дела!
На субъекте была изящная панамка, чтобы не припекло единственную голову. Единственную и скорее всего - неповторимую. В общем, впечатление не из самых приятных. Какое-то аморфное уродливое туловище, отсутствие ног, как уже было сказано, и тонкие, вьющиеся словно лианы руки, без пальцев и без ладоней, похожие больше на щупальца, создавали несколько отталкивающий вид. Но первое впечатление, как известно, всегда обманчиво. В ушах у незнакомца виднелись золотые серьги, семнадцать поблескивающих кулончиков, то есть по два в каждом ухе. Панамка, что красовалась на голове, была зеркального цвета. В ней отражались и бегущие по небу облака, и деревья, и… Максим даже увидел себя - такого маленького-маленького Максимушку, искривленного глупым отражением.
Он робко приблизился, потом, немного осмелев, крикнул:
– Эй, любезный!
Незнакомец обернулся.
На его лице не было ни глаз, ни носа, ни бровей - ничего, кроме маленького рта, который постоянно улыбался. Во как!
– Я вас потревожил? - спросил Максим, слегка обескураженный и уже не уверенный, что стоило вообще заводить этот разговор.
Ответ прозвучал несколько неожиданным, но то была приятная неожиданность, наполненная звучной лирикой:
– Тревога в мире есть ничто,
Когда сражаешься за то,
Чтоб в мире сем достойно быть,
Чтоб свет и истину любить.
Мягкий ласковый голос, казалось, звучал одновременно со всех сторон, в нем удивительно сочетались мелодичность и гулкая монотонность, простота и непостижимость.
– Гм… неплохо сказано. А как вас звать?
– Меня зовут, мой друг, Алан,
Такой уж титул миром дан.
Но сам я, это не секрет,
Зову себя - простой поэт.
Ну просто здорово. Вечер намечался именно творческим. После такой рифмы даже природа в лесу как-то преобразилась… разумеется, в лучшую сторону.
– Вы что, всегда говорите стихами? На ходу сочиняете? А знаешь, Алан, я тоже люблю поэзию, но вот с собственным сочинительством у меня всегда были проблемы. Сейчас попытаюсь вспомнить, что я на досуге такое творил. Ты что предпочитаешь: ямб, хорей или дактиль?.. Да, впрочем… - с полминуты Максим усердно чесал затылок и еще более усердно напрягал память, желая сразить местного гения собственным перлом. Так хотелось изречь что-то громозвучное, да еще с яркой рифмой, но увы. - Склероз, наверное… А не возражаешь, если я буду изъясняться бесхитростной прозой?
Алан кивнул. Потом справа у него внезапно выросли три лишние руки, одна из которых указала в эмпирей небес. И он произнес:
– Скучна вся проза - тут ты прав,
Безликий цвет, капризный нрав.
А лиры сладкое вино,
Увы, лишь избранным дано.
– Я это постараюсь запомнить… А, кстати! Одно четверостишие я все же смогу тебе рассказать. Если ты кое-что слышал о так называемом волшебнике Тиотане, то поймешь меня очень даже хорошо. По-правде сказать, он и сочинил этот стих. Моя скромная заслуга заключается лишь в том, что мне удалось его завершить.
И Максим, подбирая нужную интонацию, выложил знаменитую загадку - так, как она должна была звучать по замыслу автора. Алан резко повернул голову в его сторону и, если бы у него имелись глаза, то в них наверняка читалось бы изумление. Похоже, что мрачный замок, принцесса и легенда о злом волшебнике были настолько популярными темами в царстве Добра, что все вокруг только и ждали, когда же наконец кто-нибудь выдаст решение этих проклятых загадок. От взволнованности у Алана выросло аж восемнадцать рук, которые стали извиваться и что-то жестикулировать.
– Я верю крайне осторожно,
Ведь это… просто невозможно!
Скажи, своим ли ты умом
Пришел к разгадке? И потом,
Хотелось бы мне что-то вроде…
Узреть принцессу на свободе.
Максим вдруг осознал, как блекло и скучно выглядит его речь по сравнению с такими порывами поэзии. Чтобы не ударить в грязь лицом он принялся, хотя и прозой, но как можно ярче и красноречивее рассказывать о своем путешествии в симметричный сектор Мироздания, о всех пережитых кошмарах, уже не пугающих своими воспоминаниями, о знаменитых трех бутылках, которые он видел собственными глазами - так же отчетливо, как сейчас видит родные пять пальцев. Об озере Смерти - словом, обо всем. Поэт, оградивший себя молчанием, почтительно слушал. Не исключено, что пройдет много-много лет, и этот рассказ превратится в новую легенду, тысячу раз пересказанную и неимоверно искаженную.
Они еще долго шли рядом. Впрочем, шел лишь Максим. Поэт плыл по воздуху, сопровождая его, внимая всему сказанному и, возможно, экспромтом сочиняя стихотворные зарисовки событий.
– Беда в одном. Мне удалось достать, и то - чудом, единственную бутылку, так что две загадки до сих пор остаются без ответа, одна - про шесть сестер, другая - что-то связанное с нашим миром. Но поверь мне, Алан, а если хочешь, спиши на мою слабость: в царстве, где все вдоль и поперек проклято, я испытал столько ужасов, что идти туда второй раз уже выше моих сил.
Немного помолчали. Просто как-то внезапно закончились слова. Каждый думал, чем бы заполнить это неловкое молчание. Наконец Максим произнес:
– Ты мне что-нибудь посоветуешь?
Алан почти без запинки выдал следующий сонет:
– Когда на тебя все врагами восстанут,
Любовь твоя солнцем вечерним зайдет,
Надежда изменит, а чувства обманут - -
Холодный рассудок на помощь придет.
Ведь там, где бессильна поддержка друзей,
Где немощь проявится воли твоей,
И сердце в волненьи тебя подведет - -
Поможет один только трезвый расчет.
Тогда немприменно найдется решенье
Всех этих загадок и прочих проблем,
Пьянящей удачи придет дуновенье,
И счастья чарующего вдохновенье
Наполнит сполна твою душу затем…
Добавлю, что этой премудрости глас
В тяжелый момент помогал мне не раз.
Максим внимательно выслушал весь этот порыв воодушевления, воплощенный в созвучие слов: неужели Алан и в самом деле сочиняет на ходу? Просто здорово! Потом он еще раз мысленно прошелся по строфам, которые успел запомнить, выискивая в них зацепку для продолжения разговора.
– Неплохо сказано, неплохо… Особенно вот это: "холодный рассудок на помощь придет". Иными словами, как я понял, мне остается только один путь - разгадать оставшиеся две загадки самому, полагаясь на своих невидимых друзей - ум и интуицию.
С каждым словом Максим говорил все тише и неуверенней, было заметно, что он не очень-то на себя надеется. Далее он высказывался еще более невнятно и отрешенно, более обращаясь к самому себе, чем к собеседнику:
– Но бедная принцесса… как она страдает… одна во всем замке…
Алан, похоже, продолжая собственную тему, заметил:
– А если сказать все иными словами,
То жизнь - это есть совокупность задач,
Встающих на трудном пути перед нами,
Свет их разрешенья и мрак неудач.
Как ночь чередуется с солнечным днем,
За горечью можно почувствовать сладость,
Тьма вдруг озаряется ярким огнем,
Так в жизни - то скорбь приключится, то радость.
Максим растормошил память, стараясь вызвать из нее образ прекрасной пленницы. Но увы! Перед глазами мельтешили лишь самые общие черты лица. Он никак не мог ясно вспомнить: как же выглядела принцесса. Виденная лишь однажды, лишь мимолетом, она оставила после себя туманный загадочный облик, но одно он помнил определенно - она была очаровательна.
– Эх, принцесса… ты стала болью для моего счастья и отрадой для моего горя. О как! Еще бы в рифму все это завернуть… Если бы я умел так же хорошо сочинять стихи, как ты, Алан, я бы посвятил ей целую поэму… Алан, где ты?
Максим посмотрел по сторонам, но поэта нигде не наблюдалось.
– Алан!
Тишина… Лишь мягкое шуршание ветвей. Его присутствие, его поэзия, вся эта встреча казалась столь быстролетной, что невольно пришлось усомниться - существовала ли она вообще. Ушел, даже не попрощавшись! А может, ему наскучил разговор? Ну конечно! Разве могут истинные поэты долго выносить банальную прозу? Максим печально вздохнул. Он попытался сообразить где находится и тут в довершение всех проблем понял, что еще и заблудился. Спасительная тропинка где-то затерялась в траве, деревья стояли молчаливые, сонные и ко всему безразличные. Он обвел взором все стороны света и увидел устремленную выше небес ось Z. Она была где-то на границе зрительных восприятий и тянулась по воздуху пунктирной линией, то прячась, то выглядывая из-за занавеса густых облаков. Солнце, скрытое теми же облаками, вообще не было видать - лишь размытое бесформенное свечение, расплывшееся по небу, словно свет вылили сверху из какого-то стакана, и он ярким пятном висел над Мирозданием, озаряя все вокруг своей матовой бледностью.