- Спасибо. - Плечо больше не болело, его просто не было, руки он тоже не чувствовал. - Я уезжаю. Завтра… то есть, уже сегодня вечером вернусь. Иди поспи.
- Н-не могу.
- Можешь. Попроси у врача снотворное и поспи. Ты нам вечером будешь нужен со свежей головой.
Цумэ уже подогнал машину к парадному.
- Еней Анхiзович, сiдайте.
- Дал почитать на свою голову, - Эней сел вперед и, оказавшись за темными стеклами, снял маску. Цумэ не знал украинского, но по интонации и произношению этого никак нельзя было сказать. Он мгновенно ухватывал правильный выговор, даже если словарный запас был на уровне "твоя моя не понимай". Эней завидовал. В Польше его не раньше чем через два года стали принимать за поляка, а перед каждым английским разговором приходилось прибегать к предисловию типа "Экскьюз май скоттиш прононсэйшен".
Однако в образе хохла Цумэ оставаться не захотел - видимо, образ еврея ему понравился больше, причем с самого начала операции. Едва машина вышла с проселка на автобан, как он затянул какие-то древние комические куплеты на мотив "Шалом-Алейхем".
- Будь другом, заткнись, - попросил его Эней.
- Ты хочешь, чтобы я уснул за рулем на скорости сто сорок? Нет? Тогда потерпи, - и снова затянул: - "Отец сиде-ел в кассе банка… а я сижу-у в башне танка…"
Рыжие лохмы, так аккуратно прилизанные четыре часа назад, теперь были живописно растрепаны, фальшивые веснушки покрывали не только нос и щеки, но и предплечья - к делу перевоплощения Цумэ подходил серьезно. Приметная скотинка хамелеон, несуразная и дерганая - но вот как поменяет масть, так черта с два его найдешь среди листвы или камней. Эней почесал лицо - морщины, которые он сотворил себе при помощи геля, чтобы выглядеть на десять лет старше, зудели невыносимо. Как там у Козьмы Пруткова - говорить с другом после долгой разлуки и чесать где чешется?
- Давай лучше поговорим, - предложил Эней.
- О наших новых друзьях? - Цумэ на миг скосил глаза и сделался серьезным. - Давай.
- Как тебе этот Габриэлян?
- А как он тебе? Почему ты его боишься?
- Мы вроде не обо мне говорим.
- Нет, не о тебе. О человеке, который заставляет тебя уже пять дней ходить… ты группируешься все время. Как будто удара ждешь.
- Ты лучше скажи мне вот что. Ты с ним говорил и рядом с ним стоял. Что ты поймал?
- М-м… - Игорь чуть сдвину брови. - Трудно и описать-то, аналогов нет. Понимаешь, если бы мне его не показали - я бы решил: не человек.
- Варк?
- Нет. Не варк. Но и не человек. Крупное теплокровное. Я один раз, варком уже, гепарда в зоопарке видел. В хорошем настроении - или как это у них называется. Добавь разум, получишь этого типа. - Игорь поморщился. - Но он хотя бы есть, а этого майора вообще нету.
- Как нету?
- А так. Только в инфракрасном диапазоне светится. Потому что теплее воздуха.
- Но ведь он данпил.
- Что данпил - это рупь за сто, - Цумэ почему-то поморщился. - Но не такой, как я. Ты же знаешь, их глазами я смотрюсь как надкушенный, но вполне живой агнец, да? А он - как на три четверти мертвый, почти досуха выпитый. Опять же, если бы я глазами не видел, как он скачет - я бы решил, что он без сознания и вот-вот отдаст концы.
- Как на три четверти мертвый агнец?
Игорь скривился.
- Да пожалуй что и агнец. Слушай, это они все там такие, или это нам так повезло?
- Не знаю, - сказал Эней. - Мы еще стрелка не видели. Но что Габриэлян фрукт особенный, мы уже в курсе. А каков поп, таков и приход. Вот скажи, у нас приход нормальный?
- Да, - решительно сказал Игорь. - Для наших дел - так нормальнее некуда. Но ты мне так и не сказал, с чего тебя корежит.
- Игорь, - с чувством сказал Эней. - Будь я проклят, если сам знаю, с чего меня корежит. С того дня как этот очкастый на нас вышел - я успокоиться не могу, вот и все. Ну вот сам посмотри. Они явились к нам и наговорили на три государственных измены. Они знают меня. Они знают Ростбифа. И они вычислили Винтера. Подумай - ребят взяли четыре дня назад. Три дня назад они были в Москве. Мы приехали позже них на сутки - а они уже знают про Винтера… Разыграть нас в "сталинград" им было - как нечего делать. А они подставились. Да так, что теперь нам их вломить проще пареной репы. Мы же разговор писали? Писали. А они знали, что мы его пишем. Они нам схемы дали на лепестке. Не сказали, где скачать информацию, а дали свой носитель. И своего человека с нами послали. Его же не только мы, его вся группа Цезаря видела… Мы теперь даже Волкова можем подставить. Пошлем эти данные в Аахен прямым каналом, пусть там полюбуются, как он скормил старшего "Тэнтю". Волкову солнышко уже не страшно, его направленным пучком жесткого излучения сожгут за такие дела. Но вот почему-то этот сукин сын уверен, что мы этого не сделаем.
- Короче говоря, - Цумэ закурил, - ты боишься того, что он тебя может контролировать, а ты его нет.
- Нет, - резко ответил Эней. А потом тихо сказал: - Да…
Они въехали в город и Цумэ, попетляв с картой по окраинам, нашел-таки улицу Багратиона, и, что еще удивительнее, дом 4, стоящий далеко не в первом ряду. Слежки не было. Конечно, их и со спутника вести могли - но Винтер все равно засвечен на все слои пленки. Запарковав машину во дворе, оба поднялись на второй этаж.
- Кто? - спросил Винтер, услышав звонок.
- Рыжий клоун и белый клоун, - ответил Цумэ. - Открывай.
Винтер открыл дверь. Потом слегка открыл рот. Рыжего Цумэ и Энея-блондина он еще не видел.
В квартире стоял сухой, пыльный, нежилой запах.
- Кофе, - сказал Эней. - Большую кружку. Каждому.
- Большую и каждому - это задача, - все трое прошли на кухню. - Вы что, пили?
- Так, глотнули, чтобы ребят подбодрить. Главное - все закончилось хорошо, Саня. Все наши цыплята в корзинке. Ни одного трупа с нашей стороны.
- Знаю. Батя доложил.
…Это был не первый вопл. Первый был полтора года назад, на западной Украине. Двоих ребят перевели в категорию F. Но, поскольку у католического подполья были свои старые традиции, там справились раньше, чем Эней доехал до места. Вот только семинарию пришлось перебрасывать из засвеченной деревни - и хозяйство отца Петра осталось просто свинофермой. А во второй раз вышло хуже: новгородская секция провалилась полностью, но благодаря организации "Луны" выше уровня G (а вся местная организация и состояла из Гоши, Герды, Гика и Феликса) СБ подняться не смогло и приняло секцию за местную молодежную придурь. Придурь, правда, попадала под статью, и Гошу вытащить успели, а Герду с Гиком - нет. Очень неудачно приговор совпал с полнолунием…
Эней вздохнул.
- Винтер, ты в чудеса веришь?
- Это вроде по твоей части. Ты у нас христианин.
- Вот и я о том же, - Эней сел верхом на стул. Цумэ примостился на подоконнике. Винтер начал колдовать у плиты.
- К вопросу о чудесах. Мне Фархад кое-что рассказал, - медленно проговорил он, слегка косясь на Игоря. - Кое-что странное.
- Прикажи ему обо всем забыть. Он ничего не видел и не слышал. Нигде не был.
- Но я-то должен знать.
- Ты - должен, - согласился Эней. Запустил руку в волосы - тут же сама собой вылезла чуть ли не прядь: спалил, когда красился. Зараза. Опять бриться налысо… Прямо сегодня и сделаю, решил он. Габриэлян видел шатена, камеры СБ - блондина, а из Йомсбуга уедет лысый.
Цумэ отклеил зад от подоконника.
- Я не варк, - сказал он. - Но я им был. Два года. Кое-что сохранилось. Например сейчас ты, Саша, меня боишься. А меня бояться не надо.
Винтер посмотрел на Энея.
- Я слушаю, Андрей.
- Случилось следующее, - Эней глотнул из поданной кружки и поставил ее на стол. - Пять дней назад к нам обратился наш милицейский контакт, у которого на шее висело дело о похищении ребенка. Сложное, потому что срочное…
И Эней, ничего не скрывая, не упуская и не добавляя лишнего, рассказал все, что произошло за последнюю неделю, до настоящей минуты включительно.
- Как сказала бы Алекто - мистика и обскурантизм, - подытожил Винтер. - Цепочка совпадений и эффект домино. И насколько основательно, по-твоему, мы сгорели?
Эней прикрыл глаза, вычисляя.
- Наша четверка - полностью. Им понадобятся максимум сутки, чтобы накрыть Антона - и то если действовать без спешки. Про христиан - я думаю, что это он ткнул наудачу, проверить у него по времени никак не получалось. Просто узнал, что Костя - православный священник и жил на западе Украины, предположил, что мы после Екатеринослава поехали к нему - ну и получил, что получил. К сожалению, правильно. Так что Роман Григорьевич - тоже. Здесь, провалена секция Бахуса и, благодаря Другим действиям - верхушка секции Бати. Секция Бейкера в наблюдаемой зоне не появлялась, так что Бейкеру ты, наверное, дела и сдашь…
- Ты считаешь, что из города нужно уходить совсем?
- Я не знаю. - Эней отхлебнул кофе. - Они могли нас использовать втемную и взять потом. И просверлить дырочку для ордена. А они пришли открыто и дали нам компромат на себя, и на своего упыря дали. Но тебе и твоим уходить надо. Линию связи оставить, и уходить. А всем остальным замереть. Море волнуется раз, как ты говоришь. Я бы, будь моя воля, вообще все верхние литеры перебазировал - но мы рискуем показать им тех, кого они еще не засекли. Посчитают, кто убыл, пойдут по связям. Нет, чем меньше они знают, тем крепче мы спим. А тут ведь еще, если слишком много народу тронется с места, мы можем привлечь внимание тех, кто ищет людей Ильинского. А их будут пытаться вычислить обязательно - и отсюда, и из Омска… - Эней поморщился. Вечером он поговорит с Алекто. Вечером, когда выберется на гарантированно чистую точку. Черт бы побрал современные технологии - как хорошо было карбонариям…
- Хорошо, - кивнул Винтер. Двое детей и дом из расчета "семеро по лавкам" - теперь в прошлом, а сейчас - временные квартиры, чужие паспорта - ждали этого, но все равно… - Лиду я уже отправил, сам останусь, пока все не подчистят.
- Не спеши, - сказал Эней, - теперь какое-то время СБшникам будет не до нас. Как ты думаешь, существуют дьяволы-хранители?
- Ну, ты меня на счет этой породы сам предостерегал, - усмехнулся Винтер.
- Нас двое, - Эней допил свой кофе. - Это половина ячейки А. Промежуточные решения мы можем принимать сами, а окончательные все равно принимает хурал.
- Так какое решение ты хотел бы обсудить?
- Переключить его на "Синсэн". То есть, только на нас четверых. Остальных от нас отрезать, вам найти нового заместителя. - Эней рисовал пальцем на пыльном столе. - Тогда, если что - вы будете знать, чью башку сносить. Если, конечно, они мне не снесут раньше. Они явно любят успевать раньше.
- Нет, - сказал Винтер. - Мы потеряем больше на одной реорганизации. И этот твой майор правильную вещь сказал - мы с вооруженными силами непростительно затянули. А, кроме тебя и твоих, этим заниматься некому. Я подумаю. А ты шел бы спать, мало ли что у нас завтра.
Эней кивнул, встал - и тут только понял, что кофе не помог совсем. Он едва не ощупью добрался до библиотеки и прилег на кожаный диван, мягкий и шершавый, как старушечья ладонь. Едва он сомкнул веки - сон сошел оползнем и укрыл его от прошлого, настоящего и будущего. И если бы Вадим Арович Габриэлян, которого разбудили самым бесцеремонным образом, мог видеть, как спокойно и крепко спит этот сорвиголова - обзавидовался бы черной завистью.
Спросить Юрия Петровича Верченко, какой день в его жизни был самым счастливым, так он без колебаний ответил бы - сегодняшний. Вот с того самого момента, как его скрутило в собственном кабинете.
Отдышавшись, он понял, что парфорсного ошейника - он воспринимал мастерский "поводок" именно так - на горле больше нет. Исчез. А поскольку вероятность, что его снял сам Ильинский была равна нулю, это значило, что патрон мертв, и мертв окончательно. Ничего похожего на многократно поминавшиеся старшими коллегами апатию и резкий упадок сил Верченко не ощущал. Наоборот, ему казалось, что рискни он оттолкнуться от ковра - и зависнет под потолком как воздушный шарик.
Мир вокруг был ярким, осмысленным, пылинка на столе отбрасывала четыре разных тени и даже соображение, что расклад, при котором шеф СБ области отбывает на луну непосредственно с места работы, чреват неприятностями и для самого Верченко, настроения не портил совершенно. Ну ничуть. В конце концов, с точки зрения закона, Юрий Петрович был невинен как невеста. Птенец на поводке отвечает за свои действия не больше, чем пистолет или компьютер. Его могут ликвидировать по ходу операции, но после нее - какие могут быть претензии к существу, не имевшему своей воли? Ну карьера без патрона застопорится на какое-то время - но это, право, такие мелочи…
Верченко счастливо вздохнул и щелкнул переключателем - предстояло выяснить, что именно стряслось в управлении.
Четверть часа спустя заместитель начальника Екатеринбургского СБ по оперативной работе не то чтобы вышел из эйфории - для этого потребовалось бы нечто поосновательней мертвого курьера, разнесенного блока М и скрывшейся в неизвестном направлении секции "подземки" - но воспринимал действительность несколько более трезво.
Ему действительно очень повезло - но Ильинскому повезло больше.
Потому что хорошо посеребренное железо, при всех его недостатках, не шло ни в какое сравнение с конвейером. Куда бы им всем и дорога за прокол такого масштаба. Особенно, учитывая, что следствие по "подземке" со скоростного производства покойник снял лично, не предъявив никаких аргументов, кроме собственного хотения. Ну конечно, это было персональное решение Ильинского. И его на нем поймали.
Верченко облизал мгновенно пересохшие губы. Вот зачем к ним вламывались в систему. Вот зачем. А они грешили на москвичей - и правильно грешили - и даже тревогу не подняли и уровень безопасности не повысили… хотя по инструкции это следовало сделать немедленно - вне зависимости от предполагаемой причины. Тамбур визитеры прошли образцово, коридор тоже. Боевая группа - два, от силы три человека, конечно, три - мы их даже знаем, плюс эвакуационная - 10–12.
Москвичи, москвичи. Мы-то думали - это расследование, а это ликвидаторы, wrecking crew. И ведь никуда не денешься, действуй мы по процедуре, лешего лысого они бы нас поймали. Интересно, этот референт сам шефу голову отпиливал - и что за мода в столицах пошла на японский?
Юрий Петрович встал, покружил по ковру - вернулся к компьютеру… Еще десять минут у него ушло на то, чтобы разблокировать находившийся через коридор кабинет Ильинского. Искать украденных "подземщиков" не имело смысла - наверняка они уже лежат в каком-нибудь овраге. А вот алиби москвичей стоит попробовать на зуб… Верченко развернул к себе большой экран - садиться в кресло шефа ему не хотелось - и…
- Твою мать, - выдохнул зам по оперативной работе, вообще-то не терпевший резких выражений. - За ногу и всю дорогу.
Это теперь называется алиби.
Верченко какое-то время полюбовался на самозабвенно спящего москвича и неуклюжее насекомоядное на столе (теперь ему было совершенно ясно, что именно погнало шефа вниз в таком хммм… неуравновешенном состоянии) и решил, что в доме у него, наверное, живут какие-то сомнительные эльфы. Потому что удачу они приносят, прямо скажем,
подзаборную. Московский гость вряд ли склонен к всепрощению, его хозяин - тем более, а торговаться Юрию Петровичу нечем. Не представляет он самостоятельной политической силы. Покойный патрон очень тщательно о таких вещах заботился. А выпускать гостя надо. Потому что камеры его писали, сотрудники его видели и скрыть время смерти в обстановке паники и повального доносительства не удастся.
Выпускать надо. И лично. Будь он трижды человек и пешка, он человек и пешка Самого. Верченко подавил зубовный скрежет и двинулся к лифту. Сообщать своим холуям, где он, он не стал - только свидетелей ему не хватало.
Видимо, камеры наблюдения обладали каким-то устройством обратной связи. Потому что когда дверь ушла в стену, оказалось, что москвич стоит посреди камеры и с буддийской сосредоточенностью завязывает галстук.
- Ну, что у нас плохого, Юрий Петрович? - невинно улыбнувшись, спросил москвич, когда Верченко, открыв двери, застыл в них соляным столпом.
- А почему, - Верченко шагнул внутрь, - вы решили, что у нас что-то случилось?
Галстук совершил краткое множественное движение и образовал узел, сделавший бы честь Бруммелю.
- Потому что я ожидал увидеть здесь вашего непосредственного начальника, - пояснил гость. - И в совершенно ином настроении.
Верченко хлопнул челюстью, напрочь забыв о видовом превосходстве - но тут же вспомнил о нем, ощутив даже нечто похожее на стыд за то, что чуть не кинулся вот так прямо рапортовать волковскому засланцу.
- А подите сами посмотрите, - с ноткой злорадства сказал он.
Москвич кивнул, подхватил пиджак и вышел из камеры вслед за Верченко. Коридор выглядел существенно лучше, чем два часа назад. Но ощущение, что по секции прошел как минимум цунами все-таки оставалось. Две взрезанных двери, пятна и диффузные - будто из баллончика - ржавые полосы на всем, включая потолок. И слегка жужжащие объемные голограммы, оставшиеся на месте уже убранных трупов. А в конце коридора, у самого лифта - еще три тела, уже в штатском. Вернее, три тела в штатском и одна голова отдельно.
Москвич наклонился, поднял проектор, выпрямился, что твой Гамлет с черепом любимого шута, внимательно рассмотрел иероглиф на достаточно узком лбу покойного шефа екатеринбургского СБ. К большому удивлению Верченко, излучал визитер при этом довольно сильное раздражение. То ли голова его чем-то не устраивала, то ли иероглиф не отвечал правилам каллиграфии.
- Я бы на вашем месте радовался, - сказал Верченко. - Вот ведь как повезло.
- Это иероглиф "макото". "Искренность". Написанный красным, означает "верность", - действительно в столицах пошла мода на японский…
- И не только в столицах, - будто читая мысли продолжил волковский куда-пошлют. - в подполье тоже. Особенно в последнее время. На вашем месте, я бы немедленно поставил под наблюдение весь медперсонал в регионе. Хотя уже поздно, наверное. А что до везения, то я предпочел бы видеть эту голову на месте. Потому что теперь за этот визит спросят с нас, Юрий Петрович. С вас, потому что вы следующий по званию, а с меня, потому что я был занят вашими делами настолько, что не заметил, что в городе оперирует "Тенчу".