Через рыбные ряды идти не хотелось, там всегда такая вонь стоит, что даже одежда пропитывается, и я двинулся через площадку, где рабов продавали. Смотреть на людей, которых как скот продают, тоже никакого удовольствия, но к этому я уже как‑то привык, да и надо присмотреться к товару, как Кара поручил. Он сейчас новый наёмный отряд собирает, и важно для него не мастерство бойцов, а количество стволов. Видать, всерьёз намерен с Конфедерацией повоевать, когда вторжение начнётся.
На площади всё было как всегда, несколько небольших помостов, продавцы, как правило местные турки, охрана, в основном курды, и сам товар, граждане всех цветов кожи и самых разных национальностей. Никуда не торопясь, двигаюсь мимо, а мозг сам собой подмечает всё вокруг. Вот пять десятков чернявых крепких парней стоят, у каждого колодка деревянная на шее, наверное, горцы новую партию своих соотечественников, несогласных с объединением народов, запродали. А правее них - три десятка девок в каких‑то хламидах цветастых, это тоже понятно. В Новоисламском Халифате опять голод, а раз так, то женщины, как люди второго сорта, продаются в рабство. Следом ещё люди, и ещё, а в самом конце наши стоят, славяне то есть. Это здесь правило такое, что ими только Тенгиз‑грузин торгует. На миг только остановился, а пухлый черноусый человек в кепке‑аэродроме уже мчится ко мне:
- Саша, здравствуй, дорогой. Как дела? Как поживаешь? Как здоровье уважаемого Кары? Не торопись, на товар взгляни, у меня такие девочки в продаже есть, что глаз не отвести.
- Привет, Тенгиз. - Я остановился. - Ты ведь знаешь, не покупаю я такой товар.
- Э‑э‑э, Саша, дорогой, всё когда‑нибудь происходит впервые. Так не я сказал, так умные люди в древности сказали. - Он подхватил меня за локоть и повернул к строю людей, выставленных на продажу.
Что сказать, контингент всё тот же: сотня человек, почти все по национальности болгары, и только пятеро мужиков, в кандалы закованные, отличаются от остальных. Интересно, как здесь оказались пятеро гарных хлопцев из Одесского анклава, только у них на предплечьях принято синей краской трезубцы накалывать.
- Нет, Тенгиз, может быть, потом как‑нибудь, когда свой дом отстрою и хозяйство заведу.
- Понимаю, - кивает Тенгиз.
- А эти, с трезубцами синими, откуда у тебя?
- Мустафа Белый вчера приволок, он на Украину в поход двумя баркасами пошёл и возле острова Змеиного с ними столкнулся. Шаланду утопил, а этих из воды выловил и у меня на продажу выставил.
- И сколько за них хочешь?
- По десятке за голову.
- Побойся Бога, Тенгиз, ты ведь православный, им красная цена трёшка, и только если тебе повезёт, сможешь их на гладиаторские бои продать, но это всего пять монет.
- Саша, - торгаш приложил к сердцу ладони своих пухлых рук, - только для тебя и из уважения к Каре отдам за четыре с половиной.
- Нормально, но сразу ответа не дам, надо с моим боссом переговорить, может, и выкупит их у тебя.
- Нет проблем, придержу их денёк‑другой.
- Ты не против, если я с ними тет‑а‑тет переговорю?
- Как это?
- Ну, один на один, без ушей посторонних.
- Пожалуйста. - Тенгиз развел свои руки в стороны и отошёл другого потенциального покупателя из толпы выуживать.
Подойдя к плененным пиратам, сразу же определил старшего, средних лет кряжистого мужика, который стоял чуть впереди всех.
- Здорово, хлопцы.
- Здоровей видали, - ответил за всех старший.
- Не надоело ещё здесь прохлаждаться?
- А что делать, не по своей воле стоим.
- Что умеете?
- Человеков убивать и хабар к себе подгребать.
- В наёмники податься не хотите?
- К тебе что ли, паренёк?
- Да ну, молод я ещё для своего отряда. Про Кару слыхали?
- Это тот, за которого два мешка золота дают?
- Он самый.
Хлопцы пошептались меж собой, и снова ответил старший:
- Согласны.
- Тогда доложу про вас Каре, и если всё пойдёт нормально, то завтра вас выкупят и доставят на базу его отряда. Как отслужите свой долг, так и на свободу. Пока.
Махнув рукой Тенгизу, который охмурял какого‑то купца в богатом халате и с окрашенной в красный цвет бородой, направился дальше. Миновал площадь и вышел к оружейным лавкам, никуда не сворачивая, вошёл в ту, на которой красовалась вывеска с изображением АКМа.
Внутри всё было как всегда, оружие на стенах и на полках. Выбирай, что только твоей душе угодно. Тут и М‑16, и "Калашниковы", и карабины, и винтовки, а про пистолеты так и говорить нечего - не менее сотни самых разных моделей. Покупателей немного, только три человека, и по их виду можно сказать, что это охранники каравана, пришедшего со стороны Сирии. Наверное, деньжата получили и теперь к обратной дороге готовятся. Продавцов двое, как обычно, - сам дядюшка Мурад, разбирающий на столике в углу пулемёт не известной мне модели, и у прилавка его брат Боря, занимающийся покупателями.
- О‑о‑о, кого я вижу, Саша, - Мурад приглашающе взмахнул рукой, - подходи ко мне.
- Здравствуй, дядя Мурад. - Я присел напротив пятидесятилетнего черноволосого человека, который чем‑то походил на ястреба, такой же невозмутимый, сосредоточенный и глазастый.
- Давненько у нас не был, Саша.
- Дела, то одно, то другое, и у Кары, сам знаешь, без дела сидеть никогда не будешь. Что за пулемёт у тебя такой странный? - наклонившись над столиком, поинтересовался я.
- Бельгийский, FN model D, под натовский патрон 7.62451.
- Где взял?
- Где взял, там теперь нет. Бродяга один с Запада недавно заходил, оголодал сильно, вот и продал мне задёшево.
- И как работает машинка?
- Неплохо, вот только магазины всего на двадцать патронов, и это минус. Хотя многим, наоборот, нравится. Иллюзия экономии боезапаса.
В это время Боря уже сторговался с охранниками, которые закупили несколько сот патронов под АКМ и десяток гранат, с улыбкой выпроводил их и вышел на улицу, вроде как перекурить и задержать покупателей, которые могли бы войти внутрь. Всё так же, не отвлекаясь от возни с пулемётом, Мурад поинтересовался:
- Что нового у Кары?
- Сегодня он обмолвился, куда удар нацелен.
- Туапсе?
- Не только. Кроме него, десант на Новороссийск. Это только то, что на себе трабзонцы потянут. Кроме них, царь Иван на Ростов пойдёт, Новобагдадский Халифат - через Кавказ в центральные области и караимы по Керчи ударят. Видимо, хотят нас сразу задавить, пока мы не окрепли и на ноги ещё твердо не встали.
- Что про "Аделаиду" узнал?
- В Ризе стоит, где точно, не знаю, но предположительно - деревня Пазар.
- От кого информация?
- Буров туда бойцов из своих верных псов отправляет регулярно с посланиями. В те места они пустые едут, а обратно золотишко привозят.
- Сколько у Кары сейчас бойцов в его отряде?
- За четыре месяца набрал три сотни, но к осени, когда планируется высадка на наш берег, соберётся больше тысячи стволов. Но это только передовой отряд, который не жалко, а будут ещё и пираты местные, и другие наёмные отряды. В общей сложности до пяти тысяч бойцов против нас выставят.
- Ещё что‑то есть?
- Нет, только слухи и никакой конкретики.
- Ну что же, информацию твою уже сегодня отправим. Жалобы, просьбы, вопросы, предложения имеются?
- Конечно, - ухмыльнулся я, - как же без них. Сколько мне здесь ещё торчать?
- Столько, сколько потребуется.
- Хреново это, Мурад, я не подписывался здесь полгода торчать.
Подняв на меня взгляд, шпион резко сморгнул, примерно так, как птицы из семейства соколиных делают, и спросил:
- А чем тебе здесь плохо? В сытости, в довольстве, молод, жив, здоров, при оружии. Радуйся каждому прожитому дню, Саня.
- Да, ёлки‑моталки, я ведь не профессионал. Мне с каждым днём всё сложней нейтральным оставаться и жизнь двойную вести. Боюсь, что засыплюсь и всё дело завалю.
- Потерпи ещё пару недель, и, может, и свалишь отсюда.
- Есть вариант?
Теперь ухмыльнулся Мурад:
- Ещё какой вариант! Но пока говорить про него рано.
Хлопнула дверь, на пороге возник Борис и с ним пара новых покупателей. Нам пришлось прервать разговор, сменить тему и перейти к оружию. Минут двадцать я проболтал с продавцом, ничего себе не приобрёл и, так и не дождавшись, пока в лавке не будет посторонних, удалился.
Вновь прошёлся по базару, посидел в тихой кафешке неподалёку, перекусил и решил, что на сегодня все мои дела окончены. Пора отдыхать, всё же в городе праздник, "Трабзонспор" выиграл у "Самсунспора" со счётом пять - два, люди веселятся, так чего мне грустить. Правильно говорит Мурад, жив и здоров, в кармане монеты звенят, пользуйся, ведь когда в следующий раз момент удачный подвернётся, никто не знает.
Глава 18. Трапезундский вилайет. Округ Ризе. Пазар. 25.05.2059
Перевернувшись на бок, я посмотрел на спящую рядом со мной Марьяну. Хороша девушка, сказать нечего, фигуристая, стройная и красивая. Не один парень на неё заглядывался, когда она по двору особняка прогуливалась. Однако по какой‑то причине выбрала меня, и хоть чувств никаких особых я к ней не испытывал и Каре обещал, что отношений у меня с ней не будет, но всё же не устоял. Сидели вечером в саду, ха‑ха ловили, смеялись и перешучивались, всё как обычно, и вот итог - дошутились до того, что в одной постели оказались. Эх‑хе‑хе, только этого до всех моих проблем как раз и не хватало.
Девушка, видимо почувствовав, что на неё смотрят, открыла глаза, мгновение помедлила и спросила:
- Сашенька, что же теперь будет?
- Всё будет хорошо, Мара, не беспокойся. - Я поцеловал её в губы и, оторвавшись от них, сам спросил: - Замуж за меня пойдёшь?
- Конечно, но что отец скажет?
- Согласится с нашим решением, я так думаю. У него другого выхода нет.
- А когда мы ему всё расскажем?
- Дня через два, когда из Пазара вернёмся. Опять же, пока будем с ним наедине, постараюсь ему намекнуть, что и как, подготовить к тому, что мы пожениться собираемся.
- Там, куда вы поедете, будет опасно?
- Нет, там деловые партнёры, денег должны твоему отцу на подготовку отряда выделить, а мы с парнями - вроде как свита и охрана. Давай вставать, а то за окном уже светает, а сейчас с родителями объясняться у меня никаких сил нет.
Одевшись, на прощание обнявшись и прошептав друг другу на ушко много ласковых и нежных слов, мы расстались. Мара ушла к себе, а я вновь упал на кровать, закинул за голову руки и задумался.
Етить твою налево, вот это я лицемер. Говорю девушке про любовь и замуж зову, а сам просчитываю варианты, как бы её отца по башке отоварить и живьём к своим уволочь. Сегодня Кара едет в округ Ризе, в рыбацкую деревушку Пазар, где в удобной бухточке стоит теплоход "Аделаида" и туапсинские олигархи тусуются рядом со своей казной золотой. С ним десяток бойцов, из самых верных людей, и я, как довесок и близкий человек. Вечером предстоят переговоры с туапсинцами и получение золота в оплату наёмникам, переночуем в деревне, а завтра назад в Трабзон вернёмся.
Так сегодняшний и завтрашний день Кара распланировал, но у меня иное видение всего, что будет в это время происходить. Да, мы приедем в Пазар, и разговор между Карой и главой туапсинцев Анатолием Ильским состоится, и в деревне мы заночуем, а вот дальше всё будет по другому сценарию проходить. В ближних к Пазару лесах уже сидят несколько групп спецназа из нашего батальона. Ночью мои братушки нанесут свой удар, а "Ладный" и "Цезарь Куников" с морпехами на борту войдут в бухту, захватят стоящую на якоре "Аделаиду" и вернут её к родным берегам.
Ну, дело к завтраку, а значит, пора собираться в путь. Камок уже на мне, АКМ, разгрузка, нож и пистолет выложил на кровать, это перед самым отъездом на себя надену. Вроде бы всё, РД ещё с вечера в машине лежит, там под запасными магазинами и сухпайком - два килограмма пластиковой взрывчатки ПВВ‑5А, четыре радиодетонатора и пульт, которые я от Мурада получил.
Тук‑тук, - в дверь раздался осторожный стук, и послышался вкрадчивый голос слуги:
- Господин Александр, завтрак.
- Хух! - Я глубоко вздохнул, выдохнул, успокоился и вышел из комнаты.
За семейным столом Буровых всё без изменений, во главе - отец семейства, справа и слева его жёны, тридцатилетняя блондинка Светлана и сорокалетняя брюнетка Ирина, мать Марьяны. Дочери сидят посередине, а я здороваюсь, желаю всем присутствующим приятного аппетита и сажусь напротив хозяина. На завтрак каша, варёные яйца, масло, сыр, тосты и конечно же чай. Быстренько расправляюсь с едой и неспешно пью горячий напиток, Кара не торопится, а пока он за столом, никто его не покидает, так уж здесь заведено.
Наконец, завтрак окончен, прощаюсь с дамами, и через пять минут я уже у машины, которая напоминает американский джип времён Второй мировой. Мы выезжаем за ворота, к нам присоединяются ещё две такие же машины с пулемётами на турелях, и по пыльной дороге наша небольшая автоколонна направляется вдоль побережья на восток.
Пытаюсь подремать, всё же ночь, считай, и не спал, но не получается, нервничаю. Моё беспокойство замечает Кара и спрашивает:
- Что с тобой, Саня? Не заболел, случаем?
- Разговор есть, босс.
- Говори.
- Это не простой разговор, давай вечерком всё обговорим.
- Ладно, - соглашается наёмник и сам спрашивает: - Ты как, определился, по какой дороге дальше пойдёшь?
- Куда ты, босс, туда и я. Мне деваться особо некуда.
- Правильно, - улыбнулся Буров, - своя рубаха ближе к телу, а о прошлом, когда ты самым обычным сержантом был, не горюй. У меня на тебя, Саня, очень хорошие виды имеются. Для начала взвод получишь, а там если себя покажешь, то и роту. Глядишь, ещё и моим наследником станешь. Такие дела с тобой вертеть будем, что ого‑го, на всё Чёрное море прогремим, и твои командиры, которые такого бойца на растерзание "безам" сдали, ещё локти себе кусать будут.
День прошёл в дороге, наши машины, поднимая клубы пыли и обгоняя караваны, идущие на восток, мчали по хорошей грунтовке, не сбавляя скорости, до самого вечера. Мимо проносились посёлки, сады, придорожные стоянки, время от времени попадались моторизованные патрули трабзонских городских стражников, с подозрением провожающие нас глазами. Однако связываться с нашим небольшим отрядом они не решались и каждый ехал своей дорогой. В конце концов, Кару знали в этих местах хорошо и, различая на машинах его тактический значок, чёрный ромбик, предпочитали уступить проезжую часть.
Дорога впечатлений не добавила, я только постоянно удивлялся местным названиям и искренне радовался тому, что вскоре окажусь на родине. Пинарка, Илика, Каймакли, Кантарли, Ортакой, Уграк, Демирчи и, наконец, рыбацкая деревушка Пазар, где в чистой голубой бухте стоял белый пароход с красивым названием "Аделаида". Мы проскочили блокпост на въезде, артбатарею полевых орудий на высотке, проехали по окраине села и остановились с другого его конца, возле средних размеров деревянного домика, отведённого специально для гостей. Рядовые бойцы и я принялись готовиться к ночлегу, а Кара в сопровождении двух своих самых преданных головорезов, Олега и Ильяса, отправился на местный постоялый двор, где у него была назначена встреча с Анатолием Ильским.
Стемнело быстро, операция по захвату теплохода и зачистке села должна была начаться ровно в полночь, и времени на выполнение своей задачи у меня было более чем достаточно. Внимания я не привлекал, свой всё же, а потому, достав из РД пластид и детонаторы, обошёл дом, в котором должны были ночевать наёмники, и под камни, выпавшие из фундамента, смог незаметно сразу в четырёх местах заложить взрывчатку, воткнуть по полукилограммовому куску детонатора и активировать их. Теперь в любой момент я мог взорвать этот хлипкий домик к чертям собачьим, пульт у меня в кармане. Конечно, для надёжности следовало выкопать под заряды ямки и для пущего эффекта забутовать их, но что есть, того хватит, чай, не каменный форт взрывать собрался.
К десяти часам вечера вернулся Кара и его сопровождающие, у каждого на спине по рюкзачку - и это понятно, денежку приволокли. Наёмники, увидев, что всё прошло стандартно и проблем нет, расслабились, выставили часового, который ушёл в темноту и обходил двор по периметру, и завалились спать. Возле костерка, горевшего в центре двора, остались только Кара, Олег, старый, но всё ещё крепкий боец лет около шестидесяти, с гитарой за спиной, и конечно же я собственной персоной.
Где‑то неподалеку в цветущей плодовой роще поют ночные птицы, в костре поленья трещат, а мы втроём сидим на брёвнах и ждём, пока в выставленных к огню кружках закипит вода. Хорошо, и даже беспокойство по поводу того, что предстоит сделать, покинуло меня. Молчим, и тишину нарушает Кара:
- Олег, спой что‑нибудь старое.
Это да, что есть, того не отнять, поёт старый наёмник хорошо, душевно, а песни такие знает, какие сейчас и не услышишь нигде. Хобби у него такое - собирает старый армейский фольклор и песни, а потом исполняет их для тех, кто рядом. Однако происходит такое редко, как правило возле ночного костра, как сейчас, и только по просьбе Кары, за которого готов растерзать любого. Уж не знаю, чем Буров такую преданность заслужил, но, видимо, причина для этого была серьёзная.
Перекинув гитару‑семиструнку на грудь, Олег взял пару пробных аккордов и запел:
Пришёл приказ - и по приказу мы встаём,
Взяв АКС, садимся ночью в самолёт.
В тот ранний час, когда земля вокруг спала,
В Афганистан приказом воля занесла.
Афганистан - проклятый горный, дикий край,
Приказ простой: вставай, иди и умирай.
Но как же так? Ведь на земле весна давно,
А сердце режет мечта, и горести полно.
"Афганистан" - грохочет где‑то пулемёт,
Афганистан. Вчера погиб мальчишек взвод.
Их командир, когда на белый снег упал,
"Россия‑мать", - он перед смертью прошептал.
Афганистан - проклятый горный, дикий край,
Приказ простой: вставай, иди и умирай.
Но как же так? Ведь на земле весна давно,
А сердце режет мечта, и горести полно.
Мой друг упал - лицо красивое в крови,
Он умирал вдали от родины‑земли.
Смотрел с надеждой в голубые небеса
И всё шептал: "Прекрасен наш Афганистан".