Глава 9. Информатор Клик
- Через праэнергию с помощью хронокапсул мы можем выйти на любой план прошлого, настоящего или будущего, - не моргнув глазом, а может и не заметив иронии, ответил Мортимер. - Можно это сделать и другим способом, не о том речь. Но можно и не обращаться к высоким материям, а оскотиниться совершенно бытовым способом, не используя достижений науки. Кстати, у вас сейчас происходит именно такое бытовое одичание, добровольное, неконтролируемое, и наша задача взять это под контроль.
Мортимер встал с кресла.
- У кого - у вас? - тут же прицепился Черемушкин.
- Терпение, Василий, терпение. Следуй за мной, - величаво произнес Мортимер, направляясь к двери с надписью "Служебное помещение", за которой скрывался пассажирский лифт…
Лифт упал вниз с такой скоростью, что у Черемушкина перехватило дух и замелькали нехорошие мысли, но секунды через три-четыре падение замедлилось, а далее этот сумасшедший лифт вовсе не остановился - покатил себе куда-то по горизонтальной плоскости, вновь ускоряясь. Мортимер, посвистывая, нажал одну из кнопок на миниатюрном пульте, и обшитые серебристым пластиком стены исчезли. Они мчались по каналу в полуметре от покрытой мелкой рябью черной с голубым отливом воды.
У Черемушкина закружилась голова, он вцепился в рукав Мортимера.
- А вот это будем изживать, - сказал тот. - С этим будем нещадно бороться.
- С чем, с этим? - спросил Черемушкин, которому на полутораметровом пятачке было крайне неуютно.
- С эмоциями, - ответил Мортимер. - Эмоции, мой друг, бич человека.
- Без эмоций человек - не человек, - проворчал Черемушкин. - Куда мы, вообще-то, едем?
- К Стеклянному морю, - сказал Мортимер. - Ты, главное, помалкивай. Не встревай, если начнешь понимать, а ты начнешь, время подошло.
Черемушкин пожал плечами, чуть не потерял равновесие и еще крепче ухватился за рукав Мортимера. Тот много тверже стоял на ногах.
Через минуту Мортимер сказал:
- Ну, вот мы и приехали…
Никакого Стеклянного моря Черемушкин не увидел, а увидел он низкий, на уровне воды, причал и далее прозрачный эскалатор, уходящий вверх к белоснежному пятиэтажному дворцу. Подсвеченный невидимыми прожекторами, дворец этот смотрелся весьма нереально на фоне черного бархатного неба. Это была совсем другая страна, совсем другой город, здесь не было кривых домов, как на улице Зомбера, не было беззубых нищих, шляющихся стадом дурных орущих толп, не было тряпья под покосившимся забором, кошачьей вони, здесь было стерильно и фантастически красиво. А всего-то и надо было перевалить через невидимый рубеж, поменять систему координат, где стена становилась полом, свалиться в пропасть, которая, собственно, пропастью не была.
Белоснежный дворец оказался космопортом, заключительной частью межпланетного Портала, основную же его часть составляли межзвездные врата - сооружение скорее абстрактное, чем вещественное, и, главное, Стеклянное море. Вот это, последнее, представляло собой огромный сплошной кругообразный кристалл, служащий посадочным полем для всех транспортных средств, а также транспортных существ, к примеру транспортных серафимов.
Об этом рокочущим своим басом, наклонившись к уху Черемушкина, сообщил Мортимер. Тот же, пораженный, стоял на смотровой площадке и безотрывно смотрел на это отливающее зеленым, бездонное, простирающееся до горизонта, застывшее, отполированное до зеркального блеска море, которое странным образом притягивало и никак не хотело отпустить. "Это ещё и гигантский трансформатор, - объяснил Мортимер. - Изменяет токи пространства и адаптирует входящие потоки физической энергии".
- А это не вредно? - машинально спросил Черемушкин.
- Так, миленький, тогда всё вредно, - откликнулся Мортимер. - А вот и наш гость.
Черемушкин, как ни вглядывался, ничего постороннего не заметил, хотя нет, вот что-то бесформенное вынырнуло из правого сектора, стремительно и бесшумно преодолело пару километров и остановилось напротив космопорта, превратившись в блестящий гоночный автомобиль.
- Пошли, - сказал Мортимер…
Гость оказался длинным, тощим, с синей кожей, приклеенными к лобастому черепу черными волосами, и большущими коричневыми глазами. Этакий прилизанный задохлик в обтягивающем, то и дело меняющем цвет, комбинезоне.
Он прочирикал что-то Мортимеру, тот ответил на таком же птичьем языке. Секунд двадцать они оживленно общались друг с другом, Черемушкину сделалось скучно, потом вдруг он осознал, что понимает, о чем речь. Синенький говорил, что они заранее предупреждали атлантов о гибели их острова, и те вняли, и понастроили множество космических кораблей, и основная их часть успела улететь, а оставшиеся погибли. Сейчас, спустя 12 тысяч лет, для землян существует опасность не меньшая, даже большая. И опять последовало предупреждение, но Мировое правительство слышать ни о чем не хочет, никто ничего слышать не хочет, этакое, понимаете, благодушие, будто все бессмертные. Да, да, соглашался с ним Мортимер, это наша беда, это наш бич: наше благодушие, наша благоглупость, наше самоуспокоение, наш кайф, наш центропупизм. Этак можно души потерять вот так запросто. Какие души? - спросил синенький. Да все, ответил Мортимер, и тут Черемушкин не выдержал.
- А разве атланты умели строить космические корабли? - спросил он на несуразном с человеческой точки зрения птичьем наречии, от которого сразу зачесался язык.
- Умели, - неприязненно ответил синенький. - Вам-то что до этого? И вообще, вы кто? Кто это? - спросил он у Мортимера.
Тот открыл было рот, но Черемушкин его опередил.
- И где же теперь улетевшие атланты? - осведомился он. - Что-то о них не слышно. И не лучше ли было переехать куда-нибудь поближе, в Грецию, например.
- К сожалению, твердый Космос жесток, - сухо ответил синенький. - Погибли и те, кто улетел. Что же касается Греции, то это слишком банально, это не те горизонты, этого вам не понять. Господи, на что я трачу время.
Проронив это, синенький повернулся и пошагал прочь, бормоча что-то насчет двух обалдуев, которые выдают себя за унивитатов, а сами черт знает что и сбоку бантик.
- Что такое унивитаты? - незамедлительно спросил Черемушкин.
- Унивитат - это постоянный гражданин созвездия, - сказал Мортимер. - К тебе это не относится.
И громко крикнул вдогонку синенькому:
- Постойте-ка, милейший. Не так быстро.
Сказано было по-русски, но синенький застыл на месте в нелепой позе, с поднятой ногой.
- Хорошо, я не унивитат, - сказал Черемушкин. - А это что за хмырь?
- Этот хмырь - звездный воин, - усмехнувшись, ответил Мортимер. - Представитель, так сказать, Конфедерации Гуманоидов из цивилизации Сириуса, попечитель земной цивилизации, демиург. Почти что демон.
Тут он с хитрецой посмотрел на Черемушкина.
- А что, демон - это здорово? - не преминул осведомиться тот не без ехидства. - Вот не знал.
- Вот мы и подошли к главному, - сказал Мортимер. - А чтобы исключить всякие сомнения по данному вопросу, пусть-ка этот демиург тебе послужит. Вот тогда и поймешь: здорово это или не здорово.
Так весь этот спектакль насчет Портала и Стеклянного моря - ради того лишь, чтобы заарканить демиурга? Хорошенькое дело. Использовав Васю Черемушкина, как наживку. Ай, молодец, Мортимер, ай, молодец. Черемушкин даже головой покачал, глядя на ухмыляющуюся статую с острова Пасхи.
Мортимер щелкнул пальцами, и демиург подошел деревянной, развинченной походкой.
- Будешь Кликом, информатором, - сказал ему Мортимер. - При необходимости врачевателем, спасателем. Вот твой начальник.
Кивнул на Черемушкина.
Клик перевел взгляд на Черемушкина. Огромные его глазищи были пустые, мертвые, и сам он был больше похож на куклу, чем на живое существо. Аж мороз по коже. Что с ним сделал Мортимер?
- За что, о Господи? - вяло, безразлично произнес Клик.
Глава 10. Нет никакого дела
Дальнейшее для Черемушкина слилось в череду отдельных мало связанных между собой невразумительных эпизодов, которые потом уже, в Москве, в ночном забытьи, начали обретать полновесную плоть и кровь и жить своей отдельной жизнью. Здесь же, на объекте, эта ночь закончилась тем, что ранним утром Черемушкин с невесть откуда взявшимся Дергуновым подошли к массивным воротам и принялись недуром колотить, чтобы их выпустили. При Дергунове была сумка, оставленная операми у Иеремии, и за спиной неизменный рюкзак, а у Черемушкина в заднем кармане брюк блокнот Берца с адресом Валета да в нагрудном кармане ковбойки невесть откуда взявшийся мобильный телефон. Или что-то весьма похожее на мобильный телефон.
Утро было прекрасное, свежее с ослепительным режущим глаза низким солнцем. Одно плохо: в некотором отдалении стоял белый внедорожник Рейндж Ровер, а рядом с ним два плечистых субъекта и некто Ефим Борисович Разумович. Холеный, статный, лет где-то тридцати, с уже наметившейся лысинкой в смоляных волосах и нагловатыми глазами навыкате. Старший следователь по особо важным делам, ужасный зануда.
Разумович поманил их пальцем. У Черемушкина заныли зубы, уж с кем, с кем, а с этим типом очень бы не хотелось общаться, особенно утром, особенно после бессонной ночи.
- Где Сергей Сергеич? - спросил Черемушкин, остановившись и придержав рванувшегося было вперед Дергунова за рукав.
- Что, соскучился? - грубовато сказал Разумович. - Сумочку, будьте добры, передайте мне.
Спорить с ним было опасно. Черемушкин жестом показал Дергунову, чтобы отдал сумку.
Разумович взвесил её на руке, поставил на переднее сиденье, открыл, поковырялся в содержимом, потом вяло спросил:
- А где, простите, сам предмет?
Дергунов с Черемушкиным переглянулись и пожали плечами.
- В машину, - скомандовал Разумович.
Черемушкин с Дергуновым устроились на заднем трехместном диване. С двух сторон одновременно втиснулись плечистые ребятишки, сдавили безжалостно, так что ни вздохнуть, ни охнуть. Часы на приборном щитке показывали 8.15…
Ехали молча, Разумович, сидевший справа от шофера, пару раз оглянулся с тем, чтобы смерить вжавшихся в сиденье друзей презрительным взглядом, но ничего не сказал, а плечистые сотрудники вообще старались не дышать - от обоих нещадно несло перегаром. Дорога показалась длинной и скучной.
В кабинете у зануды было душно и пахло пылью. В присутствии всё тех же плечистых сотрудников Разумович вывалил содержимое сумки на свой стол. Увесисто бухнул о столешницу черный пакет с чем-то бесформенным, рассыпалась мелкая желтая мелочь, вывалилась пара малиновых служебных удостоверений, жёваный носовой платок, смятые бумажки.
В черном пакете обнаружился массивный серо-зеленый булыжник с налипшей грязью и следами мха.
- Что, сволочи, припрятали золотишко? - усевшись за стол, неприятным голосом заговорил Разумович. - Думаете - вот всё утихнет, тогда вернемся, спокойненько вынесем. Ну-ну. Вы мне сперва нарисуете схему, где зарыли краденое, а потом я буду думать, чем бы вам помочь, чтобы срок вышел поменьше. Или же предпочитаете пытку? Иглы под ногти, выдирание зубов…
- Сумку я не открывал, Василий запретил, - запальчиво сказал Дергунов. - Стал бы я таскаться, как дурак, с этой каменюгой.
- То есть, второй вариант, - сделал заключение Разумович, после чего этак гаденько, как умел только он, осклабился и выразительно посмотрел на своих сотрудников. - Работайте.
Верзилы, разминая пальцы, пошли работать, и тут в дверь без стука вошел "Семендяев". Верзилы застыли в самых нелепых позах. Дергунов тоже замер с испуганным приоткрытым ртом.
Черемушкин сразу понял, что это двойник из города Зэт, а вот Разумович никак не мог взять в толк, с чего это вдруг Семендяев так помолодел, и всё пялился, пялился на вошедшего, не видя ничего вокруг.
Наконец, он опомнился и процедил недовольно:
- А стучать кто будет?
По-прежнему, как завороженный, он никого вокруг кроме ненавистного Семендяева не замечал.
- Всё бы тебе, Фима, стучать, - строго сказал "Семендяев", подходя к его столу. - Забыл, кто тебя человеком сделал? Уже хвост задрал? Так это мы мигом хвост-то: чик - и нету.
- Вы, Сергей, Сергеич, кто? - заломив бровь, осведомился Разумович. - Вы, простите, бывший, у вас и сила бывшая, ненастоящая. А я, извините, в настоящем времени, так что будьте добры - покиньте помещение и подождите в коридоре.
И, как бы извиняясь за излишнюю резкость, добавил:
- Дело весьма серьезное.
- А нету у тебя никакого дела, - сказал "Семендяев". - Ты понял, шкет? Вообще нет никакого дела.
После этого он положил руку на лежавшие на столе предметы, и все они до единого втянулись в его ладонь.
- Система пылесос, - довольно произнес "Семендяев" и наставил ладонь на Разумовича.
Тот так энергично отпрянул, что потерял равновесие, упал вместе со стулом, треснулся затылком об пол.
Тотчас как по команде вбежали двое в черных масках, подхватили бьющегося, пытающегося кричать Разумовича под руки и поволокли к выходу. Эти черные маски могли обмануть, если бы не знакомые по городу Зэт кепки.
"Семендяев" пробормотал что-то невнятное, после чего Дергунов пришел в себя и принялся испуганно озираться, а двое верзил принялись нещадно мутузить друг друга. Делали они это весьма азартно, не обращая ни на кого внимания, быстро входя в раж.
Взяв в руки черную сумку, "Семендяев" повернулся к Черемушкину и Дергунову и сказал:
- Пошли, юноши. Вас здесь не было…
В коридоре Черемушкин лоб в лоб столкнулся с Костомаровым и понял, что влип, но тот прошел мимо него, как мимо пустого места, глазом не моргнул. И потом, на выходе, где нужно было предъявлять пропуск, охранник даже головы не повернул в их сторону, будто их не было, а турникет, выпуская, повернулся сам собой…
На улице Дергунов, которому пора было ехать в Знаменку, в свою редакцию, распрощался с ними.
"Семендяев" передал Черемушкину черную сумку, которая вновь оказалась тяжелой, попросил её не открывать, а передать генералу, после чего сел в зеленую "Оку" и велел трогаться.
Черемушкину на работу было рано, он направился домой перекусить и, разумеется, не видел, что произошло дальше…
Разумович, свесив голову на грудь, дремал на заднем сидении, рядом с ним сидел Фазаролли, за рулем - Менанж, а может, наоборот, хотя вряд ли. Оба уже сняли маски, и это был чистой воды цирк - ещё из фойе сквозь стеклянную дверь можно было прекрасно разглядеть в потрепанной колымаге и похищенного Разумовича и его мордатых грабителей.
Глава 11. Фарисей недобитый
Разумович вовсе не дремал, а только притворялся. Сидел он аккурат за шофером, рядом с дверью, которая была не заперта. Они уже выехали из города, но отъехали недалеко, ещё тянулись вдоль дороги длинные разукрашенные граффити бетонные заборы складов и хранилищ. Разумович едва приоткрыл глаза и сквозь щелочку отслеживал, когда будет можно. Вот справа появился прогал, там должны быть ворота, так оно и есть - ворота, к тому же открытые и из них медленно выползает здоровенная фура. Остановилась, пропуская машину "Семендяева", и в этот момент Разумович, распахнув дверь, мешком вывалился на проезжую часть. Увы, за натужным ревом мотора он не услышал, что сзади их догоняет длинная черная Ауди. Визг тормозов, глухой удар, Ауди улетает влево, сорванная дверца, крутясь, скачет по дороге вдогонку за колымагой.
- Стоп, - скомандовал "Семендяев".
Менанж затормозил, вырулил назад вплотную к распластанному на разделительной полосе Разумовичу и посмотрел на "Семендяева".
- Поможешь, - сказал тот. - У нас пара минут…
Фазаролли наблюдал за происходящим, неестественно вывернув шею. Вот машину тряхнуло - значит, тело погрузили в багажник, вот противно заскрежетала по асфальту лопата, соскребая остатки.
Напоследок "Семендяев" приладил сорванную дверь на место, и не скажешь, что её вырывало с корнем, вслед за чем "Ока" тронулась…
Генерал Семендяев сидел в своем кресле, будто со вчерашнего дня не уходил. Коротко кивнул в ответ на приветствие Черемушкина, глазами показал, что сумку нужно поставить перед ним на столе. При этом, расчищая место, отодвинул ладонью в сторону блокнот и ручку.
Черемушкин взгромоздил на стол сумку, открыл молнию.
Ради такого случая генерал встал, вынул из сумки черный пакет. Пробормотал: "Тяжелая зараза", - и извлек из пакета замотанный в мешковину и схваченный бечевкой удлиненный предмет. Булыжник, помнится, ни в какой холст замотан не был.
Не доверяя Василию, генерал самолично ножницами разрезал бечевку, развернул плотную ткань и довольно улыбнулся. Перед ним лежала золотая рука, совсем как настоящая, даже волосы угадывались.
- Вот из-за чего суета, - пробормотал Черемушкин.
- Какая именно суета, Вася? - спросил Семендяев. - Ну-ка, ну-ка.
Вынул из сумки большой незапечатанный конверт, а из него заполненный бланк с крупным заголовком "Государственный акт на право собственности на землю". Чуть выше в синей рамочке синий оттиск "Копия". Внизу, как положено, подписи, печати.
- Солидно, - сказал Семендяев, по старой чекистской привычке положив бланк текстом вниз. - Что стоишь-то? Садись. Так что за суета?
- Нас с Лёшкой встретил Разумович, - ответил Черемушкин, усевшись на стул. - Не дал даже от часового позвонить.
Едва он это произнес, затренькал телефон. Генерал поднял трубку, послушал кого-то, посопел, потом сказал "Добро" и опустил трубку.
- Про вас с Лёшкой ни слова, - произнес он. - А вот холуи Разумовича, сильно избитые и связанные по рукам-ногам, найдены на окраине Тамбова. В машине, принадлежащей Разумовичу. Сам же Разумович исчез. Ну, слушаю тебя.
- Суета из-за того, что Разумович не нашел в сумке золота, - сказал Черемушкин. - В пакете был булыжник. Эх он и разорался.
- Кто разорался - булыжник? - уточнил Семендяев.
- Разумович, - ответил Черемушкин. - Припрятали, говорит, золото…. Предупреждать нужно, Сергей Сергеевич, за чем посылаете, а-то ведь вляпаться можно только так.
И хохотнул.
- Что ржешь? - осведомился Семендяев.
- Да я над Лёшкой. Булыжник, как негр, таранил. А в нём, родимом, килограммов десять.
- Дитё ты ещё малое, - констатировал Семендяев. - Другой вопрос - откуда о золоте узнал Разумович. Кто-то, значит, у него на Объекте есть.
Сопя, полез в сумку, выудил сложенный вдвое лист, развернул. Прочитав, протянул Черемушкину.
Там было написано: "Прошу меня не искать. Ухожу из органов добровольно по религиозным соображения. Терпеть больше невмоготу. Е.Б.Разумович".
- Его почерк? - спросил Черемушкин, возвращая записку.
- Его, родимого, - ответил Семендяев и вновь полез в сумку. - Фарисей недобитый.
Пошарив в обширных внутренностях, проворчал: "Больше ничего нет", - и бросил на стол три малиновых служебных удостоверения: два - злосчастных оперов и одно - Разумовича.
После чего посмотрел на Черемушкина и сказал:
- Ну? Что с Валетом?
- Валет, он же Куарий Амбертович Гринбаум, он же Николай Альбертович Гриневский. Других данных нету, - отчеканил Черемушкин, понимая, что блокнот Берца Семендяеву показывать нельзя. Табу.
Откуда такая уверенность, Василий не знал. Сработала интуиция. Потом уже он понял, что никакая это не интуиция, а чистой воды запрет. Вот они - пять минут забвения в белом кресле. Всё не просто так.
- Откуда информация? - уточнил Семендяев.
- От Иеремии.