- "Практически сразу после заражения"! А мы были на планете когда? - уже дней десять прошло. Живых, - повернулась она, - ты как? Испытываешь ноющие боли в суставах и легкое недомогание?
- Только когда хочу от вахты закосить, - осклабился тот. Бой-Баба повернулась к Тадефи.
- Вот у тебя, дорогая, вид что-то усталый.
Девушка отмахнулась и пробормотала что-то про бессонные ночи. Бой-Баба вспомнила, как застала ее с Живых, и прикусила язык.
- Это что же получается? - сказал Живых, глядя на Питера. - Где ж ты умудрился ее подцепить?
Компьютерщик убито покачал головой.
- Это-то ладно, - проговорил дядя Фима. - Но вот почему никто из нас от него не заразился? Ведь мы все эти десять дней дышали одним воздухом и ели из одной миски. И все живы-здоровы… э-э, то есть живы как раз не все, - поправился охранник, - но других инфицированных на борту у нас нет. Пока.
Он задумался.
- Что же мне делать? - Питер переводил взгляд с одного товарища на другого. А они озадаченно смотрели друг на друга.
- Звать капитана, что ж делать, - наконец сказала Бой-Баба. - Он решит.
Питер задрожал:
- Но он меня не… - он перешел на шепот, - не расстреляет?
Они лишились дара речи.
- С ума ты сошел, - сказал наконец Живых. - Кому надо тебя расстреливать? Да и за что?
Дядя Фима повернулся к Тадефи:
- Что положено делать в таких случаях?
Медик-стажер поскребла ногтем поверхность стола. Подняла глаза:
- Надо на консервацию.
Питер застонал и закрыл голову руками, раскачиваясь.
Тадефи поднялась:
- Пойду доложу Майеру.
* * *
Майер выслушал охранника - Бой-Баба скромно тушевалась на ступеньках трапа - и ничего не сказал.
Капитан сидел перед центральным экраном на мостике, ссутулив плечи, словно отгораживаясь от новостей. Руки безвольно упали на колени, тощие пальцы сцеплены в замок. Он слушал дядю Фиму и устало кивал. Как будто знал все заранее, подумала Бой-Баба.
Наконец Майер заговорил - и Бой-Баба не поверила собственным ушам:
- Что вы хотите, чтобы я сделал? - голос его звучал глухо и устало.
- Ничего, Тео, - растерянно произнес дядя Фима. - А что тут можно сделать? Карантин объявлять уже поздно…
Капитан резко крутнулся в кресле в их сторону. Глаза у него были воспаленные, красные. Жесткие.
- Все, что мы можем сделать, - произнес он, - это сохранить человеческое достоинство. Даже в смерти. Это должно стать нашей задачей.
Губы у него тряслись.
Бой-Баба кашлянула и сделала шаг вперед.
- Может, не так все и страшно? - предположила она. - Мы вот не заразились же. Может, эта штука избирательная? Генетическая какая-нибудь?
Майер усмехнулся:
- Я не первый раз встречаюсь с этой заразой… и никто от нее не уходил живым. Никогда.
Охранник резко поднял голову.
- От нее или от Рашида?
Майер побледнел. Он сидел, не сводя светлых глаз с багрового лица охранника.
- Что - от Рашида?
Дядя Фима покачал головой:
- Тео, я прошу тебя. Мы с тобой все-таки не первый год друг друга знаем. Что тебе наговорил Рашид? Почему ты взял его с собой в рейс? Именно в этот рейс?
Охранник нагнулся над сидящим капитаном и смотрел ему в лицо. Наконец Майер опустил глаза. Нагнул голову.
- Меня попросили, - ответил он.
- Кто попросил?
Капитан помолчал, глядя на скопления звезд на экране.
- Дружище, я не могу тебе объяснить. Ты же мне сам потом спасибо скажешь. Да и доказательств у меня нет…
Дядя Фима в отчаянии взмахнул могучими руками:
- Тео, мне не нужны доказательства! Доказательства - это моя работа! Мне от тебя нужна правда. Что тебе сказал Рашид?
Капитан усмехнулся. Пробормотал что-то. Лицо его серело на глазах. Он поднялся в кресле, неловко, держась за бок. Поморщился:
- Послушай, Фима… О мертвых или хорошо, или ничего. Я решил взять его на борт, с меня пусть и спрашивают. Только, - капитан подошел вплотную к охраннику и, покачнувшись, схватился за его плечо. - Не дай бог тебе, как мне, придется выбирать между честным словом и совестью.
Он осекся и начал падать. Бой-Баба рванулась вперед, но дядя Фима уже подхватил капитана своими лапами. Осторожно уложил на пол. Повернул к астронавтке раскаленное лицо:
- Что стоишь? Зови медичку!
Бой-Баба схватилась за переговорник, а охранник уже приступил к закрытому массажу сердца и насел ручищами на грудь капитана.
* * *
Майера положили в капитанском отсеке. Он лежал на спине, полусонный под воздействием успокоительных, и Тадефи уже пристроила возле его койки высокий штатив с капельницей. Рядом попискивал старый обшарпанный аппарат по поддержанию жизнедеятельности.
Дядя Фима и Бой-Баба стояли в дверях.
- Ну чего? - спросила Бой-Баба.
Тадефи обернулась. На верхней губе у нее проступили бисеринки пота от усердия.
- Он переутомился, - сказала она, под горло укрывая капитана одеялом. - Бессонные ночи, стресс. Давно было пора отдохнуть, да куда ему. Вот и пусть теперь отдыхает.
Девушка сделала обоим знак выйти. В коридоре, прикрыв поплотней дверь отсека, она произнесла:
- Все эти события и здорового уложат, а капитан наш все-таки уже не тот.
Дядя Фима хмыкнул. И Бой-Баба тоже недоверчиво покачала головой. Тадефи удивленно посмотрела на обоих:
- Что? Что я не так сказала?
- Все правильно, Тади, девочка, - кивнула Бой-Баба. - Только плохо ты Майера знаешь, если думаешь, что он сдает.
- Он всю жизнь такой, чтоб ты знала, - поддакнул охранник. - Вроде плевком перешибешь, а как дойдет до дела - скала, а не человек. Он еще нас всех переживет, поверь мне! - дядя Фима потер руки и оглядел коридор. Мотнул седой гривой в сторону брехаловки. - Пошли посидим. Нам всем передых нужен.
* * *
В брехаловке свет не горел. За стеклом иллюминатора разноцветно полыхал Космос. По эту сторону иллюминатора огоньки на аппарате с напитками тускло освещали блестящий пол и темнеющие очертания кресел.
- Не надо, - Тадефи остановила руку охранника, потянувшуюся к выключателю. - Так красивее.
Налили себе еле теплого кофе из разбитого автомата, сели. Дядя Фима откинулся на диване, запрокинув голову. Смотрел на потолок и глубоко дышал, успокаиваясь. Остальные, не двигаясь, глядели в иллюминатор на звезды.
- Как Питер? - наконец спросила Бой-Баба.
Тадефи махнула рукой:
- Что Питер! Он убежден, что всем принес несчастье. Ничего другого от него не добиться. Что ни спроси - молчит, как покойник. - Тадефи аккуратно опустилась в кресло и сложила руки на коленях. - Но я уверена, что знает он гораздо больше, чем говорит.
- Что же он может знать? - повернулась к ней Бой-Баба. - Ты думаешь, Кок ему что-то сказал перед смертью?
Тадефи кивнула:
- И теперь он боится говорить, чтобы не приманить смерть к себе. Ох, непросто все…
* * *
Тадефи держала Питера за руку. От другой его руки шла к аппарату трубка капельницы. Компьютерщик лежал в капсуле, укрытый по шею серебристым полотном теплоизоляции.
- Как курица в фольге в морозилке, - прошептал он и криво улыбнулся. Анестезия уже начала действовать, хотя и медленно, и с каждой минутой Питер соловел и все больше заговаривался.
Больной Майер по-прежнему лежал в капитанском отсеке. Штурман Йос разбирал бумаги инспектора. Живых на вахте, дядя Фима у себя, таращится на экраны. На них сейчас смотрит, наверное. Прийти проводить Питера смогла только Бой-Баба.
Не отпуская его руки, Тадефи повернулась к аппарату, но Питер приподнял вторую руку:
- Подождите! По… жалуйста.
Он повернул к ним голову. За последние два дня компьютерщик действительно стал маленьким, исхудав до костей, - обезвоженный организм уже не принимал ни воду, ни пищу. Под запавшими глазами Питера лежали темные круги, нос заострился, а складки губ углубились. Лицо его напоминало теперь маску печального клоуна, но глаза его горели странным огнем.
Питер протянул руку к Бой-Бабе. Та подошла ближе.
- Я… - Питер задыхался. Поднял воспаленные глаза на Тадефи. - Можно нам с ней остаться вдвоем? На минутку…
Тадефи с сомнением оглядела компьютерщика, но кивнула и, подхватив под мышку незащелкнутый чемоданчик с инструментами, вышла. Закрылась дверь, и они остались одни.
Бой-Баба погладила Питера по иссохшей, сморщенной руке. Он тяжело дышал, прикрыв глаза. Что тут можно сказать, как утешить? Держись, доставим на Землю и сдадим науке? На Землю они не попадут. И наука за время их отсутствия вряд ли научилась лечить снежную чуму.
И что тогда, врать? Конечно, врать. Но, прежде чем она открыла рот, Питер слабо проговорил:
- Я многое передумал… за последние дни.
Она торопливо закивала, потому что, пока говорит Питер, ей не надо ему ничего врать. Так пусть говорит.
Медленно, подбирая слова, Питер продолжил:
- Ты думаешь, я забыл того поселенца… раненого…
Один ввалившийся, воспаленный глаз приоткрылся и посмотрел на нее.
Бой-Баба разлепила губы:
- Конечно нет, Питер. Никто его не забыл. Лежи спокойно, - она поправила покрывало на одном плече. Питер пошевелился и схватил ее за руку. Держал крепко и не отпускал. Как будто хотел затащить с собой в капсулу.
- Я только хотел тебе сказать, - зашептал он, - пока она обратно не вошла… - хотел попросить, что если вы туда вернетесь… вы ведь вернетесь? На базу?
Она кивнула. Нет смысла его сейчас расстраивать.
Питер приоткрыл второй глаз, искательно посмотрел на нее.
- Если… вы его найдете, то… пожалуйста, - он остановился, перевел дыхание. В груди у него клекотало. Питер сглотнул и продолжил:
- Скажите ему, что я с ним согласен. Я теперь крепко запомнил, о чем он мне говорил.
Бой-Баба сжала истощенную руку.
- Питер, солнышко, я все ему передам. Но ты не волнуйся. У тебя воображение разыгралось, - она осторожно погладила его по выпадающим прямо под руками - уже облепили всю подушку - белесым прядям. - Он с нами не говорил тогда. И ты с ним не разговаривал.
Питер слабо кивнул:
- Тогда - нет… не разговаривал. Это сейчас уже… тут в изоляторе, - он поднял глаза на тяжелую свинцовую дверь поодаль, за которой находился изолятор. - Ночью. Он ко мне пришел, и я с ним говорил.
Не выпуская его руки, Бой-Баба отщелкнула откидное сиденье и села рядом с капсулой. Бросила взгляд на показания аппарата. Через пять минут максимум пора начинать процесс, чтобы не проворонить фазу. Повернулась к Питеру:
- Что же он тебе сказал?
Тот помолчал, глядя в потолок. Разлепил губы:
- Он сказал, что ждет меня.
Запикал аппарат, предупреждая о скором начале процесса. Тут же влетела Тадефи в застиранном бледно-сиреневом хирургическом балахоне и сосредоточилась на показаниях экрана. Дверь осталась открытой.
Питер повернул голову к Тадефи:
- Вы меня вспоминать… будете?
Та бросила на него взгляд от приборов.
- Как же я тебя забуду, Питер, когда мне по три раза в день сюда приходить проверять показания! - весело откликнулась она. - Будешь лежать как миленький, пока не вылечат и не начнешь опять всех от дела отвлекать! - Врать у Тадефи получалось гораздо складнее, чем у Бой-Бабы. Учат их этому, что ли, в медучилище? Хотя наверняка учат.
Питер улыбнулся:
- Спасибо… очень приятно знать, что тебя будут помнить. Потому что… - повернулся он опять к Бой-Бабе, которая все еще держала его за руку, - потому что поселенец просил меня это вам всем передать.
Он обвел взглядом блок консервации. Бой-Баба грустно улыбнулась. Зачехленные капсулы, мертвые аппараты, опутанные трубками и проводами. Высоко вверху гудит силовая установка. Только его капсула открыта и посверкивает огоньками сигналов, готовая упокоить его надолго.
- Что передать, Питер, миленький? - Бой-Баба погладила его по складкам сморщенной кожи.
Тадефи стояла над Питером с наркозной маской. Сейчас он вдохнет и через десять секунд временно перестанет существовать. А когда снова придет в себя, то даже не заметит - и очень удивится, - что спал, что прошла вечность.
А если не придет? Если их корабль так и останется вечным призраком в неизученной пустоте космоса - восемь трупов в отсеках и еще один в отработавшей установке консервации?
- Он сказал, что им хорошо, когда их вспоминают… - прошептал Питер. - Вспоминают хорошее… и обо мне… - глаза его наполнились слезами. - Обо мне мало хорошего… но, может быть…
Он с надеждой посмотрел на Бой-Бабу. Та кивнула:
- Мы будем вспоминать о тебе только хорошее, Питер. И о них тоже.
- Питер, готов? - негромко сказала Тадефи. Компьютерщик поднял на нее глаза и кивнул. Марокканка быстрым движением опустила прозрачную маску. Загудел аппарат, подавая наркоз.
Бой-Баба видела лицо больного под маской еще несколько секунд. Потом его дыхание затуманило пластик. Астронавтка встала, хлопнула откидным сиденьем и вышла, ничего не видя перед собой. Весь остаток дня у нее перед глазами стояло лицо засыпающего Питера.
Он улыбался.
Глава 13
- Ну что, ребята, давайте думать, - сказал дядя Фима.
Они собрались в медблоке. Живых принес крысе хлеба и сахара, урвав от собственной пайки. Все кормили и гладили зверька, который в ответ на сюсюканье людей забился в угол клетки и замер. Глазки грызуна смотрели тускло и вяло, и даже хвост сник и волочился по полу клетки.
- Ничего, шелковая шкурка, не скучай, скоро домой побежишь! - Живых взял крысу на руки и стал почесывать ей спинку. - Смотри-ка, пластырь все еще держится! - повернулся он к Тадефи. - Не сковырнула.
Девушка кивнула. Вид у нее был усталый. Она сидела у лабораторного стола с залепленной пластырем рукой.
- Как порез? - спросила Бой-Баба. - Болит еще?
- Там болеть нечему, - ответила Тадефи. - Так, для очистки совести. Все-таки лаборатория, мало ли что… - Она протянула руку и погладила крысу. - Перед тем как уйдем, напомните мне ей пластырь снять. А так вроде никакого эффекта?
Живых помотал головой:
- Крыска сначала побегала-попрыгала: кажется, они действительно повышают активность. А теперь сидит квелая. Теперь понятно, почему у поселенцев тогда на базе постели не заправлены и посуда не мытая.
Дядя Фима сидел молча, наблюдал. До крысы он не дотронулся. Сидел на краешке стола и теребил принесенную с собой стопку бумажных распечаток.
- А где Йос? - неожиданно спросил он.
- В инспекторском отсеке, - отозвался Живых. - Бумажки разбирает - документацию Соцразвития. А что?
- Нет, ничего, - рассеянно ответил охранник. Умолк и задумался о чем-то своем. Наконец, дождавшись, когда остальные замолчали и выжидательно посмотрели на него, дядя Фима тихо заговорил:
- Еще до полета я связался с человеком, за которым был один должок. Он мне подсказал, где можно нарыть инфу про нашего Рашида, - охранник обвел остальных взглядом. - Поэтому вчера я изменил своим принципам и посидел в сети.
Астронавты вразнобой кивнули. Живых опустил крысу обратно в клетку и накрыл полотенцем.
- Так вот, - дядя Фима потянулся к стопке и начал пересматривать бумажки, выискивая что-то. - Наш Рашид Саад действительно родом из Ливана. И его семье действительно принадлежат лучшие в Ливане горные плантации… э-э-э… вам не надо знать, чего. Наследственный наркобарон. Скажем так, в Интерполе ДНК нашего Рашида каждая сыскная собака без микроскопа знает. - Он замолк, вытянул одну из страниц и поднял к ним голову. - Но это еще не все.
Охранник протянул товарищам распечатку. Бой-Баба перегнулась через головы остальных, чтобы получше рассмотреть. Это была ксерокопия статьи, когда-то выкромсанной тупыми ножницами из бумажной газеты или журнала. А меж тем бумажной прессы не издавали уже почти тридцать лет. Заголовок статьи был наполовину срезан, однако слова угадывались - "Блестящий результат". Рядом с ним была фотография, но дядя Фима закрывал изображение широкой ладонью.
- Читать будете? - спросил он.
- А про что тут? - ответил вопросом на вопрос Живых.
Вместо ответа охранник отвел ладонь. Фотография была выцветшая, черно-белая. На ней в углу на кушетке под капельницей лежал человек, укрытый по шею простыней. Из-под простыни тянулись проводочки и трубочки, соединяя человека с аппаратами возле кровати. Больничная занавеска, разгораживающая кровати пациентов, была отдернута, и за ней виднелись другие койки с такими же больными, укрытыми по шею простынями.
Рядом с утыканным проводками человеком, спиной к камере, в белом врачебном халате и шапочке стоял Рашид.