* * *
- Я у него на практике была, - сказала Тадефи. Они сидели вокруг лабораторного стола - спать никому не хотелось. Клетку с начавшей беспокоиться крысой снова прикрыли полотенцем. - У Рашида большая клиника в Ливане, в центре Баальбека, он там заведовал лабораторией. В виноградном саду… Баальбек - красивый город, самый древний на Земле… С семьей познакомилась. Жена, дочки… очень милые.
- Значит, они его шантажировали, - задумчиво сказал Живых. - Голову даю на отсечение, что наш Рашид и есть тот юный химик, что когда-то спиратил у них формулу и переделал ее в наркотик. Когда у них работал, - показал он на лежащую на столе фотографию.
Дядя Фима ухмыльнулся:
- Представляю, каково было нашему Рашиду променять лабораторию в виноградном саду на медблок нашего "Голландца"! Видно, крепко они его припекли. Поделом вору и мука, - он оглянулся на вход в блок консервации. И поднял свой невыразительный взгляд на Тадефи. - Так значит, пометки в его записной книжке были по-ливански? Сама-то ты там жила, оказывается? Небось немножко понимаешь?
Та покраснела. Опустила голову:
- Понимаю.
- Такого языка ведь нет, - тихо сказал Живых. - Ливанского.
Она кивнула, пряча от него глаза.
- Опа, - сказала Бой-Баба. - А какой есть?
- Арабский, - еле слышно сказала Тадефи. - Письменный язык - это классический арабский. Его все понимают: ливанцы, марокканцы, все. Кто с образованием, конечно.
- И ты понимаешь? - в голосе Бой-Бабы было уважение.
Тадефи опустила голову еще ниже:
- Да.
Дядя Фима поднялся. Просунул руку в задний карман и вытянул оттуда темно-синюю книжицу с золоченым арабским завитком на задней обложке.
- Вот и славненько, - произнес он. - Значит, не надо мне в сеть выходить и знатоков искать. Ведь черт его знает, что он тут понаписал… может, и не надо посторонним этого знать вовсе.
Вскинув глаза на Тадефи, он резким движением толкнул книжечку через стол к девушке и приказал:
- Читай!
* * *
Тадефи водила пальцем по строчкам, справа налево, и шевелила губами.
- Слова-то знакомые, - объяснила она, - а вот произносятся они по-другому. Ведь в арабской письменности нет гласных букв, поэтому все народы произносят те же самые слова по-разному. На ливанском наречии "солнце" - это "шамс", а мы в Марокко говорим "шимс". А в других арабских странах говорят "шомс" или "шумс".
- Но общий-то смысл понять можно? - не выдержал Живых.
Девушка еле заметно улыбнулась ему и кивнула.
Затем Тадефи принялась переводить вслух, переворачивая тонкие страницы с золотым обрезом. Каракули были отрывочными - краткие записи для памяти. Многие из них были перечеркнуты в знак того, что запланированное дело выполнено или отменено. Да и дел своих Рашид не описывал: время и место встречи, название кофейни или ресторана, изредка географические координаты - больше он ничего не упоминал. Иногда краткая характеристика того или иного человека, чаще всего порочащая: подготовка к шантажу.
- Дат здесь нет, - сказала Тадефи, оглядывая страницы.
- Конечно нет, - подтвердил дядя Фима. - И имен, если заметили, тоже. Он не дурак, твой Рашид. Потому и дожил до таких лет. В наркобизнесе это редкость, они к тридцати годам либо завязывают, либо садятся на пожизненное, либо начинают пробовать товар на себе - а это, братцы, самый худший конец для наркодилера.
- А координаты при чем? - спросил Живых.
Дядя Фима взял книжечку у Тадефи из рук и отставил ее подальше от глаз, прищурившись:
- То же самое. Если проверить, я уверен, что это координаты пустынных пляжей на средиземноморском побережье. Испания, насколько я помню земную географию, - он отдал книжицу Тадефи и благодарно кивнул. - Координаты мест, куда он присылал или ему присылали, моторные лодки с товаром.
Тадефи рассеянно кивнула. Она внимательно проглядывала последние страницы.
- Вот тут что-то интересное, - сказала она. - Видно, совсем недавняя запись. После нее больше ничего нет. Я вам переведу.
Запинаясь, она принялась читать вслух:
- "С первого идиота взять нечего. Космонавты бедны, как крысы. Прощупать второго. Этому есть, что терять. Надо будет с ним поговорить. Припугнуть, что я свой человек у его начальства. Сказать, что оно поверит мне, а не ему…"
Тадефи наморщила лоб, вчитываясь:
- "Проклятье! Опять этот диабетик. Нужно быть осторожным. На корабле не так много мест, где можно поговорить спокойно". Все, - она пролистала книжечку и положила ее на стол. - Дальше ничего нет.
Дядя Фима сидел с открытым ртом, соображая.
- Ну вот, - кивнул он своим мыслям. Обвел остальных взглядом. - Теперь ясно, кого он шантажировал. Того, с кем у него общее начальство.
- То есть? - хрипло сказала Бой-Баба.
- Инспектора? - Живых поднял глаза на дядю Фиму. Тот кивнул:
- Наши черепки наконец-то собираются в картинку. Рашид решил его шантажировать, Электрия нашего. Вероятно, поэтому его и убили - и, вероятно, именно Электрий.
- И, - дошло до Бой-Бабы, - вполне возможно, что наш злополучный "диабетик" Кок стал, несмотря на все предосторожности, свидетелем их разговора. Именно это он и хотел рассказать капитану перед смертью. Тогда наш мальчик Электроник и его ухайдакал.
- А потом ухайдакали его самого… - задумчиво произнес Живых.
Охранник задумчиво погладил книжечку.
- Не очень мне все это нравится, братцы… Получается, что на корабле есть еще какой-то второй… он космонавт и "беден, как крыса".
- Ну, это про любого из нас можно сказать! - рассмеялся Живых, но тут же осекся и накрыл своей рукой ладонь печальной Тадефи. Она не отстранилась.
- И получается, братцы, - дядя Фима медленно обвел их взглядом, - что этот самый второй Электрия-то нашего и ухайдакал.
* * *
Сначала они нашли нанотестеры. Тадефи повела их к пустым отключенным капсулам консервации. По ее знаку Живых отсоединил силовой блок от капсулы, в которой спал и погиб Рашид. Когда отодвинули силовой блок, под капсулой обнаружился картонный ящик, заклеенный по швам клейкой серебристой лентой. В нем были уложены рядами коробочки. Живых сорвал с одной картонную обертку. Внутри оказался новенький, крепко закрытый оранжевый пенал нанотестера.
- А ну-ка, - дядя Фима взял у него из рук пенал, с усилием открыл. Поднес Бой-Бабе. - Оно?
На вид было оно самое - инъектор и ампула нанотестера, закрепленные в гнездах пенала. Под ними лежала сложенная инструкция - десять страниц убористым шрифтом на тончайшей бумаге.
Машинально Бой-Баба развернула инструкцию на десяти основных языках планеты. Нашла русский, пробежала. Да, инструкция к нанотестеру. Все правильно.
Перевернула листочек, посмотрела остальные языки. Вот и по-голландски есть, - узнала она отдельные знакомые слова. Хотя с чего бы - ведь голландский уж никак не мировой язык…
Она протянула листочек дяде Фиме.
- Вы ведь по-голландски понимаете? Я слышала, как вы с командой…
Тот кивнул, отставил листочек подальше от глаз и, шевеля губами, стал разбирать мелкий шрифт. Брови его поднимались все выше.
- Ну что там? - не выдержала Бой-Баба.
Охранник опустил листочек. Поднял на нее ошалевшие глаза.
- Бинго! - сказал он. Взял пенал у нее из рук и, напружинившись, сломал надвое.
Под листочками инструкций в двойном дне всех пеналов лежали пакетики с желтоватым, как пудра, порошком.
- Поэтому таблетки и разваливались, - сказал Живых, - что их на месте прессовали. Мешали со всякой дрянью и прессовали. Интересно, какая нужна доза?
Дядя Фима помахал бумажкой с инструкцией.
- Тут все написано. Какая доза, с чем мешать, как принимать. Сообразили, сволочи, что ни одна собака-таможенник по-голландски ни в зуб ногой.
Он повернулся к Тадефи. Долго молчал, прежде чем заговорить.
- Значит, они проводили эксперименты. А ты-то к нам как попала?
Марокканка отсела подальше от остальных и положила перед собой руки, словно защищаясь.
- Я не знала, какие именно эксперименты. Мне Рашид… господин Саад предложил ехать на стажировку. Сказал, надо наблюдать течение процесса у подопытных добровольцев. - Она протянула к товарищам руки. - А еще говорил, что нужно следить за развитием нежелательных побочных эффектов. Я спросила, каких. Он сказал - утомление, сухость кожи, кожные выделения. Ведь это все так и есть! Только он не сказал, что это чума… - Она закрыла лицо руками и замолчала.
- Вот поэтому чума и поражала базы, принадлежащие Соцразвитию, - глухо ответил охранник. - Потому что она - просто побочный эффект эксперимента. И этот эксперимент обещал такой прорыв в науке, такую прибыль, что по сравнению с ним несколько сотен жизней подопытных неудачников - ничто! - Он помедлил. - Особенно если рвать на себе волосы и кричать, что болезнь заразна и неизлечима. После такого призыва ни один проверяющий из инспекции по охране здоровья и безопасности и близко к планете не сунется.
- Тогда Тадефи права, - сказала Бой-Баба. - Это действительно не чума.
Дядя Фима обвел остальных глазами.
- Это означает еще одну вещь, братцы, - тихо сказал он. - Это означает, что она не заразна.
* * *
Яркий свет лезет в лицо, слепит, выволакивает из сна наружу. Тяжелая рука трясет ее за плечо, выпихивает из кровати. Возмущенный голос охранника: "Йос, ты с ума сошел?!" Уже сидя, уже наполовину выдернутая из кровати Бой-Баба разлепила глаз и, прижимая рукой одеяло к колотящемуся сердцу, подняла голову.
В отсеке горел полный свет, а не аварийное освещение. Посреди комнатушки стоял штурман Йос и оглядывался по сторонам. За ним в дверях дядя Фима - босиком, в тренировочных штанах - чесал седую голову и умолял штурмана остановиться. В полутьме коридора белели лица Живых и Тадефи.
Йос обернулся к охраннику, потрясая зажатой в руке бумажкой:
- Помолчи! В кои-то веки я знаю больше тебя с этим мечтателем Майером! - Штурман повернул к Бой-Бабе бледное, начинающее обрастать щетиной лицо. - Вы, милая, можете пустить пыль в глаза этим двум старым идиотам. Но не мне! Поднимайтесь! - от возбуждения Йос даже на "вы" перешел.
- Йос, я тебя уверяю… - начал охранник, но Бой-Баба уже спустила ноги с койки.
- Дайте хоть одеться, - буркнула она. - А потом разбирайтесь.
Хватка у Йоса была знакомая - в тюрьме охранники именно так тебя цапают, чтоб заключенный глубже прочувствовал свою вину. Ну-ну. Выходить он не собирался. Тоже знакомо. Бой-Баба подхватила со стула треники и надела их под одеялом. Влезла в футболку. Пятерней растрепала волосы. Подняла на Йоса усталый взгляд.
- Ну, что там у вас?
Он испытующе посмотрел на нее. Усмехнулся:
- Это мне вас надо спросить, астронавт Бой-Баба, что там у вас. А также с какой целью вы совершили диверсию и погубили своих товарищей? - Штурман выпрямился и смотрел на нее в упор, как будто знал, что услышит в ответ.
Бой-Баба уставилась на него.
- Я погубила товарищей? - Потом до нее дошло. - Это Рашида, что ли?
Дядя Фима в дверях опомнился. Подался вперед:
- Йос, ты что-то не то говоришь. Зачем ей устраивать диверсию? Что она с этого имеет?
Штурман обернулся на него. Глубоко посаженные глаза налиты кровью, как у быка на корриде. Он сейчас не соображает ничего, дошло до Бой-Бабы. Если доказывать свою невиновность - то потом, когда штурман поостынет.
- Я не знаю, что она с этого имеет, - Йос хлестнул бумажкой по краю стола. - Это можно и потом выяснить. Сперва нужно проверить, что астронавт Бой-Баба делала во время недавних несчастных случаев.
- Ну и проверяйте, - забормотала Бой-Баба, накрыв голову подушкой. - Для этого совершенно незачем было вытаскивать меня из постели.
Но охранник уже подошел к Йосу и взял у него из рук листок. Вчитался. Нахмурился. Бросил на Бой-Бабу взгляд из-под лохматых седых бровей.
Та медленно сняла подушку с головы. Положила на кровать.
- Что там, дядь Фим?
Он покачал головой. С листком в руках повернулся в коридор, где стояли Тадефи с Живых:
- У нас тут очень серьезное обвинение.
Потом повернулся к Йосу:
- Можно?
Тот зло усмехнулся и кивнул, а сам уселся на стол, скрестив руки на груди. Дядя Фима подошел к Бой-Бабе и держал листок перед ее глазом, пока она читала. И чем дальше читала, тем выше поднимались ее брови, и тем шире раздвигался рот в улыбке. Дочитав до конца, астронавтка повалилась боком на койку и засмеялась, уставившись на Йоса:
- И вы в это верите? Серьезно?
Листочек был исписан мелким бухгалтерским почерком Электрия Суточкина. Надпись наверху гласила: "Свидетельство".
Далее Электрий утверждал, что "неоднократно являлся мишенью угроз и унижений со стороны работника техперсонала Бой-Бабы". Более того: он явился свидетелем разговора между Бой-Бабой и "медицинским работником господином Саадом", в котором вышеназванный господин Саад якобы шантажировал Бой-Бабу и требовал уплаты "некоторой значительной суммы наличными" за его молчание о ее делишках. За что, как утверждал Электрий, Рашид и поплатился. Теперь Электрий опасался за свою жизнь и умолял членов командного состава в случае его исчезновения "или трагической гибели" принять меры к "обезвреживанию укрывшейся на борту вашего корабля рецидивистки".
Бой-Баба перевернула листочек. На другой стороне ничего не было, кроме адреса и эмблемы Общества Социального Развития: из набросанных карандашом клубов пыли в небо рвалась тонкая ракета. Письмо было написано на обороте их фирменного бланка.
Усмехнувшись, Бой-Баба вернула листочек Йосу.
- Больной человек, - хрипло заключила она, держась обеими руками за края койки.
Йос вернул ей усмешку:
- Кроме этого, вам сказать нечего?
Она покачала головой. Как знакомо, все слова у них знакомые! И опять она кого-то убила.
Охранник откашлялся:
- Но доказательства, Йос? Для такого серьезного обвинения нужны серьезные доказательства. И я уверен, что их просто нет. Этот Электрий был человек больной, неуравновешенный…
Йос развернулся к охраннику:
- Может, ты мне тогда объяснишь, как этот неуравновешенный больной человек сумел выпасть в открытый космос через стыковочный шлюз?
- Может, у него там было свидание назначено, - вякнул снаружи Живых, и штурман тут же обернулся к нему.
- И я так же думаю! У него там было назначено свидание - с убийцей! Только она не пришла, а выкинула его в космос!
Йос опустился на привинченный к полу стул и закрыл лицо руками. Бока его взмокшей майки вздымались и опадали. Бумажку он сжимал в руке.
Несколько секунд спустя он вновь поднял глаза на охранника.
- Вот ты мне и поможешь. У тебя в камере видеонаблюдения есть записи всех отсеков и всех передвижений. Я предлагаю просмотреть все записи и отследить все действия астронавта - пока еще астронавта, - метнул он на нее злой взгляд, - Бой-Бабы. По результатам увиденного определим, как дальше действовать.
Бой-Баба сидела на койке и все еще не могла поверить в происходящее. Медленно до нее стало доходить, о чем идет речь.
Она посмотрела на товарищей. В груди стало жестко и холодно.
Она была одна, а все они - на другой стороне.
- Ребята, - хрипло сказала Бой-Баба, - я никого не убивала.
Дядя Фима подошел к штурману и еще раз взял у него из рук бумажку. Повертел в руках, посмотрел на свет. Поморщился от яркого света.
- Йос, - сказал он, - а где ты записку-то нашел?
Штурман, как журавль, поднялся на ноги.
- Идем, покажу. - И, обернувшись к Бой-Бабе, добавил: - Все идемте.
* * *
Остатки экипажа "Голландца" столпились в узком коридоре. Йос вел их вперед уверенно, помахивая бумажкой. Стальная дверь, ведущая в отсек инспектора, была запечатана белым квадратиком с круглой корабельной печатью. Сорвав листок, штурман дернул дверь в сторону. Шагнул в отсек первым, зажег свет - тоже верхний, яркий - и встал в стороне, поджидая остальных. За ним вошел дядя Фима, все еще босиком и в растянутых тренировочных штанах. Оглядел отсек.
- И где ты нашел записку? - спросил он негромко.
Йос поманил его рукой. Открыл ящик стола и достал из него стопку документов с грифом Общества Социального Развития. Перелистав бумажки, ткнул тонким длинным пальцем в середину стопки.
- Вот тут она была. И написана на обороте бланка, чтобы если убийца и искал, то не смог заметить. Посмотри сам, если мне не веришь.
Дядя Фима подошел, полистал. Повертел листочек в руках. Посмотрел на Бой-Бабу. Покачал головой.
- О чем мы с тобой говорили? - заметил негромко. Йос вздернулся, но ничего не сказал. Бочком в отсек зашли Живых с Тадефи.
- Как тут… пусто, - проговорила девушка и присела на край койки. На ней было длинное расшитое платье - настоящее, национальное, не чета тем подделкам "под Марокко", что продают в туристических ларьках. В нем даже с обритой головой она казалась древней царицей кочевого племени. Огромные глаза оглядывали начинавшую покрываться пылью чистоту отсека.
Дядя Фима почесал седую копну:
- Йос, а ты уверен, что это не подстава? Что он не написал письмо нарочно?
Штурман резко повернулся к нему.
- И сам себя выкинул в шлюз? Рассуждай логически!
Охранник состроил озадаченную физиономию:
- Логически - да, не получается.
Все замолчали. Дядя Фима продолжал оглядывать отсек: открывал дверцы, простукивал ящики.
- Что же делать? - наконец спросил Живых.
Тот пожал плечами. Бой-Баба села рядом с Тадефи. Та придвинулась ближе, обняла ее за плечо, шепнув:
- Не переживай! Мы-то знаем, что это не ты. Если надо, сумеем доказать.
Бой-Баба усмехнулась. Сжала руку Тадефи: спасибо. Вот так же и тогда перед судом приходили люди - друзья, знакомые, - говорили: "Мы знаем, мы докажем…", но оказывалось, что и знали они не то, что было нужно, и доказать ничего не могли. И исчезли сразу после вынесения приговора. Навсегда.
Дядя Фима все возился на полках: раздвигал ряды вешалок с белоснежными сорочками, открывал коробки с начищенными ботинками.
- То-то он стирать нам ничего не отдавал, - глухо сказала Тадефи. - Один раз наденет, и в мусоросборник.
Охранник покачал головой. Он сел на пол, расставив толстые пятки, и принялся перебирать коробки. Внутрь каждого ботинка оказались всунуты скатанные носки для поддержания формы.
- Практично, - одобрил дядя Фима. Он прощупывал и встряхивал каждый ботинок и клал обратно в коробку. Йос нетерпеливо наблюдал за ним, постукивая пальцами по столу.
- Послушайте, - наконец сказал он, - так мы до утра будем возиться. Уже нашли все, что нам нужно. Поднимайся, пошли спать. Нужно еще эту, - Йос метнул взгляд на Бой-Бабу, - устроить понадежней. Чтоб не произошло новых… несчастных случаев.