- Об идеях! - закричала в потолок Йей. - Ни о чем новом, ни о чем таком, что хоть чуть-чуть отходит от их треклятого консерватизма. Они на меня не обращают внимания, потому что я молода.
- А мне казалось, они довольны вашей работой, - сказал Хамлис.
Гурдже вальяжно раскинулся на своем диване, заставляя крутиться вино в бокале и наблюдая за Йей.
- Или же требуют заниматься всякой ерундой, - сказала Йей внезапно усталым голосом. - Высади ряд-другой деревьев, вырой пару озер… но я-то говорю о концепции вообще, о вещах по-настоящему радикальных. Все, чем мы занимаемся, - это строим еще одну плиту. Да таких в галактике миллионы. Какой в этом смысл?
- Может, смысл в том, чтобы на ней жили люди? - предположил Хамлис; поле его порозовело.
- Люди могут жить где угодно! - сказала Йей, садясь чуть прямее и глядя на автономника своими ярко-зелеными глазами. - Да этих плит пруд пруди. Я же говорю об искусстве!
- И что у тебя было на уме? - спросил Гурдже.
- Как насчет магнитных полей под основанием конструкции и намагниченных островов, плывущих по океанам? Чтобы вообще не было никакой обычной земли, только огромные плавающие глыбы земли со своими реками, озерами, растительностью и несколькими бесстрашными людьми. Разве это не лучше?
- Лучше, чем что? - поинтересовался Гурдже.
- Лучше, чем это! - Меристину вскочила с дивана и подошла к окну. Она постучала по старинному стеклу. - Да ты сам посмотри. С таким же успехом можно жить на обычной планете. Моря, горы и дождь. Разве ты не предпочел бы жить на плавучем острове, который движется в воздухе вплотную к воде?
- А что, если острова столкнутся? - спросил Хамлис.
- Если столкнутся?
Йей повернулась к человеку и машине. Снаружи еще больше потемнело, и освещение в комнате стало набирать яркость. Она пожала плечами:
- Ну, в любом случае можно сделать так, чтобы они не сталкивались… Да скажите вы мне, чем не блестящая идея? Ну почему одна старуха и одна машина вправе ставить мне препоны?
- Видите ли, - заметил Хамлис, - я знаю Пришиплейл, и если бы он решил, что ваша идея стоит того, то не пропустил бы ее мимо ушей. У него большой опыт и…
- Ну да, - сказала Йей. - Слишком большой опыт.
- Это невозможно, юная леди, - сказал автономник.
Йей Меристину глубоко вздохнула и, похоже, собиралась возразить, но лишь широко развела руки, закатила глаза и снова повернулась к окну.
- Посмотрим.
До этого за окном неумолимо темнело, но неожиданно с дальней стороны фьорда ярко вспыхнуло солнце, пробившись сквозь тучи и слабеющий дождь. Комната медленно наполнилась водянистым сиянием, и освещение в доме снова потускнело. Ветер шевелил мокрые кроны деревьев.
- Да ну, - сказала Йей, потягиваясь и сгибая руки. - Нечего волноваться. - Она критически оглядела пейзаж за окном. - Черт, пожалуй, я пробегусь, - объявила она и направилась к двери, на ходу стягивая с себя один, потом другой сапог, потом - жилетку, которую набросила на спинку стула; потом расстегнула блузку. - Вы еще увидите, - погрозила она пальцем Гурдже и Хамлису. - Время плавающих островов пришло.
Хамлис ничего не ответил. На лице Гурдже появилось скептическое выражение. Йей вышла.
Хамлис направился к окну. Он смотрел, как девушка (теперь в одних шортах) побежала по тропинке, ведущей вниз от дома между лужайками и лесом. Хамлис в ответ на последние слова Йей помигал ей своим полем, хотя та уже не могла его видеть.
- Она красивая, - сказала машина. Гурдже снова устроился на диване.
- Когда она здесь, я кажусь себе стариком.
- Не хватало еще, чтобы и вы начали себя жалеть, - сказал Хамлис, отплывая от окна.
Гурдже посмотрел на камин.
- Все стало каким-то серым, Хамлис. Иногда мне кажется, что я повторяюсь, что игры теперь - все прежние, только чуть перелицованные, и не стоят усилий.
- Гурдже, - сухо сказал Хамлис и сделал то, что очень редко себе позволял, - водрузил весь свой корпус на диван. - Вам пора обзавестись семьей. Мы о чем говорим - об играх или о жизни?
Гурдже откинул назад темную кудрявую голову и рассмеялся.
- Игры пока что были вашей жизнью, - продолжил Хамлис. - Если они начинают приедаться, то, как я понимаю, и все остальное должно раздражать.
- Может, я просто разочаровался в играх. - Гурдже крутил в руке резную фигуру. - Я привык думать, что контекст не имеет значения; хорошая игра - это хорошая игра… в правилах игр была некая чистота, которая бережно передавалась от общества к обществу… Но теперь я начал сомневаться. Вот возьмите хотя бы эту игру - деплой. - Он кивнул на доску перед собой. - Иноземная. С глухой планетки, обнаруженной всего несколько десятков лет назад. Они играют у себя и делают ставки, эта игра для них важна. Но нам-то что ставить? Какой будет смысл в том, если я, скажем, поставлю Икрох?
- Йей вряд ли примет такую ставку, - удивленно сказал Хамлис. - Она считает, что тут слишком много дождей.
- Разве вы не понимаете? Если кому-то нужен такой дом, он его взял и построил. Если ему нужно что-то внутри, - Гурдже обвел рукой комнату, - он уже заказал. У него уже есть все. Если нет денег, нет собственности, то большая часть удовольствия, которое получали ее изобретатели, исчезает.
- Вы называете это удовольствием - потерять дом, титул, состояние? А может, и детей. Представьте: от вас ждут, что вы с пистолетом выйдете на балкон и вышибете себе мозги. Это называется удовольствием? Нам, слава богу, это неведомо. Вы хотите того, чего не можете получить, Гурдже. Вы наслаждаетесь своей жизнью в Культуре, но она не может предоставить вам сильных опасностей; истинному игроку требуется выброс адреналина перед угрозой проигрыша, даже гибели, вот тогда он в полной мере чувствует себя живым. - (Гурдже слушал молча, сидя в отблесках каминного пламени и мягкого сияния скрытых светильников.) - Вы назвали себя Морат, когда завершили свое имя, но, может, вы вовсе и не совершенный игрок. Не лучше ли было назваться Шекви?
- Знаете, - медленно начал Гурдже; голос его звучал едва ли громче потрескивания поленьев, - я даже немного побаиваюсь играть с этой девушкой. - Он бросил взгляд на автономника. - Нет, в самом деле. Мне ведь и вправду нравится выигрывать, потому что во мне есть нечто такое, что невозможно повторить, чего нет у других. Я - это я, я - один из лучших. - Он снова на секунду скосил глаза на машину, словно стыдясь чего-то, - Но время от времени я и в самом деле опасаюсь проиграть. Я думаю, а что, если появился какой-нибудь юнец - в особенности юнец, моложе меня и, естественно, талантливее, - который отберет у меня все это. Вот что меня беспокоит. Чем лучше я играю, тем хуже обстоят дела, потому что тем больше я могу потерять.
- Вы консерватор, - сказал Хамлис. - Самое главное игра. Такова традиционная мудрость, разве нет? Важен процесс, а не победа. Радоваться поражению соперника, тешить собственную гордыню - значит прежде всего демонстрировать, что вы далеки от совершенства и не соответствуете своему имени.
- Да, так говорят, - кивнул Гурдже. - Так считают все остальные.
- Но не вы?
- Я… - Казалось, что человеку никак не найти нужного слова. - Я… ликую, одержав победу. Это лучше любви, лучше секса, лучше любого секретирования. Только в это мгновение я чувствую себя живым. - Он покачал головой, губы его сжались. - Все остальное время я чувствую себя кем-то вроде Маврин-Скела, этого маленького автономника, изгнанного из Особых Обстоятельств. Словно у меня отняли что-то такое, раньше принадлежавшее мне по праву рождения.
- А, так вот какое родство с ним вы чувствуете, - холодно сказал Хамлис, цвет его ауры изменился в соответствии с настроением. - А я все спрашивал себя, что вы находите в этой отвратительной машине.
- Горечь. - Гурдже снова откинулся к спинке. - Вот что я в нем нахожу. Но по крайней мере, в нем есть новизна.
Он встал и подошел к камину, потыкал в поленья чугунной кочергой, сунул еще одно, неловко ухватив его тяжелыми щипцами.
- Мы живем не в героическую эпоху, - сказал он автономнику, глядя в огонь. - Индивидуальность устарела. Вот почему нам всем так удобно жить. Мы ничего не значим, а потому в безопасности. Ни одна личность больше не оказывает ни на что сколь-нибудь заметного влияния.
- Контакт использует личностей, - возразил Хамлис. - Он помещает людей в более молодые общества, которые оказывают решающее воздействие на судьбы всей метацивилизации. Обычно они "наемники" и не уроженцы Культуры, но они люди, гуманоиды.
- Их выбирают и используют. Как фигуры в игре. Они не в счет. - В голосе Гурдже слышалось раздражение. Он отошел от камина, вернулся к дивану. - И потом, я не из их числа.
- Ну, тогда сохраните себя до наступления более героической эпохи.
- Ха, - сказал Гурдже, снова усаживаясь. - Вы думаете, она когда-нибудь наступит? А если и наступит, все равно это будет больше похоже на жульничество.
Хамлис Амалк-ней прислушался к шуму дождя и огня.
- Ну что ж, - медленно произнес он, - если вы ищете новизны, то Контакт - забудем об ОО - именно то, что вам нужно.
- У меня нет намерений поступать в Контакт, - сказал Гурдже. - Торчать годами в их экспедиционных кораблях вместе с исполненными дурацкого энтузиазма благодетелями Вселенной, искать варваров, которых нужно цивилизовать, - спасибо, я не так представляю себе удовольствие или достижение.
- Я не это имел в виду. Я хотел сказать, что в Контакте наилучшие Разумы, наибольший объем информации. Они могут породить неплохие идеи. Каждый раз, когда я был с ними связан, они добивались успехов. Не забывайте, это последний шанс.
- Почему?
- Да потому что они хитрецы. Кого хочешь обведут вокруг пальца. И тоже азартные. И выигрывать привыкли.
- Так-так. - Гурдже погладил свою темную бороду. - Не знаю даже, как к ним подступиться, - сказал он.
- Ерунда, - ответил Хамлис. - В любом случае у меня там есть кой-какие связи. Я бы…
Хлопнула дверь.
- Мать моя, ну и холодища там!
В комнату, отряхиваясь, влетела Йей. Руками она обхватила себя за грудь, тоненькие шорты прилипли к бедрам. Все ее тело сотрясалось от холода. Гурдже поднялся с дивана.
- Идите сюда - поближе к огню, - сказал Хамлис девушке.
Йей стояла, дрожа, у окна, вода стекала с нее.
- Ну что вы там застыли столбом, - повернулся Хамлис к Гурдже. - Принесите полотенце.
Гурдже критическим взглядом смерил машину и вышел из комнаты.
К тому времени, когда он вернулся, Хамлис уговорил Йей сесть перед огнем. Изогнутое поле под ее затылком удерживало голову девушки в потоке каминного тепла, другое поле расчесывало волосы. С промокших локонов Йей на раскаленные плитки падали и с шипением испарялись капельки воды.
Хамлис взял из рук Гурдже полотенце; тот смотрел, как машина вытирает тело Йей. Наконец он отвернулся, тряхнул головой и, вздохнув, снова сел на диван.
- У тебя ноги грязные, - сказал он.
- Ну, зато здорово пробежалась. - Йей рассмеялась из-под полотенца.
Йей немало нафыркалась, пока не была вытерта насухо, потом завернулась в полотенце и села на диван, вытянув ноги.
- Ужасно проголодалась, - объявила она вдруг. - Ничего, если я приготовлю что-нибудь?..
- Давай-ка я, - сказал Гурдже и вышел.
Он вернулся на мгновение с брюками Йей, чтобы набросить их на спинку стула, где уже висела ее жилетка.
- О чем вы тут говорили? - спросила Йей у Хамлиса.
- О том, что Гурдже разочарован.
- Ну и с каким результатом?
- Не знаю, - признался автономник.
Йей взяла свои вещи и быстро оделась. Она немного посидела против огня, глядя на языки пламени. Дневной свет тем временем совсем погас, а лампы в комнате разгорелись ярче.
Гурдже принес поднос со сластями и выпивкой.
Перекусив, Гурдже и Йей вместе с автономником сели за сложную карточную игру того типа, который нравился Гурдже больше всего, - где требовалось умение блефовать и немного удачи. Они дошли до середины игры, когда появились друзья Йей и Гурдже. Их самолет приземлился на лужайке перед домом - Гурдже подумал, что лучше бы они выбрали другое место для посадки. Гости вошли в комнату, веселые и шумные, и Хамлис сразу же забился в угол у окна.
Гурдже, как радушный хозяин, принес гостям закуски. Он подал новый бокал Йей, которая вместе с группкой прибывших слушала, как двое спорят об образовании.
- Ты поедешь с ними, Йей?
Гурдже прислонился спиной к стене, на которой висел гобелен, и чуть понизил голос, отчего девушке пришлось отвернуться от спорщиков и посмотреть на него.
- Может быть, - медленно произнесла она. Блики пламени высвечивали ее лицо. - А ты опять хочешь попросить меня остаться? - Она с интересом разглядывала свое вино, раскручивая его в бокале.
- Так вот ты о чем, - сказал Гурдже, вскинув голову и уставившись в потолок. - Нет, вряд ли. Одни и те же старые фильмы, одни и те же реакции, - все это нагоняет тоску.
Йей улыбнулась:
- Никогда ничего не знаешь заранее. В один прекрасный день я могу передумать. Пусть это тебя не беспокоит, Гурдже. Это почти что честь.
- Ты хочешь сказать - это честь быть таким исключением?
- Ммм. - Йей приложилась к бокалу.
- Я тебя не понимаю.
- Потому что я даю тебе от ворот поворот?
- Потому что ты никому не даешь от ворот поворот.
- Ну уж не совсем чтобы так. - Йей кивнула и нахмурилась, глядя в свой бокал.
- Ну так почему нет?
Ну вот. Наконец-то он сказал ей об этом.
Йей сложила губы трубочкой.
- Потому что для тебя это важно, - сказала она, вперившись в него взглядом.
- Ах, вот оно что, - кивнул Гурдже и, опустив глаза, принялся поглаживать свою бородку. - Мне бы стоило напустить на себя безразличие. - Он заглянул ей прямо в глаза. - Правда, Йей.
- Я чувствую, что ты хочешь… брать меня, словно я игровая фигура или поле. Чтобы иметь меня, обладать мной. - Внезапно лицо Йей сделалось озадаченным. - В тебе есть что-то очень… Не знаю. Примитивное, может быть. Ты никогда не менял пола, а? - (Он отрицательно покачал головой.) - И не спал с мужчинами? - (Он покачал головой еще раз.) - Я так и думала. Ты такой странный, Гурдже. - Йей осушила свой бокал.
- Потому что не нахожу мужчин привлекательными?
- Да. Ты сам - мужчина! - Она рассмеялась.
- Может, я должен нравиться самому себе?
Йей несколько секунд смотрела на него, потом на ее лице мелькнула улыбка; наконец она рассмеялась и опустила глаза.
- Ну, не физически, конечно.
Она ухмыльнулась и протянула ему пустой бокал. Гурдже снова наполнил его, и девушка вернулась к гостям.
Гурдже оставил Йей спорить о месте геологии в образовательной политике Культуры, а сам направился к Рен Миглан - молодой женщине, приезда которой этим вечером он ждал.
Один из гостей привез с собой проторазумного стиглийского нумератора, который теперь шлепал по комнате, ведя счет невнятным шепотком. Это стройное животное с тремя конечностями, светлой шкуркой, высокой талией, без явно выраженной головы, но со множеством выразительных выпуклостей, принялось пересчитывать присутствующих - их оказалось двадцать три. Потом стало считать предметы мебели, после чего сосредоточилось на ногах. Наконец нумератор подобрался к Гурдже и Рен Миглан. Гурдже взглянул на животное, которое пялилось на его ноги и размашисто скребло конечностями у его тапочек. Он дотронулся до нумератора носком ноги, тот пробормотал: "Скажи шесть" - и поплелся прочь. Гурдже продолжил говорить с женщиной.
Прошло несколько минут - он стоял рядом с ней, разговаривал, пододвигался чуть поближе, нашептывал ей что-то на ухо, а раз или два запустил ей руку за спину и пробежался пальцами по ее позвонкам под шелковым платьем.
- Я обещала вернуться с остальными, - тихо сказала Рен, опустив глаза и покусывая губы; она завела руку за спину и ухватила пальцы Гурдже, поглаживавшие ее поясницу.
- Какой-то скучнейший оркестр, какой-то певец, поющий для всех сразу? - мягко проговорил он, убирая руку и улыбаясь. - Ты заслуживаешь больше внимания именно к себе, Рен.
Она тихо рассмеялась и толкнула его локтем.
Вскоре она вышла из комнаты и больше не возвращалась. Гурдже направился туда, где неистово жестикулировала Йей, превознося достоинства жизни на плавучих магнитных островах, но тут он заметил в уголке Хамлиса. Тот делал вид, что не замечает трехногого животного, которое разглядывало машину, пытаясь поскрести одну из своих выпуклостей и не свалиться на пол. Гурдже отодвинул зверька ногой и остановился рядом с Хамлисом. Некоторое время он говорил с машиной.
Наконец гости удалились, прихватив несколько бутылок и полупустых подносов с конфетами. Самолет зашипел, исчезая в ночи.
Гурдже, Йей и Хамлис закончили начатую игру в карты; Гурдже победил.
- Ну, мне пора, - сказала Йей, вставая и потягиваясь. - Хамлис?
- И мне тоже. Я пойду с вами. Можем поехать в одной машине.
Гурдже проводил их до лифта. Йей застегнула пуговицы на плаще. Хамлис повернулся к Гурдже:
- Не хотите, чтобы я поговорил с Контактом?
Гурдже рассеянно смотрел на лестницу, ведущую в основной дом; он перевел недоуменный взгляд на Хамлиса. То же самое сделала и Йей.
- Ах, вот вы о чем, - сказал наконец Гурдже, улыбаясь и пожимая плечами. - А почему, собственно, нет? Посмотрим, что предложат те, кто мудрее нас. Терять мне нечего. - Он рассмеялся.
- Мне нравится, когда ты весел, - сказала Йей, целуя его в щеку.
Она вошла в кабину лифта, Хамлис за ней. Йей успела подмигнуть Гурдже, пока дверь закрывалась.
- Передай привет Рен, - усмехнулась она. Гурдже несколько секунд смотрел на закрывшуюся дверь лифта, потом покачал головой и улыбнулся сам себе. Он вернулся в гостиную, где теперь наводили порядок два домашних автономника; все уже стояло на своих местах. Он подошел к игровой доске между двумя темными диванами и поставил одну из фигур деплоя в центре ее исходного шестиугольника, потом посмотрел на диван, на который уселась Йей после пробежки. Там осталось понемногу исчезающее влажное пятно - темное на темном. Гурдже неуверенно положил на него руку, потрогал пальцами, потом рассмеялся про себя, взял зонтик и вышел посмотреть, что сделал с лужайкой самолет. Потом он вернулся в дом; свет в окне приземистой главной башни говорил о том, что Рен ждет его.
Лифт опустился на две сотни метров в глубь горы, потом прошел еще ниже, сквозь коренную породу, замедлился, двигаясь через вращающийся тамбур, мягко преодолел метровую толщу сверхплотного материала основания и остановился под плитой орбиталища в транзитной галерее. Там ждали два подземных автомобиля, а экраны наружного наблюдения показывали, как солнечный свет заливает обратную сторону плиты. Автомобиль открыл дверцу, Йей и Хамлис вошли внутрь, сказали, куда им нужно, и сели. Машина развернулась и начала набирать скорость.
- Контакт? - спросила Йей у Хамлиса.
Пол автомобильчика закрывал солнце, а в боковых экранах колюче сияли звезды. Машина неслась среди переплетения труб и проводов непонятного назначения, но жизненно важных: они висели под каждой плитой.
- Мне показалось или я в самом деле слышала, как вы упомянули это всемилостивейшее и вседобрейшее пугало?