Они разговаривали уже шесть часов кряду. Температура медленно ползла вверх. Хугебурка в насквозь мокром, почерневшем комбинезоне, с шелковым шарфом на лбу, стоически варился внутри одежды. Бугго сидела на топчане в одной маечке. Пот стекал по ее смуглой коже, обозначая под серенькой тканькой скупые, но выразительные девичьи формы. Хугебурка глядел на ключицы своего капитана, на ее чуть угловатое плечо, с которого все время падала лямка, и рассказывал:
- Контрабанды в космосе всегда навалом. Наркотики! Это, конечно, чаще всего.
- Я слышала, что ребята с Лагиди возят наркотики в собственном желудке, - сказала Бугго. - Набивают капсулу, глотают… и если по какой-либо причине рейс задерживается, желудочный сок успевает разъесть оболочку капсулы, и курьер умирает в страшных мучениях.
- Тяжела и полна скорбей жизнь наркодилеров, - согласился Хугебурка. - Прямо жаль их становится.
- Ничего вам их не жаль, - сказала Бугго.
Хугебурка пожал плечами.
- Ладно, - решила Бугго. - Давайте говорить о чем-нибудь более жизнеутверждающем.
- Давайте.
- Вам случалось убивать людей?
- Да, - сказал Хугебурка. - Расскажите лучше что-нибудь страшное.
- Знаете, - заметила Бугго, - вот сейчас мне почему-то совсем не страшно.
- Вы же рассчитали динамику повышения давления и умножили ее на восемнадцать, - напомнил Хугебурка.
- В том-то и дело. Я ведь плохо училась. Забыли?
- Да, это жуткое дело, - сказал Хугебурка.
Бугго доела сладости и с сожалением заглянула в пакет.
- А ведь капитан Эба - вор, - сказала она. - Вор из воров.
- Еще какой вор, - согласился Хугебурка. - За десяток лет он раздел "Ласточку" почти догола. Продал, кажется, все. Знаете, ведь он даже третий шаттл сплавил - кстати, контрабандистам. Из Люксео. Приходил один парень, года три назад. Они с капитаном долго толковали, а потом шаттл - тю-тю. Я сам подписывал - правда, после Эбы, внизу - одну бумажонку об аварии в нештатной ситуации.
- А огнетушители? - ужаснулась Бугго.
- Про огнетушители я ничего не подписывал. Даже не знал.
- Но почему вы не сдали Эбу властям, если он такой вор?
- Почему, почему… Потому. Начнут копаться в моем досье, - нехотя сказал Хугебурка. - Согласно моей предшествующей биографии, я ненадежный свидетель. Я запросто мог вылететь с флота, а Эба отделался бы выговором. Еще и свалил бы все на меня… - Хугебурка скорчил неприятное лицо, скривив на сторону рот.
- Сколько теперь часов до Лагиди? - спросила Бугго, поглядывая на стрелку давления. Стрелка вздрагивала, как будто страдала мигренью.
- Три с половиной.
- Пить хочется, - вздохнула Бугго.
- Еще бы! - не выдержал Хугебурка. - Вы уж простите, госпожа капитан, но глядеть страшно, как вы лопаете сладкое.
Бугго поскребла чашкой по дну ведра, зачерпнула, сколько удалось.
- А вам жалко? - упрекнула она своего старшего помощника. - Что вы тут расселись в вицмундире? Вас хватит тепловой удар!
- Не хватит, - сказал Хугебурка.
Бугго встала и босиком прошлась по рубке. Ноги у нее кривоватые, заметил Хугебурка. Коленки выпирают и чуть изгибаются. Впервые в жизни он видел женщину, которую загадочным образом не портили неровные ноги.
- Как я посажу "Ласточку"? - вскричала вдруг Бугго, резко поворачиваясь. - Я ведь не умею!
- А я покажу вам ручное управление, - успокоительно произнес Хугебурка. - Ничего сложного.
- Нет уж. Вы у нас многоопытный - вы и сажайте.
- Нет уж, - в тон капитану возразил старший офицер. - Все равно лучше вам научиться делать все самостоятельно.
Бугго обтерла пот с лица.
- Вы не думайте, шаттл я бы посадила. Я умею.
- Уверен.
- Но большой корабль…
- Возьмите перчатки. Через три часа приборная доска станет горячей. Это старый пластик, он греется. Перед самой посадкой оденьтесь в плотное и замотайте чем-нибудь голову и лицо.
- Зачем?
- Затем, что именно в этот момент "Ласточка", вероятнее всего, развалится. Если этого не произойдет раньше.
Очень светлые глаза Бугго застыли на лице Хугебурки. Ему не понравилось их выражение.
- А может, и не развалится, - добавил он.
- Знаете, что бы я хотела выяснить в этот критический момент моей жизни? - проговорила она медленно. - Все ли кислородные баллоны вы с Эбой сперли?
Кислородный баллон нашелся один. При виде опустошенного склада, где он лежал сироткой, Хугебурка застонал сквозь зубы. Кажется, только сейчас ему во всей полноте стало понятно, насколько он махнул рукой на себя, свое достоинство и жизнь. А он еще строил какие-то иллюзии: держал осанку, шипел на курсантов, не позволял себе играть в карты. Вместо этого одиноко и героически пил у себя в каюте.
Хугебурка наклонился, поднял баллон. Бугго наблюдала за ним с интересом.
- Я на самом деле не знал, - сказал он глупо.
- А хоть бы и знали… Давайте его сюда. Не стану я из-за вас губить свою молодую жизнь.
- Пожалуйста, - молвил Хугебурка, подавая ей баллон.
Бугго повертела в руках маску, стала натискивать на лицо.
- Модель какая-то странная.
- Устаревшая, - пояснил Хугебурка, помогая ей справиться. - Удобно?
Бугго вынырнула из маски, потемневшая.
- Фу! Теперь прыщи пойдут… Хорошо хоть кислород на месте.
Они вернулись в рубку и вступили в переговоры с диспетчером порта "Лагиди-6", затребовав изолированную полосу, пожарно-ава-рийную бригаду и передвижную медицинскую станцию.
- Сделать нового человека дешевле и проще, чем починить старого, - сказал Хугебурка, когда Бугго получила подтверждение исполнения своего запроса и выключила связь.
Бугго тотчас набросилась на него:
- Непременно нужно что-нибудь сказать! Какую-нибудь пошлость!
- Прошу меня извинить, - произнес Хугебурка с усталым достоинством.
Бугго моргнула длинными белыми ресницами.
- А? Ну ладно. Пойду оденусь. Сколько осталось?
- Час.
При первом соприкосновении с землей "Ласточка" закричала. Она кричала всем своим натруженным, больным корпусом, и двум людям, разделяющим с нею страдание, некуда было деться от этого крика. Бугго на миг потеряла сознание, и Хугебурка поймал ее, когда она уже падала лицом на приборную доску.
При втором толчке отвалился правый кормовой двигатель, и "Ласточка" пошла по полосе юзом, а двигатель улетел в густую траву за край летного поля и там взорвался. Затем корабль начал останавливаться. Поднялся визг - такой бесконечный и густой, как будто некая пила яростно распиливала твердь Лагиди до самой ее раскаленной сердцевины.
- Бросайте все! - крикнул Хугебурка, уловив не ухом, а нутром то самое мгновение. - Бежим!
Они кинулись к аварийному выходу, который находился сразу за рубкой.
Пожарная бригада уже избивала корпус длинными струями. Стояло адское шипение. Несколько металлических пластин внизу корпуса отвалилось, и вслед за тем из дыры странными твердыми кишками посыпались обгоревшие бревна. Лужа под брюхом "Ласточки" кипела.
Навстречу Бугго и Хугебурке быстро ехала, мигая, санитарная машина, белая и кругленькая. Оттуда почти до середины туловища высовывались двое: справа - врач, слева - какой-то космопортовский чин. Последний, приближаясь, кричал:
- Где остальные? Сколько? Кто остался?
Врач глядел на бегущих молча. Потом все остановились. Дверца машины распахнулась, едва не приложив Бугго по лбу.
- Где остальные? - набросился на них космопортовский чин.
- Летят в спасательных шаттлах, - сказала Бугго. - Будут через несколько часов.
Чин обтер потное волосатое лицо бумажной салфеткой, пропитанной сильным ароматическим раствором, и поглядел на Бугго очень сердито.
- Я спрашивал капитана. Что вы лезете, девушка?
- Я капитан, - сказала Бугго. - Дайте салфетку.
Он вытащил из кармана целую упаковку, сунул ей, сказал: "Черт знает что!" - и отвернулся.
Врач сказал:
- Жалобы?
- Нет, - ответила Бугго за обоих.
- Посидите пока здесь, - сказал врач. - Через час капитана ждут в администрации порта.
- Вода есть? - спросил Хугебурка. - Оставьте нам.
Маленькая пузатая машинка медицинской службы стремительно развернулась и укатила.
Бугго вдруг захохотала. Она смеялась и смеялась, подпрыгивая на земле и стукаясь об нее всем телом.
- А ведь мы сели! - выкрикивала она. - А баллон-то я забыла!
- Зато прыщей не будет, - серьезно сказал Хугебурка, и Бугго развеселилась еще пуще.
- Ого-го! - вопила она. - Я ее посадила!
В этот момент "Ласточка" аккуратно развалилась на две части.
Бугго застряла в Лагиди надолго. Последнее приятное известие она получила наутро после посадки, в шесть часов, когда в аэропорту "Ла-гиди-6" появились ее курсанты и Пассалакава (Караца сразу бросился в профсоюз местных докеров). Фадило пыталась рассказывать, в изобилии употребляя разные технические термины, как она вела шаттл и как они садились. Халинц улыбался с носилок кокетливо-виновато, однако при виде Бугго закатил глаза и притворился, будто потерял сознание.
Насчет Халинца у Бугго состоялся предварительный разговор с Хугебуркой. Старший помощник сперва убедился в том, что капитана действительно интересует его мнение, и только после этого сказал:
- Иногда человек совершает в молодости роковую ошибку и потом до конца жизни живет с ее последствиями.
- Вот именно, - буркнула Бугго.
- Никто ведь не погиб, - напомнил Хугебурка.
- Убедили, - сказала Бугго.
Поэтому во время разбирательства следователь страховой компании так ничего и не узнал о маленькой курительной трубке. Причина возгорания осталась неустановленной. Предположительно - короткое замыкание.
Опрос свидетелей, изучение корабля, десятки экспертиз, многочасовые диски показаний, которые требовалось прослушать и прокомментировать, бумажные копии, которые надлежало заверить подписью, перепроверка технической и летной документации "Ласточки" и последнего груза - все это медленно пережевывало Бугго жесткими костяными деснами.
Они с Хугебуркой поселились в дешевой гостинице, а вечерами вместе ходили в разные бары, кольцом расположенные вокруг космопорта, и там пили злягу, медянку и рисовый арак. Хугебурка пьянствовал осторожно, Бугго - безудержно. Курсанты давно отбыли пассажирским транспортом: в Академии начинался новый учебный год.
Исследование израненного корабля близилось к завершению. Каждый день приносил новые списки недостач. Бугго шла на корабль вместе с ремонтниками и убеждалась в их правоте, после чего подписывала акт. В конце концов распорядитель работ, пухлый человечек с рыженькими волосиками по всему лицу, сказал Бугго с искренним сочувствием:
- Голубушка, дорогая, что же это вы со всем соглашаетесь! Тут до вас десять лет воровали, не меньше, а вам придется оплачивать из своего кармана.
- Знаю, - зло ответила Бугго.
По условию договора с "Лилией Лагиди", все, что имелось на корабле в наличии, но пострадало во время аварии, оплачивает страховая компания; однако в том случае, если удается доказать изначальное отсутствие на борту необходимого оборудования и деталей, оплата ложится на заинтересованное лицо - в данном случае, на капитана.
- Вызовем прежнего капитана, - продолжал ворковать распорядитель работ. - Его же под суд надо!
- Какое "под суд"! - закричала Бугго. - Это моя "Ласточка", ясно вам? Моя! А он - старый, он скоро помрет!
- Вы не… так агрессивно, - человечек чуть отступил. - Я ведь просто советую… по-хорошему…
- Простите. - Бугго вздохнула. - Пусть уж лучше я за все отвечу, только…
- Что, дорогуня, что? - участливо поддержал Бугго распорядитель, чуть касаясь ее локтя лохматенькими пальцами.
- Только заканчивайте все поскорее!
- Конечно, конечно. Мы постараемся, - и он подсунул ей новый акт, после чего полез вместе с Бугго в недра искалеченного корабля.
Бугго отправила своему отцу длинное письмо, в котором настоятельно просила денег. Деньги прибыли к концу второго месяца разбирательств, вместе с письмом и пачкой телеграмм и стереосообщений.
Сообщения Бугго просмотрела в тот же вечер. Репортеры со знанием дела говорили о нападении пиратов, о контрабандной взрывчатке, которая якобы самовоспламенилась в трюме; приводили технические данные "Ласточки" и даже откопали где-то древнего канонира, который летал на ней в далекие военные времена. Канонир охотно прошамкал несколько боевых анекдотов и показал на схеме, где раньше стояли пушки. Затем старикан сменился озабоченной журналисткой, которая подчеркнула изношенность корпуса "Ласточки".
В одном из выпусков мелькнула фраза о пьянстве и безответственности офицеров. Затем ее опровергли ровно восемь раз. Наконец идеи и предположения иссякли, и стали показывать взволнованных домохозяек. Кроша салат на кухне уютного дома или отпаривая утюгом младенческие распашонки, домохозяйки Люксео, Арбео, Хедео и других миров высказывали различные мнения касательно аварии на "Ласточке". Заставка к этой передаче выглядела так: под медленную музыку показывали бездны космоса, в которых одна за другой исчезли голографии курсантов и самой Бугго в курсантской форме. Иногда снимки как бы погружались в черноту, а иногда - таяли на фоне звезд.
Телеграммы, адресованные семье Бугго, были однообразны: "Скорбим вместе", "Возложите от нас венок".
Письмо гласило:
Первенец!
Внимательно перечитай контракт. Там должен быть такой пункт: "В случае, если объективные затраты по ремонту, выплаченные заинтересованным лицом, превосходят половину заявленной страховой стоимости корабля, то последний переходит в собственность заинтересованного лица, при условии погашения долга". Заявленная стоимость "Ласточки" - миллион экю. Присылаю тебе ровно половину этой суммы. Один экю добавишь сама. Постарайся, чтобы объективные затраты соответствовали этой сумме. За деньги не благодари - я продал твои акции.
Твой любящий отец.
Бугго вломилась к своему старшему офицеру в два часа ночи с пачкой бумаг и бутылкой местной сивухи. Хугебурка не спал: сидел в продавленном кресле и смотрел по стереовизору местный порнографический канал. Комната с засаленными обоями была полна красавиц с неестественным цветом кожи. За окном переливались дешевые яркие огни и неблагозвучно орала эгиттейская музыка.
- Выключите, - велела Бугго, и стереокрасавицы послушно исчезли.
Бугго поставила бутыль на низенький липкий столик, бросила рядом растрепанные бумаги, взяла второе кресло - с отломанной ножкой - и пристроила его возле стены, после чего осторожно уселась.
Хугебурка чуть поднял брови. Он был пьян и не понимал, хочет он спать или же нет.
- Разливайте, - распорядилась Бугго и сунула ему для начала отцовское письмо. - Ознакомьтесь пока.
Всю ночь они, прикладываясь к бутылке, подсчитывали и пересчитывали суммы, указанные в документации по проведению восстановительных работ, и под утро, когда огни увеселительных заведений утомленно погасли, а музыка выдохлась, оказалось, что до полумиллиона недостает приблизительно полутора тысяч.
- Оценивать ущерб они будут еще день или два, - сказала Бугго, покусывая себя за палец. - Нельзя рисковать. Насколько я понимаю, страховая компания сделает все, чтобы я максимально оплатила ремонт, но не допустит перехода корабля в мою собственность.
- Вы предлагаете, пока не завершилось составление официального списка, спереть из "Ласточки" нечто на сумму в полторы тысячи? - уточнил Хугебурка.
- Вот именно, - подтвердила Бугго. - Всю моральную ответственность свалим на капитана Эбу. Все равно он виноват, старый хапуга.
- Желаете, чтобы кражу совершил я? - осведомился Хугебурка, глядя на своего капитана сквозь грязный стакан.
Бугго сладко зевнула.
- Это не обязательно. Для начала давайте решим, что будем переть. Дорогостоящее, компактное и необходимое в космическом полете.
- Эхолот, - почти тотчас сказал Хугебурка. - Завтра, во время очередного визита на корабль, суньте его в комбинезон. Только возьмите с собой платок: эта штука колючая.
Старенький топчанчик уцелел посреди катастрофы, постигшей "Ласточку", и по-прежнему неуместно пестрел ситцами в разоренной рубке. Ручной прибор наружного сканирования, традиционно именуемый эхолотом, помещался непосредственно над топчаном, а данные с него выводились на общий экран. Обычно эхолот не был подсоединен к источнику питания, поскольку в штатной ситуации не использовался. Однако устав требовал дублирования навигационных приборов. Хугебурка уверял, что на борту того гроба, в котором он вывозил радиоактивные отходы, имелась астролябия.
В утро кражи на "Ласточке" скучно копошились трое исполнителей из страховой компании. Основные работы по производству описи уже завершились; предстояло нанести несколько завершающих штрихов на богатую картину поломок и недостач, больше для формальности. Сумма замерла возле отметки "полмиллиона экю", и существенных отклонений больше не предвиделось.
- …А я не люблю, чтоб у женщины на лице был волос густой, - доносились голоса из развороченной кают-компании. - На теле - пожалуйста, а личико чтоб гладкое.
- А мне нравятся пушистенькие, - говорил второй исполнитель. - Терпеть не могу, когда физиономия лысая.
Завидев капитана, оба чиновника замолчали. Один сделал приветственный жест, второй посерьезнел и уткнулся в показания на электронной планшетке, которую держал перед глазами.
Распорядитель работ, господин Низа, обнаружился в рубке - на топчанчике. Умом Бугго понимала, что они - по разные стороны боевого строя, что ему нужно во что бы то ни стало переложить основные расходы по ремонту корабля на капитана, иначе плакали премиальные от страховой компании… Но господин Низа был таким обходительным, сочувственным и плюшевым, что Бугго приходилось постоянно напоминать себе: это - враг, алчный и хитрый.
- Закрываем последний лист, - закивал он, когда Бугго вошла в рубку. - Завтра подаем документы на утверждение. Я сделаю вам копию для отчета конторе порта приписки.
- Хорошо, - сказала Бугго, лихорадочно прикидывая, как бы ловчее выманить его отсюда. - Э… Вы уже составили опись имущества рубки?
- Пока проверяю вчерашние данные. - Пушистый округлый палец погладил чуть выпуклый экран планшетки, и под ним мягко засветились зеленые буквы.
Бугго посмотрела с тоской. Господин Низа устроился на топчанчике чрезвычайно удобно, обложившись планшетками, вычислительными машинками, сканирующими устройствами и плоскими мисочками с густым зеленоватым напитком, на вкус вяжущим и сладковато-кислым. Местные называли его чога.
- Оставьте-ка мне вашу планшетку, дорогая, - обратился господин Низа к Бугго. - Погуляйте. Возле космодрома есть лесополоса для релаксации. У вас усталый вид. Вы, наверное, много пьете?
- Ужасно много, - призналась Бугго.
- Ну-ну, - проворковал чиновник и провел ладошкой по своей шелковистой щеке. - Я знаю ваш народ, голокожих. И запах характерный. У нас ведь многие думают, что от голокожих всегда такой запах, но я-то знаю. Это у вас только от сивухи. Погуляйте, дорогая, отдохните немного. Завтра уж закончим, потерпите. Ничего. Космос велик, жизнь длинная, кораблей много.