Обшарпанная серо-синяя дверь. Когда-то она была темно-зеленой - Шан могла судить по тем местам, где краска совсем облупилась. Есть двери, которые легко выбить - хлипкие двери с дешевыми замками. Есть другие, для которых нужен таран или пара зарядов пластида. Шан больше всего любила хороший удар ногой. Хорошая встряска готовит к тому, что произойдет дальше.
- Не думаю, что ты имеешь право судить меня, Арас.
- Возможно, но мне необходимо знать.
Понадобился только один хороший удар. Детектив, бывший с ней, удивился, что она работает, как крепкий парень, и пропустил ее вперед.
Сначала она не поняла, что происходит. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы сфокусировать взгляд на том, что снимает на дорогущую камеру один из двух мужчин. Еще мгновение - чтобы осознать, что это. А потом она потеряла весь профессиональный самоконтроль и швырнула одного из ублюдков мордой в стену.
Они ошиблись домом. Не было там станка для подделки паспортов или кредитных карточек, просто порнография для извращенцев. Детектив расстроился. Всех не пересажать, да и бумаги жалко на те ничтожные приговоры, которые им вынесут, сказал он и посмотрел Шан в глаза, а ей очень не хотелось, чтобы он там увидел слезы.
- Не будь дурочкой, - сказал детектив. - Увидишь вещи и похуже.
Но ей не довелось.
А теперь Арас всматривался в ее лицо.
- Что-то не так? Ты выглядишь…
- Ты больше ничего об этом не помнишь?
Арас, похоже, собирался вытянуть из нее все. Даже теперь, двадцать лет спустя, она не могла об этом говорить - слова застревали в горле. Невыносимая боль и гнев разрывали ее на части, и она выбрала гнев, потому что знала, как дать ему волю и не сойти с ума. Сержант, который нашел ее в запертой темной комнате, трясущуюся, на грани истерики, хорошо ее знал. И понимал.
- Давай, - сказал он. - Сделай что-нибудь, если невмоготу. Никто не посмотрит - там же не ребенок… Этот тип получит, самое большое, полгода условно… Поквитайся.
И она поквиталась. Она никогда не уставала, выбивая дерьмо из какого-нибудь подонка. Ее не волновало, станут ли ее упрекать, отчитывать, подвергать взысканиям. Значение имело лишь одно - справедливость. Никто ничего не видел. Может, дежурный офицер прошелся до камеры предварительного заключения, чтобы посмотреть, чем она там занимается, но ничего не сказал. Тот урод никого не волновал. Людям с серьезной записью в полицейском реестре грозят страшные неприятности. С ними частенько плохо обращаются, их прав никто не замечает, и ни один адвокат не возьмется их защищать…
Ошеломленный Арас все еще глядел ей в глаза. Возможно, увидел ее в новом свете…
- Вот. - Она протянула ему свою шебу. Он умел с ней обращаться. Она взяла себя в руки и превратилась в ту, кем ее всегда считали - женщину без эмоций, которая может справиться с любым делом. Да, может, это жалость к себе, но Шан почему-то очень хотелось, чтобы Арас понял: и у ее железной выдержки есть предел. - Почитай на досуге. Посмотри на "извращения". Вряд ли у Джоша в его чертовом маленьком Эдеме найдется подобный материал. Это будет для тебя азбука человеческой преступности. Есть люди, которые возбуждаются, видя, как истязают и убивают детей и животных. Они снимают про это специальные фильмы. Это индустрия. Посмотри мои файлы.
Арас ничего не сказал. Он держал наладонник, и Шан не сомневалась, что он все прочитает: вес'хар не особенно брезгливы. Может, он уже и без того понял самую темную сторону человеческой натуры…
- Хотел узнать - теперь знаешь. И я не мучила его и не пытала. Я его калечила. Я хотела, чтобы у него было много-много времени на размышления. И я бы сделала это снова, не раздумывая ни минуты, точно так же, как ты в Мджате, потому что кто-то должен. А теперь читай треклятые файлы и никогда больше не напоминай мне об этом!
Шан захлопнула входную дверь - чуть громче, чем нужно, - и зашагала на террасы. Иногда бездумная ходьба отлично помогает привести мысли в порядок. Двое вес'хар вежливо кивнули ей, и она попыталась улыбнуться им в ответ, однако запах ее наверняка уже сказал им, что она в смятении. Да не будь дурочкой. С тех пор прошла целая вечность…
Арас не виноват. Ни в чем. Он просто свидетель, в чьей голове всплывают ее воспоминания, и одному Богу известно, сколько у него в сердце своей собственной боли. А вдруг что-то из его воспоминаний внезапно проявится в ее памяти? И будут ли они страшнее, чем те картины, которые сейчас свежи в ее воображении? Вытеснят ли они ее собственную боль, помогут ли таким образом от нее избавиться, похоронить в сердце?
Она дошла до полей и заняла себя осмотром зреющих перцев и сочной ботвы батата. Зачем было так стараться, ей же почти ничего не нужно… Зря сорвалась на Араса. Он столько сил тратит на то, чтобы обеспечить ее привычной едой, а она…
Шан присела на корточки. Запах влажной почвы напомнил о навязчивом кошмаре. Вода затекает в нос и рот… Она отогнала от себя наваждение.
Она ничего не теряет. Она приспосабливается. У нее теперь такая жизнь, такое тело, такое будущее, что не снилось ни одному человеку. И она, если подумать, неплохо с этим справляется.
- Чайл, неретсе? - прозвучало позади нее. Вы это видели? Мужчина вес'хар, один из домочадцев Ферсани, обращался к ней. Шан научилась их различать. Он провел ее к другой грядке. Арас, по вес'харской традиции, распределял их хаотично, чтобы они не выглядели искусственно. Кожи коснулось легкое покалывание, когда Шан прошла через биобарьер - завесу, отделявшую Вес'едж от маленького кусочка Земли.
Молоденькие кустики с глянцевитыми, зубчатыми листочками изумрудного цвета покрывали этот участок земли. Они походили на камелии. Шан никогда бы не подумала, что Арас станет сажать нечто настолько бесполезное, как декоративные кусты.
Мужчина - Тласиас? Тасилас? - смотрел на них как завороженный.
- Что такое чай? - спросил он.
- Напиток.
Она уже вполне сносно говорила на вес'у. Тласиас ее понял. Он потрогал листочки и осмотрел их.
- А как его готовят? Выжимают сок?
- Нет, делают… - Шан не нашла в своем словаре слова "настой", - раствор. Из высушенных листьев.
И тут ее осенило. Она смотрела на чайные кусты. Camellia sinensis. Арас выращивает для нее чай, не сказав ни слова. Это сюрприз… Тласиас, как и любой вес'хар, понятия не имел о существовании сюрпризов. Он его сорвал.
Это не омрачило ее радости ни на йоту. Однако Шан едва не поморщилась от боли - такой тяжелой показалась собственная вина. Арас напомнил ей о ее демонах, и она устроила ему скандал, когда он столько сил тратит, чтобы угодить ей. Он знал, как сильно она любит чай. У нее остался драгоценный запас из Константина - максимум на двенадцать чашек. Она берегла его как зеницу ока, для самых торжественных случаев.
Шан глубоко вздохнула.
- Китайцы говорят: лучше три дня голодать, чем один день обходиться без чая. Вот как высоко гефес его ценят. - Она употребила это слово машинально. Язык вес'хар не знал другого для обозначения человека. Этим родовым понятием называли всех существ, которые питались падалью. На самом деле это был глагол, и в этом проявлялось представление вес'хар о мире: ты есть то, что ты делаешь, вне зависимости от намерений и внешнего вида. - Очень мило со стороны Араса, что он выращивает его для меня.
Тласиас собрал инструменты и зашагал по направлению к городу. Шан провела рукой по свежей зелени чая. Зеленые глянцевые листочки не источали того бархатистого, терпкого аромата, который присущ высушенному чайному листу, и это немного опечалило Шан. Но ничего. Можно подождать. Арас все-таки подготовил ей удивительный подарок…
Угрызения совести она испытывала редко, разве что по отношению к горилле и другим несчастным, которых не сумела спасти. Шан не чувствовала вины за содеянное, но то, чего не сделала, медленно разъедало душу.
Сейчас она корила себя за то, что не проявила должного терпения к Арасу и принимала чудеса за нечто само собой разумеющееся. Во всем белом свете ни один человек, живой или уже отошедший к праотцам, не заботился о ее благополучии так, как это делал инопланетянин-мутант с ворохом собственных проблем.
Когда она вернулась по изгибающимся террасам к дому, солнце уже стояло высоко над горизонтом и палило невыносимо. Вес'хар, спешащие куда-то по своим делам, то и дело останавливались, чтобы ополоснуться холодной водой из многочисленных каналов, которые каскадами спускались от террасы к террасе. После этого они отряхивались, в точности как собаки, сами о том не подозревая, и к свежим лужицам слетались тем. Насекомые эти, украшавшие все вокруг своими выделениями, оказались на поверку невзрачными и серенькими, с блеклыми надкрыльями. В этом ощущалось что-то неправильное.
Шан не надеялась, что ей удастся так же по-собачьи отряхнуться, но идея плеснуть на себя холодной водой показалась ей весьма привлекательной. Она остановилась, подставила голову под водопадик и на мгновение ощутила истинное блаженство.
А потом - темная комната, и на нее нахлынул страх, весь тот ужас, который она переживала во сне и смутно помнила, просыпаясь, уже несколько месяцев. И Шан внезапно поняла, что это такое.
Это как с оптическими иллюзиями - какой-то образ вырисовывается лишь тогда, когда перестаёшь фокусировать взгляд на линиях. Шан увидела себя в тюрьме исенджи так ярко, будто на самом деле находилась там в этот самый момент, и, зная, что это происходит не с ней, отчетливо ощущала, как ее голову засовывают в бак с водой. И она изо всех сил старается не захлебнуться, борясь с основным рефлексом - дышать.
Шан знала, что произойдет дальше. Она уперлась ладонями в раскаленную жемчужную стену, чтобы не упасть вперед, и тут по спине как будто прошла болезненная пульсация. Она не смогла сдержать удивленного вскрика.
Ей говорили, что нельзя воссоздать в памяти боль. Неправда.
Кто-то остановился рядом, прозвучала озабоченная трель. Шан не глядя махнула рукой - уходите. Прошло немало времени, прежде чем она оправилась и смогла идти дальше. Удивительно, как не догадалась раньше! Ведь об этом шла речь в интервью Эдди, в том материале, который он вырезал и сохранил для нее. Шан знала теперь, что исенджи делали с Ара-сом, пока тот был у них в плену.
Первый порыв - найти ублюдков, которые это творили, и разобраться с ними - угас от осознания, что ублюдки давным-давно сдохли. Потом ее захлестнуло почти неодолимое желание броситься к Арасу, прижать его к груди и поклясться, что она все для него сделает, все исправит, как хотела исправить для тех расчлененных кроликов и котят, о которых чуть не споткнулась за обшарпанной серо-синей дверью… Для них было слишком поздно. И Шан поняла вдруг, что с превеликой радостью променяла бы все то время, что необозримо тянулось перед ней, на время, которое убегало назад. Лишь бы вернуться в прошлое и все исправить…
Если бы она забыла ту гориллу в клетке, что тщетно молила о помощи, и дом с обшарпанной дверью, и тысячи других вещей, которые видела, она перестала бы быть Шан Франкленд. Нелегко, но нужно как-то с этим жить. Трудно представить, что Арас будет делать со всем тем дерьмом, которое плавает в ее грязной памяти. Не похоже, чтобы ему не хватало своего.
Через фильтр ее кошмара Ф'нар выглядел неподобающе блистательно. Его населяли беспощадные существа, которые не задумываясь стерли бы цивилизацию с лица планеты, но за теми немногими дверьми, что здесь были, Шан не увидела бы ничего пугающего и отвратительного. Эта внезапная мысль принесла ей такое глубокое облегчение, будто она нашла драгоценность, которую считала потерянной безвозвратно.
Черт. Наладонник-то у Араса. Почти тридцать лет он не покидал ее кармана иначе как для ремонта. Отдать его Арасу все равно что позволить постороннему рыться в ее душе… Но он ведь, бедняга, видит ее душу насквозь и вне зависимости от собственного желания. Пожалуй, стоит заварить ему чашку хорошего крепкого чая и поговорить откровенно. После пяти сотен лет с таким багажом ему, наверное, просто необходимо излить кому-нибудь душу.
Черт, как же глубоко некоторые вещи засели у нее в мозгу.
Не будь дурочкой, увидишь вещи и похуже.
Но ничего страшнее она так и не увидела, это точно.
Линдсей не нуждалась в сведениях с биоэкрана на ладони, чтобы определить, что на борту "Актеона" бодрствует кто-то из морпехов ее подразделения.
Адриан Беннетт стоял за спинами галдящих офицеров, плотной стеной окруживших барную стойку в кают-компании и тщетно пытался привлечь внимание стюарда. Он был сержантом, а сержанты, как известно, - даже коммандос из Экологического отряда специального назначения - не пьют в офицерских кают-компаниях. Кроме того, "полезный груз" с "Фетиды" оградили от контактов с экипажем "Актеона", чтобы замедлить распространение слухов. Беннетт находился на незнакомой территории, в незнакомой компании и чувствовал себя поэтому явно неуютно: он все время переминался с ноги на ногу и не знал, куда девать руки.
Линдсей едва удержалась, чтобы не броситься к нему и не сжать в объятиях. Знакомый и надежный Беннетт. Человек из ее мира… Но она замерла. Нескольких секунд оказалось достаточно, чтобы вспомнить о Шан Франкленд и о том, что та могла сделать… Линдсей спокойно прошла сквозь компанию веселящихся лейтенантов, которым даже не хватило хороших манер, чтобы пропустить ее.
- Стюард! - громко позвала она поверх голов. Он вздрогнул от удивления и поднял на нее глаза. Никогда прежде она не пользовалась своим положением так властно. - Пива сержанту Беннетту и мне, пожалуйста. - Ни один младший офицер за стойкой не двинулся с места. Она выбрала случайную жертву и пронзила его острым взглядом. - Я бы и для вас заказала, но вы, кажется, только что опустошили свои бокалы.
Пауза. Несколько секунд потребовалось офицерам, чтобы понять, что она имеет в виду, а потом они покорно расступились.
- Так точно, мэм, - ответил стюард.
На краткий и счастливый миг Линдсей почувствовала, что значит быть Шан Франкленд, внушать почтение одним своим внешним видом, и чувство это ей понравилось.
Линдсей взяла со стойки, сделанной под красное дерево, два бокала с пивом и протянула один из них Беннетту.
- Ты представить себе не можешь, как я рада тебя видеть.
- Нам сказали, что мы не должны подниматься на палубу "Джульетты" и входить в кают-компанию.
- Не нужно оправдываться. Лучше выпей.
Беннетт поднял бокал. Выглядел он очень смущенным.
- Ваше здоровье, босс.
Такое обращение застало ее врасплох. Беннетт нечасто его использовал по отношению к ней, обычно он называл ее "мэм". Но вот к Шан Франкленд всегда обращался только "босс", хотя она была штатской и не имела над ним никакой власти, кроме той, что давала ей какая-то там бумажка, выписанная давным-давно умершим политиком.
- Твое здоровье, Эд, - ответила Линдсей.
Подчиненных тоже нечасто называли по имени, но Линдсей это не заботило. Это уже не ее судно. А рядом с ней сидит один из семи человек - семи человек во всей Вселенной, - которых она могла бы называть друзьями. Их могло бы быть восемь… Линдсей не позволила себе додумать мысль до конца.
- Мне как-то не выпало случая поблагодарить тебя за то, что ты не дал мне себя убить.
- Ну что вы, босс…
- Спасибо, что не начал огонь, когда вес'хар вышвырнули нас с Безер'еджа.
- Это было благоразумно. Нет смысла умирать, когда можно подождать и вступить в драку после.
"Благоразумие" - не то слово, которое часто фигурировало в лексиконе Беннетта. Возможно, он употребил его, чтобы лучше вписаться в обстановку офицерской кают-компании.
- Я не думала, что ты избегаешь боя. На самом деле не думала.
Беннетт подарил ей нервную полуулыбку и занялся своим пивом.
- Они бы в любом случае порвали нас на туалетную бумагу, - тихо сказал он.
Так обычно Шан оценивала серьезную угрозу. Интересно, он от нее подцепил это выражение? Беннетту пришлось выдержать от сослуживцев немало насмешек по поводу его очевидной влюбленности в Шан. Линдсей сомневалась, что дело зашло дальше фантазий. Шан слишком целеустремленная и беспощадная, чтобы пойти на такую смешную, человечную глупость, как связь с подчиненным.
Личная недисциплинированность. Такой приговор Шан вынесла Линдсей, узнав о ее незапланированной беременности, и этот вердикт все еще причинял Линдсей боль.
- Так значит, ты не бессмертный, - заметила Линдсей. На лице Беннетта ничего не отразилось. Она попыталась еще раз.
- Ты не заражен биотехнологией Франкленд.
- Никто из нас не заражен.
- Они ищут любые лазейки.
- Я так и думал.
Внезапно с его лица спала маска "я-простой-солдат", которую он обычно носил. Он наморщил нос.
- И поэтому, мэм, вы летите на Безер'едж с нами. - Что?
- У меня не было приказа не говорить вам, босс.
Шан гораздо лучше делала намеки. Но Беннетт, хоть и не изящно, свою задачу выполнил. Видно, что ему не особенно нравится скрывать от нее какие-то вещи. Линдсей не знала, чем отплатить за такую преданность.
И он не уйдет от ответа на прямой вопрос старшего по званию.
- О'кей, Эд, что это за возвращение на Безер'едж?
- Мы должны найти окольный путь, так сказать, войти туда с черного хода, если окажется, что парадная дверь заперта.
- А что именно нужно сделать?
- Взять образцы.
- Какие образцы? И если удастся приземлиться на Безер'едж, не будучи истертыми в порошок, то как вернуться сюда?
- В эти подробности нас еще не посвящали. Кроме того, как мне кажется, нашим спасением никто особенно не озаботится.
- Давай поговорим про образцы. Что за образцы? Где их взять?
- В колонии.
- Господи, Эд, не дури. Вы не сможете просто войти в Константин и попросить парочку образцов. Вес'хар слетятся к вам, как мухи. Колонистам мы там тоже не нужны, если ты помнишь.
Беннетт ничего не ответил. Он казался смущенным и внимательно изучал пиво в своем стакане. Может, у него и нет университетского образования, но он не дурак, отнюдь не дурак.
Боже, ведь он пытается что-то сказать мне. Линдсей ждала, что он поднимет глаза и откроется ей, но он упорно смотрел вниз.
Он сказал "в колонии", а не "у колонистов".
- Ну же, Эд.
- Будет эксгумация.
Это слово тоже не входило в его активный словарь. Возможно, он считал, что так смягчит для нее новость.
В Константине была только одна могила, колонисты предпочитали предавать своих мертвых оборачиванию в скальный бархат - медлительные, похожие на куски плюшевой ткани существа, которые питались падалью, просто переваривали их. Линдсей не хотела этой участи для своего сына. И Арас сделал для его могилки дивной красоты памятник из цветного стекла.
- Мне очень жаль, босс, - сказал Беннетт. - Но я подумал, что вам стоит знать.
Чем больше Линдсей старалась не слышать его слова, тем хуже она видела черно-желтые полосы на аварийном пожарном люке, на котором остановился ее взгляд. Она не ощущала ни живота, ни ног. Стена, которую она так тщательно возводила вокруг своего горя, рухнула в один миг, и Линдсей оказалась на краю пропасти.