Третий берег Стикса (трилогия) - Борис Георгиев 60 стр.


Вывернутые карманы господина действительно напоминали органы слуха упомянутого животного, но росли не из положенного ушам места - свисали по обе стороны обтянутых мокрой тканью окороков бессильно и неизящно, концы их мокли в луже. Матвей нетерпеливо дёрнул за рукав. Пришлось подняться на крыльцо, под крышу. "Сколько ни таращи глаза, дельных мыслей от этого не прибавится, - заметил про себя Волков. - Ну тут у них и порядочки. Бред, дурацкий сон, какой случается после плотного ужина. Нисколько не удивлюсь, если в кабаке сейчас компания упырей, или людоедская вечеринка. Но этот, похоже, не боится внутрь идти, даже наоборот".

- Давай-давай! - подгонял Матвей, придерживая руками дверь и делая энергичные приглашающие жесты свободной рукой. - Нет сил терпеть, как жрать хочется. И пивка, а то и покрепче чего-нибудь. И просохнуть.

И он втолкнул задержавшегося на пороге Волкова в жаркий полумрак. Запах дыма, багровое мерцание в пасти печи. Угли. Жар такой, что кажется, от мокрой одежды вот-вот пойдёт пар. Стеклянный чей-то взгляд, рога уставленные, ветвистые. "Чучело оленя просто. Не дёргайся", - успокоил себя капитан Волков и оглядел обширное помещение. Пол дощатый, белёные простенки меж деревянных тёсаных столбов, низкий потолок, балки. Оконные мелкостекольчатые переплёты, свет сочится. Мало света, но тепла сколько угодно из багрового зева чудовищной печи и от нагретых камней, к которым бы прислониться спиной, чтобы сначала обожгло, пробрало ознобом до животиков, потом разморило бы и расслабило сведенные мышцы, точно как тогда на Весте, когда содрал с себя скафандр с шалящим климат-контроллером, растянулся на нагретом полу кессона и встать себя не мог заставить, пока Морган не поднял пинками…

- Ну же! - рычал Матвей и тянул за рукав. Не было Весты, не было рядом Моргана, а был поливаемый дождём бревенчатый дом - кабак на проезжей дороге у подножия поросших лесом гор, - а лукавый сатир, не давая опомниться, тянул за собою туда, где вокруг одного из столов - компания людоедов, а за стойкой упырь-кабатчик ждал, ухмыляясь. Рожа мучнистая, бледная. "Но людоеды какие-то уж очень спортивные, - заметил про себя Александр, оглядывая спины в куртках спортивного покроя, мощные шеи и коротко стриженные спортивные затылки тех двух, что сидели спиной к двери. Один из них повернулся, уперев руку в бок, и выпучил на вошедших бычий ищущий глаз. На ногу его, плотно упакованную в спортивную штанину, перекатился затянутый в белую спортивную майку живот вида отнюдь не спортивного.

- Кого я вижу! - возгласил он. - Лёва! Да не один, а с верчёным каким-то! Держите меня четверо, чтоб я не обгадился на радостях! Лёва с охраной! Во Хряку сегодня прёт, только Чакки ободрал, а тут ещё один лох с прицепом. Эй, Хряк, собачина осталась ещё? Тащи всё чего у тебя там ещё есть, самое лучшее дорогим гостям! Его святейшество хер Джокер пожаловали.

Прочие людоеды на появление новых гостей придорожного заведения не отреагировали, кабатчик улыбнулся шире, но смолчал, Матвей приветствие проигнорировал, а на обратившегося к нему людоеда даже не посмотрел. Вниманием почтил только одного из спортсменов, да и на того глядел исподлобья, неприветливо, поджав губы и осуждающе покачивая головой.

- Здравствуйте, - неуверенно поздоровался Александр, с неудовольствием думая, что сейчас вот придётся пожимать испачканные жиром руки, но ему не ответили.

Тот спортсмен, что удостоился Матвеева внимания, отложил вилку с кусом мяса, степенно отставил толстостенную полупустую кружку, тонко рыгнул, отёр рот тыльной стороной жирной кисти и поднял на сатира устричные глаза, живущие в раковинах век.

- Поручкаемся? - грозно пророкотал он и стал выбираться из-за стола. Не понимая, что он затевает, Саша на всякий случай отступил в сторону, чтобы видеть всех четверых сразу, и глянул на приятеля. Матвей повёл себя странно: наклонил голову к правому плечу, вильнул бёдрами, руку правую протянул с вывертом, как боксёр, наносящий удар снизу, и сунул её в протянутую таким же манером людоедскую руку. "Да они просто здороваются!" - Волков вздохнул с облегчением, когда высокие стороны обменялись серией полновесных трескучих хлопков, уложив подбородки друг другу на плечи. Расцепившись, они сделали по шагу назад и застыли, уперев руки в бока. Первым молчание нарушил Матвей:

- Колись, Франчик, бабок набил, банкуешь?

- Чё за заходы с севера? - попрекнул его Франчик. - Не звони, не все свои. Вздёрнули на хавалку. Баклана взял?

- Не! - Матвей ухмыльнулся, мельком глянув на Волкова. - Сладкого пасу, не свети.

- Падай на хвост, если чё.

- Э! Франчик! - подал голос тот, кто назвал Матвея Джокером. - Чё ты его блатуешь?

- Воха, - слегка повернув голову, сказал ему Матвей, - говорят, ты шоха?

"Смеются, - отметил Волков. - Все, кроме Вохи, даже кабатчик. Над чем смеются? Не понимаю. Вроде, по-русски говорят. Включить транслятор? Может быть, диалектизмы? Тогда в памяти княжны Дианы должно найтись что-то полезное. Но Воха не смеётся, хоть смысл, похоже, понял. Набычился и в кружку уткнулся".

- Хорош порожняк гонять, я жрать хочу, - заявил вдруг Матвей, сделал непонятный знак рукой Франчику и двинулся по проходу дальше. Никто из сидящих за столом так и не сказал Волкову ни слова, как будто не было его. Пожав плечами, Саша побрёл следом за нетерпеливым сатиром. Хотелось сесть поближе к печке, чтобы одежда быстрее высохла, но Матвей почему-то выбрал стол у окна и устроился так, чтоб видно было дорогу. Волков, интересовавшийся людьми больше, чем пейзажем - дорога, лужи, блестящая медвежья спина, дождь, - сел против него.

- Паола! - крикнул кабатчик, когда увидел, что гости выбрали место.

- Па-о-ла! - заорал Матвей, похлопывая ладонью по столу.

- Паола! - добавил свой голос к хору Франчик. - Ещё пару светлого!

"Паола? - удивился Саша. - Что за имена у них здесь? Клипса, Хряк. Эти ещё: Франчик и Паола. Того, который в луже валялся, эти называют Чакки. А Матвея кто Лёвиком зовёт, а кто Джокером. Надо бы разобраться с этим, консоль включить и порыться в словаре. Но сейчас неудобно. Заметят. И спрятаться негде".

- Пашка! - раздражённо повторил призыв кабатчик по прозвищу Хряк. - Заснула?!

"Пашка, а не Паола. Уже кое-что. А Джокер… Что-то было такое: покер-джокер. Да! Карта в колоде для игры в покер, заменяющая любую другую. Карта-лицедей. Читал где-то. У Фитцджеральда? У Хемингуэя?"

- Пашка! - ревел кабатчик. - Клиенты ждут!

Скрипнула дверь (та маленькая, возле стойки), взгляды семерых мужчин скрестились на женской фигуре, ступившей в полумрак зала: "Скользит плавно, Паолина-пава", - подумал Волков, наблюдая, как мимо него проплывает, колыхаясь подобно лёгкому облачку, крупная женщина. Полногрудая, белорукая, в легкомысленном клетчатом платьице, в переднике белом (с завязками), несёт две огромные кружки с янтарной жидкостью и шапками пены. Мимо.

- Па-о-ла… - капризно проныл Матвей, попытался ухватить то, что считал своим по праву, но цели не достиг - рука поймала воздух.

- Сейчас-сейчас, Лёвик! - игриво пропела женщина, скрещённых на ней мужских взглядов будто не замечая. Привела обе кружки в гавань, сгрузила на стол невредимыми, а руку, протянутую крючком к белому переднику, наградила звучным шлепком. За столом довольно заржали; Франчик, потирая руку, беззлобно пропыхтел: "Бесовка".

- Хряк, это что ж такое? - ворчал сосед Волкова по столику. - На нас, значит, забили болт? Так-то вы дорогих гостей встречаете! Кому пиво, а кому кость от сливы?

- Чего скандалите, уважаемый? - негромко спросила Паола, останавливаясь на почтительном расстоянии от сатира (руки её - в кармашках передника, вид - неприступный). - Вы желаете заказать сливы?

Матвей, внимательно изучая кружевную оторочку лифа официантки, звучно сглотнул, потом проговорил тоном записного скандалиста:

- Что вы шепчете, девушка? Не слышу. Подойдите-ка ближе.

- Вы слив желаете? - повторила Паола ещё тише. Подошла к Матвею вплотную, наклонила голову набок, но рук из кармашков не вынула.

Сатир помолчал некоторое время, глядя на Паолу снизу вверх, потом зарычал: "Я желаю дынь!" - руки его высунулись в проход с проворством электромеханических манипуляторов и ухватили желаемое. Паола взвизгнула. Сатир довольно урчал, щекой прижимаясь к переднику, ладонями округло шарил, не отпускал. "Пожалуй, даже не дыни, - подумал машинально Волков. - Нечто большее. Но она, кажется, ничего не имеет против".

За дальним столиком ржали все, кроме Франчика. Нашлись и другие недовольные зрители.

- Ты чё, Лёва, делаешь? - брюзжал из-за стойки Хряк. - Ты жрать сюда пришёл или обжиматься? Пашка, твою мать, коза драная! Заказ у клиента прими!

- А я чё делаю? - возмутилась Паола и легонько оттолкнула голову, которую с полминуты ласкала украдкой, в кудрях путаясь пальцами. Шепнула Матвею: "После, дурачок", - и добавила громко:

- Так слив, значит, вы не желаете. Чего же тогда?

- Как обычно, - просипел, отдуваясь, возбуждённый сатир.

- А приятелю вашему?

- А, ну да! - припомнил Матвей. - И ему того же самого.

"Надеюсь, заказ относится только к еде, - заметил про себя Александр, провожая глазами официантку. - Ни слив, ни дынь, ни арбузов что-то не хочется". Матвей, которому хотелось и того, и другого, и третьего, возможно, и чего-нибудь ещё на десерт, вслед Паоле глядел, причмокивая. Приятные предвкушения зажгли на лице его улыбку чрезвычайной широты и теплоты, глазки засалились. "Нужно пользоваться случаем, - решился предприимчивый эмиссар. - Кажется, он не соображает сейчас ничего. Разговорить? Попробуем".

- Матвей, - обратился он к мечтательному сатиру. - А почему тебя зовут здесь Лёвой, а кое-кто ещё и Джокером? И кто они вообще?

- Изгои, как и я, - ответил Матвей негромко, едва заметно повернув голову к людоедскому столику. В тоне его Саша почудилось пренебрежение. - Но они - гопники тупые, а я - Джокер.

- Гопники? Изгои? Кто это? И о чём ты с Франчиком…

- Да ты не слушай, что мы там с ним друг другу, - оборвал его сатир. Улыбка сползла с его лица, он заговорил тихо, но внятно, перегнувшись через стол к подставленному Сашиному уху. - Меня слушай.

Глава пятая

Над линией гор, в разрыве туч, - предвечернее солнце. Цедится сквозь мутные стёкла оранжевый свет. Пейзаж за окном нереален, как и Матвеев рассказ, но нужно слушать.

- Арон сболтнул как-то спьяну, что вы, пузырники, в жизни нашей ни хрена не понимаете, - говорил Матвей, поглядывая на дверь, за которой скрылась Паола. - И что вообще по жизни все вы телята. Теперь я ему верю. Об изгоях ты не знаешь. Что ж ты тогда вообще знаешь? Изгои - это, брат… Как тебе объяснить? Слушай сюда. Вот есть, к примеру, правильные, которые на хуторах живут, или в сёлах, или ещё где. Это - гои. А те, кому, значит, жить там не полагается, кому пнули под зад коленом, или там выкрали в детстве, как меня, - те, выходит, изгои.

- Преступники?

- Какие ещё преступники?! Нет у нас никаких преступников, понял? Преступников головы на кольях сидят. Твоя башка тоже туда попадёт, если будешь языком молоть что попало, как сейчас.

- Так чего ж вас изгоняют, раз вы не преступники?

- Потому что неправильные. А кого и не изгоняют вовсе, как меня, а крадут просто, чтоб живцом сделать, или ещё для какой нужды. Кое-кто из правильных и сам уходит.

- Зачем?

- Да мало ли… Вон тот дурак, Франчик, вообще за Паолой увязался, когда та от мужа сюда сбежала. Главное, муж её братом старшим ему приходится. Страшный, как Эреб. Не шучу. На что я к уродствам привычный, и то меня каждый раз кочевряжило, когда у них гостил. Красавица и чудовище. Прикинь: смех да и только. Она за мной увязалась, а Франчик - за ней. Теперь трётся здесь у Хряка, из таких же как он придурков банду сколотил. Селяне, что с них взять.

- Зачем же она замуж шла, если не хотела? - поморщившись, спросил Волков.

- А кто спрашивал? Трахнул её кто-то из волкодавов, а потом соседа её, Франчикова брата, женил на своих грехах, когда та уже с брюхом ходила. Меня как раз не было в этих краях - полгода на севере околачивался. На обратной дороге заскочил к ним - картина маслом: ейный муж мальца нянчит. А эти - фьюить! - и поминай, как звали. Я, понимаешь, Паоле как-то на уши вешал, что тут живу, она и прибежала. К Хряку. И Франчик - ха-ха! - за ней сюда, - ха-ха! - ты понял? Я, когда узнал, чуть до кондрашки не дохохотался. Главное, непонятно чей малец: белоглазого или мой? Глаза ж не побелели ещё. Хохма будет, если и не побелеют они вовсе. А старый дурень над мальцом квохчет, ждёт что тот вырастет волкодавом.

- А почему у белоглазых глаза белые?

- Ну тебя к Неназываемому в задницу с твоими вопросами дурацкими! - обозлился сатир. - Ты ещё спроси, почему вода мокрая.

"Напрасно я о волкодавах, - огорчился Волков. - Не надо бы. Вон как оглядываться стал. Боится. Чем же теперь отвлечь?" Вопрос разрешился сам собой. Физиономию Матвея снова украсила улыбка, проследив за его взглядом, Саша отметил: "Быстро что-то она обернулась с заказом. Мгновенно. Не иначе, всё было готово уже и нагрето. Или нас увидала в окошко и сразу же стала готовить. Поджидала сатира и рада теперь, что дождалась". Два больших крутобоких горшочка, по залу проследовав чинно, опустились на стол, восхитительный пар выдыхая. С ними две толстостенные кружки под белою шапкой, чуть помедлив, на стол перепрыгнули ловко с подноса, клочья облачной пены роняя и свет излучая янтарный. Глина толстая гретая в пастях округлых хранила для гостей долгожданных тушёное с травами мясо, что с великим раденьем, стараньем и тщаньем похвальным изготовили нежные белые девичьи руки для услады мужей, от превратностей странствий уставших.

Никак у Матвея не получалось выбрать между Паолой и мясом в горшочке. Борьба отражалась на лице его явственно: вот передник её белоснежный, на бёдрах натянутый туго, протяни только руку, прижми… но в руке вилка и поднимается над горшечным горлом пар мясной, и золотится под покровом пара жирная жаркая жижа и дразнит запахом лавра. И ползёт по стеклянному пухлому боку ленивый пены клок… Но Паола! Не уходит, стоит, улыбается, дышит спокойно, и как пена лениво вздымаются и опадают кружева оторочки на вырезе тесного платья. На груди.

- Ешь, дурачок! - сказала Паола и рука её полная быстрым движеньем протянулась, взъерошила кудри сатира. Это дело решило, Матвей обратился к горшочку.

Официантка улыбнулась ещё раз, глядя, как возлюбленный её сатир вонзил вилку в мясо, потащил из соуса кус, ухватил зубами, как другая рука его потянулась и сцапала кружку, как зашевелилась на его затылке кучерявая жёсткая шерсть, когда стал жевать, ворча от удовольствия, вожделенную свинину. Затем она кивнула едва заметно и отбыла. Уплыла, колыхаясь, и скрылась за дверцей.

Волков потянул носом запах жаркого, сдобренного неведомыми травами. Живот его свело голодной судорогой. Поесть всё-таки стоило. Такое жаркое на Марсе не сыщешь. "Мясо-то есть, но вот с травами беда - редкость, а пива и вовсе нет. Сколько раз читал: тёмное пиво, светлое пиво, эль такой-то, портер. У Диккенса, к примеру, все только и делают, что пьют. И едят мясо. Так они там у него жрут эту свинину… А ведь правда - недурно. Жрут и заливают потоками пива. Ну-ка… Светлое - это, кажется, эль. Эль пиво. Грацияс, сеньора, ваше пиво эс экцеленте! Холодное. Но так, кажется, и должно быть. И не у одного Диккенса. У всех у них всё время жрут, жрут и жрут в промежутках между… Ох, здорово как, даже разговаривать не хочется, только жевать. И запивать. Эль пиво. Грациас, муй бьен. А думать - нет, что-то не хочется. А надо бы разобраться: гои, изгои и белоглазые. А князь - он кто? Не изгой, это точно, но белоглазый ли? Рогоносец-муж мечтает, чтобы сын его приёмный оказался белоглазым бастардом. Зачем? Белоглазых изгои боятся. То есть, муж Паолы полагает, что приёмный сын, когда вырастет, обеспечит ему преимущество, способное компенсировать утрату супруги. Ну, с утратой понятно: я бы тоже в его положении не очень страдал; невелика потеря, неизвестно ещё кто на самом деле в дураках - он или его брат. Эк его болезного - на чужих грехах женили. Красавица и чудовище. Но белоглазые… Что там Матвей нёс? Надёжная, мол, опора престола, верные, мол, и неподкупные. Ещё какая-то галиматья о сомнениях, законности и порядке. Чего-то о броне ввернул, но главное - вот: охраняют гоев от изгоев, а власть государеву от дерзких посягательств северян и нечестивых пузырников. Ну, что там у них с северянами, я не знаю, но о пузырниках точно известно, что нет, на власть государеву не посягают. Торгуют себе спокойно и всё. Ладно, разберёмся. Значит, белоглазые - что-то вроде полиции. Или как это называется? Армия? Но войны же нет! Разве что с северянами. Попробовать спросить у этого?"

Сатир по имени Матвей, он же Лёва, он же Джокер орудовал вилкой, как робот-планетолог манипулятором. Обнаруженное им месторождение мяса исчерпывалось на глазах. Отдыха себе не давал, от горшочка поднимал голову для того лишь, чтобы не позволить соскучиться кружке.

- Послушай, Матвей, - обратился к нему за разъяснениями Волков, - а что у вас с северянами?

- В Тартар тебя с твоими вопросами, - рыкнул сатир, стукнув дном пустой кружки. Глаза его посоловели, губы и подбородок блестели от жира. Откинувшись на спинку стула, он отправил вилку в пустой горшок точным движением, потом закинул руки за голову и воздух с рокотом вырвался из его раскрытой пасти. Помолчав, заорал вдруг, обращаясь к потолочной балке:

- Паола! Ещё парочку!

"Парочку чего? - Волков допил пиво и поставил кружку на стол. - Если порций жаркого, то мне, пожалуй, хватит, а если пива, то хватит ему. И потом, нужно бы расплатиться. Денег у меня нет, но можно же продать иолант. Интересно, как у них здесь это делается?"

- Матвей, а как тут у вас вообще обстоит дело с торговлей иолантами? - поинтересовался Саша, будто бы из праздного любопытства.

Заведенные назад локти сатира дрогнули, он бросил изучать потолок, выпрямился, стукнув стулом, и вперил в капитана внимательный взгляд. Потом, видимо, взял себя в руки, уложил подбородок на сложенные на столе руки, словно бы спьяну, но от сытой хмельной лени в глазах его, шарящих по лицу собеседника, не осталось и следа.

- Изучаешь спрос? - негромко, но внятно спросил он.

- Да нет. Просто хочу продать один камень, чтобы…

- Тиш-ше, идиот! - зашипел сатир, поднимая голову, чтобы оглянуться на стол, за которым веселилась компания Франчика. Потом снова уложил подбородок на руки и продолжил деловым тоном:

- Подцепил где-то там у себя? Хвалю. То-то я смотрю, ждали тебя. Теперь всё понятно, можешь не объяснять. Я помогу. Есть у меня один меняла, сейчас допьём и двинем прямо к нему. Что ж ты сразу не сказал? Хрена с два я бы в эту дыру попёрся, если б знал, что у тебя с собой… Или у тебя при себе нет? А?

- Есть-есть, - успокоил его Саша. - Я же просто не знаю, как у вас тут с этим.

- Всё просто, - Джокер ухмыльнулся одной стороной рта. - Ваш товар, наши бабки. Или ты хочешь…

- Пиво заказывали? - пропела Паола.

- Да-да! - весьма неправдоподобно имитируя оживление ответил Матвей, глядя на официантку снизу вверх.

- Тогда уберите локоть, - игриво прощебетала она.

Назад Дальше