- Не надо! Знаю я все отлично! Мы пролетели примерна пятьдесят миллионов световых лет. Преодолели жуткое расстояние. Если бы мы сейчас, в это самое мгновение взяли и оказались в Солнечной системе, мы бы там ни черта не увидели! Наше Солнце сдохло давным-давно. Распухло, вспыхнуло и подпалило Землю, и сгорело, как свечка на ветру. Сначала в красного карлика превратилось, потом стало похоже на выцветший кусочек янтаря, а потом рассыпалось, как пепел. Значит, в нашей Галактике не осталось ничего, кроме умирающих красных карликов. И Млечного Пути нет. Все, что мы знали, все, что нас взрастило, - все погибло. Человечества больше не существует.
- Ну, не скажи.
- Значит, оно стало таким, каким мы его себе и представить не в силах. Мы призраки, - продолжал Фрайвальд. Губы его дрожали. - Мы, как маньяки, мчимся вперед, вперед…
Корабль снова тряхнуло.
- Вот. Слышал? - прошептал Фрайвальд, и глаза его налились кровью, - г- Еще одна галактика. Еще сто тысяч световых лет. А для нас - доля секунды.
- Не совсем так, - возразил Реймонт. - Не такое уж у нас низкое тау. Мы только четверть спирали одолели.
- И сколько миров погубили? Цифры я знаю, не думай. Да, мы не так массивны, как звезда. Но наша энергия… Пожалуй, мы можем Солнце проткнуть насквозь, и даже не заметить.
- Пожалуй.
- Еще один штришок к нашему портрету. Мы же стали угрозой для… для…
- Не думай так, - оборвал его Реймонт. - Потому что это неправда. Мы сталкиваемся только с газом и пылью, больше ни с чем. И галактик мы пересекаем не так уж много. Они лежат довольно близко одна к другой, благодаря своим размерам. Внутри скопления расстояние между его членами составляет что-то около десяти диаметров средней галактики, а то и того меньше. Отдельные звезды внутри галактики… но это уже другой разговор. Их диаметр - микроскопическая часть светового года. В области ядра, в самых плотных зонах… все равно расстояние между двумя звездами это почти то же самое, что расстояние между двумя людьми, находящимися на разных концах континента; Большого континента. Размером с Евразию.
Фрайвальд отвел глаза.
- Нет больше никакой Евразии, - пробормотал он. - Ничего нет.
- Есть мы, - откликнулся Реймонт. - Мы живы, мы существуем, у нас есть надежда. Чего же тебе еще? Какой-нибудь грандиозной философской цели? Забудь о ней. Это роскошь. Грандиозную цель за нас сочинят наши потомки, когда будут придумывать героическую эпопею наших подвигов. А у нас есть пот, кровь и слезы! - воскликнул Реймонт и горько усмехнулся. - То есть абсолютно прозаические выделения организма. Но что в этом ужасного? Твоя беда в том, что ты возвел сочетание акрофобии, сенсорной депривации и нервного перенапряжения в ранг метафизического кризиса. Что до меня, то я вовсе не презираю наш рачий инстинкт выжить, вылезти из кастрюли с кипятком. Я рад, что он у нас сохранился.
Фрайвальд молча парил в воздухе.
Реймонт подобрался к механику и сжал его плечо.
- Я понимаю. Тебе трудно. Наш самый страшный враг - отчаяние. Любого из нас время от времени оно укладывает на лопатки.
- Только не тебя, - сказал Фрайвальд.
- И меня тоже, - признался Реймонт. - Бывает. Но я тут же поднимаюсь на ноги. И ты поднимешься. Как только перестанешь чувствовать собственную бесполезность из-за слабости. Это пройдет. Ничего сверхъестественного - результат временной физической усталости. Между прочим, дружок, Джейн это понимает лучше тебя. Словом, слабость скоро пройдет. А потом еще сам над собой посмеешься. И в постели все пойдет как по маслу.
- Ну… - смущенно пробормотал Фрайвальд, слушавший Реймонта напряженно и нервно, но теперь уже успевший успокоиться и немного расслабиться. - Может быть.
- Я точно знаю. Не веришь мне - спроси доктора. Если хочешь, я могу попросить его, и он тебе пропишет каких-нибудь таблеток, чтобы ты быстрее пошел на поправку. Я не просто о тебе забочусь, Иоганн. Ты мне нужен.
Реймонт почувствовал, как расслабились мышцы плеча Фрайвальд а, сжатые его рукой. Он улыбнулся.
- Вообще-то, - заговорщицки произнес он, - у меня есть с собой немножко одного замечательного психотропного средства. Потрясающее снадобье. Панацея, можно сказать.
- Чего-чего? - удивленно глянул на констебля Фрайвальд.
Реймонт подмигнул ему и вытащил из-под куртки пластиковую бутылку с двумя трубочками.
- Вот, - довольно сказал он. - Должность дает некоторые привилегии, как-никак. Виски. Отличный сорт, не то что ведьминское зелье, которое пьют скандинавы. Прописываю тебе солидную дозу, да и себе тоже. С удовольствием поболтаю с тобой. Давно мы не толковали по душам, а?
Разговор по душам затянулся на час, и Фрайвальд мало-помалу вошел в норму, но тут прозвучал сигнал интеркома, и голос Ингрид Линдгрен проговорил из динамика:
- Констебль, вы здесь?
- Да, я здесь, - ответил. Реймонт.
- Седлер помогла мне вас разыскать, - объяснила первый помощник. - Карл, не могли бы вы подняться на мостик?
- Срочно? - поинтересовался Реймонт.
- Ну… не то чтобы так уж срочно, пожалуй… Просто результаты последних наблюдений показывают, что… в пространстве происходят дальнейшие эволютивные изменения. Скорее всего, придется переделать график полета. Я подумала, что вы захотите поучаствовать в обсуждении.
- Хорошо, - ответил Реймонт. - Сейчас приду. Прости, дружище, - сказал он Фрайвальду, - придется прерваться, а жаль.
- Мне тоже, - кивнул Фрайвальд, с тоской поглядел на бутылку и протянул ее Реймонту.
- Да нет, не надо, прикончи ее сам, - отказался Реймонт. - Но не в одиночку, конечно. В одиночку пить скучно. Я скажу Джейн.
- О Господи! - рассмеялся Фрайвальд. - Как ты верен себе!
Реймонт встал, вышел, закрыл за собой дверь каюты. В коридоре было пусто. Констебль постоял немного, прикрыв глаза, унял дрожь и отправился на мостик.
Навстречу ему по лестнице спускался Норберт Вильямс.
- Привет, - поздоровался с Реймонтом химик.
- Что-то вы веселенький нынче, - отметил Реймонт.
- Это точно, - усмехнулся Вильямс. - Мы тут с Эм-~ мой побеседовали… словом, имеется одна идея насчет определения того, есть ли жизнь на той или иной планете. Можно это сделать дистанционно. Понимаете… к примеру, планктон придает поверхности океана определенные терминальные характеристики, и на основе эффекта Допплера можно исследовать частоты теплового излучения, и…
- Отлично. Работайте дальше. А если вам еще и других удастся подключить к работе, я буду только рад.
- А как же! Конечно, мы думали об этом.
- И еще я вас попрошу, профессор. Если где увидите Джейн Седлер, скажите ей, что ее дружок хочет сказать ей что-то срочное. Или передайте через кого-нибудь, ладно?
Реймонт помчался вверх по лестнице, а. Вильямс понимающе хохотнул, провожая констебля взглядом.
На командной палубе было пусто и тихо. В рубке около вьюера стояла Линдгрен в полном одиночестве. Она обернулась, когда вошел Реймонт, и он увидел, как она страшно - бледна.
- Что случилось? - торопливо спросил Реймонт, прикрыв за собой дверь.
- Ты никому не говорил?
- Никому ни слова. В чем дело?
Она попыталась объяснить, но не смогла.
- Ты больше никого не звала? - спросил Реймонт.
Линдгрен помотала головой. Реймонт подобрался к ней поближе, закрепился ногой за скобу и обнял Ингрид. Она обвила его шею руками и прижалась так же крепко, как в ту единственную, украденную у судьбы ночь.
- Никого, - пробормотала Ингрид, уткнувшись в грудь Реймонта. - Элоф и… Опост Будро… это они мне сказали. Кроме них, про это знают только Малькольм и Мохандас. Они попросили, чтобы я сказала Старику. Они не решаются. Не знают как. Я тоже не знаю. Не только ему. Всем остальным. Карл, - отчаянно проговорила Линдгрен, сжимая в пальцах ткань куртки Реймонта, - что нам делать?
Он погладил ее волосы, глядя поверх ее головы в одну точку и слушая, как часто и нервно бьется ее сердце. Корабль вздрогнул, задребезжал и снова дрогнул. Переборки звенели тоньше обычного. Из вентилятора пахнуло холодом. Казалось, обшивка вдавливается внутрь.
- Продолжай, - выговорил Реймонт наконец. - Что случилось, милая?
- Вселенная… вся Вселенная… умирает.
Реймонт сглотнул подступивший к горлу комок и не сказал ни слова. Линдгрен немного отстранилась. Их глаза встретились. Сбивчиво, поспешно она заговорила:
- Мы так далеко улетели… так далеко… В пространстве и во времени. Больше ста миллиардов лет прошло… Астрономы начали подозревать неладное давно… не знаю когда. Знаю только то, что они мне сказали. Уже все слышали, что те галактики, которые мы видим… они стали тусклые… Старые звезды гаснут, а новые не рождаются. Мы никак не ожидали, что это как-то повлияет на нас. Мы всего-навсего искали одно-единственное маленькое солнышко, похожее на наше Солнце. Таких должно было много остаться. Галактики живут долго. А теперь…
Они не были уверены… Наблюдения проводить трудно. Но они удивлялись все больше и больше… и стали думать о том, не улетели ли мы дальше, чем думали, не недооценили ли пройденное расстояние. Тщательно проверили сдвиги за счет эффекта Допплера. В последнее время чаще, чем раньше, мы пролетаем все больше и больше галактик, и газовые массы между ними становятся все плотнее.
И они… они пришли к выводу, что наблюдаемые явления нельзя объяснить никакими показателями нашего тау. Галактики слипаются. Пространство больше не расширяется. Оно достигло предела расширения и теперь сжимается вновь. Элоф говорит, что этот коллапс будет продолжаться. До конца.
- А мы? - хриплым голосом спросил Реймонт.
- Кто может сказать? Ясно одно. Цифры говорят, что мы не можем остановиться. То есть могли бы, но… К тому времени, когда мы остановимся, уже ничего не останется… только мрак да сгоревшие дотла солнца, абсолютный нуль, и смерть, смерть. Больше ничего.
- Мы не хотим этого, - тупо пробормотал Реймонт.
- Нет. А чего мы хотим? - спросила Линдгрен. Странно, что она не плакала. - Я думаю… Карл, почему бы нам всем не попрощаться? Последний праздник. С вином и свечами. А потом разойдемся по каютам. Мы с тобой - в нашу каюту.
Будем любить друг друга, если сумеем, и скажем друг другу "спокойной ночи". Морфия на всех хватит. Сон будет сладким. - Реймонт снова крепко прижал ее к себе. - Ты читал "Моби Дика"? - прошептала Линдгрен. - Это про нас. Мы гонялись за Белым Китом. До скончания веков. И вопрос… "Что такое человек, если ему суждено пережить своего Бога"….
Реймонт нежно отстранил Линдгрен и перебрался к вьюеру. В тот миг, когда он взглянул в окуляр, мимо пронеслась очередная галактика - всего в нескольких десятках тысяч парсеков. Конфигурация ее была хаотичной, бесформенной. Галактика излучала тусклый, красноватый свет, по краям напоминавший запекшуюся кровь.
Галактика исчезла из поля зрения, а корабль промчался сквозь следующую, вызвав в ней настоящую бурю. Реймонт оторвался от окуляра.
- Нет! - процедил он сквозь зубы и выскочил на командную палубу.
Глава 20
Реймонт и Линдгрен стояли на сцене, и смотрели на собравшихся в зале товарищей.
Все сидели в креслах, пристегнувшись ремнями. Ножки кресел были прикреплены к палубе скобами. Дело было не в невесомости. За последнюю неделю режим полета менялся так часто, что о переменах не успевали сообщать.
В тисках между показателями тау, вырабатываемыми за счет захвата атомов межзвездной пыли и газа и сжатием расстояния из-за этих самых показателей, вследствие сокращения радиуса самого космического пространства, корабль большую часть времени летел при почти нормальной силе тяжести и по самым глубоким пропастям межклановых пустот. Пересекая галактики, он все чаще и чаще набирал ускорение. Периоды полета с высоким ускорением наступали так часто и резко, что системы компенсации не успевали справляться с гравитационными сдвигами. Ощущались они, как накаты волн, и каждая волна сильнее, чем предыдущая, сотрясала обшивку и переборки.
Если бы четыре дюжины человек при такой тряске стояли на ногах - не сосчитать бы потом синяков и переломов. Но Реймонт и Линдгрен стояли, крепко держась за скобы. Стояли они не только потому, что умели и были обучены - в этот час люди должны были видеть перед собой эту несгибаемую пару.
Ингрид закончила сообщение словами:
- …вот что произошло. Мы не сумеем остановиться, пока Вселенная не погибнет.
Пока она говорила, в зале стояла тишина. Теперь стало еще тише. Вскоре молчание нарушил плач нескольких женщин, чьи-то проклятия, чьи-то тихие молитвы. Сидевший в первом ряду капитан Теландер склонил голову и закрыл лицо руками. Корабль в очередной раз тряхнуло. Звон и треск пронесся по всем помещениям.
Пальцы Линдгрен судорожно сжали руку Реймонта.
- Констебль хочет что-то сказать вам, - обратилась она к залу.
Реймонт шагнул вперед. Взгляд его запавших, налитых кровью глаз был так яростен, что Чиюань не осмелилась ободряюще махнуть ему рукой, хотя хотела. На Реймонте была серая, как шкура волка, куртка. На поясе - неизменный пистолет. Спокойно, без эмоций, которыми было наполнено выступление старшего помощника, он начал:
- Я знаю: вы все думаете, что это конец. Мы старались, как могли, но ничего не вышло. Значит, вас надо оставить в цокое, чтобы вы могли примириться с Божьей волей. Что ж, я не отговариваю вас от этого. Я не представляю точно, что может с нами случиться. Слишком тут все чужое. Честно говоря, спорить не стану: шансов у нас маловато.
Но не думаю, что они нулевые. Говоря так, я не имею в виду, что мы можем выжить в мертвой Вселенной. Можно предпринять простую вещь. Замедлять скорость, пока время на борту станет не слишком отличаться от фактического, продолжая между тем лететь достаточно быстро, чтобы успевать собирать водород. А потом - жить столько, сколько нам будет отпущено, и не смотреть на черную пустоту, что нас окружает, не горюя о судьбе ребенка, который вот-вот должен появиться на свет.
Может быть, такое возможно физически, если только термодинамика коллабирующего пространства не сыграет с нами какую-нибудь злую шутку. Но вот возможно ли это психологически… не представляю. Судя по вашим лицам, вы со мной согласны. Верно?
Что же нам делать?
Я думаю, у нас есть обязанность. Мы обязаны расе, породившей нас, обязаны нашим будущим детям, и обязанность наша в том, чтобы продолжать искать ходы до самого конца.
Для большинства из вас это означает всего-навсего то, что нужно жить, как жили, не сходить с ума. Я прекрасно понимаю, что это трудно - труднее никому еще на свете не приходилось. А команде и ученым, кроме того, придется нести службу и готовить корабль к грядущим испытаниям. Это - дело другое.
Так что храните спокойствие. Личное спокойствие. И мир в ваших душах. Другого мира еще не придумали. Снаружи идет бой. И я думаю, мы вступим в этот бой без мысли об отступлении.
Громче, чем раньше, Реймонт сказал:
- Я предлагаю дождаться следующего космического цикла.
Все насторожились. Зашумели. Перекрикивая общий галдеж, кто-то крикнул: "Нет! Это безумие!" А кто-то: "Потрясающе!" - "Невозможно!" - "Святотатственно!" - звучали и звучали выкрики.
Реймонт выхватил из кобуры пистолет и выстрелил в воздух. Шум утих.
Реймонт усмехнулся.
- Холостой патрон, - пояснил он. - Получше гонга, верно? Не сомневайтесь, я все заранее обговорил с офицерами и нашими корифеями-астрономами. Офицеры согласны, что попробовать стоит. Терять нечего. Но нам, безусловно, нужно общее согласие. Давайте обсудим все по-людски, спокойно. Капитан Теландер, не откажетесь председательствовать?
- Нет, - замотал головой капитан. - Лучше вы. Пожалуйста.
- Отлично. Начнем обсуждение. Слово для начала нашему ведущему физику.
Бен-Цви, не скрывая возмущения, объявил:
- Расширение Вселенной заняло одну-две сотни миллиардов лет. Сжиматься она будет не быстрее. Вы что, серьезно верите, что нам удастся добиться таких показателей тау, что мы переживем этот цикл?
- Я вполне серьезно верю в то, что попробовать стоит, - ответил Реймонт. Корабль вздрогнул и задребезжал. - Мы уже в здешнем скоплении кое-чего в этом плане добились. Материя уплотняется, и мы летим все быстрее. Кривизна пространства все выше. Круговой облет Вселенной до сих пор мы произвести не могли, потому что она не могла долго просуществовать в той форме, которая была нам известна. Это мнение профессора Чидамбарана. Хотите пояснить, Мохандас?
- Пожалуйста, если угодно, - кивнул космолог. - В расчет надо принимать не только пространство, но и время.
Характеристики континуума в целом будут изменяться очень быстро и радикально. Обдуманные размышления подвели меня к выводу о том, что вследствие этих перемен нынешнее экспоненциальное понижение фактора тау тоже пойдет быстрее. - Немного помолчав, он добавил: - Опираясь на приблизительную оценку, могу сказать, что при существующих обстоятельствах до полного коллапса остается примерно три месяца. - Его последние слова вызвали оживление и ропот. Выждав, пока шум стихнет, Чидамбаран продолжил: - И все-таки, когда меня спросили офицеры о выводах из этих расчетов, я честно и откровенно ответил, что не знаю, как мы сумеем выжить. Итоги наблюдений подтверждают доказательства, выведенные профессором Нильссоном эмпирически… миллионы лет назад на основании изучения Солнечной системы… Он доказал, что Вселенная не погибает совсем. Она возродится. Но сначала вся материя и энергия должны собраться в моноблок высочайшей плотности и температуры. При нашей нынешней скорости мы способны безбедно промчаться сквозь звезду. Но через зарождающееся ядро Вселенной промчаться не сумеем. Лично я предлагаю относиться ко всему спокойно и трезво, - заявил космолог и демонстративно сложил руки на груди.
- Идея неплохая, - кивнул Реймонт. - Но, думаю, это не единственное, чем мы могли бы заняться. Можно продолжать полет. Позвольте, я перескажу вам то, что сказал на совете экспертов. Никто со мной спорить не стал.
Факт состоит в том, что никто не знает наверняка, что именно должно произойти. Лично я догадываюсь, что не обязательно все должно свестись к нулю. Такое упрощение хорошо в математике, но в жизни так не бывает. Я думаю, что центральное ядро материи должно обладать грандиозной водородной оболочкой даже непосредственно перед взрывом. Края этой оболочки могут оказаться для нас не слишком плотными и не чересчур раскаленными. По сравнительно небольшой орбите мы сможем кружить вокруг ядра наподобие спутника. Когда же ядро взорвется и начнет расширяться, мы сами полетим от него по спирали. Я понимаю, звучит неуклюже, но в общих чертах, думаю, это именно то, что мы должны сделать… Норберт, вы?
- Я себя верующим никогда не считал, - начал Вильямс, смущенный и растерянный, совсем на себя не похожий. - Но это как-то слишком. Мы… Кто, кто мы такие? Животные. Боже мой… это я буквально, честное слово… Боже мой… как можно ходить в сортир, когда… когда происходит акт творения!
Эмма Глассголд, сидевшая рядом с ним, вздрогнула и подняла руку. Реймонт дал ей слово.
- Я тоже выскажусь как верующая, - проговорила Глассголд. - Думаю, что это чистой воды ерунда. Норберт, милый, прости, но это так. Господь создал нас такими, какими он хотел нас видеть. И всякая часть его творения благословенна. Я бы желала смотреть, как он творит новые звезды, и славить Его, покуда он мне позволит.