И тут ко мне вернулся здравый смысл. Безусловно, мадемуазель Дахут разыгрывала меня - из-за того что вчера я вел себя неподобающим образом. Конечно, она воспользовалась странноватым методом, чтобы подтрунить надо мной, зато ее план сработал.
Мне стало очень стыдно.
Я отпустил ее руки и посмеялся вместе с ней… Но почему же гнев и всепоглощающая ревность вдруг объяли меня?
Я постарался отбросить мысли об этом.
- Дахут, ваше вино оказалось крепче, чем я предполагал, - виновато сказал я. - Я вел себя как глупец и прошу у вас прощения.
Она загадочно взглянула на меня.
- Прощения? Как странно… Ах, мне, впрочем, холодно. Вернемся в комнату.
Я последовал за ней в спальню. Мне вдруг тоже стало холодно, и меня охватила какая-то странная слабость. Я налил себе еще вина и, осушив бокал, опустился на кушетку. Мысли путались, словно холодный туман окутал мой мозг. Я налил еще вина. Дахут принесла низкий табурет и села у моих ног. В ее руках я увидел старинную многострунную лютню. Засмеявшись, девушка прошептала:
- Ты просишь о прощении… Но сам не знаешь, о чем просишь.
Она провела пальцами по струнам и запела. Было что-то архаичное в той мелодии, странное, диковинное. То была печальная песнь. Мне показалось, что мотив мне чем-то знаком, что я уже слышал эту песню, слышал ее часто - в такой же комнате, как эта. Я взглянул на стены. Тени в занавесях двигались все быстрее… тона менялись: темный малахит, бледная лазурь. Тени скользили, ускоряясь… выныривали на поверхность вод морских, погружались вновь…
- Ты принес браслет, который я тебе дала? - спросила Дахут.
Я машинально сунул руку в карман, достал украшение и передал ей. Девушка надела его мне на запястье, и красный символ на камне вспыхнул.
- Ты забыл, как я подарила его тебе… давным-давно… Любовник, которого я любила больше всех мужчин… любовник, которого я ненавидела больше всех мужчин… И ты забыл название этого браслета. Что ж, тебе предстоит вновь узнать имя этого камня, Ален де Карнак… и вспомнить, за что ты просишь у меня прощения.
И она произнесла это слово.
Когда я услышал его, мое сознание взорвалось миллионами искр, озарилось сиянием мириад светлячков, и это сияние разогнал холодный туман.
Она произнесла слово второй раз, и тени в занавесях рванулись к поверхности вод, их руки переплелись…
Они плясали, плясали, плясали на стенах… все быстрее и быстрее… тени мужчин и тени женщин. Мне смутно припомнился танец девушек из "Дома сердечных услад", исполняемый под барабаны суфийских чародеев… так эти тени плясали под лютню Дахут.
Они вращались все быстрее и быстрее - и вдруг тоже запели, я слышал их шепот, тени голосов… А зеленовато-синие занавеси обернулись огромными волнами, и шепот теней стал шепотом волн, и этот рокот все нарастал.
В третий раз Дахут произнесла это слово. Тени выпрыгнули из воды и окружили меня. Рокот волн сменился ревом шторма, буря подхватила меня - и понесла прочь.
ГЛАВА 9
Башня Дахут. Ис
Завывания урагана и рев морских волн сменились мерным биением волн о какую-то преграду. Я стоял у окна в высоком здании, выходящем на море. Волны пенились, надвигался шторм. Солнце клонилось к закату, обагряя низко нависшее небо. По воде протянулась широкая полоса света, красного как кровь. Я выглянул в окно, пытаясь рассмотреть хоть что-то в тумане. И увидел. Передо мной раскинулась огромная равнина, а на ней - колоссальные каменные глыбы, сотни камней, сходящихся рядами к приземистому зданию храма в самом центре, как спицы сходятся в центре колеса. Камни на равнине были так далеко от меня, что казались просто валунами, но затем, будто мираж, они подернулись рябью и придвинулись ближе. Лучи предзакатного солнца озарили их, и казалось, что камни обагрены кровью и кровью же сочатся стены храма.
Я знал, что это Карнак, а сам я - владыка Карнака. И этот храм - Алькараз, где появлялся Собиратель по призыву Дахут Белой и злых жрецов.
Я был в древнем Исе.
Мираж вновь пошел рябью и развеялся. Туман покрыл Карнак. Я взглянул на циклопические стены, в которые били высокие волны. Они были невероятно толстыми и высокими, они врезались в тело моря, как нос какого-то странного каменного корабля, и снижались к мелководью, где волны прилива мягко ласкали песчаный пологий берег.
Я хорошо знал этот город. Красивый город. Храмы и дворцы из искусно отесанных камней, красные, оранжевые, голубые и зеленые крыши, блестящие деревянные постройки - все это так не походило на грубые дома моего племени. Дома окружали сады, где журчали фонтаны и распускались диковинные цветы. Город раскинулся между стенами, сдерживавшими напор волн, и сушей, точно гигантский корабль на пристани: город - на палубе, а стены - фальшборты. Его построили на полуострове, выдававшемся в море. Волны всегда стремились проникнуть сюда, но их останавливали огромные стены. И колдовство Иса. Из города вела широкая дорога, она тянулась по песчаному берегу к суше, прямо в злое сердце мегалитов - туда, где моих соплеменников приносили в жертву.
Но Ис построил не мой народ. И не он возвел каменные глыбы Карнака. Наши бабки говорили, что их бабки рассказывали им, будто давным-давно люди, построившие Ис, приплыли на кораблях странной формы, высадились на полуострове и осели там, поработив наш народ. Они захватили Карнак, и темные ритуалы пустили корни, а из них произросли побеги неименуемого зла. Я прибыл в Ис, чтобы обрубить эти побеги. И если бы я остался после этого в живых, то всадил бы свой топор в самый корень зла.
Я пылал ненавистью к жителям Иса, чародеям и чародейкам, и лелеял план, как уничтожить их раз и навсегда, покончить с ужасающими ритуалами Алькараза и изгнать из храма то зло, что по призыву Дахут и жрецов Иса навлекло смерть и муки на мой народ. Все это я понял сразу же, в один момент, пока был владыкой Карнака и одновременно Аланом Каранаком, который угодил в сети мадемуазель де Керадель и видел то, что она показывала ему. Алан Каранак знал это, но владыке Карнака то было неведомо.
Я слышал легкий перезвон струн лютни, слышал смех, подобный шелесту волн, и голос - голос Дахут!
- Владыка Карнака, закат скрывает твои земли. Неужто ты не вдосталь нагляделся на море, любимый? Его объятия холодны, а мои горячи.
Я отвернулся от окна, и на мгновение древний Карнак и древний Ис показались причудливым сновидением. Ведь я все еще был в том же доме, из которого, как мне казалось, меня вынес танец теней. Это была та же комната, восьмиугольная, освещенная розовым светом, с драпировками на стенах, на которых извивались зеленые тени, - а передо мной на низком табурете сидела Дахут с лютней в руках, облаченная в те же одежды зеленого цвета моря, и волосы ниспадали ей на грудь.
- Вы и вправду ведьма, Дахут, - сказал я. - Я опять угодил в вашу ловушку.
Я отвернулся и снова взглянул на знакомые огни Нью-Йорка.
Но нет. Я не сказал этого и не сделал. Я понял, что иду прямо к ней, и вместо слов, которые собирался сказать, услышал другие, доносящиеся из моего рта:
- Ты дитя моря, Дахут… И если твои объятия горячи, то сердце твое не ведает жалости.
И вдруг я понял, что - сон ли, иллюзия ли - это был Ис, и, хотя частично я все еще был Аланом Каранаком, но смотрел глазами, слышал ушами и жил в теле владыки Карнака. Я не мог управлять им, а он не знал о моем присутствии. Мне же оставалось лишь наблюдать за его действиями. Я словно был актером, который смотрит на самого себя в спектакле, - только я не знал ни сцен, ни реплик. Очень странное состояние. Я подумал, что Дахут либо воспользовалась постгипнотическим внушением, применив ко мне гипноз ранее, либо вообще погрузила меня в транс прямо сейчас. Я почувствовал легкое разочарование. Но в тот же миг - со скоростью космической ракеты - эта мысль, пробившись на поверхность сознания, покинула мою голову.
Дахут взглянула на меня и расплела ниспадавшие косы - при этом глаза ее были полны слез.
- Многие женщины проливали слезы, - холодно сказал я, - по мужчинам, которых ты убила, Дахут.
- С тех пор как месяц назад ты прибыл в Ис из Карнака, я не знала покоя, - прошептала она. - Пламя снедает мое сердце. Что мне и что тебе до любовников, бывших раньше, ведь, пока ты не явился, я не знала любви? Я более не убиваю - я изгнала свои тени.
Я мрачно спросил:
- Но что, если они не желают быть изгнанными?
Она отбросила волосы за плечи, внимательно глядя на меня.
- Что ты имеешь в виду?
- У меня есть слуги, - ответил я. - Я обучаю их, чтобы они служили только мне, не признавая иных господ. Я кормлю их и даю им кров. И затем я прогоняю их - перестаю кормить, лишаю крыши над головой. Что будут делать мои голодные бездомные слуги, Дахут?
- Хочешь сказать, что мои тени могут восстать против меня? - спросила она недоверчиво.
Женщина рассмеялась, но затем ее глаза сузились.
- И все же в твоих словах что-то есть. А то, что я сотворила, могу и отменить.
Мне показалось, что по комнате пронесся вздох, что на мгновение драпировки на стенах затрепетали. Даже если это и было на самом деле, Дахут не обратила на это никакого внимания.
- В конце концов, они меня не любят - мои тени, - задумчиво произнесла она. - Они делают то, что я прикажу, но не любят меня… свою создательницу. Нет!
Я, Алан Каранак, лишь улыбнулся, но затем понял, что другой я, тот, который был владыкой Карнака, воспринимал эти тени всерьез… как и Дик!
Она встала, обвила мою шею белыми руками, и ее аромат, подобный аромату таинственных морских цветов, окутал меня. Ее прикосновение заставило мое тело воспылать страстью.
- Возлюбленный мой, ты избавил мое сердце от иной любви, - томно сказала она. - Ты пробудил меня для любви… Почему ты не любишь меня?
- Я люблю тебя, Дахут, - твердо ответил я. - Но я не верю тебе. Как я могу быть уверен в том, что твоя любовь долговечна? Что я не стану тенью, когда наскучу тебе, как стали ими другие твои любовники?
- Я же сказала тебе, - прошептала Дахут, потянувшись ко мне губами, - я не любила никого.
- Одну ты любила, - ответил я.
Она отстранилась, посмотрела на меня, сверкнув глазами.
- Ты говоришь о ребенке. Ты ревнуешь, Ален, - а значит, любишь меня! Я отошлю девочку прочь. Нет - если ты хочешь того, я убью ее.
В этот миг я почувствовал, как холодная ярость прогнала страсть, которую я питал к этой женщине, ценившей жизнь столь низко: она готова была убить собственную дочь. Ах, даже в Карнаке это не было секретом. Я видел маленькую Дахут, с белоснежной кожей, фиолетовыми глазами и лунным светом, струящимся по венам, - с первого взгляда становилось понятно, кто породил ее на свет, даже пусть собственная мать и отреклась от нее. Но я справился со вспышкой ярости - я знал, что она такова, и это лишь больше укрепило меня в уверенности.
- Нет. - Я покачал головой. - Это лишь будет значить, что ты устала от нее - как устала от ее отца, как устала от всех своих любовников.
Она зашептала отчаянно, и если я когда-либо видел в глазах женщины подлинное безумие любви, сейчас в ее взоре было именно оно:
- Но что я могу сделать? Ален, как я могу заставить тебя верить мне?
- Когда сойдет луна, - ответил я, - наступит время пиршества Алькараза. Тогда ты призовешь Собирателя в пирамиде - и многие люди погибнут под молотами жрецов, и многих поглотит Тьма. Обещай мне, что ты не призовешь его. Тогда я поверю тебе.
Она отпрянула и прошептала побелевшими губами:
- Я не могу сделать этого. Это будет означать конец Иса. Это будет означать мой конец. Собиратель призовет меня… Проси чего-нибудь еще, любимый… Но этого я сделать не могу.
Что ж, я ожидал, что она откажет, и даже надеялся на это.
- Тогда дай мне ключ от морских врат, - сказал я.
Она замерла. Я видел в ее глазах сомнение, подозрение. А когда она заговорила, ее голос не был мягок.
- Почему ты просишь о нем, владыка Карнака? Ключ - символ Иса. Он и есть Ис. Этот ключ был выкован богом морей, который привел сюда моих предков поколения и поколения назад. Никогда он не был в чьих-либо руках, кроме рук королей Иса. Никогда не попадет он в чьи-либо руки, кроме рук короля Иса. Почему ты просишь о нем?
Да - то был момент истины. Тот момент, ради которого я все это затеял. Я обнял Дахут и привлек к себе, сжимая в объятиях. Я коснулся ее губ своими и почувствовал, как она вздрогнула, как ее руки обвили мою шею, как ее зубы впились в мою губу. Я рассмеялся и сказал:
- Ты сама сказала это, Дахут. Я прошу, потому что это символ Иса. Потому что он - это ты. Потому что он оградит меня от перемен в твоем сердце, Белая Ведьма. Он будет щитом от твоих теней. Можешь удвоить стражу у морских врат, но… - Я снова привлек ее к себе и коснулся ее губ. - Я не поцелую тебя больше до тех пор, пока ключи не окажутся у меня.
- Обними меня, Ален… - Ее голос дрожал. - Держи меня, и ты получишь ключ. Обнимай меня… Когда я в твоих руках, будто душа моя освобождается от пут… Ты получишь ключ.
Она наклонила голову, и я почувствовал прикосновение ее губ к моей груди. Черная ярость и алая похоть боролись во мне.
- Отпусти меня, - сказала она.
И когда я сделал это, она посмотрела на меня, ее глаза подернулись поволокой. Дахут заговорила вновь:
- Ты получишь ключ, любимый. Но я должна дождаться, пока отец заснет. Я позабочусь, чтобы он отправился спать пораньше. И ключ от Иса останется в руках короля Иса, ибо королем Иса будешь ты, мой господин. Теперь дождись меня.
Она ушла.
Я подошел к окну и посмотрел на море. Разразилась буря, она становилась все сильнее. Волны бились и бились о каменные стены Иса, сотрясая башню до основания. И это отвечало тому, что чувствовал я в своем сердце.
Я знал, что прошли часы и что я успел подкрепить силы едой и питьем. Смутно помнил, что сидел в большом зале среди веселящихся людей неподалеку от помоста, где восседал старый король Иса. По правую руку от него сидела Дахут, а по левую - жрец в белых одеждах с золотой диадемой на челе, носящий на поясе булаву, из тех, которыми проламывали ребра моим соплеменникам в Алькаразе. Он следил за мной со зловещим выражением лица. А короля клонило в сон, его голова опускалась все ниже… ниже…
Но сейчас я был в башне Дахут. Буря усилилась, и волны все яростнее обрушивались на стены Иса. Розовый свет был тускл, тени и драпировки не шевелились. Но я чувствовал, что тени здесь, что они следят за мной.
В моих руках были три тонких ключа из зеленоватого металла, и на каждом виднелся выгравированный трезубец. Самый длинный ключ был в три раза больше расстояния от кончика моего указательного пальца до запястья, самый короткий - с ладонь.
Они свисали с браслета, тонкой цепочки из серебра, а на браслете поблескивал овальный черный камень с красной гравировкой. То был символ морского бога. Ключи от Иса, подаренные богом морей тем, кто построил город.
Ключ к морским вратам!
И Дахут стояла передо мной, казавшаяся совсем юной в своем белом одеянии, босоногая, с золотистыми волосами, разметавшимися по плечам. Розовый свет окутывал ее голову нимбом, и тот я, который был Аланом Каранаком, подумал, что она похожа на святую. Но другой я, который был владыкой Карнака, не знал о существовании святых. Он думал лишь об одном: "Как мне убить эту женщину, это воплощение зла?"
- Теперь ты веришь мне, мой господин? - спросила она.
Я выронил ключ и положил руки ей на плечи.
- Да.
Она потянулась ко мне губами, будто дитя. Я знал, чем она была на самом деле, но меня одолела жалость к ней. И я солгал. Я сказал:
- Путь ключ остается там, где лежит, мой белый цветок. Утром, до того как проснется твой отец, ты вернешь ему ключ. Это была лишь проверка, мой белый огонек.
Дахут мрачно взглянула на меня.
- Если ты хочешь того, так тому и быть. Но в этом нет нужды. Завтра королем Иса станешь ты.
Я почувствовал, как изумление прогоняет жалость. Могло ли это обещание значить что-то, кроме того, что она собирается убить отца столь же безжалостно, как собиралась убить ребенка?
- Он стар, - мечтательно произнесла Дахут. - Он слаб. Он будет рад уйти. А с этим ключом я вся буду твоей. С ним я оставлю позади жизнь, которой жила, и предстану перед тобой обновленной, будто девственница. Я забуду всех, кого убила, и ты забудешь о них. А их тени исчезнут.
Снова я уловил, как по комнате пронесся вздох, - но она либо не услышала его, либо не придала ему значения.
И вдруг она обняла меня и прижалась ко мне губами… вовсе не девственными… и страсть вспыхнула во мне пожаром.
Я не спал. Зная, что должен сделать, я не смел заснуть, хотя веки мои отяжелели. Я лежал, слушал дыхание Дахут и ждал, пока ее сон станет глубоким и крепким. Но, видимо, я все же задремал, поскольку услышал шепот рядом с ухом и знал, что этот шепот слышу уже какое-то время.
Я поднял голову. Розовый свет едва разгонял тьму. Рядом со мной лежала Дахут, обнажив во сне одну руку и грудь, разметав шелковистые волосы по подушке.
Шепот продолжался, все более и более настойчивый. Я огляделся. Вся комната была заполнена фигурами, сотканными из теней, которые извивались, будто призраки. На полу лежали ключи от Иса - там, где я их оставил.
Я вновь перевел взгляд на Дахут - и не мог заставить себя отвести его. Ее глаза скрывала тень размером не более ладони, на губах ее лежала еще одна, как и на груди, и колени и лодыжки ее сжимали тени.
Я осторожно встал с кровати, быстро оделся и обернул плечи накидкой, затем подобрал ключи.
Последний взгляд бросил я на Дахут - и он едва не лишил меня решимости. Ведьма или нет - она была так прекрасна…
Шепот стал злее. Он требовал, он подталкивал меня. Больше я не мог заставить себя взглянуть на Дахут. Я вышел из комнаты и понял, что тени последовали за мной, стелясь по стенам и полу впереди и сзади.
Я знал путь к морским вратам. Он вел через дворец, а затем под землей к каменной стене, в которую бились волны.
Я не мог думать ясно. Мои мысли были тенями. Я был тенью среди теней…
Тени торопили меня, нашептывали мне… Что они шептали? Ничто не навредит мне… Ничто не остановит меня… Но я должен торопиться… Торопиться…
Тени окутали меня, будто плащ. Я приблизился к стражнику. Он стоял у прохода, который вел из дворца к подземному ходу. Он стоял там, глядя прямо сквозь меня, будто и я тоже был тенью. Тени прошептали: "Убей". Я пронзил его грудь кинжалом и продолжил свой путь.
Из прохода я вышел в небольшое помещение, отделенное дверью от залы с воротами. Оттуда как раз выходил человек - жрец в белых одеяниях, со странными желтыми глазами. Для него я тенью не был.
Он уставился на меня так, будто я был демоном, затем перевел взгляд на ключи, которые я держал в руке. После чего жрец ринулся вперед, вскинув булаву и поднеся к губам золотой свисток, чтобы позвать на помощь. Тени толкнули меня, и, едва свисток коснулся его губ, мой кинжал пронзил жрецу сердце.
И вот передо мной уже была дверь в залу. Я взял самый маленький ключ и вставил его в замочную скважину, открывая створки. И снова тени кружились возле меня, поторапливая.
За воротами были двое стражников. Одного я убил прежде, чем он успел обнажить оружие. Тут же я бросился на второго, вцепился ему в горло, чтобы он не поднял тревогу.