- Смотри, хозяин! - зарычал Захел. - Смотри! Неужто ты не читаешь его мысли, как я? Ему нельзя верить. Ты оставил меня здесь для совета и нашел мой совет хорошим, так позволь сказать, что у меня на уме. Я думал, что этот человек исчез за мачтой, как я говорил. Но так ли это? Боги приходят и уходят с этого корабля, когда хотят. Но люди - нет. Мы думали, что видели, как он сражается с волнами далеко позади корабля. Но так ли это? Колдовством он мог свершить все это, а сам прятался в каюте Шарейн. Мы видели, как из ее каюты вышел он…
- Но его вытолкнули женщины, Захел, - прервал его барабанщик. - Выгнали. Избитого. Помни это. Не было там дружбы, Кланет. Они вцепились ему в горло, как собаки, загоняющие оленя.
- Спектакль! - вскричал Захел. - Спектакль, разыгранный, чтобы обмануть тебя, хозяин! Они могли убить его. Почему же не убили? Его раны - лишь булавочные уколы. Они выгнали его, да, но куда? К нам! Шарейн знала, что он может пересечь барьер. Стала бы она дарить нам эту силу, если бы у нее не было умысла? И что же это за умысел, хозяин? Только один. Подослать его, чтобы он убил тебя. Так же, как ты сейчас планируешь отправить его убить Шарейн! Он сильный мужчина, но дал девочкам побить себя! У него был меч, острый священный клинок, но он позволил женщине забрать его! Хо! Хо! - рассмеялся Захел. - Веришь ли ты в это, хозяин? Я - не верю.
- Во имя Нергала! - в гневе прошептал Кланет. - Во имя Нергала…
Он схватил Кентона за плечи и вытолкнул его через дверь каюты на палубу, сам выйдя следом.
- Шарейн! - взвыл он. - Шарейн!
Кентон поднял голову, преодолевая головокружение, и увидел ее стоящей у двери каюты, обнимающей двух своих девушек за талию.
- Нергал и Иштар сейчас заняты, - насмешливо сказал черный жрец. - Жизнь на корабле стала скучна. У моих ног лежит раб. Раб-лжец. Ты знаешь его, Шарейн?
Склонившись, он поднял Кентона, как мужчина поднимает ребенка. Выражение ее лица - холодное, презрительное - не изменилось.
- Он ничто для меня… червь, - ответила она.
- Ничто для тебя, да? - проревел Кланет. - Но он пришел ко мне по твоей воле. Что ж… его язык лжив, Шарейн. По старому закону для рабов его нужно покарать за это. Я выставлю четырех своих человек против него. Если он одолеет их, я оставлю его в живых - для нашего увеселения. Но если они одолеют его, тогда его лживый язык будет вырван. И я отдам его тебе как знак моей любви, о священный сосуд Иштар! Хо! Хо! - рассмеялся черный жрец, глядя на то, как бледнеет Шарейн. - Проверка твоих чар, Шарейн. Заставь этот язык говорить! Заставь! - Его голос мурлыкал от удовольствия. - Заставь его нашептывать тебе слова любви. Говорить тебе, как ты прекрасна, Шарейн. Как чудесна, ах, милая Шарейн! Пусть он бранит тебя тоже - за то, что ты отослала его ко мне и я вырвал у него язык! Хо! Хо! - хохотал Кланет, выплевывая слова. - Храмовая шлюха! - Он бросил легкий хлыст в руки Кентона. - Теперь сражайся, раб! - проревел он. - Сражайся за свой лживый язык!
Четверо жрецов вышли вперед, вынимая из-под одеяний кнуты с металлическими наконечниками. Они напали прежде, чем Кентон смог собраться с силами. Они кружили вокруг, как четверка голодных волков, атакуя его своими хлыстами. Удары падали на его голову, на обнаженные плечи. Он неуклюже пытался парировать. Металлические наконечники оставляли глубокие порезы. С плеч, груди, спины капала кровь.
Один из ударов пришелся по лицу, наполовину ослепив его.
Он услышал донесшийся издалека золотой голос Шарейн, полный презрения:
- Раб, неужто ты и драться не умеешь?
Выругавшись, он отбросил бесполезный кнут. Ухмыляющееся лицо жреца, ударившего его, находилось совсем близко. Прежде чем он успел поднять хлыст снова, кулак Кентона ударил его прямо в перекошенный рот. Кентон ощутил, как крошатся кости носа, как шатаются зубы. Жрец отлетел назад, покатившись к фальшборту.
Мгновение спустя остальные трое были уже рядом, пытаясь вцепиться в его горло скрюченными пальцами, уронить на землю. Он вырвался. На секунду трое противников отпрянули, а затем снова набросились на него. Один из них был чуть впереди остальных.
Кентон перехватил его руку, вывернул ее и броском через бедро швырнул противника в воздух в направлении двух других, приготовившихся к атаке. Тело рухнуло на палубу, жрец ударился головой. Раздался хруст, будто сломался прут. На какой-то миг он замер, касаясь палубы плечами, скорчив ноги в судороге. А затем обмяк.
- Отличный бросок! - выкрикнул перс.
Длинные пальцы ухватили его за щиколотки, он почувствовал, как теряет равновесие. Падая, он краем глаза увидел лицо первого жреца, которого он сразил, - лицо было сплошным кровавым месивом.
В падении Кентон вытянул руки. В его горло вцепились пальцы. Ужасное решение пришло в голову Кентону - однажды он видел такое в другом неравном бою во Франции. Вытянув два пальца правой руки, он нащупал глазницы противника и безжалостно, неумолимо надавил. Он услышал, как тот взвыл в агонии, его руки оросили кровавые слезы, а пальцы на его горле разжались. Там, где были глаза жреца, сейчас зияли две окровавленные дыры.
Кентон вскочил. Он обрушил пятку на израненное лицо раз, другой, третий - и хватка на его лодыжках разжалась.
Краем глаза он заметил Шарейн, бледную, смотрящую на него широко распахнутыми глазами, и понял, что смех черного жреца прекратился.
На него бросился четвертый аколит, сжимая в руке нож с широким лезвием. Кентон склонил голову и ринулся ему навстречу. Он перехватил руку с ножом, вывернул ее и услышал, как хрустнула кость. Четвертый аколит содрогнулся и упал.
Кентон видел, как Кланет смотрит на него с раскрытым ртом. Он прыгнул, вскинув кулак правой руки, метя ему в челюсть. Но черный жрец выбросил руки вперед, поймал его в прыжке, вздернул над головой и вознамерился обрушить его тело на палубу. Кентон закрыл глаза - значит, это конец.
Он услышал голос перса, в котором звучало нетерпение:
- Хай, Кланет! Хай! Не убивай его! Во имя Владыки Пустой Преисподней - не убивай. Кланет! Оставь ему жизнь, чтобы он мог сражаться снова!
Ему вторил голос Гиги:
- Нет, Кланет! Нет! - Кентон чувствовал, как руки Гиги подхватили его, сжав в захвате. - Нет, Кланет! Он сражался честно и достойно. Для нас он ценное приобретение. Может статься, мы заставим его думать иначе… под надзором. Помни, Кланет, он в состоянии пройти через барьер.
Огромная фигура жреца дрогнула. Он медленно начал опускать Кентона на землю.
- Под надзором? Ха! - Это был рычащий голос надсмотрщика. - Отдай его мне, хозяин, вместо раба, умершего за веслом. Я покажу ему, что такое надзор.
Черный жрец уронил Кентона на палубу и какое-то мгновение просто стоял, возвышаясь над ним. Затем он кивнул, развернулся и удалился в каюту. Кентон, обессиленный, свернулся клубком, обхватив руками колени.
- Отопри цепи мертвого раба и брось его за борт, Захел, - услышал он слова Гиги. - Я присмотрю за этим человеком, пока ты не вернешься.
Кентон слышал, как надсмотрщик уходит. Барабанщик склонился над ним.
- Славная битва, волчонок, - прошептал он. - Славная битва. Теперь в цепи. Подчинись. Тебе представится возможность. Делай, что я говорю, волчонок, а я сделаю, что могу.
И он отодвинулся от Кентона. Тот поднял голову, оглядываясь. Он видел, как барабанщик наклонился, поднял тело жреца со сломанной шеей и одним движением длинной руки бросил его через борт. Наклонившись снова, следом он отправил тело того, чье лицо Кентон растоптал.
Барабанщик остановился перед воющим ослепленным жрецом, который катался по палубе, пытаясь встать. Затем, добродушно улыбаясь, он поднял его за ноги и швырнул за борт.
- О троих можно не беспокоиться, - пробормотал Гиги.
Тело Кентона сотрясала дрожь, зубы стучали друг о друга. Он всхлипнул. Барабанщик посмотрел на него с изумлением.
- Ты хорошо сражался, волчонок, - сказал он. - Почему же ты дрожишь, как побитая собака, у которой отобрали кость?
Он положил руки на окровавленные плечи Кентона. Тот замер от этого прикосновения. Будто из рук Гиги исходила какая-то сила, которой сейчас питалась его душа. Будто он коснулся какого-то древнего источника, сосуда, содержащего безразличие как к жизни, так и к смерти, и это безразличие наполнило его.
- Хорошо, - сказал Гиги, поднимаясь. - А вот и Захел пришел за тобой.
Надсмотрщик стоял рядом с Кентоном. Он коснулся его плеча, указал на короткую лестницу и повел его с палубы в яму.
В сопровождении Захела Кентон спускался в полумрак ямы. Спотыкаясь, он прошел по узкому проходу и остановился возле огромного весла, за которым виднелась голова с золотистыми, светлыми, как у женщины, волосами, склоненная к могучим плечам. Златовласый гребец спал. Его талию опоясывало толстое бронзовое кольцо. К этому кольцу была прикреплена цепь, вторым концом присоединенная к скобе позади скамьи, на которой он сидел. Запястья были прикованы к веслу, на котором покоилась его голова. Слева от спящего находилась еще одна цепь, а с весла свисали другие кандалы.
Захел толкнул Кентона на скамью рядом со спящим гребцом, обхватил его талию бронзовым кольцом, которое замкнул. Кентон не оказывал сопротивления, когда его руки просунули в кандалы, свисающие с весла, и заперли их. И вдруг Кентон почувствовал на себе тепло чужого взгляда. Обернувшись, он увидел лицо Шарейн, глядящей в яму. В ее взгляде была жалость и еще что-то, что заставило его сердце биться чаще.
- Уж не бойся, я за тобой присмотрю, - сказал Захел.
Кентон снова обернулся.
Шарейн уже не было.
Он склонился к веслу, к которому был прикован.
Раб корабля!
ГЛАВА 8
История Сигурда
Кентон проснулся от пронзительного звука свистка. Что-то обожгло плечо, будто раскаленным железом. Он вскинул голову, покоившуюся на руках, и озадаченно уставился на свои скованные запястья. И вновь удар, впивавшийся в плоть, обжег плечо.
- Проснись, раб! - Он услышал знакомый рычащий голос и попытался сбросить со своего разума оцепенение сна. - Встать! Встать у весла!
Затем другой голос, совсем рядом, прошептал хрипло, но дружелюбно:
- Поднимись на ноги, пока его хлыст не разрисовал тебе спину кровавыми рунами.
Шатаясь, Кентон поднялся, непроизвольно положив руки в потертые углубления на поверхности весла, к которому был прикован. Встав, он оглядел спокойный бирюзовый океан, который был словно накрыт куполом серебряного тумана. Напротив него находились четыре человека: двое сидели, двое стояли у опор огромных весел, которые, как и то, за которое он держался, выдавались за борт корабля. За ним простиралась черная палуба…
На Кентона обрушились воспоминания, прогнав остатки сна. Первый голос принадлежал Захелу, а обжигали Кентона удары его бича. Он обернулся. Другие люди, с черной и просто смуглой кожей, сидели и стояли у весел, нагибались и поднимались, заставляя корабль Иштар двигаться по голубой водной глади. А на платформе у подножия мачты стоял Захел, насмешливо ухмыляясь. Снова рванулся вперед хлыст, обжигая Кентона.
- Не оборачиваться! Грести! - проревел Захел.
- Я буду грести, - прошептал второй голос. - Стой и двигайся вместе с веслом, пока твои силы не вернутся.
Кентон обернулся, поглядев на человека со светлыми волосами, длинными, как у женщины. Но лицо его - мужчина поднял голову на мгновение - не казалось женственным. Его глаза были холодными, как лед, и голубыми, как лед, хотя в них и читалась некая суровая доброжелательность. Кожа его была иссечена штормами и закалена бурями. Точно так же и тело его, покрытое мышцами на плечах, спине и руках, бугрящимися, когда он двигал огромное весло, не походило на женское, хотя он ворочал веслом с той же легкостью, с которой женщина орудует шваброй.
Он был северянином с головы до ног; викинг, будто оживший персонаж древней саги и, как и Кентон, раб корабля; великан, спавший у весла, когда на Кентона надели его собственные цепи.
- Сигурд, сын Тригга, - вот мое имя, - пробормотал северянин. - Что за норна неудачи забросила тебя на этот корабль колдунов? Говори тихо, склонись к веслу. У дьявола с бичом острый слух.
Кентон нагибался и выпрямлялся, следуя за веслом. Оцепенение, в которое впал его разум, наконец прошло, едва движения весла разогнали кровь по венам. Человек, сидевший рядом, одобрительно хмыкнул.
- Не слаб ты, - прошептал он. - Весло изматывает, но по нему течет сила моря. Однако пей эту силу медленно. Становись сильнее - медленно. Тогда, быть может, мы с тобой вместе… - Он замолк, покосившись на Кентона. - Судя по твоему виду, ты родом с Эирнна, с Южных островов. Не держу я на них зла. Они всегда встречали нас меч к мечу и грудь к груди. Многими ударами осыпали мы друг друга, и валькирии над полем битвы никогда не возвращались в Вальгаллу с пустыми руками, когда мы встречались с людьми с Эирнна. Храбрые мужи, сильные, что умирали с боевым кличем, целуя лезвие меча и наконечник копья нежно, будто невесту. Из них ли ты?
Мысли Кентона быстро заметались в голове. Он должен был найти верный ответ, чтобы принять предлагаемую дружбу, не слишком правдивый, но и не расплывчатый, чтобы не вызвать подозрений.
- Кентон - вот мое имя, - ответил он тихо. - Мои предки были с Эирнна. Они хорошо знали и викингов, и их корабли - и они не завещали мне вражды с ними. Я буду другом тебе, Сигурд, сын Тригга, ибо никому из нас не ведомо, как долго доведется мне трудиться бок о бок с тобою. И поскольку тебе и мне вместе… - Он многозначительно умолк, как и викинг. Северянин кивнул и вновь окинул его своим внимательным взглядом.
- Как досталась тебе такая участь? - прошептал он. - С тех пор как меня взяли на борт этого корабля на острове чародеев, мы не входили в бухту. И тебя не было здесь, когда меня приковали к веслу.
- Сигурд, клянусь тебе именем Óдина Всеотца, я не знаю! - Рука северянина дрогнула при упоминании его бога. - Незримая рука схватила меня на моей земле и бросила сюда. Тот сын Хель, что правит черной палубой, предлагал мне свободу в обмен на позор. Я не согласился. Я сразился с этими людьми. Троих я поверг. И потом они приковали меня к этому веслу.
- Ты поверг троих! - Викинг взглянул на Кентона горящими глазами, обнажив зубы в хищной улыбке. - Ты поверг троих! Skoal! Товарищ! Skoal! - вскричал он.
Что-то подобное летающему змею, шипя, пронеслось мимо Кентона, обрушившись на спину северянина. На месте укуса осталась кровь. За первым ударом последовали еще и еще.
Свисту бича вторил рык Захела:
- Пес! Свинья! Ты обезумел? Мне спустить с тебя шкуру?
Тело Сигурда, сына Тригга, содрогалось под ударами бича. Он смотрел на Кентона, и на губах его была кровавая пена. И Кентон понял, что это не от боли - но от стыда и от ярости, что эта ярость сжимает его сердце, грозя разорвать его.
И Кентон, нагнувшись, подставил свою обнаженную спину под плеть, закрывая плечи викинга, принимая предназначенный ему удар.
- Ха! - вскричал Захел. - Ты тоже хочешь, да? Жаждешь поцелуев моего бича? Что ж - получи свою порцию!
Бич безжалостно свистел и жалил, свистел и жалил. Кентон стоически переносил его укусы, не сдвинувшись с места, закрывая собой северянина, изгоняя боль от каждого удара мыслями о том, что он сделает, когда придет время расплаты…
Когда он овладеет этим кораблем!
- Остановись! - Сквозь застилавшую глаза боль Кентон разглядел барабанщика, перегнувшегося через край ямы. - Хочешь убить этого раба, Захел? Во имя Нергала, если ты это сделаешь, я попрошу Кланета приковать тебя к этому веслу в качестве дара мне!
После чего удрученный Захел сказал:
- Греби, раб!
Тихо, едва не теряя сознание, Кентон перегнулся через весло. Северянин взял его за руку, крепко сжав ее своей железной хваткой.
- Сигурд, сын Тригга, - имя мое. Внук ярла. Капитан драккаров! - Его голос был низок, но в нем слышались отзвуки стальных клинков; он говорил с закрытыми глазами, словно стоял у алтаря. - Кровные узы братства отныне меж нами, Кентон из Эирнна. Кровные братья мы с тобой. Алыми рунами, что были написаны на твоей спине, когда ты подставил ее под удар бича, предназначавшийся мне, клянусь: я стану твоим щитом, как ты был моим. Наши мечи будут как один меч. Твой друг станет моим другом, и твой враг - моим врагом. И я отдам свою жизнь за твою, если возникнет нужда! В том клянусь Одином Всеотцом и всеми асами я, Сигурд, сын Тригга! И если нарушу я эту клятву, то лежать мне под ядом змей Хель, пока Иггдрасиль, Древо Жизни, не увянет и не разразится Рагнарек, Ночь Богов!
На сердце у Кентона потеплело, и оно забилось чаще. Хватка северянина стала сильнее. Затем он убрал руку и снова припал к веслу. Больше он ничего не сказал, но Кентон знал, что эта клятва нерушима.
Щелкнул бич надсмотрщика, просвистел свисток. Четверо гребцов впереди подняли весло, убирая его. Подобным же образом поступил и викинг.
- Сядь, - сказал он. - Теперь они помоют нас и покормят.
На Кентона обрушился поток воды, а затем еще один. Соленая вода заставила раны гореть огнем, слезы выступили в глазах.
- Тише! - предостерег Сигурд. - Скоро боль пройдет.
Затем поток воды обрушился и на него. Мимо прошли двое мужчин с коричневой кожей и иссеченными шрамами спинами. В каждой руке они держали ведра, из которых окатывали людей на веслах. Они повернулись и пошли назад по узкому проходу между скамьями.
Их тела были могучими. Лицами они напоминали людей, живших во времена Древней Ассирии, с полными губами и крючковатыми носами. Но в этих лицах словно не было разума. Глаза были неподвижны, пусты.
Двое мужчин вернулись с ведрами, из которых они окатили палубу ямы, смывая с нее грязь. А после этого два других раба поставили на скамью между Кентоном и северянином грубую тарелку и чашку. На тарелке лежала дюжина лепешек и груда хлебцев, напоминавших хлеб из кассавы, который в тропиках выпекают на солнце. Чашка была наполнена темной густой жидкостью красного цвета.
Он попробовал лепешки. Они оказались волокнистыми, с любопытным мясным привкусом. Хлебцы на вкус напоминали то же, что и на вид, - хлеб из кассавы. Жидкость была острой и наваристой. В пище и питье заключалась сила. Северянин улыбнулся Кентону.