Виталий, давно уже ожививший бортовую аппаратуру и маневровые двигатели, спокойно и тщательно, как на тестах в училище, отстыковал захваты, убедился, что подающие тяги тоже отстыкованы, а затем плавненько, без фанатизма и лихачества, взлетел, развернулся, протянул глайдер чуть вперёд и аккуратненько сел на заштрихованный овал у самого края выделенного пятисотке стояночного места.
Минут через пять появился Терентьев с дипломатом и небольшой сумочкой. Дипломат он сразу же запер в правобортный сейф, а сумочку примостил в контейнер за сиденьем.
– Ну чё, полетели, – сказал он, пристёгиваясь.
Виталий не без внутреннего трепета запросил диспетчерскую; ответила почему-то давешняя неприветливая тётенька, хотя полётами и местами на стоянках обычно распоряжаются разные люди.
– Борт "Кайман", прошу добро на старт субъединицы, двухместный глайдер. Цель – космодром Семёновского полка на Лорее.
Голос Виталия готов был задрожать; не потому, что Виталий боялся ошибиться или сделать что-нибудь не так – он прекрасно знал, что делать, и был совершенно уверен в себе. Просто Виталий понимал: это его дебют, его первый вылет на собственной машине. Первый вылет на первое задание. Он запомнит эти минуты на всю оставшуюся жизнь и если у него когда-нибудь будут дети и внуки – непременно расскажет им об этих минутах.
Добро на взлёт дали сразу же, выделили исходящий коридор и на этом формальности закончились.
Виталий поднял машину над стоянкой.
– Ух ты, гляди, кто марширует! – ухмыльнулся Терентьев, глядя в лобовой плекс.
Виталий тоже поглядел. С высоты было прекрасно видно, как от здания гражданского космопорта к стоящему на взлётном поле военному "Бизону" тянется колонна фигурок во флотской форме, в основном – в парадной. Фигурок было больше, чем купленных Семёновским полком новобранцев, но, надо думать, на Лорею направлялись не только вчерашние курсанты, другие семёновцы тоже. Где-то там, среди этих фигурок, Рихард фон Платен и Джаспер Тревис, несостоявшиеся соэкипажники по "Гиацинту". И ещё восемь бывших курсантов-однокашников, ныне – гвардии лейтенантов Семёновского полка. И ещё – плотный строй в серо-стальных комбинезонах, надо понимать – новобранцы рядового состава.
"Ирония судьбы, – подумал Виталий, возвращаясь к управлению. – Я, шуруп, окажусь в Семёновском полку раньше, чем все они, истинные гвардейцы. Не врал Терентьев…"
Глайдер вошёл в объем стартового коридора и Виталий, как предписывали правила, переключился на автопилот. Всё, можно расслабиться и отдыхать – если, конечно, перелёт будет проходить штатно. Основная программа введена, резервная программа введена, маршрут рассчитан и выверен.
– Па-а-ехали! – пробормотал Виталий, когда глайдер врубил ускорение.
Космодром провалился назад и вниз.
В полёте Виталий старательно боролся с искушением подремать, но боязнь нештатной ситуации, когда лучше отрубить автопилот и взять управление на себя, неизменно побеждала. Вероятность этого была очень мала, но от нуля всё-таки отлична, а Виталий за годы учёбы успел крепко впитать нехитрую пилотскую истину: всё, что теоретически может произойти, рано или поздно произойдёт. И вполне возможно, именно с тобой.
Но этот полёт прошёл как по маслу, ни единого программного сбоя, образцовый вход в атмосферу и сброс скорости, образцовый выход к финишному космодрому и не менее образцовый заход на необязательную для глайдеров такого типа глиссаду.
Правда, одна неожиданность всё же случилась, но её обеспечил Терентьев.
Когда Виталий начал уже подумывать о связи с космодромным диспетчером, мастер неожиданно встрепенулся и потянулся к пульту.
– Я не вмешиваюсь, – пояснил он. – Я ленюсь. В том смысле, что проще показать, чем объяснять. Ага?
Виталий вопросительно уставился на него, поскольку сначала не понял о чём речь.
– Запоминай, как мы общаемся с диспетчерами…
Терентьев включил громкую и спокойно заговорил:
– Борт "Кайман", субъединица, диспетчеру Семёновского космодрома. Сажусь по выделенке в прим-сектор.
И демонстративно отключил микрофон.
– "Кайман", что за дела? – немедленно возмутился диспетчер. – Может, вам ещё ковёр постелить? Рулите в общую зону, не баре!
Отвечать Терентьев не стал. Зато соизволил объясниться с Виталием:
– Ты можешь задать резонный вопрос, стажёр, зачем мы привлекаем к себе внимание, если стремимся выглядеть серыми мышками? Отвечаю: ни одна падла не должна приближаться к нашему глайдеру, пока мы занимаемся делами. А это возможно, только если глайдер находится в прим-секторе: там специальная охрана, без допуска вообще не прорвёшься, а места бронируются заранее, с миллионом согласований. Но места заранее мы никогда не бронируем, чтобы ни одна падла, если она всё-таки захочет забраться к нам в глайдер и там пошарить, не успела навести мостики и всё согласовать, потому что при должном усердии и достаточном времени возможно организовать пропуска даже в прим-сектор. На усердие мы повлиять никак не можем. А на время можем, что сейчас, собственно и происходит. Понятно?
– Понятно, – кивнул Виталий. – Но тогда у нас не получится быть серыми мышками. Любой прибывший подобным образом поневоле привлечёт внимание…
– А у нас с тобой на лбу написано, что именно мы прибыли подобным образом? – с привычной иронией переспросил Терентьев. – В полку будет известно, что некий корабль сел в закрытом секторе. И всё. Как это связать с нами? Скорее уж подумают на адмиралитет или каких-нибудь шишек из гражданских, а их, кстати, в полку всегда в достатке. Ну и плюс сейчас догребёт "Бизон" с космодрома, на котором уйма нового народу. Я тебя уверяю, какие-то там два шурупа-интенданта в глазах аборигенов меньше всего будут ассоциироваться с глайдером из прим-сектора.
– Разрешение на парковочку у нас, конечно же, есть? – не сомневаясь в положительном ответе уточнил Виталий.
– Конечно же, есть, – подтвердил Терентьев. – Одно у меня, второе у тебя. Это наши пропуска, стажёр. С ними тебя пропустят хоть в кабинет президента, хоть в служебную зону термоядерки, хоть в женскую баню.
– ёлки-палки, – Виталий нахохлился. – Как-то я не привык быть равным богам.
– Богам мы не равны, увы, – вздохнул Терентьев, кажется, немало удручённый этим обстоятельством.
– "Кайман", вашу мать, вы что оглохли? Посадку в прим-секторе запрещаю! – заорал диспетчер, видимо только сейчас убедившись, что шурупский глайдер не собирается менять курс и коридор.
Виталий вопросительно уставился на мастера. Было даже интересно, как Терентьев диспетчера осадит.
Терентьев сумел удивить: он вообще не стал разговаривать с диспетчером. Только проворчал под нос:
– Всегда одно и то же… Полгода не прошло, как я точно так же тут садился, – уже забыли.
Микрофон он включить не подумал, так что единственным хоть сколько-нибудь заинтересованным слушателем воплей диспетчера оставался Виталий.
– "Кайман"! Ты у меня под трибунал пойдёшь сразу после посадки! Ну-ка, представился, живо! Фамилия, звание, должность?
Виталий покосился на мастера – тот выглядел так, будто вот-вот мерзко захихикает.
Но всё-таки не захихикал, сдержался. А секундой позже Виталий внезапно понял: Терентьев просто мелко мстит за их теперь общую второсортность в глазах флотских. За вечного "шурупа" в обращении к себе. Как может – без вреда общему делу, но мстит.
И, в общем-то, он в своём праве.
Диспетчер ещё долго разорялся, сулил кары небесные, даже матюкнулся пару раз, что в эфире категорически не поощрялось, но "Кайман" остался нем, как рыба. Глайдер просто шёл на посадку, и помешать ему не могло ничто: местные истребители просто не успевали взлететь, даже если кто-нибудь и осмелился бы отдать им команду проучить молчаливых нахалов.
Но комитет по встрече диспетчер всё-таки организовал. Когда глайдер аккуратно коснулся покрытия в самом центре одного из стояночных пятачков, к нему спешили пятеро пехотинцев в полной боевой и роняющий на бегу кепку офицер, возможно даже тот самый диспетчер, но, скорее всего, не он, а дежурный по космодрому или кто-то из его подручных.
Виталий погасил системы и разблокировал двери.
– Вещички с собой, в ближайшие сутки мы сюда вернёмся вряд ли. Морду кирпичом, на вопросы не отвечаешь, просто стоишь у меня за плечом, – командовал Терентьев, вынимая из сейфа свой кейс-дипломат и выуживая из-за сидения сумочку. – Всё, пошли.
Виталий, исполненный любопытства и воодушевления, вышел из глайдера, подождал, пока выберется и захлопнет дверцу Терентьев, кликнул дистанционкой, спрятал её в карман и приготовился наблюдать.
Семёновцы набегали слева, точно на Виталия, а Терентьев пока обходил глайдер.
– Ну, шурупы, ну мать вашу, – заорал метров с двадцати офицер, кажется лейтенант. – Оружие на землю, руки на глайдер! Вы арестованы! Где пилот?
Виталий, как учили, спокойно стоял, ничего не предпринимая. Просто смотрел как офицер и пехотинцы приближаются.
Тут из-за носового обтекателя появился Терентьев. Сумка его висела на плече, в левой руке мастер нёс дипломат, надо сказать придававший немало солидности, а в правой держал прямоугольник пропуска. Держал на уровне лица, штампом вперёд.
– Интендантская служба генштаба, – холодно произнёс он, останавливаясь рядом с Виталием. – Уймись, лейтенант. Ты думаешь, мы полезли бы в прим-сектор, не имея на это права? Иди, читай.
Пехотинцы наконец добежали и взяли прибывших в полукольцо, а заодно и под прицел плазменных ружей.
Лейтенант-семёновец орать перестал, отпустил, наконец, козырёк кепки, которая на ветру сваливалась с головы, протиснулся между пехотинцами и подошёл к Терентьеву.
Хмуро изучив надписи на пропуске и штамп "Везде", он тронул бусину переговорника у уха:
– "Фагот"! – позвал он кого-то. Видимо, этот самый "Фагот" ответил, но Виталий с мастером этого, естественно, не услышали. – Есть у них пропуск, есть… Везде. Придём – проверишь, как я тебе тут проверю? Есть под конвоем.
Он убрал руку от уха и то ли с досадой и поэтому часто умолкая, то ли просто ещё не отдышавшись от забега, сказал Терентьеву:
– У меня… приказ… отконвоировать вас… к дежурному… для проверки… документов.
Значит лейтенантик этот не дежурный по космодрому, а, наверное, из охраны. И, похоже, сомневается – подчинятся ли ему нагрянувшие шурупы.
– Веди, лейтенант, – милостиво позволил Терентьев.
Тот, явно чего-то ожидая, мялся. Потом переспросил:
– Так, а пилот-то ваш где? Велено всех привести.
– Он пилот, – Терентьев кивнул на Виталия и добавил: – И скажи своим: пускай соблюдают дистанцию в пять метров и держатся подальше от этого чемоданчика.
Лейтенант тупо заморгал, словно был не в силах представить пилота в шурупской форме. Потом встрепенулся, глянул направо-налево, на своих лбов, коротко осведомился:
– Поняли, бойцы? Табарез впереди, Женгини слева, Куковлев справа, остальные замыкают!
Один из пехотинцев, надо понимать – Табарез, сделал "налево-кругом" и зашагал к ближайшему зданию. Терентьев коротко обернулся и неуловимым движением головы приказал Виталию следовать за собой, после чего направился за Табарезом. Виталий пристроился рядом с мастером, чуть левее и на полшага отстав.
Левее, поскольку дипломат Терентьев держал в левой руке и получалось, что с этой стороны Виталий мастера и дипломат дополнительно как бы прикрывал. Решение это было инстинктивным, но, без сомнений, верным.
Лейтенант пристроился было ещё левее, но Терентьев, не поворачивая головы, произнёс:
– Пять метров, лейтенант! Тебя это тоже касается.
Офицер-семёновец засопел, но подчинился – в свою очередь приотстал.
Так они и промаршировали через прим-сектор лётного поля, то ли под конвоем, то ли с почётным караулом.
Дежурный по космодрому, лысоватый рослый майор, едва взглянув на Терентьева, в сердцах сплюнул на пол:
– Тьфу ты, дьявол! Снова ты?
Терентьев холодно улыбался, по-прежнему сжимая левой рукой ручку дипломата, а правой держа на виду пропуск.
– Когда ж я привыкну, а? – жалобно протянул майор и откинулся на спинку кресла.
Пульт перед ним цвел огоньками и объёмными сигналами.
– Деркач, убирай гвардию, этим и правда всё можно, – пробурчал майор.
Лейтенант с облегчением повернулся к пехотинцам:
– Табарез! Свободны, дуйте в дежурку. Брони не снимать!
– Есть! – басом отозвался смуглый усач Табарез и, солидно погромыхивая сочленениями, направился к выходу из диспетчерской.
– Кого вызывать на этот раз? – покорно осведомился майор. – Опять командира полка?
– Нет, начальника разведки, – сказал Терентьев. – И не надо вызывать, пусть лучше нас к нему проводят. Вот он, к примеру.
– Слышал? – обратился майор к лейтенанту. – Сопроводишь в штаб, сдашь на руки дежурному. И без фокусов мне!
– Есть, – лейтенант растерянно козырнул и с опаской поглядел на Терентьева: – Может, "бобик" вызвать? Топать-то неблизко.
– Хорошая идея, – согласился Терентьев.
Лейтенант отошёл к боковому столу с похожим пультом, только меньше размерами, и сдёрнул одну из трубок.
– Штаб? "Бобик" на космодром, живо! Куда-куда, к дежурке!
И уже гостям:
– Пойдёмте, сейчас примчится…
"Бобик", то бишь транспортная платформа на колёсном ходу, действительно примчался через несколько минут. Терентьев и Виталий забрались на задние места, лейтенант – к водителю под бочок.
Через десять минут лейтенант уже стучался в кабинет начальника разведки Семёновского полка, судя по табличке на дверях – полковника Жернакова.
– Разрешите, господин полковник? Тут к вам…
Начальник разведки оторвался от планшета, вопросительно уставившись на посетителей.
Терентьев не замедлил продемонстрировать ему пропуск и печать, после чего выразительно зыркнул на лейтенанта.
– Деркач, свободен, – велел Жернаков, и лейтенант тут же испарился за дверь, не забыв плотно прикрыть её за собой.
– Эр-восемьдесят, – произнёс Терентьев и качнул головой в сторону Виталия. – Это мой стажёр.
– А, – на лице полковника прорезалось понимание. – Быстро вы, не ожидал.
– А чего тянуть? – пожал плечами Терентьев.
– Присаживайтесь, – скупым жестом Жернаков указал на стулья, стоящие вдоль "ноги" Т-образного стола, а сам, наоборот, встал и протянул руку Терентьеву, потом и Виталию.
Поручкались и сели.
– Что вас интересует в первую очередь? – поинтересовался полковник. – Осмотр мест крушения?
– А там есть что осматривать? – не очень уверенно протянул Терентьев.
– Представьте себе – есть. Не всё взорвалось, кое-что просто упало.
Мастер сразу оживился:
– Тогда, конечно, осмотреть, и как можно скорее. Вы сами уже летали?
– Дважды, но я приказал никого близко не подпускать и ничего там без нужды не лапать, потому что ждал вас. Ну и официальную комиссию тоже ждал, куда ж без неё. Угадал, стало быть. Выставили секреты на всякий случай, даже вокруг воронок, где фрагменты взорвались.
– Разумно, – одобрил Терентьев.
– Теоретически через четыре часа полетит очередная смена. Или хотите немедленно?
Терентьев коротко поразмыслил.
– Пожалуй, лучше немедленно. А то сейчас борт от струнника сядет – начнётся кутерьма. Отпускники, новобранцы… Сами понимаете.
– Там не только выпускники. Там и лётная комиссия Генштаба, мне уже доложили. Они тоже захотят осмотреть, к бабке не ходи.
– Тем более нам следует поспешить.
Полковник согласно покивал.
– Добро, я вас понял. Поднимаю разведку по тревоге, вылет ориентировочно через двадцать минут.
Терентьев удовлетворённо кивнул.
– Обед, может быть? – предложил семёновец напоследок.
– Да лучше сухпаем. Вы ж секреты чем-то кормите?
– Разумеется. И не сухпаем – нормальную горячую пищу им возим, из столовой.
– Значит, и нас так же.
– У меня подождёте?
– Мы лучше на воздухе. Я перед штабом курилку видел. Вот там и посидим. Так, стажёр?
Виталий подобрался и чётко, как на экзамене, кивнул, чуть кепка не слетела. Нутром, печёнкой почувствовал – голос подавать не следует.
– Пра-а-авильно! – со значением произнёс Терентьев и козырнул полковнику:
– Благодарю, господин полковник!
Часовой у знамени полка, точно напротив выхода из штаба, покосился на шурупов с лёгкой брезгливостью.
Ещё в дверях штаба Виталий отметил: курилка не пуста, там кто-то сидит. И не просто "кто-то" – пилоты. Комбинезоны, во всяком случае, флотские, лётные. Даже боевые шлемы тут же, рядом, на лавочках.
Пилотов было трое, один постарше, майор лет сорока, и двое капитанов слегка за тридцать.
– О! – сказал один из капитанов, весело глядя на вошедших в курилку "интендантов". – Союзники! Вы не в финчасть прибыли?
– А похоже? – спросил Терентьев, усаживаясь.
– Мы тут зарплату ждём-не дождёмся. А у вас, вон, и чемоданчик, и грозный пистолэт в кобуре…
Пилот так и сказал – "пистолэт", глумился, видимо, пусть и не особенно злобно, скорее добродушно.
– На весь полк зарплата в чемоданчик не влезет, – сказал Терентьев и напоказ зевнул. – Даже если безналом.
– Эх, – вздохнул говорливый капитан сокрушённо. – Кто только ни шастает по полку, одного только начфина не видать!
– Шура, – басом попросил майор. – Не стрекочи.
– А что, "Бизон" разве уже сел? – недоверчиво спросил второй капитан.
– Не знаю, – отозвался Терентьев равнодушно. – Скорее всего, нет.
– А вы чем тогда прилетели?
– Утренней тучкой, – ухмыльнулся Терентьев.
Капитаны очень похоже набычились, но майор упреждающе проворчал:
– Отставить…
Тут, видимо, у пилотов сработали персональные вызовы, оба замерли, выслушивая приказ, и синхронно встали. Майор поглядел на них вопросительно.
– Разведка по тревоге, – пояснил говорливый, косясь на "союзников". – Пошли, Толя…
– Ни пуха, – вздохнул майор.
– К чёрту, – хором ответили капитаны, подхватывая шлемы и вставая.
Терентьев тоже встал.
Майор, прищурившись, глядел на него.
– Ваш вылет? – глухо спросил он.
– Думаю, да, – честно ответил Терентьев.
– На "Гиацинт" глядеть?
– На фиалки, – усмехнулся Терентьев. И Виталию: – Потопали, стажёр.
Виталий вскочил.
– И вам ни пуха, союзнички, – вторично вздохнул майор, ничуть не обидевшись.
– К чёрту, – серьёзно отозвался Терентьев.
Виталий тоже произнёс это "к чёрту", но еле-еле слышно, шёпотом.
К штабу подкатил давешний "бобик".
– Садитесь, – кивнул шофёр, тот самый, который вёз их в сопровождении лейтенанта Деркача из диспетчерской.
Терентьева дважды упрашивать было не нужно, а уж Виталия – тем паче. Мигом забрались на платформу, и шофёр погнал вслед за бегущими в сторону лётного поля пилотами. Едва платформа поравнялась с ними, пилоты по очереди запрыгнули, прямо на ходу. Виталий предупредительно подвинулся, чтобы говорливому Шуре было куда сесть, но тот остался стоять, ухватившись за дугу, на которую в непогоду натягивают тент.
Шофёр гнал платформу на лётное поле, только не в закрытый прим-сектор, а в общую стартовую зону, откуда обыкновенно взлетали полковые корабли семёновцев.