Человек со шрамами пришел в себя и осмотрел проулок. Плитка здесь не была магнитной, Мéарана переключилась на воздушную подушку, и от машины, кружась, разлетался мусор. Банки дребезжали, бумага шелестела. Узкая улочка не освещалась, а тот свет, что проникал с улицы Гейвей, едва разгонял подступавшие тени. Справа у каждой двери вдоль задних стен магазинов выстроились мусорные баки. Слева жилые дома скрывались за каменной стеной. Император с умом выбрал место для похищения. За исключением "Сада", остальные заведения были закрыты на ночь. Без разрешения войти в "Сад" его свите придется обходить весь квартал, чтобы добраться до проулка, а к тому времени фливвер скроется.
- Ты и впрямь собираешься сделать это? - спросил Донован.
- Конечно да, - ответила Мéарана. - Это единственный способ покинуть планету.
Поняв, что вопрос предназначался не ей, она бросила на старика испытующий взгляд:
- Тебе не нужно этого делать, ты ведь знаешь.
- За меня не волнуйся, - сказал Фудир. - Я пообещал Зорбе, что присмотрю за тобой.
- Я не беззащитна. Мать научила меня паре трюков.
- На самом деле он сказал, что выследит и убьет меня, если с тобой что-то случится.
Мéарана рассмеялась.
- Дядя Зорба - большой шутник.
Фудир не ответил. Зорба не шутил. Терранин поднял крыло фливвера и вышел в проулок. Воздушной подушки как раз хватало, чтобы держать шасси над плиткой.
- Переключи турбины в режим парения.
Он встал у служебной двери "Сада семи услад", приготовившись затащить императора в ожидающую машину.
"Как думаешь, где они?" - спросил Ищейка.
- Заткнись, - ответил Донован.
Он услышал отдаленный рев труб на дворцовых стенах, и громкоговорители разнесли по городу Глас блеска, объявлявший о наступлении Часа Домашнего Веселья. Хорошо подобранное время, подумал Фудир. Большинство жителей Йенлýши сидят по домам с включенными визорами и смотрят любимые вечерние передачи.
Вскоре до него донесся вой фливверов, влетающих на парковку ресторана с гейвейской стороны здания, за которым последовало шипение и лязг поднявшихся и опустившихся дверей.
- Приготовься, - сказал он Мéаране.
Он услышал стук, быстрые приближающиеся шаги, а затем служебная дверь распахнулась настежь и в проулок выскочил Джимми Барселона. Фудир перевернул мусорный бак, чтобы задержать возможную погоню, взял императора под руку и быстро повел к машине.
И тут из окружающих теней возникли люди в черной одежде и прицелились в них из парализаторов.
"Да, - сказал Ищейка, - именно там я и ожидал их увидеть".
Фудир огляделся в поисках пути для отхода, разрываемый между желанием Внутреннего Ребенка бежать и порывом Силача сражаться. Донован, в которого не раз стреляли за время службы, поднял руки человека со шрамами. Шелковистый Голос зарыдал от неудачи. Терзаемый полудюжиной разных побуждений, человек со шрамами остался неподвижен.
Арфистка продолжала сидеть во фливвере, сжимая штурвал. Она чувствовала одновременно ярость и облегчение. Ее руки слабо дернулись, и рев турбины чуть усилился. Донован, знавший возможности человека и машины, счел поступок отчаянным, но с крошечным шансом на успех. Сбежать, бросив союзников. Он так бы и поступил. Но вой фливвера стих. Мéарана обернулась к Фудиру, и человек со шрамами прочел на ее лице страх.
К обоим концам переулка подлетели фливверы и остановились. Вышел Морган Чен-ли, за которым следовал Белый Жезл, несущий желтую мантию.
- Ах, ваше величество, - произнес гранд-секретарь, - сей червь униженно просит прощения за вмешательство в вашу хитроумную вечернюю забаву, но Ежемесячная Заря ждет августейшее величество на плацу.
Он вытянул ногу и, взмахнув рукой, с поклоном пригласил Восстанавливающиеся Службы во фливвер.
Джимми Барселона поник и посмотрел на Донована и Мéарану.
- Что я говорил? Это Чертополохово Пристанище. Все планы терпят крах.
Двое из Теней провели Восстанавливающиеся Службы к фливверу, у которого ждал Белый Жезл.
Арфистка встала рядом с Фудиром.
- С тобой все в порядке? - шепотом спросила она.
Он не знал, что ответить. Он замер, когда требовались быстрые и решительные действия. И в следующий раз они могут не спастись из-за того, что на него нельзя положиться в трудную минуту. Сумма его частей была меньше того целого, каким он был когда-то. Вместо него ответил Донован.
- Не беспокойся, - сказал он. - Тихо, к нам идет Звонкий.
Гранд-секретарь кивнул и взмахнул рукой.
- Не следовало потворствовать ему, - сказал он на галактическом. - В нем слишком сильно нуждаются здесь.
- Он угрожал взять меня в плен, если я этого не сделаю, - ответила арфистка.
Взмах унизанной драгоценностями руки.
- Это противоречит договору "О дружбе и общих целях". Все четырнадцать государств подписали договор с Лигой. Думаете, мы хотим, чтобы сюда заявились Гончие и разнесли тюрьму, чтобы освободить вас?
Донован не знал, пошла бы Свора на подобный шаг, - по крайней мере, точно не ради него. Хотя ради дочери бан Бриджит - вполне.
- Вы шпионите за собственным императором? - спросил он.
Звонкий казался искренне удивленным.
- Само собой! Вам известно о Тенях? Провинциальные следящие комитеты дублируют провинциальные административные комитеты. Инь, ян. Каждый чиновник, каждый префект, каждый конный полицейский имеет свою Тень. Тени доносят о благочестии и гармонии имперскому цензору.
- Да, это я знаю.
- Итак. Кому нужна гармония больше, чем императору? Все равновесие зависит от него. Я говорю "равновесие", но ни одно слово на галактическом не может передать весь его смысл.
- Понимаю.
- Нет, - резко сказал Звонкий, - не понимаете. Только ’полохи понимают. Наша звезда - центральная звезда в целой Вселенной. Одинаковое расстояние во всех направлениях. Это тяжкое бремя - держать всю Вселенную на плечах. Ни у одного человека нет таких сил. Многие сгибаются, иногда ломаются. Как сегодня. Ни одному человеку не управиться со всем. Но Утренняя Роса, все Чертополохово Пристанище объединено этой целью. Все делят общее бремя, все помогают императору. Как сегодня.
У него за спиной Белый Жезл набросил желтую мантию на плечи императора и с уважительным кивком посадил его в ждущую машину.
- Уходите, - сказал Звонкий, - и не возвращайтесь в Йенлýши.
Мéарана поклонилась, следом за ней Донован. Выпрямившись, она увидела августейшее величество в желтых одеяниях и затравленный взгляд Джимми Барселоны, который просто хотел строить мосты.
ОН ЭСТИР
Маршрутный лайнер "Шрини Сиддики", идущий от Мегранома до Арфалуна, по всем статьям превосходит "Вьющуюся зарю", но ни арфистка, ни человек со шрамами не могут этого оценить. Донован не желает, чтобы путешествие попало в записи Своры, поэтому они заплатили наличными за места в четвертом классе, а оттуда все лайнеры выглядят одинаково.
- Хоть бы раз, - говорит Мéарана, впихивая чемодан в шкафчик, которыми их обеспечили на борту, - попутешествовать с комфортом.
- Ты многое упустишь, - подмечает Фудир, - побывав среди обычных людей и не выжав из этого максимум.
Арфистка захлопывает шкафчик с чуть большей силой, чем требуется.
- Но общая спальня…
- Считай это возможностью обрести новых друзей. По крайней мере, тебе не придется ни с кем делить кровать. Как-то раз, путешествуя с Салдмапудры до Нигглеворса, я снимал койку на бродячем грузолете и…
- Даже слышать не хочу.
Общая спальня представляет собой большую открытую площадку. Вдоль стен стоят трехъярусные кровати, а гравитация снижена до половины стандартной, чтобы облегчить жизнь неудачливым путешественникам с верхних коек. В центре расположены столики, игровые столы - разнообразные средства скоротать время. Когда арфистка и человек со шрамами входят, зал уже полон. Мужчины и женщины занимают места и столики, дети со смехом носятся по отсеку, арфистка едва успевает уклоняться от их стремительных движений.
Пару человек замечают ее и зовут к себе. Дети радостно хлопают в ладоши. Семьи эмигрантов улыбаются. А те, кого ведут к фронтиру призраки прошлого, отрываются от раздумий и задаются вопросом, может ли она оказаться тем бальзамом, который так нужен их сердцам. Есть что-то в том, как она ведет себя, как держит футляр с арфой, обещая необычные мелодии. Трубадурам всегда рады. Враги отставят распри, уберут прижатые к горлу ножи и соберутся, словно братья, у их ног.
Рой мужчин, женщин и детей из спален четвертого класса "Шрини Сиддики" - сброд со всего Спирального Рукава: шарпи с обвисшими складками на лице, мертвецки бледные приземистые югуртане с широкими приплюснутыми носами, чернокожие блондины с Алабастера, младшие сыны верховнотарской знати, закутанные в бахромчатые одеяния и перебирающие молитвенные четки иеговяне, скучающие юноши, с презрением отринувшие манерность Старых Планет, ‘линиане, не пожелавшие сложить головы в Залах Покаяния. Они пришли с Абалона и Мегранома, с Рамажа и Валентности, с Малой Ганзы и Гладиолы, с Нового Эрена и Боярышниковой Розы. Их больше, чем коек в спальне, ведь за небольшую плату койки можно делить и спать поочередно. И все они направляются к Арфалуну, "Вратам в Лафронтеру".
Спальня сама поделилась на секции для одиноких мужчин, женщин и семей. Арфистка и человек со шрамами заняли койки в соответствующих секциях и встречаются за общим столиком. Арфистка открывает футляр, инструмент удобно ложится в ладони, и она настраивает его. Скоро, думает Донован, он потеряет ее в собирающейся толпе.
"Это способ скоротать время", - произносит Шелковистый Голос.
"Он зол не поэтому", - возражает другой.
Донован хмурится, ожидая, когда Фудир скажет свое неизменно ценное мнение, которое не стоит и полдуката. Но аферист молчит, чем еще сильнее раздражает Донована.
- Думаю, гянтрэй, - говорит арфистка, проводит ногтями по струнам и подтягивает некоторые. - Музыка должна отражать надежду в их сердцах.
- Это называется попустительством, - отвечает Донован. - Думаю, ты должна сыграть голтрэй. Антидот может требоваться им больше, чем яд.
Она смотрит на него, потом на пассажиров.
- Надежда - это яд?
- Все, кто умер от разочарования, вкусили сначала надежду.
- Отчаявшиеся не ведают разочарования. Здесь я тебе уступлю. Если только, несмотря ни на что, все не обернется к лучшему. Полагаю, это тоже будет своего рода разочарованием.
- Чего никогда не случается. Я о том, что все обернется к лучшему. Взгляни на них. Они думают, будто улицы Лафронтеры вымощены платиной. Но все совсем не так. Они вымощены кровью и слезами.
- Правда? А я полагала, асфальтом или магпластиком.
- Насмешка не очень подходит твоему милому личику. Позднейшие поколения назовут их героями - но из четвертого класса они редко кажутся таковыми. Горящий мост пылает куда ярче на расстоянии, чем в глазах тех, кто его пересекает. Некоторые из твоих слушателей - бродяги. Их надежды тщетны. Каждый уверен, что его неудачи - следствие обстоятельств, а не сущности характера и что если он переберется на новое место, то сможет начать все сначала.
- Кое-кто так и поступает.
- Нет, нет, нет. Это огромное заблуждение, ты разве не понимаешь? Все уже началось. Это началось со шлепка повитухи, если не раньше. После этого уже нельзя начать сначала.
Пальцы Мéараны танцуют над струнами, срывая лепестки музыки.
- Что насчет той семьи? Молодой мужчина и женщина, трое детей. Они выглядят довольными и упитанными. Судя по одежде, с Мафеканая. Они не бродяги, которые бегут от неудач в старых мирах. Они - переселенцы, что стремятся обрести счастье в новых. Фронтир голоден, и они надеются достичь успеха в Лафронтере.
- Если фронтир голоден, - отвечает человек со шрамами, - он поглотит и их, и все их чаяния. Если они ищут там счастье, это означает лишь то, что они не нашли его на Мафеканае, поэтому все равно потерпели неудачу, пусть несколько иного рода, чем бродяги. Если человек способный, он сможет сколотить состояние где угодно. Ему не нужно бросаться в опасности странного необжитого мира. Каждый третий переселенец сломается и вернется домой.
- Значит, двое из трех выстоят и обретут дом. Как насчет тех, кто просто желает идти за созвездиями? Для них даже Лафронтера может оказаться слишком прирученной, слишком оседлой. Они отправляются в Глушь - возможно, к самой Окраине.
- Тем они глупее. Что может предложить новое небо, чего не могло дать старое? Новые созвездия означают непознанных богов, что неизменно предполагает неопределенность. В Глуши существуют человеческие миры, где еще не открыли межзвездных перелетов, а кое-где едва научились строить шалаши и мастерить каменные ножи. Там человек может стать богом или святым. Либо еще хуже.
Пальцы Мéараны наигрывают залихватскую, воинственную мелодию.
- В конце концов, не важно, вело их прошлое или манило будущее. Бродяга, переселенец или просто искатель приключений… важно движение. Каким бы был Спиральный Рукав, если бы люди так и не покинули Терру?
Человек со шрамами хмыкает:
- Менее шумным, полагаю.
- Вот как, значит, ты расцениваешь наш поиск?
- Твой поиск. Нет. Я помню, что ты сказала Зорбе: "Когда есть только надежда, этого достаточно". Из всех добродетелей она - самая лживая.
Арфистка смеется, но в смехе чувствуется грусть.
- Я понимаю, что могу и не отыскать ее. Если с ней что-то случилось… я не могу… не должна… - Она прерывается, чтобы отдышаться. - Но я должна узнать, что случилось. Ты понимаешь? Мать исчезла в пустоте, и я не знаю, где и почему.
Человек со шрамами не отвечает.
Девушка уходит и играет веселые песни для всей палубы, несмотря на боль в сердце или, может, благодаря ей. Какой-то мужчина достает скрипку и, положив ее на сгиб локтя, начинает подыгрывать. Еще одна женщина находит тамбурин, другая - гитару. Музыка помогает им достичь взаимопонимания. Парни и девушки танцуют, то приближаясь, то отдаляясь, грохоча ботинками по полу в такт мелодии, и пол превращается в барабан.
Как, удивляется человек со шрамами, арфистка в такой печали может играть с таким задором? Желал бы и он так уметь.
V
АРФАЛУН, ИЛИ НЕУДАЧА
Арфалун - мир, в который стекаются потоки людей со всего Спирального Рукава. Это старейшая из заселенных планет на границе Лафронтеры, и среди переселенцев, бродяг, искателей приключений и младших сыновей, спускающихся или улетающих, затерялись местные, величающие себя потомками изначального населения. Временами этот народ отмечает странные праздники и проводит удивительные фестивали. Каждые триста сорок метрических дней, независимо от сезона, они украшают волосы трехлистным клевером и всем скопом идут на бесплодные равнины Джаза, где по одним им известным причинам пьют зеленое пиво и бросают камни в песчаниковый столп.
Во времена Великой Диаспоры люди расселялись повсюду, но немногих забросило настолько далеко, как ’лунов. После Воссоединения, когда исследователи с Куддалора и Нового Шандонга открыли и поделили Арфалун, они обнаружили на планете лишь захолустные деревеньки, рыночные городки и хрупкие остатки древних машин. Полупустой мир заполнили другие народы, в конечном итоге превысив число местных жителей и даже старую куддл-донгскую аристократию. Все это не осталось не замеченным ‘лунами, которые называли новоприбывших "кофферами" и "гуллами" и испытывали к ним стойкую неприязнь, иногда вскипавшую в открытых мятежах. Но кофферы их даже не замечали, ведь жизнь на Арфалуне и в лучшие времена была неспокойной.
Арфалун был не единственным миром, считавшим себя "вратами в Лафронтеру". Сигги О’Хара заявлял о том же, как и Танцующая Дама и еще парочка других. Фронтир - огромное звездное пространство, и туда вело немало дорог. Но Арфалун находился в конце легендарного Шелкового пути, и если не все путешественники тянулись к нему, то значительное их число. На парковочных орбитах теснились корабли, а в точках либрации громадные суда ждали переселенцев. Каждый крупный корабль транслировал маркеры своих ботов: "Мир Тен-Бек, идите к этому маяку!"; "Поселенческая компания Слуфута! Скорое отбытие! Последнее объявление"; "Мир Ставронофски, терраформирование окончено на 90 %! Есть свободные места! Подавайте заявки сейчас!"
Возможностей хоть отбавляй. Большой зал на станции "Приток народа" усеивали кабинки, взятые в аренду различными компаниями, каждая под собственной вывеской, к ним и хлынуло большинство пассажиров четвертого класса "Сиддики". Зачем проходить таможню Арфалуна, если тебе лететь дальше?
"Парящий купол" скрывал под собою бары и рестораны, жонглеров и магов, площадки для симулированных, интерактивных, записанных и живых представлений. Тут и там кто-то популярный или печально известный собирал вокруг себя последователей и почитателей.
Над головой тянулись знаменитые арфалунские фрески, написанные пятьдесят лет назад Хендриком Паком Гбонжу. Они изображали сцены великих миграций из мифического прошлого. Крепкие мужчины и храбрые женщины двигались на запад в запряженных волами фургонах переселенцев, казаки брели на восток по с’бирским снегам, семьи жунгво ехали в скрипящих двухколесных телегах по коридору Гансу, магрибцы расселялись в зловонных пригородах Юрупы. На берегах Великой рыбной реки идущие на север четырехтреккеры встречались с пастухами манту, идущими на юг. Изображены здесь были и легендарные личности: Яцинта Росарио осматривала ржавые пески Марса, Янь Хуан-Ди простирал длань над поросшими лишайником равнинами Дао Хетта, Хеттиван Махадеван, уперев руки в бока, взирал на обрушившиеся руины первого найденного города предтеч на Новом Бомбее.
Маловероятные события, думала арфистка, стоя в очереди к таможне. Воображение Гбонжу боролось с реальной историей и уложило ее на обе лопатки. Многие герои тогда попросту не знали, что они герои, и им редко представлялся случай принять драматическую позу. Росарио была мифом, книжным персонажем; то же, по всей видимости, касалось Яня. И хотя Махадеван являлся исторической личностью, историю, похоже, изменили до полной неузнаваемости.
Посадочные ворота в город Пришдад заполонили люди: приятели-пассажиры со "Шрини Сиддики", путешественники, переселенцы, которым требовалось убить время до отправления ковчега, работники таможни и миграционной службы, возвращавшиеся домой со смены. Арфистка и человек со шрамами вклинились в эту толпу, поскольку бан Бриджит связывалась со Сворой именно из Пришдада.
Неподалеку стояли мужчина с вытянутым лицом и женщина с губами, напряженными, как струны арфы. Рядом с ними топтались двое детей в неброской одежонке и с ужасно торжественными лицами. До слуха Мéараны донеслись обрывки приглушенного разговора:
- Я же говорила, что мы опоздаем! Говорила ведь!
- Они сказали, что придержат наши места. Откуда я знал, что они их отдадут?
- Ты мог привезти нас вовремя. Что нам теперь делать?
- Будет еще один рейс. Они обещали.