17:15 UTC
Перебирая руками, я подтянулся ближе, чтобы посмотреть на царапины – и обнаружил кое-что еще. На темном "загаре" платформы, словно новые заплатки на старой одежде, россыпью сияли новые детали. Болтики, крепления, пластины корпуса, антенна маркера, новые поручни.
– Здесь много новых деталей, – сказал я, щелкая встроенной в шлем камерой.
– Что в этом странного?
– Их слишком много.
Я открыл в "Панораме" присланные Лерой логи. Делая пассы, просмотрел наудачу несколько файлов – длинные, скучные логи на миллионы строк с датами, служебными сообщениями, видами работ. Собрав все в один большой файл, я в три шага просеял его – только неисправности, затем только замены деталей, затем мелкие поломки, пропажи, недостачи, сбои в работе по причине неисправности железа. Получившееся отсортировал по дате и запихнул в скрипт визуализации. График получился даже слишком наглядный.
Несколько месяцев назад станцию поразила эпидемия пропаж мелких деталей. Детали пропадали так часто, что Паутина отдала часть линии по литью в вакууме для производства метизов – гаек, крепежа, болтов. Пропадали не только они: пластины теплообменников, антенны, конвейерные штанги – список был длинным.
– Неудивительно, что Паутина "расхворалась", – подумал я вслух. – Очень сложно работать, когда тебя растаскивают по кусочкам.
– О чем это ты?
– Думаю вслух. Хочешь интересных картинок?
– Непристойных? – весело спросила Лера.
– Мммм. Не совсем так, – сказал я, отправляя ей график.
– Опа, – по-мальчишечьи удивилась Лера. – Внезапно. А исходники?
– Это из тех логов.
Защелкали клавиши – Лера проверяла мои цифры. Я живо представил, как она висит в своем офисе со "скорлупками" на глазах, бегая пальцами по антикварной механической клавиатуре. Одно из больших окон бюро выходило в оранжерею, а в офисе пахло карамелью и свежезаваренным кофе. Все баловали Леру, стараясь привезти что-нибудь снизу.
В пространстве Лера оказалась четыре года назад. Ее привезли в медицинскую миссию Виноградника с неизлечимой на Земле болезнью опорно-двигательного аппарата. Через три месяца внизу разразился кризис, и на орбиту перестали доставлять грузы – начался Голодный год.
Медики и невесомость поставили Леру на ноги. Ей понравилось в пространстве, а возвращаться было некуда – кризис забрал всех, кого она знала внизу, и лишил ее дома.
– Твое мнение? – спросил я, нарушив затянувшуюся паузу.
– Или Алекс занялся контрабандой мелких метизов и прочих скобяных изделий, или…
– Или?
– Здесь моя мысль останавливается.
– Однако, факт. Плюс три исчезнувших манипулятора.
– Факт, – согласилась Лера. – Что могло случиться со всем этим добром в вакууме? Ты же не думаешь, что кто-то возник из глубин космоса и отгрыз кусок Паутины?
– Ты о чем вообще?
– Космические пираты там или злобные пришельцы, – Лера вложила в эти слова максимум иронии. – Мы все знаем, что их тут полно. Но интересуют их не метизы, а ценные грузы, урановые стержни…
– …женщины, – подсказал я.
– Грррр! В общем, ты не находишь, что воровать метизы как-то мелко?
– Я бы даже сказал, "мещански". Кстати, Паутина вполне могла сделать это и сама.
– Сошедший с ума "великий ум"? – зловеще прошептала Лера.
– Не обязательно. Какой-нибудь сбой в управлении дронами. Программный баг.
– И маленький, беззащитный дрон переходит в режим задумчивого коллекционирования гаек и шплинтов?
– Или, например, начинает переставлять их с места на место. Я на такое насмотрелся.
"Панорама" отрапортовала о том, что инжектор "Диогена" разогрет. Я подтвердил запуск двигателей. "Диоген" полыхнул дюзами и медленно уплыл из виду.
– Не сходится, – сказала Лера после минутного размышления. – Если бы это был один дрон…
– …то график бы не рос так стремительно. И остались бы следы в логах. Хотя дрон мог быть и не один.
– Может, все-таки "великий ум" свихнулся? – предположила Лера. – И поправил логи задним числом?
– Ты заметила, что эпидемия началась незадолго до того, как у Алекса пропали спутники?
Мне почему-то представился Хэл с шуруповертом наперевес, вершащий мелкий саботаж под покровом ночи пространства.
– Угу, – сказала Лера. – Это настораживает.
– Слушай, а мы можем посмотреть такое у других заводов?
Я представил, как она пожимает плечами и рефлекторно поправляет микрофон гарнитуры.
– Так они тебе и открыли свои логи. Коммерческая тайна, бла-бла-бла.
– А по косвенным признакам? Предположим, наши таинственные любители мелких металлоизделий посетили и их тоже, тогда…
Меня прервал внешний вызов. Увидев идентификатор, я напрягся, предчувствуя неприятности. Это был Степан Павлович – он же Дядя Степа, он же – старший инженер Бублика. Дядя Степа был в мрачном настроении.
– Мы платим тебе недостаточно?!
– В смысле?
– В смысле – завтра запуск сборки Бублика. С чего ты начал подрабатывать на стороне, тем более у наземников?
– Это простая консультация. Алекс попросил…
– Попросил! – взорвался Дядя Степа. – Мне сейчас звонили юристы Хэла. Этот стервятник из "Тхонсина" облизывается на Виноградник уже полгода, желая урвать какой-нибудь кусок. Помнишь Зеркало?
Зеркало, останки которого ныне покоились в L-3, начали строить еще двадцать лет назад, но не достроили из-за урезания бюджета. Два года назад Виноградник взялся за достройку. И Зеркало разбилось.
– Этот человек заработал на нашем провале кучу денег, – продолжил Дядя Степа. – Теперь мы затеваем постройку, в которой ни ему, ни какому другому наземнику не светит ни крошки.
Мне вспомнилась реплика Алекса про планы Хэла на реактор из L-5.
– И что? – продолжал Дядя Степа. – Мой главный технарь, человек, которого я…
– Ты считаешь, я могу тебя подвести? – спросил я.
– Я считаю, что этот человек найдет любую лазейку – и не тебе тягаться с его сворой юристов. Сейчас "Тхонсин" и "Тяжпром" разрабатывают новую коммуникационную сеть – взамен разрушенной во время кризиса.
– Знаю – "Решето". Они уже год как его пилят.
– Это очень большие деньги. И они не хотят делиться с Виноградником – поэтому будут нам пакостить.
После кризиса транснациональные корпорации рассматривали космические проекты как возможность освоения бюджетов и не желали делиться ими с кем-нибудь еще. Тем более с независимым поселением вроде Виноградника.
– Что я должен делать? Разорвать контракт? – напрямик спросил я.
Дядя Степа только досадливо крякнул и отключился без дальнейших комментариев.
"Диоген" отрапортовал о том, что достиг точки парковки и погасил скорость. Я отдал команду погасить двигатель.
Цепляясь попеременно за платформу и сетку вокруг нее, я полез дальше. Мне хотелось еще посмотреть на свежие детали. Лера молчала. Настроение было паршивым. Дядя Степа был прав – пытаясь помочь Алексу, я сунулся в потенциальный капкан.
"Бип!" – внезапно подал голос датчик радиоактивности.
– Ого, – сказал я, поворачивая на источник излучения. – Лера, на Паутине есть что-нибудь с атомной начинкой?
"Бип-бип!"
– Ты имеешь в виду реактор?
"Бип-бип-бип!"
– Нет, тут, на конвейере.
"Бип-бип-бип-бип!"
– Нет… Насколько я знаю, нет… Я посмотрю. Не поджарься там.
Радиоактивность быстро росла. Ориентируясь по усиливающемуся писку радиометра, я осторожно выглянул за следующий радиатор.
– Ух ты.
– Что? – спросила Лера.
В волейбольной сетке, закрывавшей баллистический конвейер, запутался дрон. Точнее, то, что от него осталось после столкновения с палетой баллистического конвейера.
– Тут мертвый дрон.
– Мертвый?
То, что он мертвый, было понятно при первом взгляде – корпус был сплющен и порван вдоль швов. Рядом плавала заготовка в палете – ей тоже досталось.
– Почему станция не сообщила о потере дрона? – спросила Лера. – Как он умудрился попасть под руку?
В дроны была прошита последовательность операций, и отдельная программа следила за тем, чтобы они не попадали в подобные переделки.
– Все просто, – тихо сказал я, хорошо рассмотрев мертвеца. – Это не дрон Паутины.
– Что?!
– Это чужак.
Радиометр тревожно пищал. Дрон был с автономным реактором, и столкновение вызвало утечку. Я не стал приближаться – только переключил камеру на дальнобойный объектив. Дрон-чужак висел в сетке, растопырив клешни. Он был крупнее пауков и явно рассчитан на автономные полеты. Чужак выглядел винегретом из разнокалиберных деталей, судя по швам, соединенным автоматизированной сваркой. Рядом с дроном плавал какой-то комок – присмотревшись, я опознал в нем мелкую сеть.
– "Тятя, тятя, наши сети притащили мертвеца", – сказала Лера, получив фотографии. – Откуда эта жуть взялась на нашу голову?
– Из ночных кошмаров фаната паропанка? – предположил я.
– Я бы не удивилась. Чистый Франкенштейн.
Я осторожно отодвигался, пока радиометр не замолчал.
– Отправь сюда Лиса с саркофагом и "мортусами", – мы так в шутку называли дронов для дистанционных манипуляций с "горячими" материалами. – Пусть отбуксируют чужака к лабораториям. Займемся им позже.
– Это наш расхититель метизов?
– Не знаю.
– Если это он воровал запчасти – зачем они ему могли понадобиться?
– Им.
– Им?
– Кто-то же его сделал, – сказал я. – Этот чужак не появился тут сам по себе. Где-то его собрали. Возможно, что не его одного. Скорее всего, он – часть роя таких же, как он, чужаков.
– Что-то типа дронов Паутины? – продолжила мою мысль Лера.
– Да.
Вызвав на "Панораме" карту, я отловил на ней метку "Диогена" и отдал автопилоту скафандра приказ следовать к суденышку. Переключив режим, я открыл в "Панораме" фотографии. Нашел ту, на которой был модуль связи чужака, увеличил, вырезал кусок и отправил его Лере.
– Мне нужны данные про этот трансивер.
– Это у него модуль связи такой?
– Да. Сможешь найти?
– Уже нашла. Лови.
Пришедший файл был старой pdf-кой – как бы не фотокопия бумажного варианта. Я открыл его и бегло пролистал до спецификаций.
– Еще вот что. Мне нужны данные по радиодиапазону за год или за два. Вот на эту полосу частот, – я продиктовал ей данные по спецификации. – У кого-то они должны быть.
– А номера счетов картеля Вонг на орбитальной бирже?
– Это важно. Схема довольно старая. Сомневаюсь, что сейчас в этом диапазоне остались какие-то рабочие передатчики, так что…
– Хочешь узнать – с кем он связывался?
– Именно. Такие обычно работают в "муравьином режиме". Если так – они должны обмениваться данными, – я помолчал, потом добавил: – Может быть, в этот самый момент они собираются растащить на части еще какой-нибудь объект.
– Или уже растаскивают, – мрачно заметила Лера. – Я попробую найти данные, но это займет время.
Гало-орбита точки L-1
Ремонтный буксир "Диоген"
17:40 UTC
Забравшись в шлюз "Диогена", я проверил скафандр радиометром и, убедившись, что ничего горячего с собой не прихватил, избавился от него.
– Лис отозвался. Говорит, он сможет только завтра. Его "мортусы" кому-то понадобились.
– Хорошо. Дрон вполне можно оставить на месте до завтра. Если Хэл не пожелает платить – пусть решает эту проблему сам.
– Кстати, ты просил посмотреть что-нибудь по Хэлу.
– И?
– В открытом доступе только скучнейшая биография. Сорок пять лет. Начал свое дело в двадцать шесть. Через три года бизнес пошел в гору. В тридцать один обратил свой взор на космос. Через пять лет стал одним из крупных совладельцев "Тхонсина" – но без доступа в директорат. Области интереса – энергетика и телекоммуникации. Два года назад он сорвал совершенно фантастический куш. Когда разбилось Зеркало, он перехватил у Виноградника очень большой энергоконтракт.
Я понял, что все еще в термокомбинезоне. Поймав скафандр, притаившийся рядом с вентиляционным отверстием, я повесил его в шкаф на просушку. Состыковав технологические порты скафандра со шкафом, я расстегнул термокомбинезон.
Включив гигиенический блок, я выдавил воду из системы подачи и начал растирать ее по телу. "Диоген" был обставлен спартански – душевой модуль тут не был предусмотрен, но в невесомости можно было обойтись и без душа. Вода была прохладной – я специально выставил температуру на минимум. Влага распределялась тонкой пленкой по коже. Нужно было только следить, чтобы отдельные капли не отправились в путешествие по кабине.
Чужака собрали под какую-то конкретную задачу. Под какую? Автономный полет, движок, манипуляторы… Сеть. Он был непохож на сборочных дронов Паутины, на монтажные дроны, на спасательные дроны, но было в нем что-то знакомое. Он был заточен под поиск и буксировку. Ловец и транспортировщик. Ловец – кого? Или чего?
Вытираясь, я сделал неловкое движение – но успел поймать каплю воды в воздухе, пока она не приземлилась где-нибудь еще. Рассеянно посмотрел на мокрую руку. Капли. Метеориты… Ловец метеоритов? Нет. Но что-то близкое.
– Ты еще тут? – спросила Лера.
– Да. Как дела с радиочастотами?
Она вздохнула.
– Так сложно?
– Пришлось поднять старые связи.
– И?
– Мне пообещали данные из обсерватории в L-3 и "Всевидящего ока" в L-2. Но у них нет свежих данных. В диспетчерской Виноградника вроде должны быть свежие – я даже пыталась очаровать диспетчеров, но мои усилия пропали втуне – никто не отвечает на запросы. Пришлось оставить сообщение.
– Когда я улетал с Виноградника, там была огромная толпа и несколько лоцманских ботов стояли под парами. У них сейчас должно быть горячее время – из-за Посылки и из-за Бублика.
– Я вот что хотел спросить, – я наконец поймал мысль. – Кто у нас занимается метеоритами в околоземном пространстве?
– Вот прямо метеоритами? Здесь, в околоземном?
– Не знаю. А что-нибудь близкое? Проблемы безопасности полетов какие-нибудь?
– У НАСА, до того как их распродали, вроде бы был отдел. Сейчас… поищу. Вот. Обсерватория по безопасности полетов. Расформирована десять лет назад. Когда "Тхонсин" скупал госагентства, к нему перешли активы НАСА. Полное название – "Департамент по космическому мусору".
– Конечно! – я хлопнул себя по лбу, упустив полотенце.
– Что?
– Я пытался сообразить – под какую задачу собран чужак?
– И?
– Под сбор космического мусора!
– Под сбор… чего?
– Космического мусора, – терпеливо пояснил я. – Обломки космических аппаратов после аварий, станции с орбит захоронения и так далее.
– А, ну да. Все то безобразие, что творилось до Генеральной уборки. Сколько лет назад? Хочешь сказать, что он такой… Такой франкенштейновый…
– Потому что использует найденное в пространстве – те части, которые исправны. А те, что неисправны, идут в движок как рабочее тело. Или в вакуумное литье для новых деталей.
– А метизы он ворует потому, что…
– Потому, что у него старые базы данных. Он просто не отличает мусор от не-мусора.
– А откуда он берет ядерные материалы для реактора?
– Хороший вопрос. Ты помнишь, какая именно часть Зеркала пропала?
– Да. РИТЭГи для автономных станций, реакторный блок, часть отражатель…
– Вот именно. Теперь Алекс. У него пропали спутники, так?
– Да. Со стандартными ядерными… – Лера ахнула.
– Вот именно. Стандартными – и ядерными. Подозреваю, что это только часть общей картины. Я не удивлюсь, если мы в ближайшее время узнаем, что эпидемия пропаж случилась не только на Паутине. С точки зрения чужака тут просто кладезь железа, пластика, микросхем… ядерных материалов.
– Кстати, у нас над Виноградником висит реактор для Бублика, – сообщила Лера. – И собственно реактор Виноградника тоже, как ты выразился, – кладезь. И в L-5 у "Тхонсина" есть лакомый кусочек. Да и у Паутины свой реактор.
– Такие системы должны уметь сортировать мусор, – сказал я. – Но что-то мне подсказывает, что дело не в этом.
Мы оба замолчали. Что-то мазнуло по лицу. Я забыл про полотенце, и оно летало по кабине.
– Слушай, можешь еще покопать тему Генеральной уборки? Я не застал Уборку – я тогда был на Церере, но у этого мусорного департамента должны были быть большие проекты.
– Гм. Вся информация ушла в частную собственность "Тхонсина" – угадай, в чей отдел? Боюсь, что…
– Просто просмотри новости времен Уборки. Там должен быть какой-то глобальный проект.
– Сейчас…
Поймав полотенце, я прицепил его на место рядом с решеткой вентиляции.
Лера снова заклацала клавишами. Было слышно, как она бормочет отправляемые запросы и даты – она всегда так делала, когда волновалась.
– Вот, есть. Orbital Debris Automatic Cleaner – Автоматический сборщик орбитального мусора. "…амбициозный проект НАСА", – процитировала Лера. – "Станция, построенная по принципам гибкого автоматизированного производства, но предназначенная для сбора мусора"… "Увеличение парка дронов за счет изготовления их из мусора"… – Она сделала паузу, пробегая текст до следующего абзаца. – "Утилизирует ядерные материалы из вышедших из строя и отработанных атомных систем".
– "Зеленые" были счастливы.
– Многообещающий проект, – хмыкнула Лера. – Только ее зачем-то отправили на высокие орбиты.
– Это орбиты захоронения. Геостационарные орбиты к тому времени уже хорошо почистили, а вот повыше еще было где разгуляться.
– Разгуляться им не дали, увы. Как раз об этом читаю. Когда Мусорщик прибыл на высокую орбиту захоронения, НАСА подкосило кризисом и проекту срезали финансирование. Станцию деактивировали, она превратилась в тот мусор, который должна была убирать, – мрачно сказала Лера. – Почему она включилась?
– Думаю, что они ее и не выключали. Тихий бунт, – сказал я после паузы. – Обидно, когда твое детище отключают потому, что подразделению урезали бюджет.
– Могу их понять. И все это время она работала – там, на орбите захоронения? Собирала мусор и отстраивала себя?
– Представь себе.
Мы замолчали. Где-то в шкафу у меня за спиной тихо сипела система просушки скафандра. Неслышно гудел вентилятор.
– Пришли данные от "Всевидящего ока" в L-2, – сказала Лера. – По радиодиапазонам. Мне их покрутить самой или слить тебе?
– Давай их сюда.
В присланных Лерой файлах были данные за три года. Столбики цифр: дата, время, нижняя и верхняя частоты диапазона, среднее число замеров и мощности в децибелах на каждом из "кусочков" частотного диапазона. То, что нужно.
Я собрал файлы в один и скормил их однострочнику, нарисовав гибрид тепловой карты и водопадной диаграммы. В получившемся графике ось времени шла сверху вниз, ось частот – слева направо, мощность сигнала отображалась как яркость – от серого до ярко-желтого.
Разговоры и вещание с fm-модуляцией выглядели как сплошные желтые полосы. Служебная связь искрилась ярким пунктиром цифровых пакетов. Вихрем точек проскакивала телеметрия со спутников и станций. Пакеты спутникового Интернета, частоты от систем управления, черные провалы в "слепой зоне" сканера, цифровое радио и тв, переговоры любителей… Как интересно… Сюда даже дальняя связь добивает, оказывается.