Походы Чингисхана всегда осуществлялись продуманно, и о любых приказах или изменениях в планах сообщалось быстро, но без суеты. В монгольской армии господствовала строгая иерархия, основывающаяся на десятичном принципе. Поэтому цепь соединений в ней была упрощенной, и у каждого офицера в подчинении находилось не больше десяти воинов. Командиры соединений снабжались высочайшими полномочиями, благодаря чему у войска возрастала гибкость и способность быстро реагировать на действия противника. К тому же великий монгол позаботился о том, чтобы во всех подразделениях, вплоть до последнего взвода, служили воины разных народностей, из разных кланов и племен. Таким образом армия могла быть верной лишь ему одному. По мнению Коли, это был довольно продвинутый способ структурировать армию: неудивительно, что этим кочевникам не раз удавалось разбить разношерстные армии средневековой Европы. Но такая система сильно зависела от подготовленности и надежности командного состава. Офицерские кадры беспощадно закалялись в жестоких тренировках и проверялись такими испытаниями, как императорская охота, и сражениями, разумеется.
По прошествии нескольких дней, все еще находясь глубоко в сердце Монголии, армия пересекала травянистую равнину, направляясь в Каракорум. Когда-то этот город был центром власти уйгуров, поэтому Чингисхан сделал его постоянной столицей своей империи. Но даже издалека Коле было видно, что стены города разрушены. Внутри виднелось несколько покинутых храмов, тогда как остальная часть города была поглощена вездесущей травой.
Вместе со своими крепкими телохранителями Чингисхан и Угэдэй осторожно объехали город. Для императора прошло всего лишь несколько лет с того дня, когда он провозгласил город центром своей власти, и вот теперь тот лежал перед ним в руинах. Коля наблюдал, как монгол вернулся в свою юрту мрачнее тучи, словно гневался на самих богов, которые посмеялись над его устремлениями.
В следующие дни монголы шли по долине реки Орхон, которая представляла собой огромную равнину, окруженную по бокам скалами, которая упиралась на востоке в голубые горы. Коля равнодушно подумал, что она была почти такой же, как и марсианские долины. Земля под копытами лошадей была серой и растрескавшейся, а сама река казалась ослабевшей. Иногда им приходилось переходить вброд речные притоки и русла. Ночью они разбивали лагерь на островах, состоящих из одной лишь грязи, и разводили огромные, ароматные костры из мертвых ив.
Когда они переправились через последнюю реку, местность начала подниматься. Сейбл сказала, что они покидают территорию Ара-Хангайского аймака Монголии двадцать первого века и переходят через Хангайский горный массив. За спиной у Коли оставалась земля, устланная мозаикой из лесов и долин, а впереди перед ним раскрывался еще более незамысловатый пейзаж из желтых лугов.
На широкой вершине массива было множество гребней и складок, усеянных разбитыми булыжниками, словно в том месте пересекалось много швов времени. Но тут перед ними предстала пирамида из камней, которой чудом удалось уцелеть во временных потрясениях. Проходя мимо, каждый монгольский воин добавлял к ней булыжник или камень. Коле было очевидно, что к тому времени, когда последние из них доберутся до нее, каменная пирамида успеет стать гигантским могильным курганом.
Наконец они спустились в степи. Хангайские горы скрылись за горизонтом, и теперь вокруг не было ничего, кроме плоской земли. Они двигались по равнине, на которой не было ни единого деревца, а высокая трава, словно вода, волнами расступалась под копытами их лошадей. Коля почувствовал огромное облегчение, когда мир вокруг него открылся и необъятные просторы Средней Азии наконец сделали маленьким даже Чингисхана и его амбиции.
Но им не встречались люди. На этой огромной территории иногда можно было увидеть круглые тени юрт - останки костров и призраки селений, которые сложили имущество на повозки и отправились на другое пастбище. В степи исчезало время: люди веками жили здесь без перемен, и эти потухшие костры могли развести гунны, монголы или даже монгольские коммунисты. И те, кто оставил после себя эти тени, могли пересечь равнину и попасть в совершенно иное время. Коля вдруг подумал, что, может быть, когда последние осколки цивилизации превратятся в прах, когда Земля будет навеки забыта и останется один лишь Мир, все они превратятся в кочевников, угодивших в эту великую западню человеческой судьбы.
Но людей не было. Время от времени Чингисхан высылал вперед поисковые отряды, но те возвращались ни с чем.
Но однажды монголы неожиданно обнаружили затерявшийся в самом сердце степи храм.
Вперед выслали лазутчиков. Йэ-лю отправил Колю и Сейбл вместе с ними, предположив, что их знания могут пригодиться.
Храм был небольшим квадратным сооружением с высокими воротами, украшенными витиеватым резным узором, с дверными кольцами в виде львиных морд. Вход в него с обеих сторон окружали покрытые лаком колонны, а верхние балки были увенчаны золотыми черепами. Коля, Сейбл и несколько монголов осторожно вошли вовнутрь. На низком столе среди остатков еды лежали рукописи в свитках. Стены были деревянными, в воздухе сильно пахло ладаном, отчего возникало всепоглощающее чувство отрешенности от мира.
- Думаешь, буддисты? - спросил Коля и вдруг заметил, что задал вопрос шепотом.
Сейбл не чувствовала никакой надобности говорить тихо.
- Да. И, по крайней мере, некоторые из них все еще здесь. Нельзя сказать, из какого времени это место. Как и на кочевников, время на буддистов не распространяется.
- Не совсем, - мрачно сказал Коля. - Советская власть пыталась очистить Монголию от храмов. Это место построили во времена, предшествующие двадцатому веку…
Тут из темноты задней части храма послышалось шарканье и им навстречу вышли два человека. Воины выхватили свои кинжалы, но были остановлены резким словом советника Йэ-лю.
Сначала Коле показалось, что это дети, ведь незнакомцы были одинакового роста и телосложения. Но когда они вышли на свет, то он увидел, что один из них был действительно ребенком, тогда как второй - стариком. Пожилой монах, по-видимому лама, был одет в красные атласные одежды и тапочки, а с шеи у него свисали янтарные четки. Он был ужасно худым: его запястья торчали из рукавов, как птичьи лапки. Ребенок оказался мальчиком, которому не могло быть больше десяти лет. Он был такого же роста, как и старик, и почти таким же худым. На нем было что-то похожее на красное одеяние старика, но на ногах - кеды, заметив которые Коля вздрогнул. Одной своей костлявой рукой лама держался за мальчика.
Лама улыбнулся им почти беззубой улыбкой и заговорил трескучим голосом. Монголы пытались ответить, но было очевидно, что и они его не понимали.
- Взгляни на ноги мальчика, - сказал Коля Сейбл шепотом. - Может быть, это место и не такое уж старое, как мы думали.
- Это обувь у него не старая, - проворчала в ответ Сейбл. - Все равно это ничего не доказывает. Если здесь остались только эти двое, то парнишка, должно быть, рыскал по округе в поисках еды и…
- Лама так стар, - прошептал Коля.
Так оно и было. Кожа старика на вид была тонкой, словно бумага, по прошествии лет покрылась пятнами и спадала с костей ровными складками, а глаза были такими светлыми, что казались почти прозрачными. Складывалось впечатление, будто бы он прожил гораздо больше, чем ему было отведено, и теперь вот-вот испарится.
- Ты прав, - согласилась Сейбл. - Девяносто, если не больше. Но… присмотрись к этим двоим. Откинь разницу в возрасте и обрати внимание на их глаза, строение тела, подбородок…
Желая, чтобы свет был ярче, Коля стал всматриваться в лица монахов. Форму черепа мальчика скрывала копна черных волос, но черты его лица, его светло-голубые глаза…
- Они похожи друг на друга.
- Верно, Коля, - сказала Сейбл. - Когда ты попадаешь в такие места, как это, то это на всю жизнь. Ты становишься здесь служкой, когда тебе восемь или девять лет, остаешься здесь, поешь гимны и молишься, и ты все равно здесь, когда тебе девяносто, если, конечно, столько проживешь.
- Сейбл, неужели…
- Эти двое - один и тот же человек: ошибка во времени привела к тому, что он, будучи молоденьким служкой, встретил самого себя, но уже пожилого ламу. И парнишка теперь знает, что когда состарится, то однажды повстречает молодого себя, идущего по степи. - Она улыбнулась. - А их это не очень тревожит, ведь так? Может быть, буддистам не нужно глубоко влезать в свою философию, чтобы найти объяснение тому, что произошло. Просто замкнулся круг, вот и все…
Тем временем монголы в поисках поживы перевернули все в храме вверх дном, но ничего не нашли, кроме скудной пищи и бесполезных для них предметов богослужения: молитвенная мельница, священные письмена… Кочевники собирались уже предать монахов смерти. При этом на лицах солдат отсутствовали какие-либо эмоции, ведь убийство было их ремеслом, а значит - обыденным явлением в жизни. Коля набрался храбрости и обратился к советнику Йэ-лю, чтобы не допустить этого.
Они оставили храм в его удивительном сне, и армия двинулась дальше.
27. Люди моря
После трех недель путешествия вдоль побережья Персидского залива Евмен сообщил гостям из будущего, что лазутчики обнаружили поселение, в котором остались люди.
Ведомые любопытством и соскучившиеся по твердой земле, Байсеза, Абдикадир, Джош, Редди и небольшой отряд британцев во главе с капралом Бэтсоном присоединились к передовой группе македонцев, шедшей впереди длиннющего каравана, в который превратилась армия Александра. Все они предусмотрительно захватили с собой огнестрельное оружие. Кейси остался на корабле, потому что его нога еще не полностью восстановилась, и бедолага с завистью наблюдал, как его товарищи высаживаются на берег.
До поселения пришлось добираться день, и путь к нему выдался весьма изнурительным. Первым начал жаловаться Редди, но вскоре им всем пришлось нелегко. Пока их путь лежал недалеко от берега, земля под ними была просоленной и каменистой, напрочь лишенной растительности. Стоило им только отклониться от побережья, как песчаные дюны преграждали дорогу. Подниматься и спускаться по ним было бы трудно, даже если бы дождя не было. В любой момент могли начаться паводки, потому что вода неслась неудержимыми потоками. Когда же дождь прекращался, в воздух поднимались полчища мух.
Постоянную угрозу представляли змеи. Никому из представителей девятнадцатого и двадцать первого веков не удавалось определить вид рептилий, которые им встречались. Но это было и неудивительно, ведь они могли попасть сюда из самой глубины тех двух миллионов лет, или даже больше, которые составляли Мир.
Порой Байсеза сердито смотрела на серебряные сферы, которые неподвижно парили над самыми труднодоступными участками ландшафта и наблюдали за ее жалкими усилиями, когда она проходила мимо них.
Под конец дня отряд достиг цели. Вместе с македонскими воинами Байсеза и остальные вскарабкались на крутой гребень, чтобы оглядеться. Недалеко от побережья расположилось бедное селение. Сутулые хижины ютились на каменистой земле. На краю селения несколько тощих овец щипало редкую траву.
Вид у местных жителей был не очень располагающий. Как у взрослых, так и у детей были длинные, спутанные, грязные волосы, мужчины носили бороды. Основным источником пищи служила рыба, которую ловили, стоя в воде и забрасывая сети из пальмовой коры. Жители были одеты во что-то, что напоминало обработанную кожу рыбы или, возможно, китов.
- Несомненно, они - люди, но из каменного века, - сказал Редди.
- Но вполне вероятно, что они попали сюда из времен не таких уж далеких, - сказал де Морган. - От времен Александра, я имею в виду. Один из македонцев уже видел людей, похожих на этих. Она называет их рыбоедами.
Абдикадир кивнул.
- Мы часто забываем о том, - сказал он, - каким пустынным был мир во времена Александра. В нескольких тысячах километров отсюда у нас Греция, в которой живет Аристотель, но здесь перед нами люди из неолита, которые продолжают жить так, как жили со времен ледникового периода, возможно.
- Выходит, что для македонцев этот новый мир не выглядит таким чужим, как для нас, - предположила Байсеза.
Македонцы не стали церемониться с рыбоедами и быстро разогнали их стрелами. Затем отряд вошел в опустевшее селение.
Байсеза с любопытством разглядывала все вокруг. Запах рыбы исходил отовсюду. Она подобрала с земли костяной нож, сделанный, возможно, из лопатки небольшого кита или дельфина. Он был тонкой резной работы, и на его поверхности было изображение резвящихся в волнах дельфинов.
Джош исследовал хижины.
- Вы только посмотрите. Их хижины представляют собой всего лишь кости китов, на которые накинули рыбью кожу. Или гляньте сюда: здесь они хранят горы устричных раковин. Почти все, что у них есть, они получают из моря - даже одежду, инструмент и жилища - удивительно!
Байсеза решила, что это место потрясающая живая археологическая находка, поэтому фотографировала все, что только видела, игнорируя ворчание телефона. Но в то же время ее огорчало то, как много из наследия прошлого пропало бесследно и будет навеки забыто. Эти осколки исчезнувшего образа жизни, выхваченные из контекста, были еще одной страницей, вырванной из книги без названия, которую спасли из исчезнувшей библиотеки.
Но воины шли сюда не из научного интереса, а за провизией. Ее в селении оказалось мало. Запасы рыбной муки, которые удалось найти, были изъяты, а несчастные овцы пойманы и быстро освежеваны, но даже их мясо оказалось на вкус, как рыба. Байсеза была потрясена, с каким спокойствием воины разрушали деревню, но ничего поделать не могла.
Над деревней рыбоедов тоже парил Глаз. Он равнодушно наблюдал за тем, как македонцы пришли, и с таким же равнодушием смотрел, как они уходили.
Ночевали у речки, которая протекала недалеко от деревни. Македонцы, как всегда организованно, начали готовить лагерь. Словно навес, они натянули несколько палаток на вкопанные в землю шесты. Британцы им помогали.
Байсеза решила, что пришло время заняться собой. На кораблях Александра не особо беспокоились о санитарно-гигиенических условиях. Она испытала невероятное облегчение, когда наконец сняла ботинки. Женщина принялась обрабатывать стопы. Ее носки трещали от пота и песка, а промежутки между пальцами были покрыты отвердевшей грязью. На них она также заметила нечто, что могло быть первыми признаками появления грибка. Байсеза старалась экономно использовать оставшееся содержимое аптечки, которое, как-никак, было не бесконечно, хотя и не прекращала добавлять в еду и питье свои чудодейственные таблетки.
Она разделась и вошла в холодную воду. Ее совсем не беспокоило внимание со стороны спутников-мужчин. Призывы плоти в македонском лагере удовлетворялись довольно легко. Конечно же, Джош в тот момент не сводил с нее глаз, как, впрочем, всегда. Но делал он это по-мальчишески скрытно, и если Байсеза ловила его за этим занятием, то он отворачивался и краснел. Она прополоскала свою одежду и расстелила сушиться на камнях.
К тому времени, когда она закончила, македонцы успели развести костер. Байсеза легла около огня, подложив под голову в качестве подушки рюкзак и накрывшись пончо. Как всегда, Джош расположился недалеко от нее, чтобы иметь возможность смотреть на нее, когда, как он думал, никто этого не видит. Но за его спиной Редди и Абдикадир уже слали ей воздушные поцелуи.
Редди по обыкновению пустился в рассуждения о будущем:
- Нас так мало. Мы уже убедились, что кто-то как будто гигантской косой прошелся по землям от Джамруда и по всему побережью Аравии. Люди встречаются редко. Но мы продолжаем видеть в этом лишь недостаток, тогда как нам стоило бы считать это скорее благоприятной возможностью.
- Это ты о чем? - пробормотал Джош.
Редди Киплинг снял очки и протер глаза, которые казались маленькими и глубокими.
- Наша Британская империя исчезла, ее смело, как карточный домик сметает ветер. Вместо нее мы получили это… Мир, новый мир, чистый холст. И возможно, что мы, мы немногие, являемся единственными в этом мире, кто имеет понятие о рациональном мышлении, науке и цивилизации.
- Справедливо подмечено, Редди, - улыбнулся Абдикадир. - Но в Мире не так много англичан, чтобы воплотить эту мечту в жизнь.
- Но английская кровь никогда не была чистой. И это не плохо. Английская нация появилась в результате оказываемого на нее влияния, которое испытывала начиная со времен величественного господства Римской империи, вплоть до прославляющей пылкий ум демократии. Значит, тогда мы должны начать строить новую Англию, прямо здесь, в песках Аравии. И выковать новый английский народ! И мы можем основать свое новое государство, с самого начала заложив в его основу твердые английские принципы. Каждый человек абсолютно свободен до тех пор, пока он не нарушает права своего соседа. Быстрое и равное правосудие перед Богом. Терпимость к вероисповеданиям и мировоззрениям любой формы и вида. Мой дом - моя крепость. Ну и все в таком духе. Это поможет нам избежать лишних усилий.
- Звучит замечательно, - сказал Абдикадир. - Но кто будет правителем новой мировой империи? Можем ли мы доверить ее Александру?
Редди засмеялся.
- Александр достиг поразительных высот для своего времени. Но он - милитаристский деспот, даже хуже - дикарь из железного века! Вы же видели то идолопоклонничество на берегу моря. Возможно, под его доспехами действительно спрятаны необходимые задатки - он ведь долго путешествовал в обществе греков, - но все же он не тот, кто нам нужен. В настоящее время лишь мы, цивилизованные люди, можем управлять новым миром. Пусть нас мало, но у нас есть оружие, - тут он лег на спину и завел руки за голову. - Я так это и вижу. Да запоют кузнечные горны! Меч принесет мир, а мир принесет богатство, а богатство принесет закон. Это все так же естественно, как то, что дуб вырастает крепким. И мы, которые видели это раньше, станем теми, кто будет поливать эти побеги.
Своими словами он хотел их приободрить, но Байсезе они казались пустыми, а их лагерь - маленьким далеким островком, искрой света на земле, в которой даже призраков не было.
На следующий день, прямо в дороге, Редди подкосила жесточайшая боль в животе, вызванная кишечной инфекцией. Байсеза и Абдикадир порылись в своих убывающих запасах лекарств, чтобы дать ему антибиотики, и приготовили питье из сахара и воды. Редди просил, чтобы ему дали опиума, который путешествовал вместе с ним, утверждая, что тот испокон веков использовался индийскими лекарями как обезболивающее средство. Диарея лишала его сил, и он уже не мог держать свою большую голову. Но Киплинг все говорил и говорил.