- Несколько раз. На суде, конечно. Меня вызывали свидетелем, и Алекса тоже - спрашивали, каковы мои впечатления о ее натуре, о ее весьма необычайных поступках перед преступлением. Потом на оглашении приговора. И еще раз в то утро, когда ее повесили. Я не сказала Алексу, в тот день, что иду с нею повидаться. Он бы не понял. Но поймите вы, Элайза: нам всем было тяжело. Мы еще не оправились. По-моему, вся деревня переживает это горе до сих пор. Но я должна была ее увидеть. Если я вам расскажу, вы сохраните мою тайну? Обещаете ни словом никому не обмолвиться?
- Клянусь вам, - сказала я. - Мне необходимо знать, понимаете? Ибо, говоря по чести, я чувствую ее здесь. В этом доме.
Мэдж воззрилась на меня.
- В каком смысле? - спросила она, слегка отпрянув.
- Вы верите в загробную жизнь?
- Я верю в Господа Бога, если вы об этом. Я верю в Страшный суд.
- А в рай и ад верите?
- Разумеется.
- А что, если, - начала я, сама отчетливо постигая, сколь нелепы мои слова, но испытывая потребность произнести их вслух, - что, если душа отбывает из этой жизни, но ни в рай, ни в ад не попадает? Что, если она остается? - Не отводя от меня глаз, Мэдж сглотнула, не найдясь с ответом. Я постаралась отбросить эту мысль. - Вы сказали, что еще раз с ней увиделись. Где? В тюрьме?
- Да. В то утро, когда ее должны были повесить. Я сочла, что, невзирая на все случившееся, в такой день ей потребно увидеть знакомое лицо. И я пошла к ней. Никому не сказала. Солгала Алексу, в первый и последний раз в жизни.
- И что? - спросила я. - Как она себя вела? Что говорила?
- Я этого никогда не забуду, - промолвила она, отведя взгляд. - Временами я просыпаюсь в ночи от этого воспоминания. Меня привели в одиночную камеру, где…
- Элайза Кейн.
Я скакнула со стула, Мэдж вздрогнула, мы обернулись и узрели в дверях Изабеллу и Юстаса.
- Дети! - возопила я в гневе. Они подслушивали! Долго ли они простояли за дверью? Что успели расслышать? - Что вы тут делаете?
- Юстас поранился, - объяснила Изабелла, а мальчик шагнул ближе, и я увидела длинную царапину у него на коленке, на вид неглубокую, однако кровоточащую. - Упал на гравии.
- Ничего я не упал, - сказал Юстас; подбородок у него дрожал, и он с трудом сдерживал слезы. - Я просто удивился. Меня старик удивил, я его прежде не встречал снаружи.
- Сядь, Юстас, - сказала я, а Мэдж поднялась и усадила его на свое место. - Нужно промыть. Ты же будешь храбрым?
- Постараюсь, - сказал он, шмыгнув носом.
Мэдж села рядом, обняла его за плечи, и это, похоже, его утешило. Он ведь, подумала я, знает Мэдж всю жизнь. Я подошла к раковине, вставила затычку и повернула кран, затем отправилась в буфетную за чистой тряпкой. Я отыскала ее без особого труда, вернулась в кухню, выключила воду и сунула тряпку в наполнившуюся раковину, на самое дно, - хотела намочить ткань и протереть Юстасу коленку свежей холодной водою. Я погрузила руки в воду по самые запястья, и любопытное свое ощущение помню по сей день. На миг, на какую-то долю секунды я постигла, что дела идут не так, как полагается, происходит нечто странное, вода не так холодна, как я ожидала. Однако мысль эта владела мною лишь малую долю тысячной доли секунды, а затем я завопила ужасным голосом, выдернула руки из воды и упала навзничь, задрав ошпаренные ладони, - кожа уже алела и вот-вот покроется волдырями, ногти совершенно побелели. В раковине был кипяток; пока я готовилась промыть Юстасу царапину, кран, прежде исторгавший только ледяную воду, наполнил раковину кипятком, что едва не сжег мне кожу начисто. Я закричала, упала и, устрашенная собственными воплями, взглянула на детей - Изабелла зажимала уши руками, Юстас таращился на меня, распахнув глаза и рот, а Мэдж уже вскакивала и бежала на помощь.
И все же, хотя меня раздирала мучительная боль, хотя я прекрасно понимала, что в ближайшие часы и дни она лишь обострится, некая крошечная область моего мозга отстранилась от ужасных страданий, вновь и вновь повторяя реплику Юстаса, простую его фразу, и размышляя, что именно мальчик хотел сказать.
Меня старик удивил, я его прежде не встречал снаружи.
Глава шестнадцатая
Нам всем, и мне, и детям, необходимо на денек уехать из Годлина, решила я. Я задыхалась под бременем бесчисленных тайн, кои обитатели деревни скрывали от меня, проговариваясь, только если надавить. Теперь я вполне уразумела, отчего предыдущая гувернантка, мисс Беннет, ища себе замену, прибегла к закулисной методе. Надо полагать, она тоже узнала о судьбе четырех своих злополучных предшественниц и более не смогла здесь оставаться. Неизвестно, выпадало ли на ее долю столько же "несчастных случаев", сколько свалилось на меня. В самые низменные минуты я подумывала последовать ее примеру: отослать объявление в газету, притвориться хозяйкою дома, указав лишь инициал взамен имени, данного при крещении, и найти ту, кто избавит меня от этого груза. Вовсе не исключено, что немало молодых женщин в этом мире добиваются перемены своих обстоятельств. Если удача мне улыбнется, я, как и мисс Беннет, смогу убраться из Годлина уже через неделю.
Одно лишь останавливало меня - дети. Говоря точнее, Юстас. С самого прибытия, обнаружив, что отпрыски семейства Уэстерли совершенно всеми оставлены, я сочла себя обязанной о них заботиться. Чем ближе знакомились мы, тем более моя ответственность росла, а к Юстасу я прониклась чем-то похожим на любовь, ибо он был прелестным ребенком, легко дарил меня улыбкой или не по годам проницательным замечанием, положительно тревожился, наблюдая все, что творилось вокруг, и постигая происходящее не лучше меня. Изабелла - случай посложнее. Она была со мною дружелюбна, неизменно вежлива, но откровенно мне не доверяла. Она никогда не поднимала забрала - быть может, прежде ей доводилось ослаблять бдительность и ее постигло разочарование, - и с нею я сблизилась не так, как с ее братом. По каковой причине между нами подчас пробегала кошка.
В такие минуты я размышляла, сколь иначе сложилась бы моя жизнь, не умри во младенчестве моя сестра Мэри. Быть может, это стремление опекать детей, не только Уэстерли, но и маленьких девочек, доверенных мне в Святой Елизавете, - следствие потери сестры, даже не успевшей узнать о моем существовании? Я гнала от себя эту мысль, но она поселилась в недрах моего существа. Шепот душевной моей нужды звучал неумолчно.
Руки заживали, и спустя неделю миссис Ливермор - очевидно, отныне ее надлежало звать сиделкой Ливермор - помогла мне снять плотные бинты, наложенные доктором Токсли. Глядя, как разматывается марля, в сердце своем я трепетала, страшась того, что вот-вот откроется взору. Я наблюдала за лицом миссис Ливермор, и, хотя она тщилась сохранить невозмутимость, гримаса исказила ее черты, - гримаса, давшая мне понять, что, хотя сиделке и выпадали в жизни малоприятные зрелища, руки мои не уступают худшим из них.
- Ну как? - спросила я, боясь взглянуть сама, однако деликатностью сиделка не отличалась.
- Глаза-то и свои есть, мадама, - проворчала она. - Сама и глянь.
На миг я зажмурилась, глубоко вдохнула и глянула. Руки, на неделю забинтованные, были сейчас красны и болезненны, пожелтели от остатков болеутоляющей мази, и я понимала, что отчасти все это исцелится, однако знала также, что рубцы, эти воспаленные алые полосы, пребудут навсегда. Ожоги оказались чересчур тяжелы. Мои годлинские шрамы. Призрак - ибо я совершенно уверилась, что природа его такова, - этот странный фантом, негодовавший на мое присутствие в Годлин-холле, ошпарил меня, и я навеки сохраню свое увечье. Я попыталась согнуть пальцы, и они, к моему облегчению, согнулись, хотя боль была до крайности остра. Хорошо, что хотя бы сохранилась чувствительность. Могло быть и хуже.
- Пока так и оставь, - велела миссис Ливермор, полоща бинты в раковине. - Пущай проветрятся. Чутка погоди - и отпустит.
Естественно, призрак уже немало страшил меня. Он спихивал меня с костотряса, выталкивал в окно спальни, превращал ледяную воду в кипяток. К тому же, полагала я, он был в ответе за то, что по прибытии в Норфолк я едва не упала под поезд. Призраку было ведомо, кто я такая. Быть может, он последовал за мисс Беннет на вокзал, постиг, что я ее преемница, и решил избавиться от меня, прежде чем я доберусь до Годлин-холла. Да, признаю: я страшилась его, однако сила и упорство не покидали меня, и я была полна решимости не поддаться.
И я ни за что не дозволю ему навредить детям; это, впрочем, в его намерения, похоже, и не входило.
Доктор Токсли привез банку густой белой мази, велел неделю осторожно втирать ее каждые шесть часов, и я была признательна ему за такую заботу, ибо мазь снимала жжение, то и дело ожесточавшееся. Лишь через день-другой после моего злосчастья, более или менее окрепнув, я решила совершить поездку.
- Нам не полагается отсюда уезжать, - сказала Изабелла, когда дети позавтракали и я изложила им свой замысел. Она принесла за стол "Путешествие Пилигрима" Баньяна - поразительный выбор для девочки в столь нежном возрасте. Я сама приступала к нему год назад, но сдалась под натиском смертельной скуки. - Нам полагается быть здесь. В доме.
- В жизни не слыхала подобного вздора, - заявила я, допивая чай, но к Изабелле не поворачиваясь. - Это кто сказал?
Она не ответила, лишь отвернула лицо и продолжала задумчиво жевать гренок. Пес Перец снаружи поскребся в дверь, взвизгнул и убежал.
- Нездорово целыми днями торчать в четырех стенах, - прибавила я. - Свежий воздух чудесно оживляет душу.
- Мы выходим играть, - возразил Юстас.
- Разумеется, - сказала я. - Но исключительно в саду. Вам не хочется сменить обстановку?
- Нет, - отвечала Изабелла.
- Я не против, - одновременно с нею произнес Юстас; сестра одарила его испепеляющим взором, и мальчик слегка съежился. - Ну правда, - пробубнил он, ни к кому не обращаясь.
- Нынче уроков не будет, - решительно сказала я; последнее слово должно остаться за мною. - Нынче будет экскурсия. Это ведь тоже важно для образования, не так ли? Я всегда водила маленьких девочек в палату общин на дневную экскурсию в конце года, а один раз нас даже допустили на Гостевую галерею.
- Куда экскурсия? - с подозрением осведомилась Изабелла.
- В деревню, наверное, - сказал Юстас, уже заскучав.
- Боже мой, конечно нет, - сказала я. - Мы эту деревню сто раз видели. Хотите, я попрошу мистера Хеклинга запрячь коляску и отвезти нас в Норвич? Меньше двух часов пути, и мы полдня сможем любоваться городом.
- А что в Норвиче? - спросил Юстас.
- Наверняка много чего, - сказала я. Сама я в Норвиче была лишь проездом в первый вечер. - Там есть торговые лавки и лужайки. Музей-другой. Огромный городской собор. В библиотеке вашего отца я нашла книгу о Норвиче.
При упоминании отца Изабелла повернулась ко мне и слегка сощурилась. Я тотчас смутилась: быть может, она не желала, чтобы я пользовалась библиотекой. Или ей не по нраву, что я заговорила о ее отце. Однако из Годлин-холла меня гнало и его присутствие. Я сочувствовала бедняге, он несомненно заслуживал отдохновения мирной смерти, а не пытки в ужасном заточении под крышей дома, но меня наполняла неприязнью мысль о том, что он поблизости, с хрипом втягивает воздух, с трудом ест и за всеми его нуждами личного и прочего свойства следит миссис Ливермор. Пожалуй, во мне говорило бессердечие, но ведь я была молода. Лучше бы он лежал в больнице, а не в одном доме со мною, хотя дом этот и принадлежит ему. Противоестественно, полагала я, что обитаем мы здесь вчетвером, однако лишь трое изо дня в день видятся друг с другом.
- Еще в Норвиче есть замок, - продолжала я. - В одиннадцатом столетии его повелел выстроить Вильгельм Завоеватель. Можно погулять там и счесть это уроком истории. Тебе же наверняка понравится, Юстас?
- Да, - поразмыслив, кивнул он. - Очень-очень.
- Значит, договорились.
- Нам полагается быть здесь, - повторила Изабелла.
- А сегодня нас здесь не будет, - возразила я, встала и принялась убирать тарелки. - Приготовьтесь, а я поговорю с Хеклингом.
Я затылком чувствовала, как Изабелла из-за стола прожигает меня взглядом, но не желала оборачиваться. Через окно я взглянула в сад: из-за дерева появилась лисица, огляделась и спряталась за кустом. Позади меня тяжко замаячил призрак, надавил мягко, затем сильнее, словно чьи-то костяшки мяли мне мускулы, но едва я развернулась, все исчезло. Я сглотнула и поглядела на детей, выдавила улыбку, сделала вид, будто ничего не произошло.
- Вот так, - сказала я.
- Раз уж надо куда-то ехать, - сказала Изабелла, - я бы лучше съездила в Большой Ярмут. Если ехать совершенно необходимо, - прибавила она.
- В Большой Ярмут? - переспросила я, удивленная ее внезапным интересом. - Почему туда?
Она пожала плечами:
- Там пляжи. Можно строить песочные замки. Я всегда хотела туда съездить, но нам так и не удалось. Мисс Беннет обещала нас свозить, но не свозила. Солгала нам.
Я поразмыслила; собственно говоря, я и сама подумывала про Большой Ярмут, но отвергла эту мысль в пользу Норвича, предположив, что детям любопытно будет поглазеть на витрины городских лавок. Теперь же, поскольку Изабелла заинтересовалась, по справедливости мне надлежало уступить, и я кивнула.
- Вот и хорошо, - сказала я. - Можно, пожалуй, и туда.
- А как же замок? - возмутился Юстас, обиженно выпятив губу.
- В следующий раз, в следующий раз, - сказала я. - У нас с вами предостаточно времени. Может, съездим в Норвич на будущей неделе. А сегодня послушаемся Изабеллу и посетим Большой Ярмут.
И мы отправились в путь. Хеклинг довез нас до вокзала Торп, а оттуда мы доехали поездом за каких-то сорок минут, через Бранделл и Лингвуд; зелень полей пролетала мимо, и душа моя безмятежно воспарила. В Экле молодая мать с двумя маленькими детьми зашла в вагон, и я уже предвкушала возможность в кои веки побеседовать со взрослым человеком, но, как только двери захлопнулись, дети, мальчик и девочка, близнецы, если я не ошиблась, неизвестно почему разрыдались. Изабелла и Юстас наблюдали, как наша спутница утешает своих отпрысков, но слезы их высохли, лишь когда вся троица встала и ушла из вагона. Я возликовала, когда вновь наступила тишина.
Приятно было сидеть и глядеть в окно, ни с кем не ведя бесед. В вагоне мы остались одни, и дети развлекались настольной игрою, которую прихватили с собой, а я созерцала пейзажи и временами ныряла в "Жизнь, необыкновенные и удивительные приключения Робинзона Крузо" мистера Дефо, которую, вновь рискуя вызвать неодобрение Изабеллы, позаимствовала из библиотеки ее отца.
День стоял солнечный; чем более удалялись мы от Годлина, тем краше становилась погода. На перроне в Большом Ярмуте я полной грудью вдохнула свежий воздух. Безотлучно пребывая в Годлине, я и не постигала, сколь там душно, и решила по возвращении попросить Хеклинга отныне заходить в дом и днем открывать хотя бы некоторые окна. (Сама я немало опасалась их отворять еще с происшествия в спальне и предпочитала к ним даже не приближаться.) По видимости, смена обстановки пришлась по душе и детям; Изабелла заметно повеселела. Она непринужденно щебетала, а Юстас так взирал на песок и море, словно готов был бежать, пока не упадет в изнеможении, - точно пес, что привык к дому и поводку, но внезапно очутился на воле в горах и, охваченный счастьем свободы, в восторге носится вверх-вниз по камням.
- Это все благодаря тебе, Изабелла, - сказала я; мы добрались до пляжа, преодолели деревянный заборчик и зашагали через дюны. - Кому нужен душный ветхий Норвич, когда на свете есть такое?
- Энн Уильямс хорошо отзывалась о Большом Ярмуте, - отвечала та, сняв туфли и погрузив ступни в песок. Юстас последовал ее примеру, а я подобрала его туфли с чулками и запихнула к себе в сумку. - У нее было счастливое детство, у Энн Уильямс. Так она говорила. О счастливом детстве обыкновенно читаешь в книжках, не так ли? В настоящей жизни его не бывает.
- Энн Уильямс? - переспросила я, впервые услышав это имя. - Кто это? Твоя подруга?
- У меня нет подруг. Я уверена, вы это заметили, Элайза Кейн. (Я отвела взгляд, не придумав уместного ответа.) Энн Уильямс - наша третья гувернантка, после мисс Голдинг, но до мисс Харкнесс.
- А, - сказала я. - Понятно.
- Энн Уильямс мне нравилась, - заметила Изабелла. - Какое синее! - прибавила она, глядя на море, и лицо ее засияло редкой радостной улыбкою. - И такие чудесные волны. Пожалуй, я искупаюсь.
- Мисс Уильямс играла со мною в прятки, - прошептал Юстас, дернув меня за рукав. - Завязывала глаза, считала до пятидесяти, а потом меня искала. Ни разу не нашла, конечно. Я хорошо прячусь.
- Не сомневаюсь, - сказала я, желая сменить тему. Мне еще предстояло уяснить историю предыдущих гувернанток. Для сего требовалось очередное свидание с мистером Рейзеном, однако прежнее рвение оставило меня, и я откладывала встречу, сомневаясь, что желаю узнать все, хоть и почитая это своим долгом.
- Я взяла купальный костюм, - сообщила Изабелла. - Можно искупаться?
- Не вижу, что может помешать, - отвечала я. - А ты, Юстас? Хочешь купаться?
Он помотал головой и крепче вцепился в меня.
- Юстас не любит воду, - пояснила Изабелла. - А я всегда любила. Мама говорила, в иные времена я стала бы русалкой.
Я посмотрела на нее - она слегка побледнела; обыкновенно девочка ни словом не поминала родителей, и, однако, сейчас высказалась таким вот манером. Она сглотнула и отвернулась - без сомнения полагая, что я разглядываю ее, и не желая встретиться со мною глазами.
- Я переоденусь за дюнами, - крикнула она, убегая от нас. - Я быстро.
Не желая ее смущать, мы с Юстасом удалились и, набредя на островок чистого белого песка, сели, дабы понаблюдать, как она будет плавать. Я словно очутилась в раю - я сидела на песке, солнце согревало мне лицо, чистый морской воздух наполнял грудь. Ах, если бы здесь поселиться, думала я. Мы бы каждый день приходили на пляж, в любую погоду. Смыли бы скверну Годлин-холла.
Вскоре мимо нас промчалась Изабелла в купальном костюме, и на мгновенье мне привиделось, какой станет она спустя десятилетие, в мои годы. Разумеется, решительно иной - в отличие от меня, она вырастет красавицей. Молодые люди будут наперебой добиваться ее руки, и, вероятно, она разобьет немало сердец, прежде чем отыщет то единственное, что пожелает холить и лелеять. Бесспорно, лишь весьма особенный молодой человек сумеет пробудить и сохранить ее любовь.
- Красиво здесь, да? - сказала я, и Юстас кивнул. - Ты вообще никогда не плавал?
- Один раз, когда был маленький, - отвечал он. - У меня не получалось. Дно пропадало, и я пугался.
- Плавать не очень трудно, - заметила я. - Просто нужна уверенность. Мы, знаешь ли, обладаем естественной плавучестью. (Он взглянул на меня и насупился, не понимая.) Мы от природы не тонем, - объяснила я. - Многие взрослые утверждают, будто не умеют плавать, но знаешь ли ты, что, если бросить младенца в море, он поплывет без малейшего труда?