- Не сомневаюсь, - отвечал он, изогнув бровь; похоже, он разрывался между восхищением предо мною и сожалением о том, что нынче утром решил навестить Годлин-холл. - Итак, о мисс Томлин вы уже знаете, - начал он. - Она была первой. Мы уже весьма полно описали судьбу этой несчастной. Затем появилась мисс Голдинг. Когда Сантину, то есть миссис Уэстерли, арестовали, а мистера Уэстерли перевезли в больницу, я принужден был дать объявление в газету. Мисс Голдинг - местная уроженка. Не из нашей деревни, а из Кингз-Линна, расположенного не так уж далеко - вы наверняка знаете. Происходила она из хорошей семьи. Я беседовал с нею сам. Поместье окружала столь дурная слава, что я опасался, как бы должность гувернантки не привлекла субъектов гнуснейшего сорта. И я, разумеется, не ошибся. Мой порог обивали всевозможные сомнительные типы. Весьма омерзительные. Но, едва познакомившись с мисс Голдинг, я понял, что она прекрасно нам подойдет. Она была, изволите ли видеть, трезвомыслящая. Очень здравая. Мне нравятся такие женщины. Оборочки да капризы никогда не вызывали во мне приязни. Мне бы прямодушную женщину, что обеими ногами стоит на земле, - вот и все, я довольный жизнью человек. Кроме того, мне понравилось, что недавние события пробудили в мисс Голдинг сочувствие, однако не зачаровывали ее, в отличие от прочих. И она совершенно ясно дала понять на собеседовании, что главной своей заботой почитает благополучие Изабеллы и Юстаса. Я был весьма доволен, ибо, как вы понимаете, детские души были сильно изранены. После ужасных событий не прошло и месяца.
- Конечно, - сказала я, с легкими угрызениями сообразив, что почти не задумывалась о том, как дети пережили убийство своей гувернантки, изувечение отца и арест матери. - Они, наверное, были в отчаянии.
- Изабелла сохраняла относительную невозмутимость, - сказал мистер Рейзен; припоминая печальные дни, он задумчиво поглаживал бороду. - Но она довольно уравновешенное дитя, не так ли? Несколько чересчур уравновешенное, сказал бы я. И, говоря по чести, она всегда теснее дружила с отцом, нежели с матерью. Я слышал, как она плачет по ночам, и понимал, как ей трудно. Но она прекрасно это скрывала. У этой девочки талант утаивать свои чувства. Не уверен, что это здоровое свойство натуры.
- Вы ее слышали? - удивилась я.
- Простите, - сказал он. - Я позабыл упомянуть. В ночь после преступления мы с женой забрали детей к себе. Присмотреть за ними, как вы понимаете, больше было некому. Они прожили у нас несколько недель. Пока я не нанял мисс Голдинг - тогда Изабелла попросилась домой, в Годлин-холл, и я не видел, отчего не удовлетворить ее просьбу, тем более поскольку с ними теперь жил взрослый человек.
- А Юстас? - спросила я. - Как он все это перенес?
- Молча, - скорбно улыбнулся мистер Рейзен. - Бедный малыш ни единого слова не промолвил с той минуты, когда я увез его из дома, и вновь заговорил лишь спустя несколько дней по возвращении в Годлин-холл. Мисс Голдинг постепенно его разговорила. Но мальчик пережил ужасное потрясение, мисс Кейн. Вы же сами это понимаете, не правда ли? Порой мне кажется, что все случившееся, а также все, что последовало затем, тяжелее всего отразилось на Юстасе. Я тревожусь за него, я отчаянно за него тревожусь. Я беспокоюсь за его будущее. Детские травмы сильно бьют по нам, когда мы взрослеем.
Я удрученно отвернулась. Все это правда, до единого слова. Я отчаянно жалела мальчика, к которому успела так привязаться. И однако мне представлялось, что я не в силах ему помочь. Никаких моих умений не хватит, дабы вернуть ему счастье. У него навеки отняли невинность.
- Итак, гувернанткой стала мисс Голдинг, - напомнила я мистеру Рейзену.
- Да. И поначалу все шло хорошо. Как я и предполагал, она оказалась компетентной. Тем временем Сантину судили. Ее, конечно, признали виновной - ни у кого не возникло сомнений. Убийство мисс Томлин, покушение на убийство собственного супруга. Перед оглашением приговора случились задержки, поскольку судья одно время недужил. А еще через неделю после оглашения исполнили приговор и миссис Уэстерли… в общем, повесили. Мисс Голдинг между тем превосходно, по моему мнению, справлялась со своими обязанностями. Дети пребывали в пристойном расположении духа - ну, насколько это возможно в сложившихся обстоятельствах, - сама она наведывалась в деревню, была бодра и дело свое знала. Я хвалил себя за то, что выбрал ее.
- И что с ней случилось? - спросила я. - Как она умерла?
- Время совпало, - сказал он. - Поразительное невезение. Сантину повесили во вторник, едва пробило полдень. Я, разумеется, присутствовал. Полагал это своим долгом. Ясно помню это утро. Направляясь к виселице, она взглянула на меня, и на миг я узрел беспечную молодую красавицу, коей она была когда-то, девушку, что сотню раз сидела за нашим столом и нередко обыгрывала меня в вист и "пятерки". Она взглянула на меня и скупо, с сожалением улыбнулась, и тогда я нарушил данную мною клятву, я закричал, что дети здоровы, я все устроил и о них есть кому позаботиться. Я сказал ей, что всегда буду за ними приглядывать, вечно стану их опекать как своих собственных детей. Я думал, это хоть отчасти утешит ее перед кончиной, но слова мои возымели противоположное действие, она разъярилась, кинулась на меня и выцарапала бы мне глаза, если бы надзиратели ее не усмирили. Разумеется, она совершенно обезумела. Иного объяснения я не нахожу. Страх. Ужас пред петлею.
- Вы там были один? - спросила я. - Из деревенских больше никто не пришел?
- Да, только я. Нет, погодите, это я солгал. Еще была миссис Токсли. Вы ведь знакомы с Мэдж Токсли?
- Знакома.
- Не на повешении, конечно. В тюрьме. Прибыв, я видел, как она уезжала. Я тогда счел это необычным, но не вспоминал доныне. Конечно, прежде они дружили, но мне представлялось странным, что она пришла. Я, впрочем, выкинул это обстоятельство из головы, я приехал свидетельствовать повешение, а не рассуждать о чужих дружбах. Я, мисс Кейн, в жизни своей наблюдал повешение дважды, и зрелище это до крайности неприятно. Должен признаться, я очень его страшился.
Я содрогнулась. Непостижимо - созерцать, как человека убивают подобным манером.
- Я в тот вечер остановился в норвичской гостинице, - продолжал он. - Спал беспокойно. А когда наутро вернулся в Тодлин, мистер Крэтчетт сообщил мне ужасную новость: накануне вечером мисс Голдинг погибла.
- Как, мистер Рейзен? - спросила я, придвинувшись к нему. - Как она погибла?
- Прискорбный несчастный случай, страшный, однако, своею симметрией. Мисс Голдинг обладала развитым воображением и была довольно мастеровита. Меж двух деревьев она сооружала для детей качели из веревки, одолженной, вероятно, у Хеклинга или же найденной где-то в сарае. Как бы то ни было, она взобралась на дерево, дабы привязать вторую веревку, но, очевидно, оскользнулась, упала и запуталась. Веревка удушила ее, обвившись вокруг шеи.
- Она повесилась, - сказала я, зажмурившись и размеренно дыша. - Как и мать детей.
- В сущности, так и есть.
- И к этому времени миссис Уэстерли была уже мертва?
- Да. Уже, мне представляется, часов пять.
- Ясно. - Я задумалась. Я ничуть не удивилась. Поведай он мне, что бедняжка мисс Голдинг погибла утром, я бы не поверила. Я не сомневалась, что смерть ее была возможна лишь после того, как повесили Сантину Уэстерли. - А мисс Уильямс? - продолжала я. - Третья гувернантка, чью могилу я навещала в Большом Ярмуте. Что произошло с нею?
- Бедная, - сказал мистер Рейзен, качая головою. - Она утонула в ванне. Очаровательная девушка, но вечно истомленная. Мне кажется, еженощно она допоздна засиживалась над книгами. Стоит ли женщинам читать, мисс Кейн? Вот в чем вопрос. Быть может, это чрезмерно возбуждает их нервы? Мисс Уильямс никогда не расставалась с книгой. Поглощала книжное собрание Джеймса, словно чистый кислород. Как-то раз сказала мне, что бессонница мучила ее всегда, однако в Годлин-холле обострилась. Мисс Уильямс, конечно, тоже была подвержена всевозможным злоключениям. Со своего прибытия несколько раз поранилась. Я говорил, что ей надлежит быть осторожнее, и как-то раз с нею случился истерический припадок и она заявила, что увечья эти - не ее вина, что они причиняемы ей незримыми силами. По видимости, она принимала ночью ванну, уснула, ушла под воду и, увы, покинула нас.
- А мисс Харкнесс? - спросила я. - Четвертая гувернантка?
- Я сознаю, что все это звучит весьма чудно, - сказал мистер Рейзен. - И понимаю, отчего череда подобных событий способна огорчить и напугать вас. Но мисс Харкнесс отличалась неуклюжестью. Дважды она ступала на деревенскую мостовую прямо перед моей коляской и едва не попадала под копыта. Она утверждала, что в этом повинен ветер, но, должен сказать, за ней просто не водилось привычки смотреть, куда идет. У меня, впрочем, хорошая реакция, и оба раза мне удалось быстро свернуть. Однако в третий раз, с несчастным мистером Форстером из Кроукли, ей повезло меньше, и лошадь затоптала ее до смерти. Ужасная картина. Вскоре я нанял мисс Беннет, пятую гувернантку. Но если вам, мисс Кейн, мнится, будто в истории этой сквозит нечто зловещее, не забывайте, пожалуйста, что мисс Беннет процветает. Насколько мне известно, она вернулась в Лондон на прежнее свое место службы.
- А именно?
- Она учительница. Как и вы. Плату за последнюю неделю я, представьте себе, перевел на счет ее отца в Клэпеме, ибо она даже не захотела дождаться, пока откроется банк и я заберу оттуда деньги.
- А эта мисс Беннет, - сказала я. - Все время, что она здесь прожила, ей ничего не грозило?
- Конечно, нет, - сказал он, а затем тихонько рассмеялся. - Впрочем, в ней проявлялись истерические склонности. Мне она совершенно не понравилась. Она врывалась ко мне в кабинет и рассказывала всевозможный вздор о Годлин-холле и о том, что здесь творится. Мистер Крэтчетт рекомендовал отправить ее в Бедлам и, возможно, был прав. Она вела себя, точно персонаж истории с привидениями.
- Но ей совершенно ничего не угрожало? - упорствовала я. - Прошу вас, мистер Рейзен, я обязана знать.
- Разумеется, ей не угрожало совершенно ничего. Правда, - добавил он, - как-то раз она поранилась мясным ножом; серьезный порез, и не окажись поблизости миссис Ливермор, мисс Беннет истекла бы кровью. Также она поминала о паре других тривиальных случаев, но…
Я вскочила и отошла прочь, раздумывая, отпустить ли помыслы свои туда, куда они стремились. Я обвела взглядом поместье Годлин. Мне хотелось бежать, бежать и бежать без остановки.
- Мисс Кейн, вам нехорошо? - спросил он, поднявшись и приблизившись ко мне. Я чувствовала его спиною - теплое тело, столь не похожее на злое привидение, что бродило за мною по пятам с самого моего прибытия. Меня подмывало шагнуть назад, под защиту его объятий. Но конечно, ничего подобного я не сделала. Я не шевельнулась.
- Все в порядке, благодарю вас, - сказала я затем и с улыбкой отодвинулась. - Однако час уже поздний. Я и так сильно вас задержала. Вы упустите почти всю свою половину выходного, и миссис Рейзен упрекнет меня.
- Уверяю вас, мисс Кейн, - сказал он, шагнув ко мне, - миссис Рейзен упрекнет меня одного. Имеется немало прецедентов.
Я снова улыбнулась, даже рассмеялась.
- Я провожу вас до коляски, - предложила я.
Я поглядела, как удаляется коляска мистера Рейзена, и великое изнеможение охватило меня, словно события последнего месяца наконец всем весом своим подмяли мою душу. Мне хотелось рухнуть на гравий, закрыть лицо руками, зарыдать; пусть меня заберут из этого презренного призрачного дома. Как проста была моя прежняя жизнь - ежедневные уроки в школе, папенька, наши беседы у камина, его книги, мои домашние хлопоты, даже беспрестанные жалобы Джесси на артрит; теперь же меня окружают загадки, необъяснимые смерти и жестокость, что побуждают меня усомниться в самой природе бытия. На миг я готова была поддаться истерическому припадку, но далекий смех, столь нежданный, привлек мое внимание, и, обернувшись, я увидела, как Изабелла и Юстас играют в мяч под деревьями. Некоторое время я наблюдала за ними, хотела было присоединиться, затем передумала и вошла в дом. Затворив за собою дверь, я остановилась в передней и огляделась, дыша как можно тише.
- Где ты? - тихо спросила я.
Занавеска в соседней гостиной слегка шевельнулась, и, глядя на нее, я словно приросла к месту. В доме не было сквозняка. День стоял безветренный.
- Где ты? - повторила я.
И тогда я услышала голоса. Два голоса. Беседу. Спор. Раздавались они в глубинах дома. Говорили не дети, ибо дети играли снаружи. И не миссис Ливермор с мистером Уэстерли, ибо комната их располагалась слишком далеко и оттуда не долетело бы ни малейшего эха, даже если глас несчастного этого человека сумел бы одолеть пределы постели. Я внимательно прислушалась и решила, что голоса доносятся сверху, не с первой площадки, но со второй. Нежданное спокойствие снизошло на меня, ни малейший страх меня не встревожил, когда я направилась вверх по лестнице, вся обратившись в слух; голоса зазвучали громче, однако слова пребывали неразборчивы. Голоса ли? Не поймешь. Быть может, просто ветер шнырял в щелях.
На голоса я пришла к двери в конце коридора, прижала ухо к филенке, и у меня оборвалось сердце: я не ошиблась. То безусловно были два голоса, увлеченные жестокой ссорой. Мужчина и женщина. Ни единого слова я не разбирала, лишь тихое бормотанье, но различала, что собеседники разного пола, и улавливала их тон, что поминутно становился все яростнее.
Я больше не желала страшиться. Я схватилась за ручку, повернула ее, распахнула дверь и ворвалась в комнату, и думать забыв о сохранности своей жизни.
Но комната пустовала. В углу валялись старые игрушки, стояли пыльная лошадь-качалка и детская колыбель. В остальном же здесь не было ничего - и, что существеннее, никого.
- Где вы? - спросила я громче, в бешенстве своем, в страхе и панике едва не закричав. Слова мои эхом разлетелись по всему дому быть может, даже горемычный полумертвый мистер Уэстерли, лежа в своей постели под крышей, в недоумении слегка поерзал на матрасе. - Где вы?
Но не было мне ответа.
Глава девятнадцатая
Сойдя с поезда на Паддингтонском вокзале, я как будто ступила в прошлое. Пассажиры носились туда и сюда, пересаживаясь с поезда на поезд, и едва ли замечали девушку, что стояла на перроне, озираясь и вдыхая знакомое зловоние лондонского воздуха, в коем столь долго ей было отказано. Остановись они и вглядись в мое лицо, узрели бы гримасу опасливого облегчения. Я вернулась домой, однако здесь более не было мне дома.
День, по счастью, выдался не дождливый, и я вышла на Прейд-стрит, мимо знакомых цветочников и прочих лавочников, и направилась к Глостер-сквер, где стоял скромный дом моего детства. Странное томление охватило меня; я страшилась потерять власть над чувствами, боялась, что лавина счастливых воспоминаний накатит и одолеет меня при виде этого дома, но, к моему успокоению, слезы не навернулись мне на глаза. В окне фасада немолодой мужчина протянул книжку мальчику, и они вместе принялись ее листать; женщина - несомненно, супруга мужчины, мать мальчика - внесла вазу с букетом, что-то сказала своим близким, а затем рассмеялась, выслушав ответ сына. Распахнулась парадная дверь, наружу вышла девочка лет семи со скакалкой и помедлила, разглядывая меня.
- Добрый день, - сказала я.
- Добрый день, - отвечала она. - Вы маму ищете?
Я улыбнулась и покачала головой.
- Я просто мимо шла, - пояснила я. - Я прежде жила в этом доме. Провела здесь всю жизнь.
- Я Мэри, - сообщила девочка. - Я знаю алфавит и как называются все книги Нового Завета по порядку.
Мэри.Как покойную мою сестру. Значит, в этом доме все-таки поселилась некая Мэри.
- А Ветхого? - вновь улыбнулась я, и она неуверенно сморщилась.
- Это я не очень хорошо помню, - сказала она. - Папа говорит, мне надо прилежнее учиться. А когда вы тут жили?
- Совсем недавно. Пару месяцев назад.
- Мы сняли этот дом, пока наш не готов. Наш будет гораздо красивее.
- Но будет ли там столь же уютно? - спросила я, преданная семейному своему гнезду; мне не понравилось, что его уничижают.
- Наверно.
- Мэри!
Дитя обернулось на голос - в дверях появилась мать, миловидная дама с честным лицом. На миг она замялась, потом улыбнулась и поздоровалась со мною. Я ответила вежливо, однако, не желая длить беседу, попрощалась с Мэри и пошла своей дорогой. Хорошо, что в доме снова живет семья. Когда-то здесь царило счастье - быть может, оно вернется.
Мэдж Токсли согласилась присмотреть за Изабеллой и Юстасом, хотя и отметила, что едва ли за ними потребно присматривать, они замечательно воспитанные дети. Изабелла расстроилась, узнав, что они весь день проведут вдали от Годлин-холла, твердила, что "им не полагается уезжать", однако я напомнила, что она не возражала столь рьяно, когда им предстояло полдня провести на пляжах Большого Ярмута, и мои доводы девочку слегка утихомирили.
Я немало удивила Мэдж, явившись к ней на порог спозаранку в обществе сонных детей; я сказала, что безотлагательные дела призывают меня в Лондон и она окажет мне неоценимую услугу, если приглядит за детьми до вечера.
- Ну разумеется, - отвечала она, распахнув перед ними дверь; за ее спиною я увидела супруга ее Алекса в гостиной - тот взглянул на меня, а затем исчез из виду. - Надеюсь, ничего плохого не случилось?
- Нет, просто неотложные дела. Мне необходимо побеседовать с одним человеком.
Она кивнула, хотя ответ мой ее не удовлетворил, и я тотчас поняла, отчего так.
- Даю вам слово, что вернусь, - сказала я. - Я не брошу детей. Обещаю вам.
- Ну конечно, Элайза, - слегка покраснела она. - Я ни на миг не предполагала…
- Однако предположение было бы вполне постижимо, - сказала я, в знак дружбы и доверия пожав ей локоть. - Нет, что бы ни случилось, вечером я вернусь.
Призрак, кто бы ни был он, по видимости, не желал зла детям. Ненависть его устремлена была лишь на меня, но я не хотела рисковать. Душа моя была спокойнее, когда я знала, что дети не одни.
Потребная мне остановка омнибуса располагалась в пяти минутах ходьбы от прежнего моего дома; добравшись туда, я поставила сумку на землю и села подле пожилой дамы, каковая смерила меня весьма пренебрежительным взглядом. Подоплеку ее презрения я не уяснила; поутру я постаралась одеться получше, и все же пришлась даме не по вкусу. Мне почудилось, что предо мною миссис Хантингтон, коя изредка приглядывала за мною в детстве, но затем я припомнила, что добрая эта женщина несколько лет назад помешалась, когда муж ее и сын погибли от несчастного случая, и ее поместили в дом душевнобольных в Илинге, а посему вряд ли со мною соседствует она; впрочем, нынешняя моя соседка так походила на миссис Хантингтон, что вполне сошла бы за ее близнеца. Всеми силами души я безмолвно призывала омнибус прибыть поскорее, ибо взгляд дамы беспокоил меня и сердил. Когда омнибус приехал, я вошла, сообщила свое место назначения, уплатила кондуктору полпенни и села.