У Риверы зачирикал телефон. Инспектор раскрыл его и посмотрел на экран.
- Животные, - произнес он.
- И? - осведомился Кавуто.
- Они в мясницкой лавке в Чайнатауне. Говорят, у них есть способ истребить вампиров, только они самих вампиров найти не могут.
- Можем привести к ним Марвина. Скажи, что едем.
Ривера держал телефон, как мерзкую дохлятину.
- Я не умею.
Фу выхватил у него из руки телефон, набил СМС и нажал кнопку "отправить", потом вернул.
- Все, вы уже едете. Мне показалось, вы говорили, что справиться со всем этим могут только присутствующие.
- Это правда, и они уезжают.
- Курточки не забудьте, - сказал Джеред. - Мы зарядили аккумуляторы и прочее. Включить сумеете? Или мне с вами поехать?
- Он еще ребенок, - сказал Ривера, перехватывая руку напарника. - Его нельзя бить.
- Все, ребенок. Ты изгнан из племени. Если узнаю, что ты пенис потрогал, даже собственный, отправлю в тюрьму для кобел-лесбиянок.
- А такие бывают?
Ривера поглядел на Джереда из-за плеча напарника и кивнул, медленно и серьезно.
Катусуми Оката
Горелая белая девушка залечивалась небыстро, а кровь у Окаты уже заканчивалась. Он, казалось, только и делал, что смотрел на нее, рисовал ее и выжимал ей в рот свою кровь. Рыжие волосы вернулись, угольки по большей части отслоились, и под ними обнаружилась белая кожа, но девушка все равно была худа, как призрак, и дышала лишь раза два-три в час. А днем не дышала вообще, и Оката начинал думать, что она умерла навеки. Глаз не открывала и не издавала ни звука - лишь тихо постанывала, когда он ее кормил. Стоны смолкали, едва кормежка прекращалась.
Ему тоже было неважно: на второй день кружилась голова, и он лишился чувств на циновке возле футона. Если она придет в себя демоном, у него не останется сил обороняться и она выпьет всю его жизнь до капли. Странное дело, ему такой исход не нравился. Нужно поесть и прийти в себя, а ей требуется больше крови.
- Надо отыскать точку равновесия, - сказал он белой девушке по-японски. В последнее время он с нею беседовал больше и выяснил, что его больше не корежит от звука собственного голоса в крохотной квартирке, так давно ничего не слышавшей. Равновесие.
Когда рассвело и девушка уже час как не шевелилась, Оката взял меч, запер квартирку и вышел в Чайнатаун. Ему было стыдно семенить по-стариковски из-за того, что он так ослаб. Вероятно, и впрямь зайдет в ресторан, выпьет там чаю, поест лапши, посидит, пока не вернутся силы. А потом найдет способ кормить горелую белую девушку получше.
По-кантонски он умел всего девять слов, хотя сорок лет прожил возле Чайнатауна. Тех же самых слов, которые знал по-английски. Своим ученикам в додзё он объяснял: это потому, что бусидо и японский язык неразделимы, - хотя на самом деле все было из-за того, что он упрям и с людьми разговаривать ему не очень нравилось. Слова были такие: "здрасте", "до свиданья", "да", "нет", "пожалста", "спасибо", "ладно", "извините" и "сосихуй". Но Оката положил себе за правило последнее произносить только в сцепке с "пожалста" и/или "спасибо". Нарушил он это правило всего раз, когда какой-то громила в Вырезке пытался отобрать у него меч: Оката забыл сказать "пожалста" перед тем, как раскроил ему череп катаной, не вынув меч из ножен. Но "извините" потом добавить не забыл.
В джапэнтаунском додзё он не был уже неделю. Ученики решат, что он их так испытывает, и, когда настанет время с ними встретиться, он через переводчика скажет, что им нужно научиться сидеть. Терпению научиться. Ничего не ожидать. Ожидание - это желанье, а разве Будда не учил, что оно причина всех страданий? После чего он обработает всех и каждого своим бамбуковым синаем - это будет предметный урок страданий. Спасибо.
Китайские кулинарные полуфабрикаты ему не нравились, но до Джапэнтауна идти было далеко, а в его квартале японская еда дорогая. Однако лапша - она везде лапша. Съест столько, чтоб силы вернуть, а потом купит рыбу, может, чуточку говядины, чтобы кровь восстановилась, принесет домой и там приготовит сам.
Выхлебав три миски собы и выпив чайник зеленого чая в ресторанчике с названием "Суп", Оката направился к мяснику. Возле старика, сидевшего на молочном ящике и игравшего на гаоху - вертикальной скрипке с двумя струнами, чье звучание приближалось к воплям мучимого кота, - он миновал двух полицейских. Те приостановились. Они словно бы раздумывали, дать старому скрипачу денег или всем будет лучше, если по нему просто сразу фигакнуть тазером. Улыбнулись и кивнули Окате, он улыбнулся в ответ. Их, похоже, забавлял этот человечек в слишком коротких брюках из шотландки, флуоресцентных оранжевых носках и оранжевой шляпе пирожком: они с детства видели его на улицах Города. Им никогда не приходило в головы, что он может быть кем-то иным, не просто уличным эксцентриком. Да и того, что трость, которой он отмерял свои вальяжные прогулки, - вовсе не трость.
Китайскому мяснику понадобилось изрядно тыкать пальцем и разыгрывать пантомиму, чтобы тот понял: Окате нужно купить кровь. Но едва до мясника дошло, японец удивился, что она не только имеется в продаже, но и подразделяется на вкусы: свиная, куриная, коровья и черепашья. Черепашья? Нет, его горелой белой девушке такая не годится. Как смеет мясник это даже предлагать? Ей нужна говяжья, а то и кварта-другая свиной: Оката припомнил, что где-то когда-то читал о людоедах на островах Тихого океана - те называли человеческую плоть "длинной свининой". Девушке свиная кровь, стало быть, должна понравиться.
Мясник заклеил крышки на восьми квартовых контейнерах из пластика, содержавших всю нечерепашью кровь, что имелась в лавке, после чего бережно сложил их в пакет и передал женщине за кассой. Оката уплатил, сколько ему пробили, взял пакет и клал в карман сдачу, когда его кто-то постукал по плечу.
Он обернулся. Сзади никого не было. Оката посмотрел ниже: рядом стояла крохотная китайская бабуся, одетая по-бандитски. В этом наряде она отчасти смахивала на хип-хопового Мастера Йоду. Бабуся сказала что-то Окате по-кантонски, после чего сказала что-то мяснику, потом - женщине за стойкой, которая показала на пакет в руках Окаты, потом - опять что-то самому Окате. А потом взялась за его пакет сама.
- Спасибо, - сказал Оката по-кантонски. Он слегка поклонился. Бабуся не шевельнулась.
Встреча с китайской старушкой в чайнатаунском магазине - дело отнюдь не неслыханное. Вообще-то Окате не раз приходилось расталкивать натуральные толпы сино-бабусь, дабы приобрести приличный вилок капусты. Однако эта старушенция, казалось, желает отнять у Окаты то, что он совершенно однозначно приобрел.
Он улыбнулся, опять поклонился - самую малость, - сказал:
- До свиданья, - и попробовал выйти из мясной лавки мимо бабуси. Но та заступила ему путь, и тут Оката заметил - хотя обратить внимание следовало раньше, - что за бабусиной спиной располагается целая группа молодых людей. Семеро. Англо, латиносы, черные и китайцы. Все они выглядели малость обдолбанными, но от этого не менее решительными.
Старуха рявкнула что-то ему по-кантонски и попыталась вырвать из рук пакет. После чего вперед выступили молодые люди.
Животные
- Вас купали в крови? - спросил Клинт - экс-героинщик и ныне-возрожденец - у детективов, когда те вошли в мясницкую лавку. Он ухмылялся через плечо и весь был заляпан кровью с головы до пят. В крови там было и все, и всё, кроме двух патрульных в форме: они старались развести по разным углам три группы присутствующих - покупателей, мясников и Животных. Последних они выстроили у прилавка лицом к стене, а руки им связали кабельными стяжками.
- Инспектор, эти парни утверждают, что у них с вами тут встреча, - сказал патрульный помоложе, высокий тощий парень по фамилии Муньес.
Ривера покачал головой.
- Он первый начал, - произнес Хлёст Джефферсон. - Мы просто своим делом занимались, а он на нас кинулся как оголтелый.
Ривера посмотрел на патрульного-азиата - Джона Таня, с которым когда-то работал по одному убийству в Чайнатауне и ему требовался переводчик.
- Что произошло?
Тань тоже покачал головой и сдвинул фуражку на затылок кончиком усмирителя.
- Никто не пострадал. Кровь говяжья и свиная. Мясник говорит, эти ребята напали на японского старичка, постоянного покупателя, потому что он скупил тут всю говяжью кровь.
- Нам надо на приманку, - объяснил Хлёст. - Ну, понимаете, инспектор, как пиво для слизней. - И он подмигнул.
- Вы напали на старика, потому что он купил последнюю коровью кровь? - уточнил Кавуто.
- Это он на нас напал, - ответил Трой Ли. - Мы просто защищались.
- У него был меч, - сказал Дрю и тут же быстро опять отвернулся к прилавку.
Патрульный Тань закатил глаза.
- Мясник утверждает, что у старика с собой была какая-то палка. И он ею оборонялся.
- Одно то, что он не вытащил его из ножен, не отменяет того, что это меч, - сказал Джефф, высокий светловолосый бывший спортсмен.
- То был бой чести, - сказал Трой Ли.
- Один старичок с палкой против вас семерых? - переспросил Ривера. - Чести?
- Он велел моей бабушке сосать ему хуй, - ответил Трой.
- И все равно, - сказал Кавуто.
- Но она ответила "ладно", - сказал Трой.
- Мутное это все дело, - высказался Хлёст.
Бабушка, стоявшая в кучке негодующих окровавленных покупателей у другой стены, выпустила по служителям закона и охранникам порядка залп на кантонском. Ривера глянул на патрульного Таня: переведи, мол.
- Она утверждает, будто не поняла, что он говорил. У него был сильный акцент.
- Без разницы, - сказал Ривера. - Где парень с этой предположительно палкой?
- Сбежал еще до того, как мы подъехали, - ответил Тань. - Мы вызвали подкрепление, но потом отправили наряд на поиски жертвы, когда эти ребята не оказали сопротивления.
- Сопротивление бесполезно, - произнес Клинт голосом робота.
- Я думал, ты христианин, - заметил Кавуто.
- Что, нельзя одновременно любить Иисуса и "Звездный путь"?
- Ох да ёксель же моксель. Ривера, давай просто арестуем этих межеумков и…
Ривера поднял руку, чтобы все замолчали.
- Патрульный Тань, боюсь, мне эти люди действительно нужны. У вас есть их имена на тот случай, если парень с палкой появится и выдвинет обвинение. Пусть все пострадавшие запишутся у мясника. Эти ребята оплатят им химчистку.
- Есть, сэр, - ответил Тань. - Они полностью ваши. Наручники срезать?
- Нет, - ответил Ривера. - Пойдемте, мальчики.
Он вывел Животных со связанными за спиной руками из мясницкой лавки на кишащий прохожими тротуар Стоктон-стрит - макнул прямо в людскую реку.
- Бабушку Троя Ли тоже лучше прихватить, - сказал Хлёст, отваливаясь в сторону, потому что его толкнул уличный торговец с тележкой, полной ящиков.
- Ага, у бабули есть тайное оружие, - выпалил Трой Ли.
- Слыхал, - ответил Кавуто.
А Джефф, спортсмен-дылда, задумчиво произнес:
- Эй, а кому-нибудь понятно, зачем японскому старичку восемь кварт животной крови?
16
Где представлены хроники Эбби Нормал - носферату
Да, это драма. Ронни вся ревет и прячется в соседней комнате, птушто я отпила у нее крови. Ебать-колотить, рева-эмокорова, будь уже настоящим ковбоем нахуй, у тебя ж ее целые кварты! Она чего хотела - меня укокошить, да еще и бесплатно? Я вам не доступная шлюха смерти, которую убивай не хочу за просто так, я носферату, би-льять. У этой срани ценник есть. А кровь у нее на вкус - как крем от прыщей. Я чуть харч не метнула.
Верняк, très клево, non? Кароч, раз теперь я темная и прекрасная тварь невыразимого зла, наверно, заведу себе блог с платной подпиской. Только вот типа рекламировать одну тьму и невыразимое зло, птушто с красотой я тотально всего лишь щегол. Во-первых, татухи мои все тотально пропали. До единой! Кагбэ стерли их. После того как я сдалась на милость темного дара, заглотив целый МамБотов пузырек снотворного, Ронни спрятала меня под кучей одеял и плюшевых зверюшек у себя в комнате, и когда я проснулась на закате и выползла из своей гробницы мишек-любишек, маппетов и чего не, все мои наколки тотально стерлись. Типа чернила выпихнуло на поверхность кожи. Теперь у Ронни на Элмо-Эпилептике больше моих чернил, чем на мне. И пирсинги мои все зажили. Все мои штифты и кольца на ковре.
Сиськи? По-прежнему прискорбны. Я так надеялась накинуться на Фу и тотально засветить ему свой уматнейший вампирский бюст. Типа как бюстье надеть и поджать девочек в натуре так, чтоб через край лезли, а потом такая - БАМ! "Прикинь, Фу. Пади ниц пред убийственным декольте и взмолись, чтоб я ткнула в него твоей симпатичной ниндзевой мордахой". Но нет! Теперь он будет весь такой: "О, да ты, похоже, себе за пазуху пару даймов уронила, вампическая детка. Тебе помочь их выудить?"
В общем, я страдаю.
А импланты нельзя. Я видела, что стало, когда синяя шлюха Животных овампирилась. Просыпаешься, а твой силикон весь на полу, и ты такая: "Эй, я типа у сотни чужих людей отсосала, чтоб их себе заполучить". Я примерно оцениваю. Уверена, что количество чужих людей будет варьировать в зависимости от доминирующих расценок на отсос и хирургию в каждом конкретном регионе. (Если у тебя мать медсестра, хочешь не хочешь, а приобретешь тайное медицинское знание.) И убирать с себя ничего нельзя, понимаете, если вдруг занадобится.
Даже макияж мне развезло - там, где Ронни пыталась придушить меня подушкой, так что на ремонт типа час уйдет. Я слыхала, иногда, если передознешься целым возом наркоты, умираешь не всегда, птушто сердце у тебя не останавливается, поэтому голову надо класть в целлофановый пакет. Только мне не хотелось - я навела себе грим Клеопатры на глаза, очень такой элегантный, чтоб при воскрешении выглядеть реально жарко. Поэтому Ронни надо было мне ладонью рот и нос зажать, пока дышать не перестану, а потом типа мне помаду подправить, если размажется. Птушто иначе я вся буду такая "подружка в коме" не одну неделю, а МамБот разноется, как она не может меня отсоединить, ибо у нее-де муки совести из-за того, что меня всю жизнь чморила и никогда не ценила моей темной неоднозначности, внутренней красоты и чего не, а для такого мне слишком много всякой херни надо сделать.
Только Ронни даже не дождалась, пока меня вырубит. Я только пилюли "Солнечным восторгом" запила (птушто носферату полюбляют иронию) и легла на пол, как мы и планировали, чтоб Ронни меня потом просто под кровать закатила подальше от смертоносных солнечных лучей и мамы. Кароч, я оплакиваю утрату своей смертности и чего не, а Ронни такая фигак подушку мне на лицо и сама сверху садится. А я вся такая: "Погоди, погоди, ммффххх, ммпффкхх".
И тут она как выдаст - мне прямо в лицо - свой вонючий такой веганский бздох, это птушто она веган с тех самых пор, как у ней вшей обнаружили и мы побрили ее налысо. (Не знаю с чего. Что-то про чеснок и паразитов. Она безумна.) Тут я тащемта решила, что с темным даром можно и обождать, а Ронни следует умереть, как только я ее с себя скину. А она типа еще раз как перднет! Ведь костлявей же меня. Не знаю даже, как в ней столько помещается. И ржет при этом так, что сама с меня падает - ну, тут я и делаю свой ход.
И давай тащемта по всему дому за ней гоняться типа: "Я с тебя всю кожу сдеру и сапоги из нее сошью, а в них только по собачьим какашкам буду ходить", - и прочее, чем обычно грозятся сверхнегодяи, а потом все как-то вихляться начало, и последнее помню только, как вышла на балкон сквозь стеклянную раздвижную дверь и типа мячиком отскочила от нее. В общем, так трагично я умерла молодой, никто по мне там не скорбел, и слез по мне не лил, и не целовал меня в хладные безжизненные уста и чего не.
Но нежитью быть улетно. Мне кажется, после тренировок из меня выйдет супер-сверхнегодяй и мне на сам-деле с этим жить клево, птушто теперь у меня не будет никаких студенческих займов, какие были бы при выборе моей другой карьеры - трагического романтического поэта.
Щаз тащемта макияж себе поправлю, выберу годный фасон, а потом выйду бродить в одинокой ночи, искать Графиню и Вурдалака Хлада. Может, и в логово загляну, тотально ошеломлю Фу своей призрачностью и вечной однакож по-прежнему плоскогрудой красой.
Лана спс пока. Бессмертной рулит! Могу теперь печатать с демонической типа скоростью! Бойтесь мя! Чмоке.
Император
Император поделился с гвардией сэндвичем "подлодка" на лавочке у Пирса 9. Они сидели на ярком полуденном солнышке и смотрели, как к пристани скользит темный кинжал яхты. Длины ей немного не хватало до футбольного поля, вся черная, с отделкой из нержавеющей стали. Таким Император мог бы вообразить звездолет, если б звездолеты ходили под парусом. А паруса на трех мачтах из нержавейки поднимались на яхте сложной механикой и становились черными саванами из углеволокна. Гнутые иллюминаторы кокпита и надстройки у яхты были тоже зачернены. Матросов на палубе не наблюдалось.
За все годы, что Император провел у моря, он ничего подобного не видел.
Фуфел прижал уши и зарычал.
- Легче, малыш, это просто парусное транспортное средство и притом - красивое, - сказал Император, хотя и ему показалось странным, что на палубе при швартовке нет никакого экипажа. Судно таких габаритов, а еще важнее - такой стоимости, - непременно швартовала бы команда с полдюжины матросов, но едва яхта подошла к причальной стенке, в бортах открылись струйные рули и мягко подтолкнули ее. Сопла на дальнем борту взбурлили, и яхта остановилась в шести дюймах от стенки и зависла: дрейфовать прочь не давали рули. Триста футов стали и углеволокна и, вероятно, больше тысячи двухсот тонн водоизмещения запарковались едва ли не глаже, чем "мини-купер" у придорожного торгового центра, - и так же легко.
Фуфел подбежал к краю волнолома и выпустил залп пулеметного тявка, который переводился как: "Плохая лодка, плохая лодка, плохая, плохая".
Приступ лая у пучеглазого соратника был явлением вполне обычным, и в нормальных условиях Император спустил бы его с рук успокоительным словом, но теперь недоеденной осталась половина "подлодки". Требовалось нечто поистине не то, чтобы Фуфел покинул место поедания сэндвича.
Но вот и Лазарь принюхался к промозглому бризу с Залива - и заскулил, затряс башкой, а потом взглянул на Императора. С собачьего это переводилось как: "Нежитью пахнет, командир".
Император не понимал, что пытаются сообщить ему соратники, но подозревал. Он просто не готов был пока этого слышать. Лишь несколько часов миновало с того мига, когда два инспектора полиции высадили его у Яхт-клуба имени Святого Франциска, члены которого пускали его с гвардией в душевые кабинки под открытым небом. Один член клуба даже приобрел этот симпатичный сэндвич и подарил им в благодарность за их службу Городу. Всего час прошел с тех пор, как Императору удалось разогнуть шею после того, как большую часть ночи он провел вверх тормашками в бочке. И только теперь, после прогулки по набережной и хорошей закуски, боль в коленях и плечах начала убывать. Император был не готов к новой битве.